Как и планировалось, российский флот отбыл к берегам недружественной Японии шестнадцатого июня. Мы прибыли на церемонию прощания и все вместе проводили Николая Оттовича, которого, если быть совсем откровенным, я бы вполне рискнул назначить командиром какого-нибудь крейсера. Нет, право слово, если спартанцев учили плавать, бросая в реку, то адмиралов вполне возможно обучать командовать, бросая на серьезные должности. Жаль, Алексей Александрович со мной не согласен, и потому Эссен отбыл в Японию в скромной должности вахтенного офицера флагманского крейсера «Адмирал Нахимов».

Надо полагать, Николая Оттовича изрядно штормило в день отплытия, потому как в предыдущий… О-о-о! Предыдущий день был отмечен таким возлиянием и таким пиршеством! В проводах Эссена приняли участие все «старики» из ближнего круга, исключая несчастного Хабалова. Впрочем, его с успехом заменил Гревс. К тому же Николая Оттовича пришли напутствовать Моретта и четверо ее фрейлин. В результате у нас вышла веселая офицерская вечеринка, в меру разбавленная присутствием прекрасного пола и не в меру – изобилием спиртного. Из всего происходившего тогда я запомнил только лихие куплеты на слова Людвига Уланда в исполнении Моретты, казачью пляску Егора и хоровое исполнение песни «Раскинулось море широко». До сих пор не знаю: написана она была уже к этому моменту или нет?

Но, как бы там ни было, эскадра отправилась в Японию, а мы отправились обратно в Москву. И очень быстро отправились. Все дело в том, что на повестке дня теперь стоит куда как важное дело – свадьба. Наша с Мореттой.

Собственно, все уже приготовлено. Князь Долгоруков принял живейшее участие в подготовке празднеств, и весьма успешно, гости уже приглашены, так что осталось только одно: торжественно сочетаться браком с принцессой Германской империи. Ну, разумеется, папа Фридрих не рискнул дать ход своему идиотскому рескрипту, особенно в ситуации, когда Франция охвачена угаром реваншизма и горит желанием с лихвой поквитаться за позор Меца и Седана. Тут уж не до ссор с «большим северным медведем».

Кайзер Фридрих II доживает последние деньки. Он уже не встает и, само собой, не правит. Братец Вилли все еще под домашним арестом, но, по данным из Берлина, на церемонию бракосочетания прибудет. Еще бы! Англофилия – англофилией, русофобия – русофобией, но его матушка все же не идиотка, чтобы не принять участия в таком празднике и нанести соседу тягчайшее оскорбление. Так что Вилли приедет, и я очень рад этому. Из короткого общения с папенькой я вынес одну очень важную информацию: если немцы не станут мешаться в наши разборки с Австрией, то пусть делают с Францией что угодно. Такие сведения слишком важны, чтобы передавать их через кого бы то ни было. Лучше уж мы сами, при личной встрече…

…Москва гудит предпраздничным ожиданием. Долгоруков чуть ли не лично проверяет чистоту мостовых, целостность мостов, работу декораторов. «Вы, ваше императорское высочество, можете быть уверены: ваша свадьба не будет знать равных». И в это его обещание я верю. Насколько я помню из истории, ему осталось около трех лет жизни, но, право же, он мне так нравится, что я постараюсь продлить его земные дни. Лучших врачей подтяну – такие градоначальники на дороге не валяются. И уж в любом случае не допущу появления на московском губернаторстве этого сволочного ворюги, этого титулованного пидора – Сергея Александровича. Хоть сам бомбу брошу, а не допущу. По донесениям из Питера, у нашего бравого молодца новая пассия – его адъютант Мартынов. Они живут открыто, чуть ли не как муж с женой. Когда Гревс сообщил мне эту информацию, я поперхнулся: в прошлой, еще той жизни я знавал одного Мартынова Сергея Александровича. Не знаю, как насчет «цветных» наклонностей, но сволочь он был первостатейная. Господи, неужели репродуктивный гомосексуализм возможен? То-то у него видок был: глаза – словно только что из жопы вылез! А что? Фамилия – «мамина» (не «Романовым» же его называть), имя – по «папе»… Хотя нет, он бы тогда Сергеем Сергеевичем был. Впрочем, по возрасту он, скорее, во внуки годился. Может, по дедушке назвали?..

Моретта цветет и благоухает. Почти сразу по приезде в Россию она приняла святое крещение и теперь является еще и политическим символом. Дело в том, что она теперь – Татьяна. Ну и какие студенческие волнения могут произойти в день тезоименитства государыни-императрицы? То-то…

По случаю бракосочетания наследника в старую столицу прибыла венценосная чета. Приезд в Москву умилил батюшку и матушку: они не могли представить себе, что нас с Мореттой будут так чествовать. Вдоль дороги стоят крестьяне с зелеными ветками в руках, из которых складываются имена «Николай» и «Татьяна», каждый столб украшен лентами цветов русского национального флага, а выше укреплена либо розетка из белой бумаги, либо изображение двух голубков. А уж когда поезд подошел к самой Белокаменной…

Грохот салюта, гром оркестров, вверх взлетают тысячи голубей. На перроне – комитет по встрече в составе:

цесаревич – 1 шт.,

невеста цесаревича – 1 шт.,

московский генерал-губернатор – 1 шт.,

оркестр и почетный караул 12-го гренадерского Астраханского его величества полка – 1 шт.,

толпа восторженных москвичей – 1 шт.,

автомобили представительского класса – 2 шт.

