Глава 23
Оранжевая Республика. Окрестности города Оксфонтейн
8 марта 1900 года. 17:00
Юркая ящерка, оставляя за собой облачка взбитой лапками желтой пыли, проскочила через дорогу и скрылась в зарослях полувысохшего кустарника. Первое живое существо за последний час, если не считать круживших в ультрамариновом небе стервятников. Ну и где вы, клятые бритты? Млять, ну и как можно воевать в таких условиях? Связи никакой, что творится вокруг – я знаю очень и очень приблизительно. А точнее, ни хрена не знаю.
Черт… позавчера нас нашел связной и сообщил, что буры возле Оксфонтейна довольно сильно потрепали бриттов и организованно отошли на подготовленные позиции перед столицей Оранжевой Республики. Почти как в реальной истории, вот только тогда этих подготовленных позиций не было и путь на Блумфонтейн оказался открытым. После чего Робертс выдвинулся из Оксфонтейна тремя колоннами с общим итоговым направлением на Винтерс-Влей. Левой колонной, направляющейся к Льюборгу, командовал генерал-майор Френч, серединной – сам Робертс, а правой, идущей к Петрусбургу, генерал-лейтенант Таккер. Но это было в реальной истории, а как будет сейчас? А вот хрен его знает… Хочется надеяться, что так же. Потому что Френча у Абраамскрааля дожидается де Вет, а колонну Таккера, в составе седьмой пехотной дивизии, кавалерийской бригады и бригады ездящей пехоты, жду я. Да, всего с сотней добровольцев, тремя пулеметами на повозках и тремя орудиями, из которых одно является тридцатисемимиллиметровой пукалкой Максима-Норденфельда, а второе – орудием Уитворда времен Гражданской войны в САСШ.
Что, и правда поверили? Шучу, конечно: со мной еще бурский коммандо в составе трехсот штыков… вернее, стволов – штыков у буров сроду не водилось. Но все равно, в полноценный бой с Таккером никто вступать не собирается.
Мы за эти девять дней очень многое успели сделать. Не все, что планировалось, но очень многое. Что именно? Долго рассказывать, было много обычной физической работы и никакого героизма, за исключением очередной схватки господина Мезенцева с очередным медоедом. Правда, в этот раз Веник, недолго мудрствуя, пальнул в животину из револьвера, но медоед все же добрался до его сапога и героически сдох, намертво вцепившись в него зубами. В общем, ничего интересного, но теперь бриттов, в частности Таккера, ждет несколько миленьких сюрпризов. Ну… это, конечно, если Робертс поступит именно так, как все случилось в реальной истории. В чем я не особенно уверен…
Взял бинокль и глянул на наши позиции. Орудия и ракетную батарею я расположил на холмах в километре от места предполагаемой сшибки. Отрыли капониры, маскировка максимальная, даже я с трудом определяю их позиции. Волонтеры и буры окопались в полный профиль в полукилометре правее и левее от дороги. Лошади и повозки остались за холмами-останцами, которые здесь почему-то называют «копье»; если что – надеюсь, сможем быстренько смотаться отсюда. Вернее, мы обязательно отступим, но после того как…
– Ну и где вас черт носит? – буркнул я и погладил ручку подрывной машинки. Страшнейший раритет – динамоэлектрическая машина Дрейера. Весит как ящик с патронами, но работает исправно. Всегда такую в свою коллекцию хотел. И получил…
На холме неожиданно появилась фигурка всадника. Степа, а это был именно Наумыч, опасливо поглядывая на дорогу, покрутил головой и направил коня примерно в мою сторону.
– Здесь я! – приподнялся в окопчике и махнул ему рукой.
– Эко ты, Ляксандрыч, зашхерился, – уважительно проговорил Степан и спрыгнул с жеребца. Степа последнее время любил щегольнуть незнакомыми для него словечками из моего репертуара, правда, предусмотрительно интересуясь их значением.
