Глава 27

Насчет беременной Киря слегка преувеличил. Вроде как восьмой месяц только пошел, должна дотерпеть. Еще с Земли носит, а родит уже на другой планете, интересно получается. Ходить она могла, но возможности уже не те. Однако отряд задерживала не только женщина в положении: среди освобожденных хватало не приспособленных к долгим и быстрым переходам.

Один из мужчин в плен к хайтам попал босиком. Почему так получилось, Рогову не объяснили, да он и не слишком интересовался. Понял лишь то, что бедолаге пришлось плестись потом не один десяток километров пешком, по лесам и горам, острым веткам и камням. Изранил ступни, и уже здесь они воспалились, раздулись, наступить на них не мог. Для него пришлось сооружать носилки.

Одна из немолодых аборигенок оказалась хромой. Но не из-за воспалений натруженных ступней, дело в чем-то другом. В чем, Рогов не знал, но с ногой у нее беда, без палки волочит жалким образом.

В общем, отряд теперь двигался со смехотворной скоростью. Плюс приходилось часто делать привалы: пополнение быстро уставало. Оценив темпы продвижения, Рогов хотел даже скорректировать направление, чтобы не удлинять путь ради возвращения к разоренному поселку. Можно просто послать туда пару немедлительных ребят, пусть приведут оставшихся. Но почти сразу отбросил такую идею: слишком опасно дробить силы, места тут недружественные. Один гарнизон хайтов разгромлен, но кто знает, сколько их здесь еще бродит.

Ваксов Рогов уже не опасался. Точнее, конечно, опасался, но так… между делом, беря в расчет как досадную, но некритичную помеху. Мелочь, о которой не стоит забывать, но и не надо сильно много о ней думать.

Последняя победа убедительно доказала, что, будь у него столь сильный и слаженный отряд во время снятия блокады с поселка, там бы хорошо если один из десяти волосатых сумел уйти.

Это не хайты, это ерунда. Даже то, что пленные ваксы разбежались по округе и могут сообщить своим племенам о прохождении оравы людей, — вообще не напрягает. Быстро собираться толпами они не умеют, даже полсотни — по местным меркам сильнейшая армия, которую надо готовить заранее. Но, допустим, каким-то образом приготовятся оперативно, и что дальше? Пятьдесят дикарей могли до смерти напугать несколько месяцев назад, в самом начале здешней эпопеи. Могли здорово озадачить экспедиции, сопровождавшие Сфена, людей в них ходило всего ничего, оружие слабое. Могли легко разорить первый поселок, да и второй, напади на него в самом начале, пока не оброс укреплениями.

Но сейчас не пугают и не озадачивают.

На ходу попытался пообщаться с Кэт. Хотел узнать, что ей удалось выведать у аборигенов. Но девушка упорно отмалчивалась, что Рогова не удивило — такое на нее частенько находит, странноватый человек. Помолчит-помолчит час-другой, ну или день и больше, а потом сама скажет.

Или не скажет.

В любом случае аборигены не остались сами по себе, ушли вместе с освободителями. На вид они ничем не отличаются от землян. Не такие, конечно, образованные, язык беден словами, но при этом сложный, с запутанной грамматикой, учить его муторно, но все равно — свои люди. Возможно, потомки тех, кто когда-то попал в этот мир при таком же непонятном катаклизме. Со временем растеряли былые знания, одичали малость, расплодились по планете и теперь населяют обширные территории, располагающиеся где-то восточнее, за землями ваксов. Но с непреодолимыми культурными различиями пока что столкнуться не пришлось. Они, может, местами странноватые, иногда смешные, но в целом понятные. Уже возникли устойчивые пары — хозяйственных туземок оценили пришельцы. На взгляд Рогова, красавиц среди них нет, но милая мордашка далеко не всегда решает.

А вот среди освобожденных из клетки одна очень даже ничего. Ее подстричь по моде, приодеть, грамотно накрасить — и хоть на подиум.

Правда, ступни слегка подвели. Точнее — их размер. Как говорят, «сорок пятый растоптанный». Крестьянская тяжелая жизнь, вечно босиком, такую можно без обуви гонять по горам — не сляжет от воспаленных ран и потертостей, подошвы будто камень.

