27
Уинтер подключил к лэптопу наушники и включил концерт № 24 до-минор Моцарта. Было полседьмого, и у него осталось полчаса до выхода на душ и сборы.
Этот концерт был написан ближе к концу жизни композитора и считался шедевром. Шедевром, который повлиял на историю музыки. Например, Бетховен был так вдохновлен этим произведением, что создал свой концерт № 3 до-минор. Довольно необычно, что это один из всего двух минорных концертов, написанных Моцартом, и один из трех, первая часть которых написана в размере три четверти. Если отвлечься от технических деталей, Уинтер любил этот концерт за драматическое начало. И игривые вариации главной темы ближе к началу третьей части всегда вызывали у него улыбку.
За долгие годы он собрал записи всех произведений Моцарта. У него было по три-четыре варианта самых популярных сочинений. Он мечтал о коллекции лучших исполнений каждого произведения. И это задача на всю жизнь. Моцарт популярен как никогда, и новые записи появляются как грибы после дождя.
Закрыв глаза, он встал посреди комнаты, дирижируя воображаемым оркестром. Он был в Вене, была весна, и перед ним сидели первоклассные музыканты оркестра в Бургтеатре. Он заглушил струнные, чтобы могли вступить деревянные духовые, а затем кларнет исполнил вариацию главной темы. Он словно побывал в раю.
Открыв глаза, Уинтер сел на кровать и проверил почту. В кои-то веки новых запросов на его услуги не пришло, и это его радовало. Обычно в день приходило как минимум одно письмо, а то и несколько.
Главный парижский следователь прислал гневное послание с вопросом, почему он не появился в «Шарль-де-Голле». Но на данный момент у Уинтера был четкий приоритет – поймать блондинку. Париж мог подождать, потому что время было на стороне полиции. Там убийца выходил в мир с цикличностью раз в две недели, а последнее тело обнаружили только два дня назад. Уинтер написал короткий ответ, объяснив, что его неожиданно задержали в Нью-Йорке и что он появится в Париже как только сможет. По его расчетам, это должно было успокоить следователя хотя бы на несколько дней.
Затем он налил себе виски и открыл окно, чтобы выкурить сигарету. На улице было совсем темно, в небе зловеще низко висела луна. Уинтер смотрел на звезды и думал, сколько же из них уже умерло. Его всегда поражало, что можно видеть звезды, умершие миллионы лет назад.
Он курил, пил коньяк и думал над расследованием. Холодный ночной воздух дул ему в лицо, и тишина прерывалась только проезжающим изредка автомобилем или лаем собаки вдалеке. День получился длинным. Ему очень хотелось бы лечь в постель и закрыть глаза, проспать восемь часов и утром родиться заново. Но, скорее всего, рассчитывать можно было лишь на четыре-пять часов беспокойного сна.
Как он ни старался не думать о блондинке, мысли продолжали крутиться вокруг нее. Она была тайной, а значит, его мозг не мог выйти из режима разгадывания. Так он был устроен. Его ум по-настоящему никогда не останавливался. В лучшем случае можно было рассчитывать только на некоторое замедление его работы. И даже разрешение задачи мало что давало. Потому что новые загадки появлялись в мгновение ока.
Уинтер закрыл глаза и в который раз представил себя в кафе. Запах жареного мяса. Элвис, шум нагревателя. Отражение блондинки в окне. Она идет к нему между стойкой и столами, подходит к его столу. Они обмениваются парой фраз, повар приносит завтрак, она хватает его и вонзает нож в глаз. Уинтер проиграл эту последовательность в замедленном темпе. Он слышал ее тихие шаги, наблюдал за ее походкой. Он обдумал каждое сказанное слово, надеясь найти скрытый подтекст, разгадать ее код. Но ничего не прояснялось.
Тогда он снова рассмотрел каждое звено в последовательности событий. Ему казалось, что он уже подобрался к моменту, когда в расследовании наступит перелом. Просто он пока не представлял, каким он будет. А может, он просто принимал желаемое за действительное.
И снова в его голове захлопнулась дверь кафе, незнакомка ушла в ночь, а сам он остался ни с чем. Сегодня он постарается хотя бы немного выспаться, а завтра у него в голове прояснится и он сможет разгадать это дело. Сон обычно творил чудеса в обострении мыслительных способностей.
Он достал из чемодана чистую одежду и разложил ее на кровати: белье, пара «левайсов», футболка с психоделическим изображением Джона Леннона в период работы над альбомом «Сержант Пеппер». Он разложил одежду на кровати так, будто человек, который был в нее одет, внезапно испарился. Только носки были аккуратно скручены и лежали на подушке. Он никогда не распаковывал чемодан, потому что не задерживался нигде дольше, чем на две недели. Не было смысла развешивать одежду по шкафам, если через несколько дней снова нужно будет куда-то ехать.
Уинтер направился в душ, включив максимально холодную воду. Он хотел смыть с себя всю усталость. Вытеревшись, он наконец почувствовал себя человеком. Не полностью, но хотя бы с виду. Быстро одевшись, он улыбнулся игривым вариациям третьей части моцартовского концерта.
Он жил в мире, который его воображение мечтало разрушить. Время от времени ему нужно было напоминать себе, что в этом же самом мире существовали светлые стороны, в нем происходили чудесные и необъяснимые вещи. В этом мире жили Леннон, Моцарт и Хендрикс и многие другие замечательные музыканты. Возможность слышать этот мир их ушами, пусть даже недолгие мгновения, наполняла его оптимизмом.
Одеваясь, он присвистывал в тон музыке, сочиняя свои собственные вариации и гармонии, наслаждаясь моментом. В самые черные моменты его жизни музыка всегда была рядом. Концерт подошел к завершению, и в номере установилась блаженная тишина. Уинтер погрузился в нее на несколько секунд, а затем выключил компьютер и отправился на назначенную встречу.