На следующий день Димыч врывается ко мне со словами:

– Слюшай, Гиви Иванович! Совсэм тэбя этот ГАИ не уважает! И машину отобрал, и права…

Цитата из «Мимино», сказанная в этом времени и в этом месте, да еще и с «кавказским» акцентом, производит на меня оглушающее впечатление – я начинаю ржать, как сумасшедший.

– Епрст, Димыч, ты что там, перетрудился на ниве развития отечественной промышленности? Какое «ГАИ»? Какие «права»? Какая машина?

– То есть как это «какая машина»? – Шутки кончились – в Димкином голосе звучит неподдельная обида. – Три моих «Жигуля» и две «Самары»…

– Какие «Жигули»? – Я перестаю смеяться. И заботливо спрашиваю: – Ты как, вообще… себя чувствуешь? Нормально?

Секунду Димка ошарашенно молчит, а потом в свою очередь начинает хохотать, да так, что я уже почти окончательно уверяюсь в своем первоначальном диагнозе. Но, отсмеявшись, он сообщает, что привез в Питер пять автомобилей – ровно половину мирового автопарка. Три легковушки, которые он окрестил «Жигулями», и два полуторатонных грузовичка – «Самары». Хм… Я ведь видел зимой в Стальграде автомобили, но названия брендов, видимо, пропустил мимо ушей. Легковушки предназначены в подарок мне, Алексею и Павлу, как Димка и предлагал в январе на общей встрече. А в грузовиках лежат пулеметы и оборудование для их показа. Сегодня утром Димыч решил перегнать автомобили с Николаевского вокзала к Зимнему дворцу. И не выбрал другого маршрута, кроме Невского проспекта. Этим автопробегом мой друг решил добиться максимального рекламного эффекта, но возникли непредвиденные трудности. Во-первых, разогнаться до приемлемой скорости, позволяющей привлечь внимание пребывающей на проспекте публики, так и не удалось – мешали многочисленные конные экипажи. Приходилось тащиться со скоростью 15–20 километров в час. А во-вторых, движение автомобилей попытались остановить не в меру бдительные городовые. Что уж они там себе вообразили – один Бог ведает, но последние двести метров Димыч проехал под аккомпанемент полицейских свистков. А как только машины остановились у дворца, их тут же догнали и начали окружать запыхавшиеся блюстители порядка. Димка еле-еле успел сбежать ко мне за подмогой.

Ровно через двенадцать минут мы вызволяем из рук бдительных городовых автомобили и участников автопробега Николаевский вокзал – Зимний дворец. Полицейские, смущенные появлением цесаревича в сопровождении невесты, дюжины офицеров гвардии и конвоя из атаманцев, путано объясняют, что они, узрев экипажи без лошадей, движущиеся в сторону дворца, в простоте душевной представили себе нападение новых террористов-бомбистов и дружно бросились на перехват. К счастью, все разрешается благополучно, и, рыкнув на прощание доблестным охранным воинам нечто одобрительно-грозное, я разворачиваюсь к самобеглым коляскам. Н-да… тут есть на что посмотреть!

Эти автомобили чисто внешне весьма значительно отличаются от тех, что я видел на заводском полигоне. Там, по сути, были рамы с шасси и двигателем, без всякого намека на удобства. Два брезентовых сиденья да тент из парусины, натянутый на каркас из стальных труб. А здесь…