Резко увеличившийся отряд так и норовил растянуться до бесконечности, а бороться с этим сложно. Идут ведь не по широкой дороге, а узкими тропками. При неожиданном столкновении с крупными силами противника это может навредить, потому Рогову пришлось организовать сразу три дозора. Тыловой прикрывал хвост, два передовых двигались впереди в пределах прямой видимости друг от дружки. При обнаружении противника от них не требовалось вступать в бой, надо лишь как можно быстрее отойти и предупредить об угрозе основные силы.

Из-за смехотворной скорости движения добраться засветло до разоренного поселка не успели. Хорошо если половину вчерашнего пути проделали, скорее меньше. Еще и дождь зарядил, и, похоже, надолго.

Ночевку устроили в не слишком удобном месте. Тут имелась проточная вода, но слишком открыто с двух сторон, костры могут заметить издали, а Рогов всегда старался этого избегать. Но ничего лучше поблизости не подвернулось, а сумерки сгущались, такую ораву по темноте не поводишь, местность не для подобных прогулок.

Но и без огня нельзя, дождь хоть и мелкий, но сырость разводит. Костры разжигали только среди кустов, а густые скопления тут негусто растут. В итоге народ разбился на десятки кучек, рассыпавшихся на площади около гектара, лагерь получился непомерно большим.

Вряд ли даже густые кусты надежно укроют пламя, но это хоть что-то.

Рогова напрягало то, что поселок местных землян хайты атаковали именно ночью. Причем не сразу после вечерних сумерек, дело уже чуть ли не к рассвету шло. То есть эти враги умеют действовать в темноте. Насколько эффективно — уже другой вопрос.

Рогов, опасаясь, что даже дождливая ночь — для хайтов не препятствие черным планам, расставил побольше часовых. Это плохо: уставшим бойцам нужен достойный отдых, — но иначе опасно. Чтобы страдать наряду со всеми, поставил себя старшим на самые трудные часы — перед рассветом. В это время спать хочется особенно сильно, пусть подчиненные видят, что командир себя не жалеет.

Уважение само по себе не возникает, его взращивать надо.

Проснулся от едва ощутимого прикосновения к плечу, чуть приподнялся, раскидывая в стороны колючий еловый лапник. Одеяло пришлось отдать спасенным: среди них много женщин и детей, так что выкручивался по-лесному.

Разбудил Палач — подошло время сдавать вахту.

— Что-нибудь видели? — сонно спросил Рогов.

— Обвал где-то недалеко прогремел.

— Какой обвал? — Спросонья голова работала с трудом.

— Не знаю какой. Слышали, как камни катились. Большие камни.

— А… понял.

— Наверное, из-за дождя: вода делает камни слабее. Больше ничего не слышали. А этот дед только что угомонился, тебе теперь хорошо будет. Не знаю, как он выспится, всю ночь бегал, странный очень.

— Что за дед? — удивился Рогов.

— Ну этот, из местных. Который говорит по-своему.

— Туземец?

— Да, туземец, так.

По-русски Палач говорил получше некоторых, но отдельные слова и фразы усвоил плохо и иногда путался в построении предложений.

— Никакой он не дед.

— Ну наши так его назвали. Не знаем имя.

— Чего это он всю ночь бегал?

— Лопотал что-то по-своему. Я ничего не понимаю. Твои сказали, что костры ему не нравятся. Тушить даже кидался. Говорил вроде, что нельзя тут огонь жечь. Может, оттого волновался, что хайты рядом. И на небо показывал все время. Ткнет пальцем и «хайты, хайты, Хайтана» повторяет. Много раз повторял такое, всем сильно надоел. Скажешь ему, чтобы молчал, а он опять в небо тычет пальцем и кричит. Странный какой-то.

— Может, тронулся маленько после плена.

— Может, и тронулся.

— Посты когда проверял?

— Перед тем как идти тебя будить.

— Смена прошла нормально? Все на месте?

— Конечно.

— А Кэт куда поставил?

— К ручью отправил, там ель хорошая. Как под крышей можно прятаться и есть на чем сидеть. Ей там хорошо.

— Ладно, принял, иди на боковую, дальше сам разберусь.

Дождь прекратился, даже с веток почти не капало, но осталась пробирающая до костей сырость. Ночевки в горах даже в разгар лета нечасто бывают комфортными, а сейчас дело к осени приближается, все холоднее и холоднее с каждым днем.

