Я никогда не плавал в холодной воде, но это того стоило.
Мы с Эми, преемницей Джейми, плыли от Гуаякиля на Галапагосы, архипелаг вулканов, ставший известным благодаря Дарвину. Архипелаг пересекает экватор в 600 милях к западу от Эквадора. Острова лежат четко на пути холодного течения Гумбольдта, поэтому температура воды в этих краях всегда около 23 °C – холодновато для длительного погружения. 97,5 % Галапагос занимают национальные парки, там же находится охраняемая морская зона, которая и стала нашей целью. Большинство посетителей едут посмотреть на огромных черепах, игуан и знаменитых дарвиновских зябликов, но мы хотели поплавать с тюленями и пингвинами.
В нашем багаже не было места для мокрой гидры, но мы все же прихватили тонкие гидрокостюмы, хотя та защита, которую они предоставляли от холода, действовала скорее как плацебо. Мы опрокинулись в прозрачные воды в масках и ластах на глазах у любопытных альбатросов, фрегатов и голубоногих олушей.
Когда мы погрузились, из-под камней прыснули разноцветные крабы, куда-то вдаль умчалась зеленая галапагосская черепаха. Темные морские игуаны не обратили на нас внимания, пережевывая водоросли, растущие на камнях. Но у нас все-таки была компания – стая пингвинов и косяк тюленей стали скакать вокруг нас.
Галапагосский пингвин – единственный выживший вид тропических пингвинов, и они мирно плескались рядом с нами, словно мы были их сородичами. В это же время галапагосские морские львы, известные своим любопытством, плыли прямо на нас, быстрые, живые коричневые торпеды, направленные прямо нам в лица, которые сворачивали лишь в самую последнюю секунду, словно были уверены, что столкнутся с нами. Они, интересно, хотели напугать нас, поиграться или, может, усыновить?
Не могу сказать, понравилось ли пингвинам и львам плавать с нами так же, как нам с ними, но этот опыт был для меня, пожалуй, самым ярким в жизни. Я был частью фауны, делил с животными их жизнь, наслаждался мягким, теплым чувством сопричастности в этом бледно-голубом мире.
Все эти водные упражнения стали причиной состояния, которое хоть и не сильно меня беспокоило, но все же заставило немного изучить медицину. Я изобрел процедуру облегчения tinea crutis, раздражающей грибковой инфекции, засевшей в паховой зоне, которую часто называют «жокейским зудом».
Учитывая, что эта болезнь процветает в жарком, влажном климате, я решил, что лучшим способом ее вылечить будет сушка и охлаждение. Именно поэтому я большую часть Центральной Америки проехал в чем мать родила, балансируя на подножке «Лэндкрузера», высунув правую ногу, чтобы прохладный ветерок охлаждал зудящие места. У меня нет фотодоказательств использования этой эффективной техники, потому что Стив не мог одновременно вести машину и фотографировать, что, абсолютно точно, и является причиной, по которой Агентство патентов США отклонило мою заявку о коммерциализации этой техники. Если вы хотите попробовать это дома, делайте это только по ночам на безлюдных пригородных трассах и там, где ваша вытянутая нога не наткнется на какую-нибудь повозку.
Нет подножки на машине? Нет проблем. Разденьтесь и растянитесь под кондиционером. Осторожно, не переусердствуйте и не отморозьте себе чего. Отмороженный пах выглядит неприятно, лечить его сложно, как я, к сожалению, узнал одним неудачным вечером в Шамони после катания на Монблане при нулевой температуре. Я нашел статью в медицинском журнале, в которой автор говорил, что залезать в горячую ванну – плохая идея, потому что внезапное повышение температуры может повредить фамильные драгоценности. Парень рекомендовал погрузить замороженные части во что-то мягкое, скользкое, температуры тела и держать там около двух часов.
Приступ tinea crutis был не худшим опытом во время путешествий. Я хлебнул сполна: порвал подколенное сухожилие в ледниковой трещине во время спасательной операции, сломал два ребра, упав со скалы и приземлившись грудью на поваленное дерево, сломал еще одно ребро в неприятной стычке на Касабланке, порвал мышцы плечевого пояса с обеих сторон, катаясь на лыжах, после укуса черноногого клеща получил сильный приступ клещевого боррелиоза, потребовал спасения после кессонной болезни, когда сломанный глубинометр завел меня на 50 метров под землю у Кюрасао, почти потерял левую руку в Канаде, когда стафилококк, устойчивый к лекарствам, засел у меня в локте после падения с велосипеда, а еще – получил жуткий приступ кишечной инфекции в Индии, после которого потерял 11 килограммов, но зато спас себя от линчевания (об этом, собственно, я уже рассказывал). Еще я стесал колено до кости, когда мотоцикл начал скользить по песку на крутом холме в Арубе, что позволило мне освоить еще один медицинский навык – очищения и дезинфекции раны хлором, когда набора для первой помощи поблизости нет, – я поискал ближайший безлюдный задний двор и прыгнул в тамошний бассейн.