Дизайн кузова легковушек действительно немного напоминает «уазик» с цельнометаллической крышей. Хотя есть в нем что-то и от «крузака», и от «Геленвагена». Этакий здоровенный драндулет, размером с небольшой сарай. В общем и целом машины производят весьма внушительное впечатление. Цвет, как и обещано, черный. Кузовные детали безупречно подогнаны друг к другу. Ручки дверей изящно выгнуты. Большие лобовые стекла сверкают на весеннем солнышке. На капотах красуются фигурки «бегущих» оленей. Прямо как на 21-й «Волге». И похоже, что Димыч решил не мелочиться – фигурки серебряные. На решетках радиатора (посеребренных) большие (опять-таки серебряные) шильдики с выполненной изящным рондо надписью «Жигули». На передних дверцах, сияя огромными (в половину ладони) накладными буквами (догадайтесь с трех раз, из какого металла!), красуется выполненная «полууставом» надпись «Заводъ братьев Рукавишниковых». Вот так! Знай наших! Если мы с Алексеем и Павлом начнем рассекать в этих экипажах по городу (а мы начнем – куда денемся!), у Димыча просто отбою не будет от заказчиков. А поскольку изделия эти эксклюзивные, то цены за них можно драть любые!

Диски колес стальные, штампованные, но прикрыты вычурными декоративными колпаками, имитирующими спицы. Естественно, что и колпаки покрыты все тем же благородным металлом. Широкие покрышки, естественно, пневматические, с ярко выраженными грунтозацепами. Вариант «офф роад»? Ну-ну… Хотя зимой на полигоне мы на таких же шинах довольно бодро рассекали по неглубокому снегу.

Я открываю дверцу и заглядываю в салон. Здесь царство кожи и полированного дерева. Сиденья далеки от эргономических – с прямыми, как у стульев, спинками, но зато обтянуты мягкой лайкой. Причем я замечаю, что общий стиль салона отличается от лимузинного. Никакого отдельного отсека для пассажиров, никаких перегородок. Расчет на то, что владелец сам будет сидеть за рулем? Мимо меня пытается протиснуться любопытное личико Моретты.

– А что это такое? – Невеста бесцеремонно тыкает изящным пальчиком в рулевое колесо.

– Это, ваше императорское высочество, руль! – поясняет Димка, открывший дверцу с противоположной стороны.

– Руль? – Моретта забавно морщит лобик, пытаясь понять смысл неизвестного русского слова.

– Это, дорогая, штурвал – устройство для управления движением этого экипажа! – перевожу я, и Моретта важно кивает.

– Прошу вас, господа, садитесь, оцените удобство! – разливается соловьем Димыч.

Я распахиваю перед Мореттой заднюю дверь. Моя невеста неловко залезает в салон и некоторое время возится на диване, расправляя пышную юбку. Наконец, устроившись с комфортом (в отличие от «уазика» салон чрезвычайно просторен), Моретта удовлетворенно откидывается на спинку сиденья и недоуменно оглядывает внутренность автомобиля. Мол, ну и что здесь интересного? Ездили мы в каретах и с более богатой отделкой! Эх, дорогая, ну и удивишься ты сейчас, когда эта «карета» поедет без лошадей!

Я сажусь за руль, рядом усаживается Димыч. Оглядываю приборную панель. Приборы в изящных ободках (ясно дело, серебряных!) стандартны – спидометр, тахометр, указатель уровня топлива, температуры охлаждающей жидкости и зарядки аккумулятора. Судя по разметке шкал, этот «жигуль» может разогнаться до 80 километров в час, а движок выдает 6000 оборотов. В реальности оба параметра можно смело делить на два. Ну, Димка и выпендрежник! Впрочем, это хороший рекламный ход.

На отделанной полированным красным деревом «торпеде» – небольшая икона. Димка, перехватив мой удивленный взгляд, весело поясняет:

– Это для замены подушки безопасности!

Шутник, блин! Лучше бы объяснил, как этой штукой управлять!

– Александр Михалыч, а насколько сильно управление отличается от того, что я видел зимой?

Димыч бросает на меня быстрый взгляд и моментально реагирует:

– Почти то же самое, ваше императорское высочество. Но есть одно существенное отличие – мы довели до ума синхронизатор КПП. Зимой, когда вы изволили испытать сей агрегат, этого еще не было. И потому теперь передачи переключаются за один прием. И самих передач стало больше – три вперед и одна назад.