Есть и позитивные изменения — на склон опустился туман. Густым его не назовешь, но теперь можно жечь огонь не опасаясь, что посторонние смогут на него полюбоваться за несколько километров.

Присев над почти погасшим костром, разворошил палкой угли, подкинул дровишек, посидел минут пять, ловя вытянутыми ладонями жар. Набравшись тепла, поднялся, пошел наверх. Там от первого поста пройдется по кругу до последнего, где должна стоять Кэт.

Подловил одного из стрелков Холода на дремоте или даже сладком сне. И когда только успел засопеть, ведь и десяти минут не прошло с момента обхода предшественника. Устроил залетчику мягкий втык, больше нарушений не заметил.

Кэт обнаружилась под той самой огромной елью, ветви которой, низко нависая, устроили чуть ли не шалаш. Даже в сильный дождь у ствола сухо или почти сухо, а после сегодняшнего ни одна капля сюда не просочилась. Кто-то из предыдущих часовых пристроил недлинную вязанку хвороста, и девушка использовала ее как скамейку.

Прав был Палач, хорошо устроилась.

Рогов, склонившись под низкие ветки, буркнул:

— Двигайся.

— Зачем?

— За тем, что я рядом хочу сесть.

— Мне тут самой места мало.

— Не перечь командиру. Я должен проверить, как удобно ты устроилась, и если удобства завышенные, принять меры по пресечению.

— Что за пресечение?!

— Комфортные условия провоцируют часового на сон, а это недопустимо: надо сразу пресекать во избежание засыпания.

— Рогов, ты можешь смело спать вместе со всеми часовыми, в таком тумане ни один хайт по горам бродить не будет.

— Много ли ты знаешь о хайтах? Вот то-то. Местные про них чего только не рассказывают. Может, сказки, а может, доля правды есть, мы пока что не умеем отделять одно от другого. Кстати, о местных. Ты старика-туземца видела ночью? Чего он на костры так ругался? Псих?

— Он не псих.

— Что-то рассказывал тебе?

— Я с ним разговаривала днем, ночью не видела.

— Да я прекрасно видел, как вы болтали. А потом ничего мне не рассказала. Нехорошо.

— Мне надо было подумать.

— Над чем это?

— Над новыми знаниями.

— Вот как? Вообще-то я здесь командир, и я должен в первую очередь новое узнавать, для того тебя и отправили поговорить. А ты в молчанку играешь.

— Рогов, мне надо кое-что от тебя узнать. Прямо сейчас.

Голос девушки, до этого весьма самоуверенный, резко изменился чуть ли не до просительного, чего за ней до сих пор не замечалось. Рогов даже слегка удивился:

— Что это с тобой? Не заболела?

— Со мной все нормально. То есть ненормально. Со мной тут всегда все ненормально. Так получилось. Можно спросить или нет?

— Спрашивай, конечно, — ответил заинтригованный Рогов.

— Мне надо точно знать, как ты ко мне относишься.

— Прекрасно отношусь.

— Рогов, я совсем не о том.

— А о чем? Ты конкретнее тогда спрашивай, я человек простой, понимаю только четко и прямо поставленные вопросы.

— Я для тебя объект, на котором можно неудачно пытаться демонстрировать мужское превосходство, или женщина, с которой ты хочешь прожить всю жизнь, воспитывая ораву детей?

До сих пор Кэт подобными вопросами не страдала. И вообще, несмотря на все надоедливые намеки Кири, женского интереса в сторону Рогова не демонстрировала. Да и в другие стороны тоже. Но нельзя сказать, что эти слова стали неожиданностью. Он и сам не раз подумывал начать такой разговор, да только возможность не подворачивалась.

И вообще — с Кэт все непросто.

Землян мало, все друг друга знают, как знают и то, что застряли надолго или навсегда в условиях, резко отличающихся от привычных. Даже самая последняя особа легкого поведения быстро забывала все, чем жила прежде. Здесь надо вести себя если не как неприступная принцесса, то как самка, которую почтут за честь добиваться. Доступная добыча в тесном мирке не котируется. Если кто-то на Земле не планировал замужества до зрелых лет, то сейчас только об этом и думал. Количество мужчин не безгранично, как было прежде, если прошляпишь момент, не приглянешься завидным женихам — останешься на бобах, в лучшем случае выбирая из брачного неликвида.

А в худшем — одна.