Вэтой части я позволю Богу говорить за себя. Но сначала – предыстория.
Бог был четвертым из 13 детей, рожденных у бедного рыбака и его жены в крошечной деревне на берегу Того. Бог вырос в Гане, сам получил образование и, когда его родители умерли (ему было 19), стал работать на множестве работ, чтобы обеспечить едой и домом Бернарда, младшего брата, и себя, пока не выучился достаточно, чтобы стать экскурсоводом.
Я ничего об этом не знал, когда встретил его впервые в ноябре 2003 года в людном аэропорту Котону, правительственной местности Бенина. Я уже очень устал после 23-часового перелета из Нью-Йорка и знал наверняка, что «Эйр Франс» потеряли мой багаж, когда я делал пересадку в Париже, потому что операторы по обработке багажа снова устроили забастовку. Мало того, я думал о туре с гидом – обычно я так не делаю, потому что ненавижу всю эту систему. Я покупаю тур, только если совсем не знаю языка страны, в которой никто не говорит на других языках (например, Казахстан, Узбекистан и Китай восьмидесятых), или если для получения визы требуется забронировать экскурсию (например, как в Северной Корее и Бутане). В этот раз все было иначе – меня соблазнили цены культурного тура по «Золотым королевствам» – Бенин, Того и Гана – с акцентом на вуду, похоронные ритуалы и рабство – неизменная троица, наводящая ужас.
Улыбающийся потный гигант около сорока, одетый как егерь, приветствовал меня: «Добро пожаловать в Бенин, мистер Альберт. Я ваш гид, Боград Петерс Агбезудор, владелец компании Continent Explorers. Но вы можете звать меня просто Бог».
Мы поехали к отелю, чтобы немного поспать перед ранним выездом на место жертвоприношений вуду, до которого было два дня пути (330 километров) к северу от Котону, в стране размером с Канзас, где жило 9 миллионов человек. Я спросил Бога про вуду, и, пока тот постепенно распалялся, я достал диктофон из сумки и включил его: «Вуду – очень серьезная религия во всей Западной Африке. В вуду поклоняются природе вокруг вас, учат быть с ней в согласии, со всем – с громом, огнем, ветром, дождем, даже с оспой. Мой отец был служителем вуду, а оракул выбрал меня стать его последователем. Я – реинкарнация отца отца моего отца. Я попал в религию вуду, когда был маленьким, ходил с дедом и отцом на церемонии. Когда мне был 21 год, дед посвятил меня в один из высоких санов. Меня научили призывать предков, приносить жертвы, взывать к духам старших, говорить с ними. Когда я с ними говорил, они отвечали. Но ответ приходит в виде предсказания, которое выражается раковинами. А это предсказание делает специалист, который сидит рядом со мной, пока я выполняю ритуалы. Вопросы задают все в деревне, вся семья, все, кто хочет что-то узнать».
Я прервал его, возможно, грубо:
– Хочу задать вопрос. Прибудет ли сюда мой багаж из Парижа, к моменту, как мы отсюда уедем?
– Нет, такие вопросы предкам не задают, – ответил он, не обижаясь на меня. – Но я говорил с авиакомпанией, багаж прибудет завтра ночью. Я договорился с братом, он возьмет его и поедет за нами, и вы получите его в течение трех дней. Мы не будем ждать. Нам надо приехать на место в благоприятный день, чтобы принести жертву.
Я продолжал грубить, спросив, не принесут ли в жертву мой багаж забастовщики в Париже.