– Ну что? – Я содрал с головы капюшон накидки и с наслаждением потянулся.
– Идут, – спокойно сообщил парень. – Верст пять отсюда. По дороге идут. Впереди колонны разъезд, но недалече – в четверть версты. По бокам тоже шустрят. Пеших примерно половина, при десяти орудиях и паре пулеметов. По головам не считал, но много. Сотен сорок – пятьдесят, если не больше.
– Пять верст, говоришь? – Я ненадолго задумался. – Давай к нашим. Передай, чтобы разъезд не трогали. Пусть сидят тихо, как мыши. Огонь открывать только после взрывов. Если кто дернется раньше, расстреляю собственноручно.
Степа кивнул и умчался к нашим позициям.
– Ну что, мистер Игл? Окропим буш красненьким? – Я поправил накидку и нырнул назад в окопчик. Черт бы побрал этот гребаный девятнадцатый век: провод толстенный, подрывная машинка слабая, поэтому пришлось устроиться всего в сотне метров от первого фугаса. А это, извините, как-никак три пуда динамита и бочка сгустительной смеси Вениамина. Грохнет так, что и чертям на том свете тошно станет. И это только в одном фугасе – а у нас их шесть. И ничего не поделаешь: никого другого я к подрывной машинке и на пушечный выстрел не подпущу. Как говорится, назвался груздем – полезай в кузов. Чувствую, придется мне повертеться, как ужу на сковородке. Но ничего, отсижусь в отнорке… Или быстренько отчалю, если представится случай. В общем, посмотрим. Зараза… курить так хочется, что уши в трубочку сворачиваются. Бросать надо, бросать.
Долго ждать не пришлось: на дороге, протянувшейся среди невысоких холмов, показался полуэскадрон британских драгун. Ишь… выучились уже, еще пару месяцев назад вообще без боевого охранения разгуливали.
Драгуны спокойно прогарцевали по дороге, поднялись на ближайший холмик, старший осмотрел местность в бинокль, спрятал его в футляр и достал из кармана сигару… Эвона как? Неужто не заметили ничего? Впрочем, мои замаскировались на славу. Да и немного не туда смотришь, уорент. И это правильно: вот никак не входит в мои планы раньше времени обнаруживать себя.
Около получаса ничего не происходило, британские кавалеристы не трогались с места, о чем-то оживленно болтая. И только после того как я уже стал ощущать содрогание земли от шага тысяч ботинок, они съехали с холма и неспешно потрусили по дороге. Итак…
Колонна британцев показалась на дороге. Кавалерия… кто такие? Все ясно, ездящая пехота – эрзац, изобретенный Робертсом для повышения мобильности. Мобильность, конечно, повысилась, но кавалерией пехотинцы так и не стали. Пропускаем…
Затем появилась пехота: мерный шаг, идеальная дистанция в строю, даже в ногу идут, черт побери. Ну-ну… значит, все почти так, как я рассчитывал. Дивизия растягивается на марше примерно на два с половиной – три километра. Пора…
Спрятался в отнорок, перекрестился, открыл рот и всем телом налег на реечный рычаг подрывной машинки. Сразу же мелькнула мысль: «А если не сработает?..» Но потом она бесследно испарилась. Жуткий грохот меня оглушило, а потом… настал сущий ад…
Я не видел, что происходит на дороге, но примерно представлял картину происходящего. Взрыв динамита разнес щебневую забивку, сыгравшую роль поражающих элементов, но не это главное: напалм разлетелся горящими кусками на добрую сотню метров в окружности, а так как шурф я устроил наклонным, зажигательная смесь полетела в направлении движущейся колонны. А потом взрывной импульс скользнул по детонационному шнуру и инициировал следующий фугас, расположенный в сотне метров от первого. И так до последнего – шестого… Очень хочется надеяться, что хотя бы треть колонны накрыло.
