Глава 16
– Ау!.. Бабуля, как дела? Что готовишь? – выкрикнула я, открыв входную дверь. Мое тело взывало к кровати, но ради бабушки я решила натянуть на лицо счастливую маску. Я по ней скучала.
К тому же из эгоистических соображений мне было необходимо получить от нее напоминание о том, что я – хороший человек. После того как сегодня я наговорила Джареду столько гадостей, мне даже смотреть на себя в зеркало не хотелось.
Появление бабушки ощущалось уже с порога. Богатый аромат мясной подливки заполнил ноздри, окутал меня, словно теплое одеяло, еще до того, как за мной захлопнулась дверь.
– Привет, Персик! – Бабушка вышла из кухни в прихожую, подошла ко мне и обняла.
За год моего отсутствия я так соскучилась по ее объятиям и запаху. Лак для волос, смешанный с лосьоном и духами, которыми она постоянно пользовалась, а также запах ее кожаных ремешков и обуви, создавали аромат, который ассоциировался у меня с домом. После смерти мамы я в ней очень нуждалась.
– О, я и забыла, что я – Персик. Папа до сих пор зовет меня Тыковкой. Что у вас, Брандтов, за привычка такая, придумывать мне «фруктовые» прозвища, – поддразнила я бабушку, хотя знала – они делали это любя.
– Ох, ладно уж. Не лишай старую леди удовольствия использовать ласковые прозвища. – Она шумно чмокнула меня в щеку.
– Бабуль, в душе ты моложе меня. – Я бросила сумку возле стены, скрестила руки на груди и приподняла бровь. – Единственное, что можно назвать старым – твои музыкальные пристрастия.
– «Битлз» бессмертны. В отличие от того ора, который ты называешь музыкой.
Я закатила глаза, а она подхватила меня под руку и потащила на кухню.
Моя бабушка – продукт родительской заботы, принятой в пятидесятых: слишком заботливая, у самой прическа волосок к волоску, но и она расцвела, будучи подростком, в буйные шестидесятые. Невероятно активная, полная желания познать мир, бабуля много путешествовала. Когда она узнала, что я на год уезжаю во Францию, пришла в полный восторг. Опыт – лучший учитель. Эхо ее слов следовало за мной повсюду.
Сейчас ей уже за шестьдесят, но выглядела она гораздо моложе. Свои русые с проседью волосы до плеч бабушка обычно носила распущенными. Благодаря здоровому питанию и физическим упражнениям она оставалась подтянутой, счастливой и энергичной. Стиль одежды всегда был эклектичен. Я видела, как она комбинировала классические брючные костюмы с футболками Rolling Stones.
– Рассказывай, как дела в школе? – спросила бабуля, промывая листья салата.
– Нормально.
Кровать была уже так близко, а сил выложить всю правду уже не было.
Но бабушка уже подняла глаза, выключая воду.
– Что случилось? – выдохнула она через нос. Плохой знак. Эта женщина знала меня слишком хорошо.
– Ничего не случилось. Я же сказала, все нормально.
Пожалуйста, только не расспрашивай.
Она прищурилась.
– Когда ты счастлива, то рассказываешь мне обо всем – домашние задания, научный кружок, Франция, беговой клуб…
– Со мной все в полном порядке, – перебила я бабушку, проводя рукой по лбу. – День выдался тяжелый, только и всего. Я проспала и встала не с той ноги. Во сколько ты приехала?
Ответом на попытку сменить тему была взлетевшая идеальной формы бровь. Но допытываться бабушка не стала.
– Где-то в полдень. Думала, приеду пораньше, чтобы прибраться и запустить стирку… – Она не договорила, взмахнув рукой. – Но у тебя, похоже, все под контролем.
– Ну, у меня были хорошие учителя. Не думай, что я не рада твоему приезду, но тебе действительно не о чем беспокоиться. Я отлично справляюсь.
– Это хорошо, – нахмурившись, бабуля продолжила: – Даже отлично. Ты ведь в следующем году уедешь в Нью-Йорк одна. И увидев, как ты самостоятельно управляешься с домом и собой, я переживаю уже не так сильно. Полагаю, мы с твоим отцом тебе уже не нужны.