– Мы серьезно относимся к жертвам, – ответил он, все еще улыбаясь, хотя я этого не заслужил. – Сначала я принесу жертву всемогущему Богу, потому что религия вуду учит нас, что есть всемогущий Бог. А этот Бог создал людей и вуду. У вуду есть сверхъестественные силы, которые люди не могут увидеть, если только вуду не раскроются. Когда мы приносим жертвы, эти силы проходят через вуду, потому что у них есть доступ ко всемогущему Богу. Когда нам надо послать сообщение, мы призываем духов вуду, чтобы они отнесли его нашим предкам, а потом – всемогущему Богу. Духи вуду никогда не ошибаются. Они могут не сказать, что именно делать. Они могут послать тебя к какому-то человеку, потому что он может дать ответ. Можно найти ответ, а можно продолжать искать.
Меня не оставляло видение, что мне придется искать багаж следующие две недели, что было бы не очень хорошо, учитывая, что на мне была одна футболка, кепка и шорты.
Бог объяснил, что мы принесем жертву в знак благодарности за то, что он смог основать свою турфирму, и за то, что он мог зарабатывать гораздо больше, чем любой житель Бенина. Треть из них зарабатывает меньше, чем 1,25 доллара в день, в стране, где средний ВВП на душу населения составлял 1600 долларов в год, то есть меньше четверти гонорара Бога за эту двухнедельную поездку (Бенин – одна из самых бедных стран в мире, и люди там настолько нищие, что, если собрать вместе ежегодный ВВП 48 беднейших стран, получится меньшая сумма, чем если сложить состояние трех самых богатых людей Америки).
Мы заехали на парковку отеля, и, когда я выходил из старого «Лэндкрузера», на заднем сиденье заметил двух обездвиженных спящих куриц.
– Боже, зачем нам две курицы?
– Для первой жертвы.
– Почему мы просто не купили пару куриц прямо перед церемонией?
– Религия вуду требует сначала говорить с ними три дня.
– О чем?
– Им надо объяснить, зачем я их убиваю.
И в итоге следующие два дня, пока мы ехали по извилистой двухполосной гудронированной дороге к месту паломничества Данколи, я сидел в машине все в той же пропотевшей насквозь футболке и слушал, как мой гид объясняет двум обреченным птицам, что он должен принести их в жертву в качестве благодарности богам за то, что у него была своя компания, у которой я (какое счастье!) был первым клиентом.
Мы уехали из туманного, влажного прибрежного региона длинных лагун, связанных с морем, проехали долгой дорогой по холмистым долинам, усыпанным остатками леса, колючими кустарниками и баобабами, и через два дня добрались до низины, окруженной безлесыми коричневыми скалами, а Бог при этом разговаривал с курицами. Курицы же, в свою очередь, безостановочно какали по всей машине.
– Бог, – спросил я, – правда так необходимо постоянно объяснять причины курицам?
– Абсолютно необходимо. Жертва – это не просто когда ты перерезаешь животному глотку и выпускаешь кровь. Сначала ты с ним говоришь. Ты должен объяснить, почему ты приносишь его в жертву. Ты должен разговаривать с ним, пока не поймешь, что животное это осознало – потому что первая капля крови из тела животного несет в себе ту мысль, которую обдумывало создание последние три дня или больше. И эта кровь пройдет через тот объект, которому была принесена жертва, а дальше уйдет в тот мир, который ни мне, ни тебе не знаком.
– Это обычные курицы из магазина?
– Мы не покупаем куриц в магазине. Каждая семья выращивает своих. Для пожертвования надо брать курицу из своей семьи. Всегда петуха. Не коричневого. Черный – для приглашения духов мертвых, чтобы они слушали. Для моей жертвы нужен белый.
– Но почему петух?
– Чтобы отправить сообщение, тебе нужно правильное животное. Курица, корова, лошадь. Или собака, потому что собаки – это безопасность. Они следят за хозяином, пока тот спит. Собаку можно принести в жертву богу – хранителю деревни. А еще собак используют, когда надо передать сообщение. Они бегают быстрее всех и быстрее всех доставляют сообщения, потому что лучше всех связаны с людьми. Для разных ситуаций нужны разные животные. Если у вас в семье катастрофа, нужен баран. Мы жертвуем баранов Шанго, богу грома. Он дал нам закон, как судья, бьющий молотком по столу, чтобы призвать к тишине. Если вы кого-то убили, что против законов вуду, только если это было убийство не во благо, и вас наказали боги, курицы будет недостаточно. Боги скажут, кого пожертвовать, чтобы искупить грех, – это может быть корова, две или три.
– Бог, у нас в стране скоро будут перевыборы, и я не хочу, чтобы моего президента переизбрали. Я собирался, как обычно, пожертвовать несколько тысяч долларов, когда вернусь, но, может, лучше взять козла, поговорить с ним три дня и глотку ему перерезать?
