29

Что касается эллиптических тренажеров, птиц, туфель и больших красных ожерелий из яшмы, они так же быстро уходят, как и пришли. Мы упаковываем вещи Нелл за день до того, как забрать маму из «Резолюций». Сейчас кажется глупым, что надо было привозить сюда так много вещей на такое короткое время. Я понимаю, что она одна из тех женщин, которые упаковывают четырнадцать чемоданов с тряпьем, просто выезжая за город на пикник. Мы везем это все обратно к Нелл домой — все, кроме тренажера и Чудища, на которого Нелл так грустно смотрела прошлой ночью, выпив порядочно водки с тоником.

Я думаю, что я могла бы покапризничать насчет того, что совсем не рада тому, что мне приходится о ней заботиться, или что я искренне надеюсь, что она не заразилась алкоголизмом, живя рядом с Пилкингтонами. Но Нелл выглядит так, что понятно — ей сегодня не до шуток, да и это, в общем-то, совсем не смешно.

Я должна присоединиться к ней за столом, но я медлю в дверном проеме, нервничая, как чудик из кафетерия, которому не хватает духу спросить у детей, сидящих за столом, разрешения подсесть к ним.

— Ее лекарства действуют, — бормочу я. — Нет больше смысла ей сидеть в «Резолюциях».

Нелл кивает и проводит пальцами по своим жестким белым волосам. Она выглядит по-настоящему старой, как будто вдруг ощутила, что ее жизнь бросила якорь.

— Ты уже записалась на этот класс по искусству? — спрашивает Нелл.

Я пожимаю плечами.

В это мгновение Нелл стареет еще лет на сорок. Она вздыхает над своими кубиками льда, одним глотком выпивая остатки напитка.

Когда мы наконец забираем маму, она разрешает Нелл нести свой чемодан. Я несу русалку и леску, обернув ее вокруг указательного пальца. Мы грузим все это в багажник «тойоты» Нелл и забираемся внутрь, как будто собираемся ехать на автобусе. Как будто мы ни разу не встречались до этого. Мы просто кучка детей, направляющихся в свой первый в жизни летний лагерь, и мы жутко возбуждены и хотим казаться крутыми, но еще мы не хотим случайно кого-нибудь пихнуть, потому что нас просто прибьют.

По дороге домой мы не говорим ни слова. Я смотрю на мертвую коричневую Траву вдоль обочины.

Мама хочет распаковать вещи сама, и поэтому я помогаю Нелл с ее безумным эллиптическим тренажером. Я закрепляю клетку с Чудищем на пассажирском сиденье «тойоты» и поворачиваюсь, заметив, что Нелл смотрит на меня с усмешкой.

— Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой? — спрашиваю я. — Помочь тебе там разгрузиться?

Нелл качает головой.

— Позвони мне завтра и расскажи, как у вас будут дела, — говорит она. Но это звучит смешно. Отчаянно, знаете ли. Как будто слабый голосок просит помощи со дна колодца.

— Хорошо, — говорю я.

— Нет… не просто хорошо. Для меня все не кончилось. Я никуда не уйду. Я не собираюсь поворачиваться к вам с Грейс спиной, понятно?

— Хорошо, — повторяю я, но мой голос становится хриплым, потому что на этот раз я поняла. — Ну правда, послушай… та медсестра, которой ты заплатила, чтобы она приходила проверять нас каждый день… и вообще мы с тобой увидимся в субботу в студии, поэтому…

— Нет, — говорит Нелл, резко мотнув седыми волосами. — Ты позвонишь мне завтра. И будешь звонить каждый день. А если не будешь, то я сама буду тебе звонить. Я никуда не уйду. И не бойся мне все рассказывать, поняла?

Я пытаюсь проглотить смех, потому что у меня в голове крутится клип Джексон Файв, в котором маленький Мишель кричит во все горло: «Я буду здесь с тобой».

— Нет проблем, — говорю я и смотрю, как Нелл отъезжает.

Я все еще стою на подъездной дорожке, когда мама выбегает из дома и хватает меня за шею, обнимая так сильно, что почти отрывает от земли.

— Я видела фреску, — улыбается она. — Она просто прекрасна.

Но мое сердце все еще прихрамывает в груди, потому что я уже знаю, что будет дальше.

— Тебе не надо было втягивать Нелл во все это, — говорит мама, смотря на меня сбоку с видом всезнайки, как мамаша в старомодном сериале, которая отчитывает дочь за то, что та прошлой ночью убежала из дому и пошла на вечеринку танцевать босиком с самым горячим парнем в колледже.

— Но я же это все-таки сделала, — отвечаю я ей.

— Я вижу, ты собираешься сказать мне, что она тебе нравится.

— Она не такая уж плохая.

Мама фыркает и качает головой.

— Она старается, ты же знаешь, — вздыхаю я. — И ты тоже могла бы постараться.

— Ага, — выдавливает из себя мама. И мы стоим еще около минуты, прежде чем она говорит: — Прекрати так на меня смотреть. Это же не случится в ближайшие десять минут?

Но по тому, как она обнимает меня за плечи, ведя в дом, я понимаю, что действительно так и случится.