– Я бы так не сказала. Мои кулинарные навыки оставляют желать лучшего, поэтому с тобой я буду питаться лучше! – захихикала я, потому что бабушка, тряхнув пучком зелени, обрызгала меня водой. – Эй! – продолжая смеяться, я взяла бумажные полотенца со стойки и промокнула лицо.
Чувствуя себя гораздо лучше, я подскочила со стула, чтобы помочь с ужином. Бабушка приготовила салат, пасту и тушеные грибы. Я сделала аппетитный чесночный хлеб – единственную вещь, требовавшую использования духовки. Остальная часть моей диеты включала в себя все, что можно разогреть в микроволновке. Накрыв столик на заднем дворе, бабуля включила какую-то атмосферную музыку, которая нам обеим нравилась.
– Значит, по-твоему, мне удастся поступить в Колумбийский университет? – спросила я, наполняя наши тарелки.
– У меня чутье на такие вещи.
– Ага, еще у тебя было чутье, что мой первый поцелуй станет грандиозным. Нам обеим известно, что в итоге вышло, – пошутила я, наслаждаясь моментом. Еда выглядела великолепно. От легкого ветерка шелестела листва на деревьях, над столом плыл аромат роз.
Бабушка засмеялась, едва не подавившись вином.
– Знаешь, – она подняла палец, – по правде говоря, я не ожидала, что ты поцелуешься с тем, кого едва знаешь. Мне казалось, это будет тот соседский мальчик.
Джаред.
При упоминании о нем я помрачнела. Далекие воспоминания о несбывшихся мечтах про Джареда замелькали у меня перед глазами. Раньше мне так часто хотелось его поцеловать.
– То, что мы общались в детстве, не означало, что мы друг другу нравились. Мы просто были друзьями, – пробубнила я, недовольно сдвинув брови. Пока речь не зашла о Джареде, беседа была такой приятной.
– Да, но помимо этого были и другие признаки. – Бабушкино задумчивое выражение подначивало меня вновь сменить тему разговора. – Я на многое обращала внимание. Как вы всегда склоняли головы друг к другу, как он смотрел на тебя, когда ты не замечала… Как он ночами пробирался к тебе в комнату.
Последнюю фразу она произнесла медленно; ее проницательный взгляд высмеивал мое удивленное выражение. Ох, черт!
– Ты ведь не думала, что я об этом не знаю? – спросила бабуля.
Естественно, я понятия не имела, что она знала об этом! С самых первых дней нашей дружбы Джаред перебирался по дереву на мой балкон. Он оставался редко, только когда его мама пила и ему нужно было укрытие. У меня уже тогда была огромная кровать, и нам было вполне комфортно, каждому на своем месте, хотя Джаред умудрялся во сне взять меня за руку.
– Ну, теперь тебе не о чем волноваться. Мы больше не дружим. – Накрутив пасту на вилку, я набила себе рот, надеясь, что тема будет закрыта.
– Как он относится к тебе сейчас?
Все еще с полным ртом, я закатила глаза и покачала головой, указывая, что между нами по-прежнему все плохо и что не хочу это обсуждать.
– Ты пробовала поговорить с ним, как я советовала? – поинтересовалась бабушка, принимаясь за салат.
– Бабуль, я даже пытаться не хочу. Мы были друзьями – когда-то, больше нет. Я по этому поводу не горюю, – соврала я.
– Тэйт, я знаю, что тебе больно. Он ведет себя как настоящая задница.
– Серьезно, мне все равно. Даже будь мне больно, я уж точно не позволила бы ему это увидеть. Он поступал со мной ужасно, и если ему для удовлетворения нужны мои слезы, пусть пострадает. Он не заслуживает моего внимания.
Бабушка положила вилку с наколотым листом салата на тарелку.
– Татум, ты говоришь словами своей матери.
Я посмотрела ей в глаза, шокированная ее раздраженным тоном.
– Милая, я любила твою маму. Мы все любили. И я знаю, из лучших побуждений она старалась научить тебя, как оставаться сильной, потому что ее не будет рядом в трудные для тебя времена. Но, детка, позволить себе быть уязвимой – не всегда значит проявить слабость. Иногда это осознанное решение, чтобы вывести другого человека на разговор.