В общем, никакой тебе романтики с цветами. Люди сходились резко и всерьез, без долгих ритуалов и помпы, даже свадебные церемонии не проводились. Только-только появились их примитивные подобия с заключением брака через подписи у кого-нибудь из членов совета — до этого обходились без малейшего официоза.

Да и что это за официоз, где расписываться приходится обожженными веточками на корявой бересте?

В общем, каждая барышня, у которой имелась голова на плечах, волей-неволей должна всерьез задуматься о вопросе личной устроенности. И желательно с ним не затягивать.

Только Кэт напрочь эту тему игнорировала. И вела себя так, что Рогов даже не представлял, как бы к ней подкатить насчет этого. Причем раньше излишней скромностью не страдал, проблем в общении с противоположным полом не возникало со школьных лет. Но тут нашла коса на камень, такую, мягко говоря, чудную девушку встретил впервые. Можно, конечно, сделать скидку на нежный возраст, да только все прочие здешние вели себя совершенно иначе, и плевать на то, что некоторые из них недотягивали даже до законных восемнадцати.

Новые времена — новые границы.

То есть вряд ли возраст тому виной. Что-то с Кэт явно не так, Рогов это чувствовал, но не мог знать — что именно. Другой бы давно бросил всякие мысли о ней, но у него не получалось, да и не хотел. Прикипел он к ней, будто околдовала, причем с первых дней знакомства. И ведь интуиция кричала, что он ей тоже не чужой, но — увы, ни малейших намеков на желание сближения.

И вот, похоже, момент истины. Только почему вот так, в промозглой ночной сырости, сгорбившись под колючими ветвями и отмахиваясь от неугомонных комаров? Романтики не просто ноль — она в глубочайшем минусе.

Кэт ничего не делает без причины, вот и сейчас что-то заставило ее поднять волнующую Рогова тему именно в этот момент.

Попытавшись говорить ровно, ответил:

— Начет мужского превосходства доказывать нечего, все уже давно доказано. А насчет остального мне надо кое-что выяснить, это важно.

— Что?

— Сколько именно детей будет в нашей ораве?

— Рогов, ты самовлюбленный чурбан.

— Ага, — охотно согласился тот и предпринял попытку обнять подругу, чему помешал ствол ели и то, что Кэт резко отодвинулась.

— Рогов, руки-то не распускай.

— Лен, а что мне с ними делать? Погулять отпустить? У нас тут свидание или что?

— Или что. У нас тут вообще-то важный пост, а я не помню, чтобы ты разрешал часовым на постах обжиматься.

— С тобой не детей захочется, а развода с разделом имущества.

— Прежде чем детей рожать, нам, Рогов, надо вопрос с детским питанием решить. Срочно решить. Я говорю обо всех.

— Раньше без питания рожали.

— Ага. Только женщины другими были, да и тем часто кормилицы требовались. Люди, Рогов, — слабые создания. У нас нет ни одной коровы, это станет проблемой, скоро увидишь.

— Я в шоке…

— Что не так?

— Да что у тебя в голове, Кэт? Это даже не опилки, это… Слов нет… Такой прекрасный во всех отношениях парень греет твой бок, готов красивые слова говорить, а ты с ним о коровах. Может, еще на тему навоза пообщаемся?

— Если она тебя сильно волнует.

— Ага, ночами не сплю, только о нем и думаю.

— Я вообще-то разговор начала не ради красивых слов. Это так… вступление.

— И что дальше?

— По-твоему, я странная?

— Не по-моему. Тебя все считают в лучшем случае чудачкой. И я в том числе. Ты точно ненормальная, так, как ты, никто себя не ведет.

— В принципе согласна. Я иногда бываю необычной.

— Иногда? Ну-ну…

— Не придирайся. Но сейчас у меня кое-что есть. Есть причина. Я ведь сама не своя с тех пор, как поняла, что произошло.

— Тут все такие, со всеми кое-что произошло.

— У меня особая ситуация. Рогов, я ведь тут умру.

— Думаю, что мы все тут умрем. Но ты не скоро, ты живучая, ты всех переживешь, на что хочешь готов поспорить.

— Нет, я умру раньше. Гораздо раньше.

— Что за разговоры? Повеселее темы не нашла?

