30. VIII, 19 ч. 10 м.

Просьба к дежурному по московскому узлу связи! Немедленно позвонить в редакцию «Комсомольской правды» по телефону Д3-36-24 и сообщите, что мы начинаем передавать срочный материал, который желательно опубликовать в завтрашнем номере. Даю текст.

Вчера и сегодня в Харькове не слышно канонады. Гитлеровцы, отброшенные за Мерефу, бессильны чем-либо досадить городу, из которого их выбили восемь дней назад. Теперь даже снаряды дальнобойной артиллерии не достанут до улиц и площадей Харькова, и город торопится начать новую жизнь, жадный до настоящих, больших дел.

Сейчас, когда пишутся эти строки, нежаркое осеннее солнце золотит израненные кровли города. Еще не засыпаны землей глубокие воронки на площадях, и стекол нет во многих домах, и не все мины извлечены из тайников, но город уже приобрел деловитый рабочий вид, и с каждым днем ритм его жизни становится все более четким и уверенным.

Над реками города повисли прочные мосты с любовно сделанными резными балюстрадами, и крупные капли пахучей смолы выступают на табличках с тщательно сделанными надписями о том, кто эти мосты строил. Седоусые трамвайщики ремонтируют пути, к которым два года не прикасалась человеческая рука. По улицам мчатся грузовики со станками, откопанными из-под груд раздробленного бетона; по наскоро проведенной узкоколейке веселые девчата гонят вагонетки, груженные трофейным цементом: на бумажных мешках дрезденская фабричная марка. Немецкий цемент пойдет на восстановление холодногорского виадука.

Работа во всех концах города кипит с раннего утра до поздней ночи. Харьков трудится в поте лица своего, трудится жадно, самозабвенно, как человек, истосковавшийся по творчеству. Сколько бы ни сделал, все кажется мало, и хочется работать еще и еще. Вот готовили станцию к приему первого поезда из Москвы. Бригада пятнадцатилетнего Васи Азарова давно уже выполнила и перевыполнила свою норму. Но эти удалые ребята ни за что не соглашались уходить — лишь бы встретить поезд. Они проработали еще 18 часов и дождались-таки встречи с железным вестником из Москвы. И сколько таких фактов происходит в эти дни!

Жажда творчества, радость творчества, сила творчества — вот как можно определить сегодняшний день Харькова, дела и помыслы 250 тысяч его жителей. К черту нелепые, унизительные затеи, которыми горожане вынуждены были заниматься при гитлеровцах, прикидываясь неумелыми, неловкими, малограмотными, лишь бы не заставили их работать на Гитлера!

Теперь профессора технологического института могут вышвырнуть жалкие кустарные инструменты, которыми они изготовляли спички для продажи на рынке. Дирижер театра имени Шевченко может спрятать подальше сапожные колодки, с помощью которых он зарабатывал себе на кусок хлеба. Рабочие Тракторного могут выбраться из зарослей подсолнуха, в которых они прятались все лето, лишь бы их не заставили ремонтировать немецкие танки. Каждому найдется настоящее дело — по душе, по сердцу, по умению.

Уже висит на Сумской вывеска: «Управление харьковского трамвая и троллейбуса». Уже ходят по разрушенным цехам заводов инженеры, прикидывающие, с чего начать восстановление предприятий. Уже работают многие мастерские и артели.

Работники Украинского физико-технического института, которым удалось сберечь ценнейшее оборудование для опытов по расщеплению атома, возобновляют свои исследовательские работы.

Связисты тянут по улицам провода. Водопроводчики проверяют свою сеть. В детских садах принимают детей: их родители теперь будут заняты на работе. Город сразу берется за тысячи дел: ремонтирует машины, готовит к открытию школы, восстанавливает научно-исследовательские институты, прокладывает последние километры железнодорожных линий, которые соединят Харьков с жизненными центрами страны, печет хлеб, дает концерты, печатает газеты, выковыривает немецкие мины, упрятанные в стенах домов, лечит больных. У каждого харьковчанина — живое, жизненно важное, интересное дело, и это радует, волнует людей. Горожане стали еще приветливее, радушнее, разговорчивее, чем были в далекие мирные времена. Каждый испытывает горячее желание высказать то, что долгими месяцами таилось в душе.