Пусть бабушкины слова звучали разумно, но от мысли о том, чтобы поговорить с Джаредом откровенно, у меня срабатывал рвотный рефлекс. После того, что наговорила ему сегодня, я чувствовала себя отвратительно. Но только это не сотрет воспоминаний о его неприятных поступках из моей памяти. Если я к нему обращусь, он лишь посмеется.
От одной картины становилось тошно.
– Я не хочу вызывать Джареда на разговор. Что бы ни ужалило его в задницу, это не может считаться достаточным оправданием тому, как он относится к людям. Мне все равно.
– Неправда, – категорично заявила бабушка. – Я знаю, как на тебя повлияла смерть мамы. Я знаю, что ты хочешь стать врачом, чтобы помогать больным раком – таким, как она. Я знаю, ты близко к сердцу приняла ее совет и думаешь, что все наладится после отъезда в колледж. Но ты страдаешь не только из-за проступков Джареда.
Бросив вилку на тарелку, я вытерла вспотевший лоб. Почему стрелки снова переводят на меня?
– Так, минуточку. Я начинаю уставать от того, что все становятся на его сторону. Это же он отвернулся от меня. – Откинувшись на спинку стула, я сложила руки на груди.
– И ты ему позволила, Тэйт.
– Что, черт возьми, я должна была сделать? Он не разговаривал со мной. Я пыталась.
Кровать. Сон. Бегство.
– Успокойся. Я не говорю, что ты была плохим другом. Конечно, это не так. Все началось из-за его проблем. Но проще сказать, что ты пыталась, а потом опустить руки. Проще сказать, что нельзя насильно помочь тому, кто не желает помощи, и просто сдаться. Тебе кажется, ты поступаешь благородно, подставляя другую щеку для удара или выторговывая себе время до окончания школы. Но багаж, от которого ты отказываешься избавиться, делает тебя слабее. Иногда лучшее лекарство – стать уязвимой, выговориться и показать ему, какую боль он тебе причиняет. Тогда ты можешь сказать, что пыталась.
Мои глаза закрылись, и я снова приложила ладонь ко лбу. У меня без того полно забот с научной конференцией, соревнованиями и Кейси. Зачем я вообще трачу время на подобные разговоры?
В отчаянии я махнула рукой, потом уронила ее себе на колени.
– Какая тебе разница? Когда все началось, ты сама грозилась пойти к его матери.
Насколько мне известно, бабуля не являлась большой поклонницей Джареда. Хоть она и советовала мне с ним поговорить, она была возмущена его поведением. Я перестала делиться с ней и папой новой порцией его отвратительных поступков, потому что хотела, чтобы наши проблемы разрешились, если инициативу проявит он. Думала, он сам ко мне придет. Этого так и не случилось.
– Потому что с тех пор, как вы поссорились, ты стала сама не своя. И я хочу, чтобы ты отправилась в колледж со свободным сердцем.
Свобода. Я уже забыла, как она ощущается.
– Я со всем смирилась. Я свободна.
Не знаю, чего она от меня добивалась.
– Притворяться, что тебе все равно – не значит отпустить. – Бабушка припечатала меня провокационным взглядом.
У меня больше не было сил возражать. Мне было просто нечем.
Чувствуя себя абсолютно выжатой – и ментально, и физически, – я обрадовалась, когда бабушка отпустила меня в спальню, не попросив помочь ей убрать со стола. Скинув в ванной одежду, я окунулась в тепло и тишину своего душа. Только здесь я могла остаться сама с собой, не покидая дома. Тут можно просто подумать или помолчать, если нужно, и никто не станет беспокоить своими мудростями.
На часах только шесть вечера, мне еще оставалось дочитать несколько глав «Над пропастью во ржи» на завтра, повторить материал по физике, но было бесполезно бороться с сонливостью. Я завела будильник на четыре утра, чтобы хватило времени сделать домашнюю работу до начала занятий, и подошла к балкону задернуть шторы.
Я заметила, как поднялся ветер, а небо затянуло пепельными облаками. Листья на деревьях все еще оставались насыщенно-зелеными. Молния, неожиданно пронзившая воздух, вызвала у меня легкую, благодарную улыбку. От осознания того, что приближалась гроза, стало спокойней, поэтому я оставила двери балкона открытыми.