Не понимая, что я шучу, он ответил:
– Козла недостаточно, чтоб избавиться от президента. Придется пообещать богам минимум десять коров. Но не надо жертвовать всех сразу. Начни с двух. Потом еще двух. Потом, если политик будет побежден, быстро зарезать остальных шесть.
К сожалению, я так на это и не решился, потратив деньги на пожертвование партии, и моя любимая страна решила выбрать того же человека еще на четыре года и получила самую жуткую рецессию за последние 80 лет.
На третий вечер Бернард приехал к нашему лагерю с моим чемоданом, за который ему пришлось заплатить «комиссию» в размере ста долларов. Коррупция такого вида в Африке очень популярна, и Бенин исключением не был. Коррупция и другие стандартные проблемы многих африканских государств – недостача электричества, плохой бизнес-климат, высокий уровень безработицы и неграмотности, высокий уровень детской смертности (203 смерти на 1000 рождений), малое количество питьевой воды, ограниченные природные ресурсы (только известняк, мрамор и древесина), неразвитое натуральное сельское хозяйство, малое количество предприятий пищевой промышленности, слишком сильная зависимость от одного вида продукции (хлопок, например, приносит 40 % ВВП и 80 % экспорта), низкие доходы у работающих женщин, детский труд, принудительный труд, неразвитая система землепользования, рудиментарная коммерческая судебная система, браконьерство, вырубка леса, опустынивание, огромный внешний долг, мало туристов и жуткий недостаток наличных – все это раздирает Африку на части.
Но Бенин первым из всех 54 государств на континенте перешел от диктатуры к демократии мирным способом, более или менее разобрался со своими проблемами, показал гражданам достоинства демократии, и таким образом прогресс там набирал обороты.
Когда мы уже подъезжали к самой северной точке Бенина, я спросил Бога, почему нам надо было ехать так далеко, чтобы совершить жертву.
– Очень важно ехать в определенное место. Ты не можешь просто сидеть где-то и говорить – вот моя жертва. У нас есть разные алтари, и они используются для разных целей, – ответил он.
Петухи разбудили нас на следующее утро с первыми лучами солнца. Бог покормил их, и приговоренные съели свою последнюю еду, а он вновь объяснил им причины пожертвования.
Мы проехали несколько миль и съехали на какое-то незаметное место, о котором знали только посвященные. Старой тропкой мы взошли на холмик, потом вниз, потом снова наверх, на холм, покрытый мухами, сидящими на останках животных, перьях, бутылках, рукописных записках, бумажках и прочих жертвенных объектах, невидимых с дороги.
– Знаешь, почему у нас два петуха? – спросил меня Бог.
– Страховка? – предположил я. – Вдруг один сбежит.
– Не совсем. Есть два вида кровавых жертв. Одна – когда животное считается общим пожертвованием и делится на всех. Ты съедаешь кусочек мяса. Вторая – когда жертва идет только богам. Никто его не трогает – даже перья или мех, оно целиком идет на алтарь. Я хочу совершить оба вида жертв, чтобы моя компания была успешной. Это очень важно для меня, моего сына, семьи и будущего.
Он развязал ноги первой птице и поднял ее на высоту плеч.
– Этой птице, – сказал он, – я перережу горло и выплесну ее кровь на алтарь. Через три минуты она будет мертва. И мы возьмем ее. И Бернард приготовит ее на ужин.
И так и случилось.
– Но другая – только для богов. Мы не возьмем ее. Мы оставим ее для них. И я совершу другую жертву. Никакого ножа. Я вырву петуху язык. Он истечет кровью до смерти. Через три минуты.
И так и случилось.
В дальнем верхневосточном регионе Ганы со мной произошла удивительная вещь. Мы были в холмах Тонго, в пятнадцати километрах к юго-востоку от местной столицы Болгатанга, взбирались на триста метров вверх к храму Тенгзуг, в пещеру на вершине холма, в которой находился самый почитаемый оракул в стране. После часа карабканий по голым серым камням – хорошо, что от солнца нас прикрывали сотни маленьких кривых деревьев, чьи белесые стволы вырывались из трещин в валунах, – мы были примерно в 30 минутах от вершины. Нас, как и других пилигримов и туристов, остановил охранник и сказал, что, если мы хотим пройти дальше, надо снять всю одежду и украшения выше пояса, чтобы показать чистоту в присутствии духов, отсутствие желания соревноваться с богами.
Я был поражен реакцией иностранных женщин, от подростков до пожилых, многие из которых, судя по всему, никогда не были на нудистских пляжах и даже не купались голышом. Я сидел около охранника и полчаса наблюдал за происходящим в компании десятка местных, у которых было много свободного времени. Я смотрел, как каждая из женщин делает свой выбор: должна ли я после долгого планирования, поездки и подъема отказаться от посещения знаменитой пещеры или все-таки впервые в жизни стоит раздеться перед десятками незнакомых мужчин? Любопытное было зрелище, скажу я вам.
После посещения храма мы поехали к югу от холмов Тонго и добрались до жаркого, грязного побережья Ганы за три дня, чтобы осмотреть там свидетельства ужасного отношения одних людей к другим – замок Эльмина, самое старое европейское строение к югу от Сахары, краеугольный камень работорговли.
Когда в 1482 году португальцы построили Эльмину не без помощи молодого итальянского моряка по имени Христофор Колумб, чей корабль привез материал для строительства из Лиссабона, крепость сначала была местом торговли, первым подобным в Африке. Когда рядом нашли золото, из Эльмины ежегодно, начиная с первых лет XV века, отправлялось около 24 000 унций в год. Когда запасы начали иссякать, торговцы стали покупать рабов у соседних африканских богачей. Потом они стали покупать рабов у короля Дахоми (ныне это страна Бенин) в месте, которое называлось «Рабское побережье». Зайдя еще дальше, они торговали теми, кого арабские работорговцы захватили в Нигере и Мали, и наконец торговля дошла до воинственных племен по всей Западной Африке, у которых покупали неубитых врагов.
Так началась высокодоходная работорговля, где основной доход получала та нация, которая контролировала процесс, – сначала португальцы, потом голландцы, потом британцы.
Когда рабы прибывали в Новый Свет, их меняли на сахар, кофе, рис, табак, хлопок, патоку и ром. Потом эту продукцию переправляли в Европу и там меняли на медь, текстиль, стекло, оружие, горшки и амуницию, которую потом переправляли в Эльмину и в другие порты, чтобы получить еще больше рабов и еще больший доход. Все так и шло около 300 лет, пока 10 миллионов человек не были разлучены со своими семьями и деревнями.
Согласно словам Бограда, около половины захваченных умирали в процессе пересылки – иногда этот путь занимал тысячи километров – в Эльмину, в замок Кейп-Кост и в прочие места работорговли. Еще треть погибла в работорговчих крепостях из-за недостатка еды, плохих условий и недостаточной вентиляции, ожидая пересылки в Новый Свет.
Зарешеченные камеры и «дверь невозврата», через которую рабы выходили из крепости и садились на корабли, шедшие по Среднему пути, вызывали ужасные ощущения, но хуже всего мне в Эльмине показался балкон правителя, с которого командор крепости осматривал всех женщин-рабов и выбирал самую привлекательную, которую после этого через скрытый проход приводили к нему в спальню. Всех, кто отказывался, привязывали к одному из огромных черных пушечных ядер без еды и воды, пока она не умирала – и это служило предупреждением прочим упорным дамам (захваченных пиратов и бунтующих рабов тоже морили голодом до смерти, но в маленькой комнатке).
Если избранная женщина соглашалась на любовные объятия командора, она вступала в смертельную игру – эдакую репродуктивную рулетку. Если она не беременела, пока командор от нее не уставал, ее продавали как рабыню. Если она беременела до прибытия новой партии рабов, она была спасена, ее далее считали женой командора, а детей растили, как его детей, с настоящим образованием. Но если ее беременность становилась очевидной, лишь когда она уже была на корабле с рабами, ее просто выбрасывали за борт, чтобы не разбираться с пересылкой.
В брошюре Бога обещали еще и человеческие похороны, и мы побывали на трех. Мне очень хотелось спросить, как он устроил так, чтобы похороны совпали с нашим расписанием, но после пожертвования петухов несколько призадумался.
На первых похоронах хоронили бедного деревенского жителя, на вторых – богатого главу семьи. Бог отметил, что те, кто был на первых похоронах, все были родственниками умершего, а на вторые пришли скорбящие из разных семей, чтобы выказать уважение.
Я спросил, откуда он это знает.
– По шрамам на их лицах. В большей части Африки члены разных племен наносят на лицо своих детей шрамы разного вида. Кожу надрезают ножом и в раны втирают соль, чтобы шрамы плохо заживали и оставались заметными. У йоруба – три горизонтальных шрама на каждой щеке. У бариба – четыре шрама у женщин и три у мужчин – от лба до подбородка. У женщин фулани – голубые татуировки вокруг рта.
До того как белые люди пришли сюда, у нас не было ни гробов, ни надгробий, – продолжал Бог. – Мы хоронили мертвых на соломенных матрасах, старой одежде или на коре деревьев из священных лесов. Но гробы и кладбища мы позаимствовали у вас. Но ваша скорость нам не нужна. На земле вуду мы хороним наших людей как минимум три дня, чтобы они смогли спокойно войти в мир своих предков.
На третьих похоронах, на атлантическом побережье Ганы, хоронили члена племени га – в гробу, раскрашенном под горящую сигару. Покойник любил курить, а в племени га гробы показывают главную часть жизни умершего и служат для них домом в загробной жизни. Бог объяснил, что эта традиция появилась около ста лет назад, когда рыбаки, жившие в деревне Теши, начали хоронить своих мертвых в гробах в форме лодок, раскрашенных как тропические рыбы. В Теши теперь целых пять мастерских, которые пытаются успеть выполнить все заказы.
Я посетил одну из мастерских и увидел, что это вовсе не было потоковым производством – настоящая ручная работа, аккуратная и выполненная с любовью – гроб в виде ботинка для сапожника (со шнурками), пивная бутылка для пьянчуги, отполированная так, чтобы быть похожей на стекло со знаком «Хайнекен», «Мерседес» для взяточника и другие, самые разные формы – бутылка колы, ананас, библия, камера, птица, омар, молоток, животное. Я смотрел, как плотники и художники заканчивают гроб для девяностолетней бабушки, которая никогда не покидала деревни, но очень долго мечтала улететь на самолете. Ее дети и внуки заказали для нее гроб в виде маленького самолета с яркой надписью «ghana airways».
– Я выбрал, – сказал Бог, – гроб в форме «Лэндкрузера». Ты бы, наверное, хотел гроб в виде обнаженной голубоглазой блондинки с большими сиськами, чтобы она составила тебе компанию в загробной жизни.
Гробы стоили по 600 долларов, что составляло примерно годовой доход большинства этих людей, но они предпочитали влезать в долги, чтобы достойно проводить предков в следующий мир. Как объяснил Бог: «Гробы покойников с этих похорон ты запомнишь навсегда. Так что они должны быть правильными. И именно такими, какие хотели покойники.
Один гроб делают три недели, так что на это время тело кладут в холод. Но некоторые выбирают гроб при жизни, так что он будет уже готов к моменту их смерти. До похорон гроб хранится у плотника, потому что приносить его в дом заранее – плохая примета».
Я собираюсь пойти на риск, дружок. В моей квартире найдется место.
…Мы завершили нашу экскурсию по трем странам посещением Ломе, бурной столицы Того, где Бог взял меня в святилище вуду – Горо – на двухчасовую службу, которая соединяла встречу фундаменталистов, волшебное шоу, спиритический сеанс и дискотеку 70-х на радио «Ретро». Потом мы отправились на вуду-базар в Ломе, самый большой и самый первый в мире. Он был расположен на окраинной улочке, вдоль которой стояли сотни длинных столов, на которых лежали тушки тысяч мертвых животных и сотни тысяч частей их тел: волосы, лапы, уши, рога, головы, черепа, хвосты, когти, желудки, гонады, языки и десятки тысяч фетишей, сделанных людьми.
Бог заметил: «Раньше это был совсем небольшой рынок. В религии вуду части животных нужны нам во время принесения жертв. Сюда люди приносят мертвых и живых животных. Еще 15 лет назад это был единственный подобный рынок во всей Западной Африке. Но сегодня в деревнях и соседних странах уже появились рынки поменьше. Но этот, в Ломе, стал так популярен в африканском вуду, что верующие едут именно сюда за нужными предметами».
Я купил пару кукол вуду, мужчину и женщину, с набором булавок, темно-коричневую жертвенную посуду, украшенную двумя стоящими на задних лапах белыми ящерками и маленьким черепом обезьяны. Все это, честно говоря, я пустил в оборот, чтобы получить поддержу литературных духов, когда писал эту книгу – чтобы она попала к активному и почитаемому издателю.
Но знайте, хоть я и хотел, язык у куриц я все-таки никогда не вырывал.