И вот сегодня весь город вышел на улицы, чтобы громко, на весь мир провозгласить здравицу в честь тех, кто освободил его, кто дал ему возможность вернуться к любимым занятиям, к мирному труду.

С утра город был окутан легкой, прозрачной дымкой, — неуловимое дыхание осени тронуло каштаны легкой позолотой, овеяло свежестью проспекты, умыло теплым дождиком город. Нескончаемой вереницей проносятся через центр Харькова автомашины, везущие дальше и дальше на юг снаряды, муку, пушки, бензин, патроны. Идут полки пехоты, в небе проносятся с победным рокотом самолеты. На балконах Сумской улицы вывешены ковры, поставлены цветы. Всюду реют красные флаги. Радиотехники заканчивают установку мощных репродукторов. На машинах снуют взад и вперед кинооператоры. Еще никто не знает точно, когда и где начнется митинг, но в самом воздухе разлито такое острое ощущение праздника, что люди вдруг невольно останавливаются на тротуарах и ищут глазами трибуну.

На широкой зеленой площадке у памятника Тарасу Шевченко, у свежих могильных холмов в торжественном молчании стоят группами люди с букетами в руках. Здесь погребены герои Харьковской битвы — участник Сталинградского сражения, кавалер ордена Суворова, гвардии подполковник Ильичев; храбрый уралец, дважды орденоносец, меткий артиллерист, гвардии старший лейтенант Булдаков; спящие вечным сном в одной могиле гвардейцы майор Павловский и капитан Захаров и многие другие. Волею харьковчан эта площадь превращена во временный Пантеон нетленной славы тех, кто жизнью своей заплатил за освобождение города.

Всего лишь несколько часов назад здесь прибавился еще один могильный холм — танкисты простились с героем своей части бесстрашным гвардейцем Виктором Сливиным, который за два года войны прошел путь от рядового бойца до капитана. Под его командованием рота могучих «КВ» сожгла до 100 немецких танков только под Белгородом. Сливин со своими питомцами истребил 22 машины.

И теперь, когда Харьков празднует счастье освобождения, живые пришли к мертвым, чтобы воздать им долг чести и славы.

Трепещут на ветру красные флаги. Издалека доносятся песни — то идут делегации районов. С каким волнением глядишь на эти первые колонны демонстрантов с самодельными плакатами и портретами Ленина, извлеченными из тайников, в которых они сберегались на протяжении почти двух лет! Теперь эти портреты украшены кистями рябины, пунцовыми георгинами, махровыми астрами. Лозунги, поднятые над колоннами демонстрантов, написаны цветными карандашами на листах бумаги.

Когда-то по этим проспектам шли демонстранты с богатым, дорогим оформлением, с огромными оркестрами, с большими яркими знаменами. Придет час, когда они снова будут такими. Но именно вот эту, скромную, бедно оформленную колонну демонстрантов мы будем до конца дней своих вспоминать с особой теплотой, с особым волнением — ведь это первая демонстрация освобожденного города, первый выход харьковчан на улицы, их первое после долгого тягостного перерыва открытое изъявление своих дум, чаяний, чувств.

К памятнику Шевченко подкатывает кавалькада автомобилей, и сразу же гром оваций перекатывается по тротуарам, вдоль которых стоят толпы людей — харьковчане узнали Никиту Сергеевича Хрущева, узнали руководителей партии и правительства Украины, узнали полководцев, войска которых освободили Харьков.

Товарищи Хрущев. Коротченко, Конев и другие поднимаются на импровизированную трибуну, образованную двумя грузовиками. Над городом гудят моторы самолетов. Где-то за облаком раздаются пушечные и пулеметные очереди — это наши истребители перехватили фашистского стервятника. Ударили зенитки. Но никто на площади не проявляет и тени нервозности: Харьков знает, что наши летчики и артиллеристы надежно прикрывают его. И вот митинг — первый митинг граждан освобожденного города — уже открыт.

Колонны демонстрантов обступают трибуны тесным полукольцом. Тысячи горящих глаз устремлены к трибуне, убранной цветами и украшенной коврами. То и дело от колонн отделяются ребятишки, девушки с огромными букетами и устремляются вперед: каждому хочется вручить освободителям Харькова подарок от сердца, от души.

На грузовиках уже некуда складывать букеты, и они образуют большую ароматную гору на асфальте.

Речи ораторов слушают с напряженным вниманием. Часто вспыхивают горячие аплодисменты. Поднятые над головами руки плещутся над толпой, словно крылья.

Харьков видит перед собой тех, чьим ратным трудам он обязан своим освобождением, и по толпе то и дело проносится рокот: «Вот тот, тот — в голубом плаще с генеральскими звездочками», «А это гвардии полковник… Наверное, дивизией командует…», «Смотри, еще генерал!..»

Генерал армии Конев поздравляет харьковчан с праздником освобождения. Он рассказывает о победном наступлении войск Степного фронта, поддержанных Воронежским и Юго-Западным фронтами, и заверяет, что Красная Армия добьется новых успехов.

Гвардии полковник Серегин, командир легендарной 89-й Белгородско-Харьковской дивизии, которая первой ворвалась в Белгород и в Харьков, а сейчас сражается уже в десятках километров на юг от города, призывает жителей Харькова быстрее восстанавливать родной город и тем самым помочь Красной Армии нанести новые успешные удары. Представители харьковчан, выступающие вслед за ним, в ответных речах дают слово сделать все, чтобы Харьков как можно быстрее вернулся в строй советских городов-борцов.

Быстрее бьется пульс, и к горлу подступает горький ком, когда видишь подходящего к трибуне профессора Терещенко. Мы помним его, одного из любимых наставников советского студенчества, заботливого, полного сил и энергии деятеля Харькова. До войны здесь было свыше 100 тысяч студентов, и профессор Терещенко вместе с сотнями своих коллег творил великое дело, выращивая советскую интеллигенцию. И вот он снова перед нами. Его трудно узнать: немецкая оккупация наложила страшную печать на его лицо. Восковая бледность, медленные, скупые движения глубоко истощенного человека, шаткая походка… И только глаза профессора полны жизни, они блестят ярким огнем. В них столько силы, что невольно проникаешься уважением к этому человеку, сумевшему сохранить в адских условиях оккупации запас душевной энергии.

Профессор Терещенко вместе со своими коллегами делал спички, торговал содой и ваксой, но не шел в услужение к врагу. Профессорам удалось сберечь и спасти от вывоза в Германию ценнейшую библиотеку и аппаратуру. Теперь они берутся за воссоздание института. Рассказывая обо всем этом, Терещенко потрясает высохшей рукой и восклицает:

— К мести, к кровавой расплате зовут нас руины наших институтов, наших заводов, разрушенных фашистами. Мы знаем, что наша армия сумеет отплатить врагу за наши муки!..

Харьков слушает в суровом молчании речь седого профессора. Его слова — это думы жителей города, это крик сотен тысяч человеческих душ. И когда профессор Терещенко завершает свою речь здравицей в честь Красной Армии, которая спасла Харьков, над площадью вспыхивает и долго перекатывается «ура». Оно бьется волнами в обгорелые стены Дома проектов, откликается эхом из густого сада, нарастает и ширится.

Вслед за профессором Терещенко выступает инженер завода «Серп и молот» Борзый. Он также глубоко взволнован. В его речи звучат благородная страсть человека, истосковавшегося по большому творческому труду, и ненависть к врагу, разрушившему очаги творчества в Харькове.

— Перед нашими глазами, — говорит он, — еще качаются трупы наших родных и близких, замученных гитлеровцами. На наших лицах еще не высохли слезы, на наших улицах еще стоят лужи крови, которую пролили фашисты, замучившие наших товарищей. Наши заводы разрушены. В наших театрах мерзость запустения. Наши парки выведены из строя. Пусть же Красная Армия сполна рассчитывается с гитлеровцами за все это! А мы поможем ей своим творческим трудом…

Слово предоставляется секретарю ЦК КП(б)У товарищу Н. С. Хрущеву.

Бурей овации приветствует боевого руководителя Харьков. Много раз он встречал его в своих стенах. Много раз держал речь товарищ Хрущев перед харьковчанами, давая им указания по большим и малым практическим делам. Теперь Харьков видит Хрущева в генеральском мундире. На его груди — ордена, заслуженные в жестоких боях ка большом пути от Киева до Сталинграда и от Сталинграда до Харькова. Руководитель украинских большевиков возвращался на Украину рядом с солдатами, как солдат, рядом с воинами, как воин. И овации, которыми платит ему благодарный Харьков, долго-долго гремят не утихая.

От имени украинского народа товарищ Хрущев приносит глубокую благодарность Красной Армии, блестяще осуществившей Харьковскую операцию.

— Товарищи, — говорит Никита Сергеевич, — разрешите мне от имени Коммунистической партии большевиков Украины приветствовать бойцов, офицеров, генералов, все войска, которые доблестно сражались за освобождение Харькова. Мы празднуем в Харькове победу нашего славного советского оружия.

Выражаю благодарность от имени украинского народа командующему Степным фронтом генералу армии Коневу, командующему Воронежским фронтом генералу армии Ватутину, командующему Юго-Западным фронтом генералу армии Малиновскому. Мы чтим память героев, павших в боях за освобождение города Харькова и других украинских городов.

— Товарищи, — продолжает товарищ Хрущев, — враги мы разбили, но еще не добили. Враг еще силен, успокаиваться еще нельзя, надо добиться, чтобы первая столица Украины — наш славный Киев был освобожден.

Доблестные сыны Украины мужественно сражаются в боевом содружестве с сынами всех народов СССР. За своих воинов мы не краснеем. Наши генералы, бойцы и офицеры стойко сражались — они достойны Украины.

Н. С. Хрущев зовет сынов Украины еще крепче разить врага, чтобы быстрее освободить всю нашу советскую землю. Глубокое волнение, жар большевистской страсти звучат в голосе Хрущева, когда он восклицает, обращаясь к харьковчанам:

— Все за работу! Дружнее! Всё для фронта, всё для победы! Теснее сплотим свои ряды под знаменем, которое принесло нам победу. Вперед, на запад! Вперед, за Украину!

Да здравствует наша героическая Красная Армия, ее генералы и маршалы!

Да здравствует великий украинский народ!

Да здравствует Союз Советских Социалистических Республик — наша великая Родина!

И тысячи рук снова вздымаются вверх. Еще громче гремят овации и рокочет «ура», сотрясая ветви тенистого сада. А к трибуне все идут и идут дети с цветами. Они карабкаются на грузовик, одаривают Н. С. Хрущева, руководителей партии и правительства Украины и генералов букетами, целуют их, и теплые улыбки расцветают на лицах харьковчан, наблюдающих за трибуной.

Заслуженный деятель искусств Прохоров и артист Лойко предлагают послать письмо воинам — освободителям Харькова. Теплые, идущие от сердца слова любви и благодарности звучат над притихшей толпой, и снова овации, снова аплодисменты, слова приветственные возгласы.

Ликует Харьков, ликуют люди, очнувшиеся от долгого, тяжкого, кошмарного сна, в котором они пребывали на протяжении двух лет. А в небе города гудят и гудят самолеты, прикрывающие его своими тугими крыльями. Они со свистом рассекают воздух, прячутся в тучах, снова выскакивают из них, и город любуется ими, видя в них свою надежную защиту.