* * *
Внезапно, разбуженная пронзительным грохотом, я подскочила на кровати, пытаясь сориентироваться в пространстве. Зевнув, сонно потерла глаза. Оглядела комнату и увидела, что балкон до сих пор был открыт, а на улице шел дождь. Если верить будильнику, я проспала около шести часов.
Откинув одеяло, я поднялась с постели и вышла на балкон, чтобы насладиться представлением с громом и молниями в ночном небе. Наверно, именно это меня и разбудило. От прохладного ветра по коже побежали мурашки, кожу оросили капли дождя. К счастью, на улице уже не лило как из ведра, иначе мне бы пришлось вытирать пол.
Взглянув на дерево, растущее рядом с домом, я обнаружила, что дождь практически не пробивается через покров листвы. С выпрыгивающим из груди сердцем я ухватилась за карниз и взобралась на ограду балкона, потом, уцепившись за ветку над головой, поставила ногу на другую. Восхитительное чувство риска согрело меня, напомнив о том, что в детстве я была гораздо смелее. Переступая с одной толстой ветви на другую, я постепенно переместилась к самому стволу.
Усевшись на свое старое место, я услышала знакомый перестук капель дождя по листве и почувствовала себя как дома. Откинувшись спиной на ствол и упершись ногами в ветку, по которой добралась сюда, я наслаждалась той легкостью, с которой вернула себе столь простую часть своей жизни. Я не взбиралась сюда уже несколько лет.
Краем глаза я заметила, как на крыльце дома Джареда загорелся свет. Через несколько секунд из дверей выскочила девушка, прикрывавшая голову черной толстовкой. Я не видела лица, но поняла, кто она, когда рассмотрела ее машину.
Кейси.
Дома у Джареда.
В полночь.
Его на улице явно не было, и как только Кейси села в машину, свет погас. Мое сердце неудержимо забилось, поэтому на мгновение я закрыла глаза, пытаясь вернуть состояние умиротворения, в котором пребывала минуту назад.
– Сидишь на дереве в грозу? Да ты просто гений какой-то.
Услышав этот звучный голос, от неожиданности я чуть не свалилась. Мои глаза распахнулись. Развернувшись, я увидела Джареда, который выглядывал из окна. По крайней мере, он был одет. После того как я увидела покидавшую его дом Кейси, мне стало немного легче.
– Да, я тоже считаю себя гением, – пробормотала я, отвернувшись. Моя злость на Джареда уже не ощущалась так же сильно. После тех ужасных слов, брошенных ему во время урока, мне просто было неловко и стыдно.
– Дерево? Молния? Улавливаешь связь?
Конечно, я знала об опасности, именно потому это так увлекательно.
– Раньше ты об этом не волновался, – отметила я, сфокусировав взгляд на мокром асфальте, мерцавшем в свете фонарей.
– О чем? О том, что на улице гроза, а ты расселась на дереве?
– Нет. О том, что я могу пострадать.
Потребность посмотреть на него была невероятно сильна. Мне так хотелось увидеть его глаза, что создавалось ощущение, будто невидимая рука пыталась развернуть меня лицом к нему. Я хотела, чтобы он видел меня. Чтобы видел нас.
Джаред ничего не ответил, но я знала – он по-прежнему был здесь. Мое тело реагировало на его присутствие, я чувствовала его взгляд на себе.
– Татум? – Голос Джареда прозвучал столь тихо и нежно, что меня моментально окутало теплом. Но потом он заговорил снова: – Мне безразлично, жива ты или мертва.
Я сидела на ветке, глотая воздух и чувствуя себя совершенно уничтоженной.
Хватит. Я так больше не могу. Жить с таким чувством невозможно. Для него это все игра, но у меня уже не осталось сил участвовать в ней. Я слабая. Я не агрессор. Я несчастлива. Я знала, что должна сделать.
Я тебя отпускаю.
– Джаред? – произнесла я, по-прежнему уставившись на омываемую дождем улицу. – Прости за то, что сказала тебе сегодня.
Я обернулась, но окно уже было пустым.