— Пожалуйста, выслушай меня. Внимательно выслушай. В тот день, когда все случилось, родители везли меня в больницу. Это было важно для меня. Ты представить не можешь, насколько важно. Незадолго до этого на осмотре у меня нашли что-то непонятное. Назначили обследование, выявили опухоль. Заподозрили злокачественную…

— Блин…

— Не перебивай. Назначили новое обследование — и тот же результат. Ранняя стадия, можно сказать, повезло. У молодых такое легко лечится, большая часть выживает. Ну подумаешь, облысела бы и все такое, главное — живая осталась. Так меня утешали. А я сама не своя от всего этого, сам понимаешь. У меня ведь даже простуда если и бывает, то раз в год. Не привыкла болеть, и тут такое… А потом бах — и мы очутились в горах. Машина упала, покатилась, дверь оторвало, меня выкинуло. А родители… Родители, Рогов, остались в машине. Их не стало. И больницы больше нет. Некому проводить обследование. Химиотерапии здесь тоже нет. А опухоль есть. Она во мне, и она растет, ее ведь никак не лечат. Не может быть никакого лечения, ты ведь сам прекрасно знаешь, в каком состоянии наша медицина: каменный век.

— Не совсем, у нас ведь есть знания, кое-какие инструменты и лекарства.

— Не смеши.

— Ты говорила с врачом?

— И о чем мне с ним говорить? О стерилизации бинтов? Их прямо сейчас пытаются делать из местной ткани, которую даже на половую тряпку пускать стыдно. Я и без врачей прекрасно знаю, что злокачественная опухоль сама собой не рассосется. Она будет расти дальше и дальше, потом пустит метастазы по всему телу. Я стану не такой быстрой и сильной, мне придется лежать и орать от боли, потому что наркотиков у нас нет, а отвар из сонной травы не поможет человеку, у которого заживо гниет тело. И что мне останется? Только одно… сам понимаешь. И если у меня не хватит духу, то вся надежда только на тебя. Именно ты, Рогов, должен будешь убить меня, чтобы это прекратить. Так будет правильно. Я ведь не слепая, я прекрасно знаю, что ты не гей, как тебя за глаза обзывают некоторые дуры, которых ты в упор игнорируешь. Ты в мою сторону неровно дышишь еще с тех времен, когда мы в горах среди развалин замерзали. Еду мне таскал, заботился. Сама не знаю почему, но ты, чурбан, тоже мне нравишься. Не за ту еду, конечно, а за все. Но теперь ты знаешь, что, увы, никакой любви у нас не получится. Нет смысла любить ту, которой вот-вот не станет.

— Как скоро?

— Не знаю. Надеюсь, несколько месяцев у меня есть. Пока ничего не чувствую. Ну как не чувствую… бывает разное. Но, думаю, это сама себя накручиваю. Есть немного мнительности, страшновато, когда в тебе сидит такое и ты ничего не можешь с этим поделать. Вообще ничего…

— Нельзя опускать руки. Как вернемся, поговорим с врачом. Ты зря столько молчала, время потеряла, в таких случаях затягивать опасно.

— Рогов, будь хоть малейший шанс — я бы сразу поговорила и с врачом, и с тобой. Молчала, потому что шанса не было.

— Но сейчас-то заговорила…

— Ты меня внимательно слушал?

— А что?

— А то, что я четко сказала: если бы был хоть малейший шанс.

— Совсем запутался. Шансов так и так нет, но ты при этом заговорила. Устала держать в себе? Ну и правильно.

Кэт вздохнула:

— Рогов, ну нельзя же так, ты иногда кажешься беспросветно тупым…

— Ну так давай, для тупого чурбана поясни подробно, — ответил с нотками раздражения: он откровенно не понимал, о чем речь.

— У меня появился шанс.

Рогов понятия не имел, какой такой шанс может появиться посреди сырых еловых дебрей, затерянных в неизвестном мире. На них даже повеситься непросто, удобные ветки — редкость. Но даже если у Кэт крыша поехала от всего того, что она так долго в себе скрывала, не мешает это выслушать:

— Нашла возможность избавиться от этой дряни?

— Не знаю. Может, нашла, а может, и нет. Этого старика зовут Мнардир, и он вообще-то не старик, просто с ним недавно несчастный случай произошел, тело изменилось.

— Да мне плевать на то, что с ним произошло, пусть даже принудили к трасгендерной операции. О себе говори.

— Рогов, ну прояви хоть чуточку терпения, тут каждое слово важно. Ты что-нибудь помнишь о Гриндире? Местные женщины о нем рассказывали.

— Да. Какое-то странное место, где можно добывать странные камни. Один из таких камней мы взяли у того шамана.

— Мнардир не простой абориген, он марагван — человек, который видит душу сидов. Тех самых странных камней. Местные их называют магическими. Не знаю, магия в них или нет, но ты сам видел, на что способен один такой камешек. Мнардиру не повезло: отряд, который взял его с собой для оценки добытых сидов, нарвался на проблемы в Гриндире. Выжило лишь трое, да и тех ваксы ночью скрутили, часовой сильно устал и заснул. Двоих сразу убили, а Мнардира оставили. Он немного умеет говорить на языке людоедов, а они уважают марагванов. Считают их особыми шаманами, живыми талисманами селения. Продали его в соседнее племя, а потом напали хайты, он оказался у них в плену. Они не убивают людей и не едят их. Просто уводят к себе на северо-восток, в Хайтану. Я много о чем с ним разговаривала. Да и до него общалась с туземками. Но те мало что знают, в основном у них выдумки или что-то похожее на выдумки. А у Мнардира все иначе. Он совершенно точно знает, о чем говорит. Если где-то полных знаний у него нет, так прямо и отвечает, не юля и ничего не придумывая.

— Я так понимаю, он что-то рассказал о методах лечения рака при помощи сидов?

— Не совсем. Сиды бывают разные. Особо ценятся те, которые называют камнями исцеления. Понимаешь, о чем я?

— Не верю, что какой-то камень может вот так, запросто, взять и вылечить раковую опухоль.

— Я тоже не верила. Но дело в том, что камень не лечит. Он как бы обновляет пораженное место до первоначального состояния. Я долго объясняла Мнардиру насчет опухолей — он владеет темой, понял, о чем я. Рак у них тоже известен, и некоторые камни справляются с ним прекрасно. С чумой или инфекционным заболеванием вроде нее куда труднее справиться, чем с самой запущенной опухолью. Теперь-то понимаешь, какой шанс я имела в виду?

— Не совсем дурак, понимаю. Тот камень, который у нас есть, подойдет?

— Вряд ли. Я описала Мнардиру все, что о нем знала. Он говорит, что это простой огнекамень, его часто находят в грязевых источниках, они разбросаны по всему Гриндиру. Дешево стоит, мало возможностей. Нужен камень исцеления, камень жизни, это одно и то же. Добыть его можно только из взрослого алмазного скорпиона, они обитают в Гриндире. Процесс добычи опасен, как и все занятия в Гриндире. Но я, Рогов, должна попытаться, ведь это мой единственный шанс. Мнардир хорошо все описал, не запутаюсь, дорога легкая.

— Погоди минутку, — опешил Рогов. — Ты куда это собралась?

— А ты разве не понял? В Гриндир, конечно.

Вздохнув, покачал головой:

— Спасибо, конечно, что не свинтила туда без предупреждения, как ты это любишь, только выбрось такие мысли из головы. Все, что я до этого слышал о Гриндире, говорит лишь об одном — в одиночку там делать нечего. Нужен отряд. И вообще, как ты себе это представляешь?! Я, значит, целую тебя в щечку, а потом ты шагаешь на юго-восток через территорию не слишком-то дружелюбных ваксов. Дальше тебя ждет какая-то непонятная пустыня, где даже один день протянуть невозможно. Там ты должна найти алмазного скорпиона и выпотрошить его, чему он не обрадуется, и вообще думаю, что за себя тварь с таким названием умеет постоять. А потом придется возвращаться с волшебным камешком той же непростой дорогой. Но, допустим, у тебя все получится. Значит, в конце этот местный спец тебя лечит, и вот уже вокруг пафос и гламур, мы ставим росписи угольками на куске бересты, появляется новая ячейка общества, где муж отправил жену лечиться от рака в самое опасное место мира, а сам грелся у печки. Ну и как тебе это? Нормальная картина?

— Рогов, это мое личное дело. Но если ты вызовешься идти со мной, это правильно. Ведь и твое личное дело тоже.

— Ага, вместе там и ласты склеим. «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Шекспир умер, но дело его живет.

— До подписи на бересте еще далеко, а пафос от тебя уже пошел.

— Потихоньку готовлюсь, без тренировки в таком деле никак.

— Тебе вовсе не обязательно идти. А мне обязательно, ты же понимаешь. И ты нужен в поселке, на тебе многое держится, а я что есть, что нет — незаметно.

— Я-то все понимаю. А ты понимаешь, что мне рассказала?

— А чего тут непонятного?

— Да почти все. Давай еще раз — на что именно способны эти камни? Они лечат ранения?

— У Мнардира два пальца восстановлены после похода в Гриндир. Говорит, что отросли быстро, но около года пришлось их разрабатывать, будто чужие были.

— То есть пальцы отрастил заново?

— Если я правильно поняла — да. Женщины-туземки тоже о таком рассказывали еще до этого. И не только о пальцах: руки, ноги, зрение. Так что вылечить рану — не проблема. Эти камни даже жизнь могут продлевать. Активную жизнь. Одному из местных правителей больше ста лет. Он недавно женился на молодой, и у них родился ребенок.

— Вечная жизнь без дряхлости?

— Насколько я поняла — нет. Это работает до каких-то пределов. Но пределы заманчивые.

— А, допустим, воспаление легких?

— Точно не знаю, но всякие простуды точно лечатся. Сложности бывают только при некоторых инфекционных заболеваниях, камень при этом растрачивает слишком много силы на лечение. Его сила не вечна, растратив всю, он выходит из строя. При таких сложностях с добычей цены запредельные, приходится экономить, поэтому такое лечение доступно лишь избранным.

— Так почему бы не направить в Гриндир серьезную армию и не прочесать его густым гребнем, собрав все, что нужно?

— Гриндир не любит гостей. Если где-то появляется много чужих, он мстит.

— Как мстит?

— Убивает. Всех убивает. Туда можно ходить только аккуратно, мелкими группами. И в одно место слишком часто не соваться. Нельзя злить пустыню.

— Страшилки.

— Но в них все верят. Думаю, местные не дураки. Будь возможность, давно бы заявились туда большими силами: приз окупит любые затраты. Что-то им явно мешает, что-то такое, с чем невозможно справиться.

— Этими камнями детей лечить можно?

— А почему нет?

— И ты все еще говоришь, что это личное дело? Исключительно твое и мое? А что мы будем делать с детскими болезнями? А с ранеными и калеками? Да ты даже понятия не имеешь, какие у нас проблемы с медициной. Помнишь, прежде чем подняться в горы, мы составляли списки всего того, что желательно оттуда принести?

— Помню.

— Я их почти не смотрел, не разбираюсь во многих вещах. Уже наверху, когда с Холодом наладили контакт, передал ему экземпляр. А тот не ленился все изучить и проконсультироваться со своими спецами по непонятным позициям. В перечне медикаментов нашлись специфические. К примеру, те, что купируют ВИЧ, не дают развиваться болезни. Человек может жить с этим вирусом долго и относительно счастливо при условии, если будет регулярно принимать определенные препараты.

— Я слышала о таком.

— Если их не принимать, болезнь начнет прогрессировать, и человек в итоге умрет от последствий СПИДа. Раз эти препараты попали в список, значит, среди нас есть те, кто в них нуждается.

— Не удивлена, такие люди давно уже не редкость, на Земле, считай, эпидемия этой заразы.

— Это еще не все. Вспомни о диабетиках и о прочих людях, которым нужны сложные лекарства. То есть такие, которых мы самостоятельно здесь не изготовим. Все они обречены. Вспомни о повышенной детской смертности в обществе, где нет полноценной медицины. О раненых, которые у нас постоянно появляются, — ведь не все из них выживают. А у нас каждый человек на счету. До сих пор считаешь, что это исключительно твое личное дело?

— Я как-то не подумала…

— Вот поэтому, Кэт, я могу посматривать на тебя с превосходством. Тоже мне еще фифа выискалась. Одна она пойдет, прячьтесь, алмазные скорпионы… Шире думать надо, мы ведь сейчас все в одной лодке. Твоя информация принята к сведению, по возвращении я немедленно поставлю вопрос о походе в Гриндир. Тем более что большой отряд не понадобится, если я правильно понял, там крупными силами действовать чревато.

— Все верно.

— Нам нужна нормальная медицина, и если эти камни так хороши, как о них рассказывают, мы в лепешку разобьемся, но достанем их.