Извиваясь ужом и прижимая к себе подрывную машинку, я выдрался из отнорка и сразу поднял на лицо шемах – дышать было невозможно: пыль, дым, вонь напалма и горелой человеческой плоти. И крики… душераздирающие вопли горящих заживо людей… Они доносились как через вату – глушануло меня все-таки основательно, но все равно звучали реально и… ужасно…
– Твою же кобылу… – Я попробовал выглянуть, но ничего не увидел. Все застилала непроницаемая пелена. А тут еще рванули снаряды наших орудий и лопнули несколько ракет; опять разнесся повсюду горящий напалмовый дождь. Застучали пулеметы. Похоже, ребятки всерьез взялись за ездящую пехоту, до этого проскочившую минированный участок.
Зараза, надо как-то выбираться к своим, а то они сейчас навоюют… Я выглянул еще раз, а потом выскочил из окопчика и пополз в сторону от взрывов. Машинку оставил, уже никуда не денется, заберу потом. Дополз до группки валунов и наконец оглянулся.
– Твою же мать… – только и смог сказать. Бригаду ездящей пехоты, абсолютно дезорганизованно мечущуюся по полю, методично истребляли: по ней работали пулеметы и винтовки, а орудия посылали снаряды куда-то за черные клубы дыма, вспухшие на месте минной засады. Ракетчики молчали. Вроде как грамотно, но надо брать все в свои руки. Половина британцев просто не дошли до фугасов, и если они очухаются, то нам придется очень туго.
Вскочил на ноги, замахал платком и живо спрятался опять. Дело такое, береженого Бог бережет. Не хватало еще поймать шальную пулю… особенно от своих.
Почти сразу же от наших позиций сорвался всадник, ведя в поводу лошадь. Ага… Степа бдит.
Дождался, пока он доберется до меня, вскочил на коня и понесся на ближайший холм – разобраться в обстановке.
– Ух! Етить… – Ну что могу сказать… С ездящей пехотой уже практически покончили. Основная ее часть полегла, несколько мелких групп все же ушли и теперь во всю мощь лошадиных организмов улепетывали в разные стороны. Место закладки фугасов так и было покрыто клубами дыма и пыли, а вот арьергард британской колоны пытался организоваться и понемногу пятился, отступая.
– Наумыч, гони назад: повозки с пулеметами, «пом-пом» и ракетную батарею сюда! Пусть поторопятся… Стой!.. – У меня в голове мелькнула шальная мысль. – Передай комманданту Дейку, чтобы сажал своих на коней и занимал позиции вон на том холме. Пусть начинают обстрел бриттов, но без сигнала в атаку не идут. Наших всех сюда, ко мне…
Степан молча кивнул и умчался, а я потянул из седельной кобуры маузер с оптикой и устроился среди камней. Стянул чехольчик с оптического прицела и прикинул дистанцию. Пять-шесть сотен метров. Для меня уже почти критическое расстояние, но попробую…
– Гребаные умники… – В дрянную оптику прицела мне было хорошо видно, как один из офицеров, полный мужик с пышными бакенбардами, надсаживаясь, показывает кавалеристам на холмы возле дороги.
Пенек прицельной марки сначала лег на грудь толстяка, а потом поднялся примерно на два метра выше него – вертикальных поправок на оптических прицелах пока еще не придумали. Так должно быть нормально…
Винтовка несильно дернулась, но толстяк как ни в чем не бывало продолжил орать. Зато скособочился и повалился на землю один из бриттов, стоявших за ним. Ага… Приятно лязгнул затвор, я внес поправку и мягко надавил на спусковой крючок.
– Есть!!!
Офицер, взмахнув руками, ничком грохнулся на землю. Куда ему попала пуля, я не заметил, но среди бриттов начался жуткий переполох, толстяка подхватили и потащили куда-то в направлении повозок, сгрудившихся позади колонны. Лечить, значит… или сразу отпевать…
Я дострелял обойму, положив еще двух британцев – тоже офицеров, но, видимо, рангом пониже, потому что один из них так и остался валяться в пыли, а второй, скособочившись, сам побрел в тыл.
Однако вбитая педантичной муштрой дисциплина противника давала о себе знать. Британцы понемногу приходили в себя и занимали оборону. Орудия начали снимать с передков и выкатывать на позиции, а две группы кавалеристов рванули в разведку на ближайшие возвышенности. Быстро очнулись, сволочи…
– Где вас черти носят? – Я оглянулся и с облегчением увидел несущуюся ко мне повозку с ракетной установкой. Немного отстав, за ней грохотала упряжка с тридцатисемимиллиметровым «максимом». А дальше уже пылили тачанки с пулеметами…
– Герр капитан! – с передка соскочили Вагнер и Штрудель. – Мы…
– Отставить. Разворачивайтесь. Дистанция шестьсот метров, мы выше, поэтому возвышение устанавливайте на четыреста. Пристрелочный дайте шрапнельной, а потом два пакета зажигательными. Пошли-пошли… Ох ты ж, млять… – Я разглядел, как к нам направляется отряд британских драгун. – Снимай с передка и разворачивай «пом-пом»…
Мягкий лязг, снаряд в ленте нырнул в пасть приемника. Я, не устанавливая прицел, поймал кавалеристов в прорезь щита и надавил гашетку. Пару раз грохотнуло – снаряды разорвались грязными клочками дыма метрах в пятидесяти впереди драгун. Ну все…
После того как закончилась лента, к нам уже никто не скакал. Бешено бились на земле с десяток лошадей, пара кавалеристов пытались отползти под защиту валунов, а остальные рванули назад.
– То-то же… это вам не это!!! – в полном восхищении от себя, героического, заорал я и замахал руками, показывая пулеметчикам, где занимать позиции.
Бритты быстро опомнились и стали поливать холм ружейным огнем. Пехотинцы, на ходу выстраиваясь в цепи, двинулись в нашу сторону, а драгуны, сбившись в отряд, явно намерились обойти нас с фланга. Пушки пока не стреляли, но прислуга уже вовсю вокруг них суетилась. Хреново, но терпимо. Мы на высоте, им будет трудно целиться, а нам, наоборот – британские позиции видны как на ладошке.
– Рауль, разверни два «максима» навстречу драгунам, а третий пусть работает по пехоте… – приказал я старшему пулеметной команды, обернулся к ракетчикам, но гаркнуть на них не успел. При последнем моем слове с направляющих сошла ракета и, оставляя пушистый след, полетела к британцам. Я проследил за ее направлением – ракета лопнула прямо над строящимися бриттами, и дал команду палить пакетами, а сам опять взялся за «пом-пом».
– По долинам и по взгорьям… – сквозь зубы процедил я первый куплет и лязгнул затвором, – шла дивизия вперед… – затрещал маховичок вертикальной наводки, – чтобы с боем взять При… тьфу ты… чтобы с боем взять Кимбе́рли, бриттской армии оплот…
По разрывам снарядов, снаряженных черным порохом, оказалось очень удобно корректировать огонь, так что уже со второй очереди мне удалось накрыть позиции британских артиллеристов. Когда дым над ними рассеялся, оказалось, что почти вся орудийная прислуга разбежалась по сторонам. Третья очередь развеяла остатки оптимизма и у остальных. К счастью, боезапас не сдетонировал, да и сами пушки казались невредимыми. А что? Они нам очень пригодятся…
Радостно завопили Вагнер и Штрудель – я отвлекся и не увидел, как они положили второй залп прямо над перестраивающимися бриттами, и теперь там все заволокло дымом, в котором проблескивали языки пламени. А потом начали работать пулеметы, добавив еще паники мечущимся бриттам.
– Ай… зараза… – Я с перепугу выматерился – в щит пушки с оглушительным звоном влепилась пуля, а потом сразу же еще одна. – Ну, суки…
Даже не знаю, сколько прошло времени, могу судить лишь по тому, что я выпустил пять двадцатипятиснарядных лент, но вскоре в пальбу добавились стройные винтовочные залпы – подоспели мои волонтеры и буры. Британская кавалерия, уже не помышляя о сопротивлении, дружно отступила в направлении Оксфонтейна, а после очередной парочки ракет над позициями британской пехоты заполоскался белый флаг, наспех сооруженный из грязного полотенца. Виктория, однако…
Ну что могу сказать? По предварительным подсчетам, в страну вечной охоты отправилось примерно полторы тысячи британцев. В плен попало шесть сотен, половина из которых были ранены, а примерно сто человек – уже не жильцы на этом свете. И это всего при одном убитом и десятке раненых с моей стороны. Буры потеряли десять человек. Генерал-лейтенант Таккер попал в плен – это именно ему я вогнал пулю в грудь. Но, к сожалению, спасти британца не удалось – генерал мужественно и тупо застрелился, когда наконец осознал ужас разгрома. Про трофеи я даже говорить не хочу – все британские орудия и боезапас к ним оказались в наших руках почти целехонькими. А еще походный госпиталь и воздухоплавательное отделение с двумя воздушными шарами. Много, очень много трофеев. Даже не знаю, как буду вывозить.
Пленные были полностью деморализованы – вид заживо сгоревших товарищей бодрости духа не добавляет. Впрочем, мои волонтеры тоже не блистали хорошим настроением. Зрелище на месте взрывов фугасов открывалось просто душераздирающее. Там практически никто не выжил; да что там говорить, британцев вообще разорвало на куски, да еще поджарило. Черт, даже не знаю, как такую победу назвать. Может такое случиться, что я открыл ящик Пандоры. Но жалеть уже поздно. Есть враг, которого надо победить, а остальное уже почти не важно. За работу…
Для начала отправил в ставку с нарочным победный рапорт, выставил боевое охранение, организовал сбор и сортировку трофеев, но предварительно наш фотограф тщательно задокументировал картину разгрома. Фотографии должны получиться просто эпические. И ужасные… Но так надо для дела – самые невинные из фото попадут во все европейские газеты, а остальные будут использованы для отчета. Не знаю, как отреагирует руководство Республики на столь продвинутый способ истребления бриттов, но уже предчувствую с этим сложности. Млять… гуманисты хреновы…
Все останки бриттов мы собрали и захоронили в общей могиле. После чего я приказал выдать похоронной команде из британских солдат и их конвоирам по доброй порции рома. Из гуманных соображений. Больно уж скверно они выглядели после того, как окончили работу. И не только они…
– В чем дело, волонтер? – Я приметил, как Ганс Майер, совсем молоденький заряжающий из орудийного расчета, присев на корточки за валуном, тихонько всхлипывает.
– Герр капитан… – вскинулся парень. – Простите…
– Давай без чинов. – Я присел рядом с ним и протянул фляжку с коньяком. – Хлебни и говори…
– Мм-не с-страшно… – немного заикаясь, прошептал волонтер. – И п-противно…
– Мне тоже страшно и противно… – Пришлось насильно заставить его отхлебнуть коньяка. – Война вообще грязная штука. Но это работа, которую за нас никто не будет делать. Вот молодец. А вообще, ты отлично справляешься. Так держать, волонтер Ганс Майер. Я доволен тобой…
– Мой капитан, – ко мне подбежал Ла Марш, – вот список пленных британских офицеров. Среди них обнаружился некий Уинстон Черчилль, который представился корреспондентом «Морнинг Пост». Насколько я понимаю, буры за него объявляли награду. И сейчас требуют у нас его выдачи.
– Кто?.. – Я в буквальном смысле опешил. – Черчилль? Не может быть! Твою же мать!
– Что-то не так, мой капитан? – озадачился Ла Марш. – Прикажете отдать? Но они же его на месте расстреляют… Награда, за живого или мертвого, одинаковая.
– Подожди… – