– Подумать только – нам заказали свечи для королевской свадьбы! – воскликнул Джил, мой зять, с порога свечной мастерской.

– Да, нам и еще шести другим мастерским, – напомнила я ему, сидя за прилавком и перекладывая пучки свечей. – Четыре сотни восковых свечей для благодарственного молебна, мессы и свадебного пира. Я так рада, что свадьба состоится на виду у всех. Обожаю свадьбы; наверное, потому, что видела слишком много похорон.

Джил прошелся по лавке, выходившей фасадом на улицу, за которой я наблюдала. Он был невысокого роста, но с мощной грудью и плечами, ведь ему пришлось таскать тюки витых фитилей и металлические формы с тех пор, как он завел собственную лавку в Уимблдоне. Думаю, он понимал, что его положение в «изысканном Лондоне», как он любил выражаться, намного лучше, хотя его еще не приняли в члены Почтенной гильдии Свечных дел мастеров. Я всеми силами пыталась добиться этого, поскольку женщина не могла стать членом гильдии, а мой покойный муж был в ней не последним человеком. Джил взял на себя часть моей работы, и четверо наших подмастерьев бегом бежали, когда он пронзительным голосом приказывал им сделать то, что раньше приходилось делать ему самому.

При звуках его голоса я вздрогнула и задела резцом перья, которые вырезáла на крыльях воскового ангела. Пришлось их затереть. На воске, во всяком случае, ошибки исправить легко. Боже, как же я сожалею об ошибках, совершенных в жизни! Да, если бы я не была так беспечна, может быть, мой дорогой Эдмунд мог бы еще жить и жить.

Я потихоньку спрятала под прилавок свечу с наполовину законченной резьбой, чтобы Джил не видел, что и у этого ангела снова лицо моего умершего сына. Мод и Джил считали меня слабодушной из-за того, что я так глубоко скорблю о нем, но ведь они никогда не имели и не теряли детей. Это крест, который приходится нести Мод, – отчаянно желать и не иметь ребенка.

– Подмастерья говорят, хорошо бы посмотреть, как испанская принцесса въезжает в Лондон, – сказал Джил, вытирая руки о закапанный воском фартук. – Да, кстати, ты сама заберешь нашего Артура из школы или хочешь, чтобы я его забрал? Наверное, Кристофер опять зайдет к тебе, когда мы будем закрывать лавку, а я знаю, тебе хочется, чтобы кто-нибудь ждал парня, когда он выходит из дверей.

Мне, как всегда, хотелось самой встретить моего мальчика и проводить его домой, хотя большинство его сверстников возвращались домой одни. Но Джил был прав, упомянув моего возможного гостя. Как у многих вдов, имеющих доходное дело, у меня было несколько поклонников, и Кристофер Гейдж, член совета Почтенной гильдии Свечных дел мастеров, оказался решительнее всех. Я не стремилась снова замуж после года вдовства, хотя, конечно, доходы значительно возросли бы, если бы его мастерская объединилась с нашей, но мне хотелось, чтобы Кристофера больше волновало то, как относится к нему мой сын Артур. Подобный союз со свечным дел мастером уже помог мне, когда после смерти членов моей семьи я вышла замуж, но, как обычно бывает в браке ремесленников, мои деньги и мои умения добавились в свечную мастерскую Весткоттов. Это было мое приданое, дар моему мужу Уиллу, а его даром мне стал этот чудесный дом и большая мастерская, но прежде всего он сам был мне прекрасным мужем и отцом моих двух сыновей, одного из которых я, увы, лишилась.

На самом деле я не была готова к очередному разговору с Кристофером и уже собиралась сказать, что сама пойду за Артуром. Но тут сквозь окно лавки – настоящее, из стекла, с гордостью подумала я – я увидела прекрасного вороного коня, неожиданно остановившегося у наших дверей. Нет, двух коней. Хорошо одетая пара спешилась, и мужчина, высокий и широкоплечий, дал монетку уличному мальчишке, чтобы тот подержал коней.

– Лучше ты сходи за Артуром, – сказала я, вставая и отряхивая шерстяную бордовую юбку. – Я не знаю этих людей, но, судя по всему, это какие-то богатые клиенты.

– Да, вижу. – Он пригнулся и покосился на них поверх моего плеча.

Так началось самое замечательное приключение в моей жизни.

В этот поворотный момент своей жизни я, Верайна Весткотт, двадцати шести лет от роду, была свечных дел мастером с прекрасным домом и мастерской, вдовой, имеющей сына Артура, названного в честь английского принца Уэльского. Второй мой сын, двухлетний малыш, мой дорогой Эдмунд, умер четыре месяца назад. К сожалению, мне и раньше доводилось испытывать горечь утрат: семь лет назад от потливой горячки скончались мои родители и брат. Тяжелым ударом была для меня смерть мужа, но, Боже мой, как же я любила Эдмунда!

Он был так похож на меня – золотые вьющиеся волосы, зеленые глаза и тонкая фигурка, тогда как Артур напоминал своего коренастого, с каштановыми волосами отца. Бедняжка Эдмунд так жалобно глядел на меня из своей постельки, словно умолял: «Спаси меня, мамочка!» Я приглашала аптекаря, цирюльника, чтобы отворил кровь, покупала разные травы, приводила священника и молилась, молилась, молилась, но ничто не могло помочь ему. Может быть, я недостаточно тепло укрывала его ночью? Может быть, случайно дала съесть что-то несвежее? Может быть, пропустила начало его заболевания? Я зажгла десять прекрасных свечей, чтобы под конец жизни он купался в свете, но он все же ушел от нас долиной смертной тени.

С тех пор я, как могла, занималась делом, управляя главной лавкой свечной мастерской Весткоттов, а моя сестра Мод и ее муж Джилберт Пенн съехались с нами, чтобы вести мастерскую. Я работала не покладая рук, кротко разговаривала с нашими клиентами в трауре, ведь бóльшую часть наших товаров составляли погребальные свечи или пропитанные воском саваны. В витрине нашей лавки и на деревянных полках внутри я расставила вотивные свечи, которым предстояло гореть на множестве церковных алтарей Лондона во время служб по душам усопших. Когда мне становилось жаль какую-нибудь скорбящую мать, я показывала или даже дарила ей свечу со своей резьбой, изображающую ангела со сложенными крыльями, с лицом, поднятым к небу в божественной надежде.

А ночью я спала, забрав с собой в постель плетеный обруч и спустившийся мячик Эдмунда, и мячик каждую ночь, когда я металась по постели, укатывался, словно это я бросала его в угол.

Все утро, пока не было покупателей, я сосредоточенно, опустив голову, наслаждалась тишиной и одиночеством, не обращая внимания на шум, царивший на людной Кендлвик-стрит. Усевшись на табуретку за прилавком, на котором стояли весы и лежали линейки, я начала вырезать ангельское личико моего мальчика на толстой, диаметром в четыре дюйма, свече высотой в фут. Я не собиралась зажигать ее, потому что мне было невыносимо, что капающий, стекающий воск покроет его лицо, как саван, в который я его завернула… А затем была крышка гроба, затем земля на кладбище близ Сент-Мэри-Абчерч, рядом с могилой его отца. Потеряв Эдмунда, я стала испытывать ужас перед небольшими замкнутыми пространствами.

Я продавала резные свечи довольно дорого, но те, на которых было вырезано ангельское лицо Эдмунда, я не продавала и не зажигала, а складывала в ящик или в сундук с бельем, прятала поглубже, как прятала свою сердечную боль.

– Ну хорошо, – прервал мои воспоминания Джил. – Я схожу за мальчиком, а подмастерьев предупрежу, чтобы они не покидали территорию, пока ты занимаешься с нашими изысканными клиентами.

«Территория» представляла собой лавку из дерева и кирпича, выходившую на улицу, со складом, с жилыми помещениями на втором этаже – дом, имевший Г-образную форму, окруженный двумя садиками и вымощенный булыжником двор, который вел к конюшням и еще одному складу в глубине. Интересно, каким кажется наш дом этой красивой паре, подходившей к двери лавки, ведь они, во всяком случае, дворяне, а может быть, даже аристократы. Звякнул маленький дверной колокольчик, извещая об их приходе. Боже, какая жалость, что я не спрятала массу своих растрепанных волос под покрывало или под пристойный вдовий чепец, потому что дама выглядела очень модно.

А мужчина – просто потрясающе.

Во-первых, он был так высок, что ему пришлось нагнуть светловолосую голову, чтобы войти. Одет хорошо, но не вызывающе. Его кожаная куртка – кожа привезена из Испании, могу поручиться – сидела на нем как влитая. Черный как вороново крыло плащ накинут на одно плечо. На широком лице с высоким лбом выделялись напряженный рот и необыкновенные светло-серые глаза.

Вначале я почти не обратила внимания на женщину. Разумеется, это муж и жена, которые хотят купить либо праздничные, либо траурные свечи, но почему они не приехали в карете или не послали слугу?

– Миссис Верайна Весткотт? – спросил мужчина.

Я тотчас сделала реверанс.

– Да. Чем могу вам служить?

Пара – ему не было тридцати, а она несколько моложе – обменялась взглядами, смысла которых я не могла уловить. Возможно, они значили: Начинай ты! – Нет, ты!

– Позвольте мне представиться, – сказал мужчина. Низкий, успокаивающий голос был в то же время возбуждающим; я не ощущала ничего подобного, принимая ухаживания Кристофера. – Я – Николас Саттон, а это миссис Саттон. Во всяком случае, для всех остальных, потому что мы хотели бы поговорить с вами частным образом и просить вас обещать никому не рассказывать того, о чем будет идти речь.

Я смотрела на него, лихорадочно перебирая в уме причины такого заявления. Разве они не те, кем назвались?

– Я могу в полной секретности предложить вам свечи для не подлежащей огласке свадьбы или вотивные свечи для тайных служб по душам усопших, – предложила я.

– В самом деле, мы за этим и пришли, – отозвался Николас Саттон и достал из-под плаща свечу, очень похожую на те, что я только что вырезала, но не с личиком Эдмунда, а с улыбающимся херувимом. Да, это и вправду была сделанная мною свеча. Но что они хотят: купить такую же или это главы гильдии производителей воска пришли отругать меня, как ругал Кристофер, за то, что я продаю вещь, которую наше сообщество еще не одобрило и не установило на нее цену?

– Человек, который приобрел эту свечу, сказал, что ее резали вы, – продолжал он. – Я считаю, она слишком хороша, чтобы ее жечь, и то же самое думает та дама во дворце, которая послала нас узнать, не сможете ли вы посетить ее завтра, чтобы она могла частным образом воспользоваться вашими талантами.

Боже мой, как же он красиво говорил! Я молилась, чтобы не выглядеть как деревенская дурочка, которая таращится на эту пару во все глаза. А что же это за дама во дворце?

– Да, все так и есть, – подтвердила женщина, и я впервые рассмотрела ее как следует. Волосы с рыжеватым отливом, миловидное личико, возможно, с тонким слоем рисовой пудры, щеки и свежий рот тронуты кармином. Длинный, классической формы нос и соразмерные черты лица, светло-голубые глаза. – Одна из придворных дам королевы, – сказала она, – хочет встретиться с вами, и, возможно, вам придется сделать для нее резную поминальную свечу по ее указаниям.

– Поминальную свечу, – повторила я. – Да, я понимаю, о чем идет речь, свечу в память о ком-то умершем.

– Дело обстоит следующим образом, – продолжала женщина, стоя поодаль от мужчины, словно они, как мне пришло в голову, не были парой, – если вы завтра рано утром сумеете выскользнуть из дома, мы заедем за вами, как только встанет солнце. Вы можете сказать родным, что мы отвезем вас к себе в дом, где у нас умер ребенок, – это просто история для всех остальных, а знать правду будем только мы трое и эта дама. Она щедро оплатит ваш талант и ваше время, а мы будем сопровождать вас и хранить вашу и нашу тайну.

Я подумала: вдруг они знают, что я потеряла ребенка, и хотят сыграть на моем сочувствии?

– А почему мне запрещено рассказывать об этом, что здесь опасного? – задала я вопрос, раздумывая при этом: возможно, одна из близких королеве придворных дам родила незаконного ребенка, который потом умер, а репутацию ее следует сберечь во что бы то ни стало. Возможно, я могла бы также получить заказ на свечи для месс во спасение души этого младенца, избавления его из чистилища и вознесения на небо.

– Мы можем только надеяться, что вы согласитесь на предложенные нами правила, – сказал Николас Саттон. – Ручаюсь, ваше доверие обернется выгодой для вас и вашей свечной мастерской. – Наши взгляды впервые встретились. Удивительно, все остальное померкло; даже его слова, казалось, отскакивали от меня, я почувствовала себя глупой, неопытной девчонкой, хотя шесть лет была замужем и родила двух детей. Несмотря на свой высокий рост, я смотрела на него снизу вверх. И ощущала себя при нем маленькой, но защищенной. И я кивнула.

– Понимаю, – отозвалась я, и голос мой дрожал больше, чем мне хотелось бы. – Я должна довериться вам и быть готовой завтра. А мы в самом деле окажемся во дворце?

– Ну, не в Бейнард-Касле и не в Тауэре, а в Вестминстере. Да, в самом деле, – подтвердил он и добавил несколько слов на прощание после того, как они купили четыре простые восковые свечи длиною в фут. Возможно, покупка должна была объяснить их сегодняшнее появление здесь, потому что они заплатили мне в полтора раза больше, чем следовало, и быстро ушли.

Я стояла посреди лавки, и все вокруг казалось мне незнакомым. Я приглашена в Вестминстерский дворец, который распростерся вдоль Темзы между Сити и огромным серым аббатством, в котором короновали и хоронили королей. Я, Верайна Весткотт, отправлюсь туда, где происходили турниры, празднества, танцы и великие, потрясшие мир события. Я чувствовала благодарность и за то, что окажусь во дворце, где не буду воображать свое умершее дитя, которое бродит из комнаты в комнату.

Я вернулась к реальности, когда снова раздался звон колокольчика и вбежал мой пятилетний Артур, за которым маячил Джил.

– Мама, мама, мы учили латынь, а еще сложение и вычитание. Значит, я смогу помогать тебе в лавке продавать свечи, вот увидишь!

Я крепко обняла его и поцеловала в макушку.

– Я так и знала, что ты будешь мне прекрасным помощником!

Он попытался освободиться, но я обнимала его все крепче, как всегда, не желая отпускать, тем более что видела, как он растет и в каком-то смысле отдаляется от меня. Как принц Тюдоров Артур, он был наследником, моим и Уилла, и я беспокоилась о его здоровье и безопасности. Я потеряла Эдмунда, но, клянусь всеми святыми, что умру, но не потеряю Артура.

Как мне хотелось рассказать ему, Мод и Джилу о своем удивительном приключении, но, еще даже не отпустив Артура, я только сказала:

– Джил, нужно, чтобы Мод побыла в лавке завтра утром: я пообещала этой паре, что посещу их дом, чтобы посмотреть, какие свечи понадобятся для их часовни; они заедут за мной.

Тут звякнул колокольчик над дверью, и вошел мой поклонник, Кристофер Гейдж.

Он был на добрый десяток лет старше меня, известен и уважаем, популярен в нашем приходе и в церкви и играл важную роль в гильдии Свечных дел мастеров. Почему-то после того, как я познакомилась с Николасом Саттоном, Кристофер показался мне ниже ростом.

Он был крепкого сложения, но носил свой вес легко, расправив плечи и высоко держа голову. На щеках играл здоровый румянец, тщательно расчесанные каштановые волосы были того же тона, что и карие глаза. Он одевался просто, но богато и любил большие, с драгоценными камнями перстни, один из которых дважды пытался вручить мне в качестве обручального кольца. Кристофер был вдовцом с двумя взрослыми детьми. Он был умен и успешен, и Джил с Мод рассчитывали, что он будет способствовать и моему процветанию. Должна заметить, что слияние моей мастерской с мастерской Уилла пошло на пользу нашему браку, который был крепким и сладким и подарил нам двух прекрасных сыновей.

– О моя дорогая! – воскликнул Кристофер и поцеловал мне руку, словно он был благородным рыцарем, а я – его дамой. – Артур, – обратился он к мальчику и потрепал его по голове, так что волосы стали похожи на птичье гнездо. – Джил, – он кивнул и похлопал моего зятя по плечу. – Я возвещаю вам великую радость, как говорится в Евангелии.

Этот человек всегда был весел, если у него были слушатели, хотя, как ни странно, в последнее время он не мог развеять мое мрачное настроение. Он не разделял моего горя и утешал меня тем, что мы просто заведем другого сына вместо Эдмунда, если я соглашусь выйти за него. Но Кристофер не только был другом моего мужа, он знал моего отца, Саймона Ваксмана, что для меня много значило, потому что я обожала своего утонченного и талантливого, постранствовавшего по миру предка. Ребенком я страшно хотела путешествовать вместе с ним, но мало где бывала за пределами Лондона.

– Скажите нам, господин Гейдж, пожалуйста! – просил Артур.

– Мне сходить за Мод? – спросил Джил.

– Разумеется, – ответил Кристофер. Но как только мой зять вышел из комнаты, он сообщил нам: – Свечных дел мастера приобрели землю для нового места собраний Гильдии за Мейден-лейн, там, где сейчас стоит таверна «Петух На Воротах». Бог мне судья, место отличное, не хуже, чем у членов старших гильдий, и мы построим там великолепный холл для собраний. Это даст нам возможность сблизиться с гильдиями, которые находятся под патронажем аристократии или королевской семьи, наподобие вышивальщиков или галантерейщиков, и отдалиться от тех, кто делает сальные свечки для бедных – вонючие и грязные, – сказал он, сморщив нос.

– Есть люди, которые могут позволить себе только такие свечи, – возразила я. – Я знала одного или двух людей, которые всю жизнь откладывали деньги, чтобы купить наши хорошие свечи для своей траурной процессии и для службы во спасение душ дорогих им умерших.

Он еле заметно покачал головой и продолжал:

– Вдобавок король Генрих даровал нам новый девиз, «Истина – это Свет», вместо прежнего: «Верность связывает меня», принадлежавшего королю Ричарду, упокой, Господи, его йоркистскую душу. – Он понизил голос и быстро перекрестился. – А в довершение всего, у гильдии должен быть новый герб, и художник хочет, чтобы ты позировала для него, Верайна!

– Я… это замечательно, но кто он, этот художник? – спросила я, чувствуя, что слишком много незнакомых людей касалось сегодня струн моей жизни, хотя я была щедро вознаграждена. Кроме того, я предпочла бы создавать образы, а не быть одним из них. Мне в самом деле хотелось быть художником, как мой отец, а не просто ремесленником.

– Это итальянец, который как-то покупал у тебя вотивные свечи. Я думаю, он случайно зашел в твою лавку. Ты рассказала ему, что твой отец был в Италии, и вы обсуждали восковые статуи, которые заказывали богатые итальянцы, чтобы затем одеть их в одежды покойного, добиваясь полного сходства. Это единственный способ стоять у священного алтаря, чтобы заискивать перед Святой Девой и другими святыми, а? – сказал он с резким смешком. – Но если такая мода привьется у нашей королевской семьи и аристократии, боюсь, цены на воск взлетят.

– Ты хочешь сказать, что художник – это синьор Фиренце? – Мне наконец удалось вставить слово. – Но почему он не обсудил это со мной, когда был здесь?

– После того как он увидел тебя, ему, разумеется, нужно было получить разрешение совета гильдии.

– В том числе твое?

– Я буду горд видеть прекрасное лицо своей будущей жены на нашем новом гербе.

– Значит, вы точно поженитесь? – спросил Артур, в то время как Мод и Джил входили в комнату.

– А, это и есть новость? – воскликнула Мод, захлопав в ладоши, ее лицо просияло.

– Нет, – возразила я. – Новость в том, что мы добились успеха. Кристофер рассказал о новом месте для холла собраний гильдии и о нашем новом гербе и попросил меня позировать для него.

– Да, это все прекрасно, – отозвалась Мод, но вид у нее был уже не такой восторженный. Она моя младшая сестра, и, думаю, ей годами приходилось слышать, как я красива, как умна, а я-то просто хотела, чтобы она любила меня. А теперь я была хозяйкой лавки, я родила двух детей, а она так стремилась завести собственного, и ее зеленоглазая зависть воздвигала между нами незримый барьер, который мне хотелось каким-то образом разрушить.

Как обычно, чтобы оставить нас с Кристофером наедине, Джил и Мод увели Артура. Я предложила Кристоферу пройтись к огороду в конце двора, но он легонько толкнул меня на табуретку, а сам, опираясь на прилавок, воздвигся надо мной.

– Есть одна вещь, которую мне не хотелось говорить при твоей семье, потому что только ты должна решать, как поступить, – сказал он. – Совет гильдии постановил, что ты должна перестать вырезать и продавать эти свечи с ангелами, пока мы не установим цены и не примем решения о том, как их распространять.

– Но я предлагаю их только проверенным клиентам… и один раз, когда скорбящая мать заметила эти свечи на полках, но у нее не было денег купить…

– Послушай меня! – воскликнул он, ударив себя кулаком по колену, словно пытаясь изобразить раздражение, примерно так, как маленький Эдмунд, когда хотел добиться своего. – Ты не обращаешь внимания на мой совет. Дорогая моя, ты знаешь, что совет гильдии устанавливает все цены, и ни одна лавка не может назначать свои, иначе наше сообщество ослабнет.

– Но я… любая женщина… я не могу стать членом гильдии, сейчас в расчет входит только Джил. Я хочу принести в дар, сделать пожертвование в братскую гильдию Святого имени Иисуса при соборе Святого Петра. – Мне был невыносим собственный вкрадчивый голос. Мне хотелось обладать большей силой, чтобы вести с ним переговоры, когда речь идет о работе. Во всяком случае, я не сказала ничего больше.

– И поэтому, разумеется, я тоже нужен тебе, – сказал он, наклоняясь и беря мои ладони в свои. – Конечно, ты все еще должна отчитываться перед гильдией, поэтому я расскажу им, как ты трудишься одна после смерти Уилла, чтобы содержать эту мастерскую в порядке и пользоваться благосклонностью гильдии.

Да, подумала я, если мы поженимся, этот человек будет владеть третью моих средств. Мало того что я дам обет повиноваться ему как супруга – моя лавка и мои деньги окажутся под его руководством. До совершеннолетия Артура в пятнадцатилетнем возрасте или до тех пор, пока отчим не решит, что мальчик вырос, Кристофер сможет контролировать другую треть этой лавки и наших семейных сбережений, которые теперь, после смерти Эдмунда, предназначены только Артуру. Ручаюсь, он сумел бы неплохо вести дела, но я не была готова доверить ему ни все это, ни саму себя. Ни этот влиятельный, ненасытный человек, ни кто-либо другой не могли сейчас склонить меня к замужеству, и причиной тому была утрата как мужа, так и сына.

К тому же я, что и говорить, ожидала завтрашнего дня, чтобы получить выгодный заказ на только что запрещенные мне свечи с ангелами либо от моих таинственных посетителей, либо от некоей неизвестной дамы. В конце концов, когда я согласилась поехать во дворец, мне еще не было запрещено делать свечи с резьбой. Разве Кристофер не захотел бы услышать об этом визите или о моем будущем заказе?

– Сейчас я могу дать тебе только свой всегдашний ответ, – сказала я ему, – несмотря на твою поддержку и доброе предложение. Спасибо, что держишь меня в курсе возможностей и дел гильдии, которые, конечно, необыкновенно важны для мастерской Весткоттов.

Я чувствовала, как у меня горят щеки и шея, таков мой удел: при моей светлой коже стоило мне поволноваться или отклониться от правды, как сейчас – или когда он упирался взглядом в мою грудь, как будто умел видеть сквозь корсаж. Если бы Кристофер и гильдия знали о моем завтрашнем тайном путешествии, они осудили бы меня, но, клянусь всеми святыми, я поеду во дворец.