— Но я не могу терять время. Не знаю, сколько у меня осталось.

— А мы и не будем терять. На носу сезон дождей, потом зима — подозреваю, мы окажемся запертыми среди снегов до весны. Надо успеть все провернуть как можно быстрее, а потом долгими зимними вечерами разбираться с этими камнями.

— Не надо разбираться, у нас опытный марагван есть.

— Я ему не доверяю. Научные знания аборигенов смехотворны, он может неэффективно распоряжаться силой камней Гриндира.

— Но мы ничего не знаем о волшебстве.

— Волшебства не бывает, бывает наука, которой мы не понимаем. Придется понять. Согласен, что надо учиться у него, но не копировать слепо. Придется примерять все на свой лад, мы не дикари, мы грамотные люди, нельзя это забывать. Глядишь, и сами его кое-чему научим со временем. Приставить к нему того паренька, который палки зажигал, он способный.

— Марагван еще кое-что рассказал.

— Что именно?

— У хайтов тут серьезная операция. Нам повезло, мы сегодня не нарвались на их основные силы. Как я поняла, там бы нас арбалеты не спасли. Слишком много раксов, и еще добавились какие-то фраки. Мнардир их почему-то называет мертвыми рыцарями. Как я поняла, они передвигаются верхом на каких-то животных, и это не лошади, а что-то уродливое и опасное. Очень быстрые, хорошо защищенные и вооруженные, даже одного такого всадника непросто убить целой толпой. И Мнардир понятия не имеет, где именно они действуют. Как только хайты узнают, что крепость разорена, нам несдобровать. Дождь слабенький, следов не замыло, слишком много людей топталось, в лесу этого не скроешь. Я бы не стала идти в поселок кратчайшей дорогой.

— Он поэтому требовал, чтобы мы костров не разводили? Крик тут поднял.

— Не знаю. Его иногда трудно понять, я не так хорошо знаю их язык. Он говорил, что над землями Хайтаны иногда летает какое-то унто. И оно не любит огня в холмах. Плохо поступает, если его замечает. Может, из-за этого и кричал.

— Какой интересный дедушка…

— Говорю же тебе — он не дедушка. Средних лет. В Гриндире попал под редкую тварь. Говорит, она может высасывать годы жизни, оставляя после себя древние мумии. Ему повезло — он выжил, другие погибли. Он тоже заинтересован в камнях жизни, они помогут с его проблемой.

— Мне надо будет с ним поговорить. Поможешь переводить?

— Помогу.

— И меня тоже смущают наши следы. Тяжело такой оравой ходить по дикому лесу и не оставлять после себя ничего.

— Вот и я говорю. Хайты ценят людей гораздо выше, чем ваксов. Могут толпой пройтись по следу и найти поселок.

— Значит, мы не должны их приводить к себе.

— По воздуху пойдем, что ли?

— Зачем? Заяц петляет, а чем мы хуже него? Завтра дойдем до разоренного поселка, оттуда развернемся прямиком на север. Поднимемся по долине выше в горы, там вроде проходимо, хотя местами придется непросто. На камнях гораздо легче скрывать следы, да и места там открытые, можно разделиться на группы по десятку рыл и всегда находиться в прямой видимости друг от дружки. Собираться толпой только на ночлег или в случае опасности. Малая группа ославляет не такой заметный след, тем более в местных горах.

— Время потеряем…

— Я прекрасно понимаю, что тебе невтерпеж, но иначе никак. День-два, ну пусть даже неделя, тебя не спасут. Потерпи, милая.

— Рогов, тебе этого не понять…

— Но я все же понимаю, — заявил он обрадованно, заметив, что вторая попытка обнять девушку завершилась успешно.

Она и раньше, даже в самые тяжелые времена, не демонстрировала совсем уж похоронного настроения, но сейчас получила надежду на то, что будет жить дальше.

А Рогов получил объяснение некоторым странностям ее поведения.

И почему-то был уверен, что все закончится хорошо. При всей внешней хрупкости Кэт постоянно демонстрировала чудеса приспособленности к резко изменившемуся миру. Случались ситуации, когда лишь благодаря ее личным качествам избегали нешуточных проблем. Никогда никакой слабости ни по отношению к себе, ни по отношению к другим: в несерьезной с виду девушке силы на троих хватит.

Такой человек не может умереть из-за какой-то невидимой опухоли.