Ага. На той машинке, что досталась мне в Стальграде, задней передачи не было, а передних было только две. А уж переключение в три приема трудно назвать удобным. Молодцы, довели коробку передач до ума.

– Доверишь? – Руки буквально зудят – так охота прокатиться.

– А справитесь, ваше императорское высочество? – ерничает Димка. – Все-таки центр города! Здесь много гуляющей публики, а «кенгурятник» я поставить не догадался!

Я исподтишка показываю расшалившемуся другу кулак. Димка, донельзя довольный произведенным эффектом, широко улыбается.

– Чего ты лыбишься? Ключи давай! – требую я и через секунду слушаю раскаты громового купеческого хохота. Блин, ох и дурень я! Какие еще ключи на заре автопрома?!

Ошарашенная нашим непонятным поведением Моретта начинает елозить на заднем сиденье. Димка запоздало спохватывается и начинает рассыпаться перед моей невестой в извинениях. Моретта тактично прощает его, уверенная в душе, что все русские купцы – хамы и невежды. Наконец Димка показывает мне кнопку включения стартера, я от души жму на нее, мотор взрыкивает так, что окружившие машину любопытные офицеры испуганно отскакивают. Шелихов осеняет себя крестным знамением, а Махаев начинает судорожно лапать кобуру с револьвером.

Я, пытаясь перекричать шум двигателя, приказываю освободить проезд и вообще, в целях самосохранения, отойти от машины на безопасное расстояние. Шелихов и Махаев пытаются оспорить последний приказ, мотивируя: куда ты, государь, туда и мы. Но в машине просто нет больше посадочных мест. Номинально считается – их в машине пять. Однако при расчете была упущена возможность присутствия в салоне современно одетой женщины. Моретта стойко оккупирует заднее сиденье, не оставляя посторонним даже малейшего плацдарма. Господа офицеры, поняв тщетность своих усилий, обиженно отступают.

Аккуратно, по миллиметру, я отпускаю педаль сцепления, стараясь одновременно прибавить газу. Н-да… А навыки управления автомобилем основательно забыты. Тронуться с первой попытки мне не удается – машина дергается и глохнет. Краем глаза вижу в зеркальце заднего вида испуганное лицо Моретты, но все равно повторяю попытку. Блин, опять неудачно!

– Мягче, мягче, Олегыч, – шепчет мне в ухо Димка. – Не торопись!

Наконец мне удается тронуть «Жигули» с места. Ф-фу-у-у-у-у! Врубаю вторую передачу и… чуть не сшибаю каких-то зевак, сунувшихся точно под колеса. Ударить по тормозам удается в последний момент. А хорошие тормоза у этой тачки! Автомобиль сильно «клюет» носом и останавливается как вкопанный. Димку бросает носом на лобовое стекло, а Моретта буквально влетает между передними сиденьями.

– Дорогая, ты как? Не ушиблась?

– Нет, – а голосок-то дрожит! Напугалась, но старается не показывать виду.

– Ты уверена, что хочешь остаться? – на всякий случай уточняю я.

– Остаться? – в ее голосе страх перемешивается с сомнением, но гордость побеждает. – Конечно же, я остаюсь! Мы поедем вместе, любимый!

Я вылезаю из авто и приказываю своим офицерам упорядочить тусующуюся по Дворцовой площади публику. Атаманцы бросаются на зевак, как овчарки на отару овец. В считаные секунды посреди густой толпы проложен широкий коридор.

Ну, что же… Попытка номер… э-э-э-э… неважно. Я плавно трогаюсь, втыкаю вторую, с силой жму педаль акселератора. Мотор радостно рычит. «Жигуль» резво прибавляет скорость. Сочный разгон до третьей, переключение передачи и… я едва успеваю вписаться в арку Генштаба. Народ шарахается с дороги, многие крестятся. Распугивая конные экипажи светом мощных фар, отлично видимым при пасмурной погоде, мы с ревом (неужели Димыч не удосужился поставить на свое произведение глушитель?) несемся по Невскому проспекту. А ведь хорошо идем! Краем глаза гляжу на спидометр. Ого! Почти сорок кэмэ, если прибор не врет! Лихо! К нашему счастью, проспект два года назад покрыли новомодным асфальтом, взамен брусчатки. Но гонять на такой скорости по городу, запруженному гужевым транспортом, – чистое самоубийство, и я отпускаю утопленную педаль акселератора. Эх, не догадался Димка сюда какой-нибудь свето-звуковой сигнал поставить, чтобы возницы меня издалека слышали и видели и своевременно «лыжню» освобождали. Блин, помнится, Шенк тогда насчет мигалки пошутил! И ведь как в воду глядел! Без этого приспособления здесь никак! Что еще раз доказывает – старших нужно слушаться, даже если кажется, что они сошли с ума…

Дорогу тачка держит вполне прилично, и я постепенно успокаиваюсь. Смотрю на Димку – он радостно улыбается. Смотрю на Моретту – она в шоке. Ничего, милая, это еще что! Вот выскочим на досуге за город – там я тебе и не такое покажу. Путь до Николаевского занимает считаные минуты. Там мы лихо поворачиваем назад, выполнив на унавоженном мокром снегу классический «полицейский» разворот. Моретта не выдерживает и громко визжит. Сообразив, что таким макаром невеста может не дожить до свадьбы, я совсем сбрасываю скорость, и к Зимнему дворцу мы «крадемся» на смешных 20 километрах в час.

Но, проезжая арку Генерального штаба в обратном направлении, я снова прибавляю газку, и мы влетаем на Дворцовую площадь, словно маленький ураган, обдавая продолжавших дисциплинированно удерживать в толпе «коридор» атаманцев мокрым снегом и грязью. С видом записного пилота «Формулы-1» я покидаю автомобиль и тут же оказываюсь в окружении офицеров «ближнего круга». По их лицам можно понять: они несказанно рады тому, что поездка на «шайтан-арбе» наконец-то закончилась. Только тут замечаю, что я совершенно мокрый от пота. Ничего себе прогулочка вышла. Димка, гатт такой, опять ехидно улыбается. А как там моя ненаглядная? Неужели в обмороке? Уф, слава богу, нет!!! Ее с непривычки укачало, да и страху натерпелась. Выношу свою невесту из автомобиля на руках и несу так до самых апартаментов. Там, подав ей флакон с ароматической солью, я оставляю Моретту на попечение фрейлин и возвращаюсь на площадь.

Количество народа за время моего краткого отсутствия прибавилось втрое. К тому же на шум стягивается дворцовая охрана и, наконец, в сопровождении великого князя Владимира Александровича, появляется сам рарá – государь-император.

– Так и знал, Колька, что без тебя тут не обошлось! – добродушно басит Александр и добавляет, поворачиваясь к Димке: – И ты здесь, купчина? Что за шум вы устроили?

– А вот, рарá, извольте посмотреть, – я жестом экскурсовода показываю на автомобили, – господин Рукавишников имеет честь демонстрировать нам наисовременнейшую техническую новинку – самобеглые коляски!

– Локомобиль, что ли? – Александр осторожно приглядывается к чуду техники. – Ты, Колька, уж совсем темным меня не считай – я на эти самобеглые повозки еще во время последней войны насмотрелся!

– Э нет, рарá, это не паровые мобили, а с двигателями внутреннего сгорания! – уточняю я, а Димка вдруг распахивает перед императором переднюю правую дверцу своего авто:

– Не желаете ли опробовать на ходу, ваше императорское величество?

Александр хмуро покосился на наглого купчишку, потом глянул на меня.

– А ведь и верно, рарá, давайте прокатимся! Дядюшка! – это уже Владимиру. – Соглашайтесь!

Владимир Александрович не заставляет себя долго ждать и бодро лезет в салон. Рядом с ним садится Димка. Я снова сажусь за руль. Александру ничего не остается, как присоединиться к нам. Кряхтя, император залезает на переднее сиденье. К счастью, внутреннее пространство наших «Жигулей» гораздо больше, чем у «родных». Александр, со своим гигантским ростом, без труда размещает ноги и откидывается на спинку. Кресло даже не пискнуло! Да уж – сделано на совесть! Уже порядком освоившись с управлением, я лихо рву с места и быстро разгоняюсь. Стрелка спидометра неудержимо ползет по шкале. Тридцать, тридцать пять, сорок… Лицо императора постепенно начинает менять выражение. Ну еще бы! Так быстро сейчас могут передвигаться только поезда. Но ощущение движения в вагоне и в автомобиле совершенно разные! Относительно небольшой размер нашего экипажа и близость несущейся мимо со «страшной» скоростью земли дают незабываемые впечатления.

Мы снова лихо разворачиваемся у вокзала. Император охает и загибает матерную конструкцию в три этажа. Владимир радостно ржет. Димка снова улыбается, как довольный котяра. Обратный путь мы проезжаем даже быстрее – разогнанные предыдущими проездами нашего «пепелаца» конные экипажи уже не рискуют занимать середину проспекта. При въезде на Дворцовую площадь мы буквально лоб в лоб сходимся с небольшой конной группой. Это охрана Александра бросилась вдогон своему императору. Я машинально бью ладонью по ступице руля. И, о чудо, Димыч все-таки догадался установить звуковой сигнал! Кони шарахаются в стороны. Кто-то из всадников вылетает из седла. Н-да, ребята, это ж надо было догадаться – преследовать автомобиль на лошадях! Я притормаживаю и внимательно смотрю на пострадавшего. Вроде бы все обошлось – он быстро встает. Вот и славно!

Плавно остановившись у подъезда, я глушу движок и поворачиваюсь к Александру. Его состояние сходно с состоянием Моретты пятнадцатью минутами ранее.

– А теперь представьте, рарá, что такие автомобили будут состоять на вооружении нашей армии! – начинаю я. – Несколько сотен таких экипажей могут полностью изменить условия ведения войны! А если еще установить броню, да пару пулеметов…

– Это… Это – страшно! – наконец выговаривает Александр, доставая из кармана большой фуляровый платок и вытирая вспотевший лоб и шею. – Я даже рад, что скорее всего не доживу до этого. А вот тебе, Колька, такие игрушки, я вижу, по нраву! Ну так и пользуйся! Развивай – будущее принадлежит тебе.

Александр замолкает, но через несколько секунд оборачивается к Димке.

– А ты, купчина, я смотрю, головастый! Сам придумал или подсмотрел где?

– Людей, ваше императорское величество, нашел нужных – инженеров. Вот они и изобрели! – поскромничал Димка.

– Угу, угу! – покивал головой Александр. – А ты рядом стоял. И когда изобретали, и когда строили… Я, знаешь ли, начинаю подумывать: уж не допустил ли я вчера ошибку, отказавшись ставить тебя на верфи.

Император на минуту умолкает. Вот все-таки интересно, какая сволочь поднесла императору документы, из которых явствовало, что генерал-адмирал продвигает Рукавишникова из-за того, что имеет в его предприятии свой интерес и вложил в нижегородский Стальград почти все свои сбережения. Скандал вышел первостатейный. Отбились чудом, но назначение Димки пришлось отложить на неопределенный срок.

– Ладно, – продолжил Александр. – У нас сегодня вдобавок испытание картечниц намечено – и там посмотрим, что у тебя еще в кармане припасено! Но учти! Соревнование будет честным!

– Я всегда честно веду дела, ваше императорское величество! – горделиво сказал Димка.

– Вот и молодец! – кивнул Александр и тут же спросил: – Как эта чертова дверь открывается? Я уже на твердую землю хочу!