Батюшка уверенно шагает к авто, и императрице Марии Федоровне ничего не остается, как последовать за ним. На лице у нее написано страдание. Я тут же вспоминаю замечательный мультик («Ой, да не полезу я в эту страсть! Да что я, одичала, что ли?! – Маремьяна! Не страмись, не страмись перед державами! Лезь в дудку!») и с трудом подавляю улыбку. Ну вот, вроде все уселись? Можно двигаться…

В автомобиле едут только Александр III с супругой. Я предпочел потрясающего жеребца изабелловой масти, настоящего ахалтекинца, подаренного мне московским купечеством. Этот подарок я получил за небольшие, но весьма важные нововведения в торговой жизни старой столицы, почерпнутые из будущего. Например, за дотации на развитие малого и среднего бизнеса, за идею фиксированной связи таксы на грузоперевозки в пределах Москвы и губернии с километражем и тому подобные мелочи. Так что я гарцую на своем коне в непосредственной близости от императорского автомобиля, возглавляя конвой из атаманцев.

Второй автомобиль в принципе предназначался для Моретты, но… силен во мне чертик ехидства. Все-таки не люблю я эти чопорные приемы XIX века. Статичные они какие-то. Немного жизни им не повредит. Поэтому я подхватываю свою нареченную, поднимаю ее к себе и усаживаю впереди себя на коня. Моретта пищит от восторга, батюшка ухмыляется в бороду. Даже маменька соизволяет улыбнуться. Народ неистовствует. Толпе всегда нравились чувства напоказ. Ничего-ничего, вот мы им скоро настоящую жизнь устроим, с массовыми гуляниями и народными праздниками – совсем счастливыми станут!

Со следующей недели на свадьбу начали съезжаться приглашенные представители правящих фамилий. Первыми, разумеется, прикатили наши датские родственники. Ну, это понятно – все-таки натуральные кузены, дядюшка, тетушка… Блин, что ж они на подарок-то пожались? Хоть бы один остров в Вест-Индии подарили. Как же, дождешься от них…

А вот вторыми я, честно говоря, ожидал Гогенцоллернов, но… Чудны дела твои, господи! Вторым прибыл император Франц-Иосиф с семейством. М-да уж… Этот, разумеется, так меня любит, так любит, что, наверное, задушил бы в объятиях, если бы имел на это хоть малюсенький шанс. В первый же вечер по своему приезду двуединый монарх произнес на ужине спич, смысл которого сводился к тому, что наши страны всегда объединяла самая искренняя дружба и готовность прийти на помощь соседу. «Старик Прогулкин» добрым словом помянул прадедушку и тезку императора Николая, с особой теплотой отозвавшись о помощи, оказанной Россией Австро-Венгрии во время Венгерского восстания. Любо-дорого было посмотреть, какую мину он скорчил, когда в ответной речи я упомянул «дружескую, нет, истинно братскую помощь, оказанную австрийцами России во время последней и предпоследней Русско-турецких войн».

Следующими явились шведы, за ними голландцы. Потом прикатил принц Уэльский Георг. Попутно собирались и наши «милые родственнички» Романовы. Я уже начинаю одуревать от этих бесконечных «торжественных» встреч будущих врагов. Хотя почему «будущих»? Враги они уже вполне нынешние, только пока еще прячут кинжалы за фальшивыми улыбками. Откровенно говоря, единственным светлым пятном за все это время был приезд дяди – великого князя Владимира Александровича. И чего на него Дорофеич наезжал? Толковый мужик. Ко мне относится как к родному, привез кучу новостей и кучу новых проектов. Черт возьми, надо бы постараться как-то почаще видеть его в Москве. Покажу ему кое-какие свои наработки тактических схем по пулеметам, новые варианты использования полевой артиллерии. Глядишь, еще один Романов избежит печальной участи после моего вступления на престол!

Утром мы едем на вокзал, встречать кронпринца Германской империи. Вильгельм прибывает одним из последних, буквально накануне свадьбы. Разумеется, будь его воля – он бы приехал намного раньше, но матушка, понимая, что Гогенцоллерны не могут не присутствовать на свадьбе наследника российского престола, должно быть, тянула до последнего: вдруг Фридрих II умрет, и тогда можно будет не отпускать Вилли под самым благовидным предлогом – траур по кайзеру.

Вилли мы встречаем куда более тепло и сердечно, нежели всех прибывших ранее. Когда он, вместе с Доной и детьми, выходит на перрон, я бросаюсь к нему почти бегом, демонстрируя «искреннюю привязанность и братскую любовь».

– Здравствуй, пока еще кузен! – радостно сообщаю я, крепко стискивая его в объятиях.

– Почему «пока»? – оторопевает Вильгельм.

– Потому что завтра – ты мне уже не кузен. Ты мне – брат!

Вильгельм секунду размышляет, потом его усы взлетают в широкой, радостной улыбке:

– Да, а я как-то не понял. Здравствуй, брат мой! Не хочу дожидаться до завтра!

Мы проходим вдоль строя моих атаманцев. Вильгельм обозревает строй казаков в парадных мундирах. Но казаки на него не смотрят, их внимание приковал к себе человек в такой же, как и у них, форме, из свиты германского кронпринца. Это старший брат Шелихова – Степан. Пока братьям еще не довелось обняться или хотя бы поздороваться, но могу себе представить, что будет вечером…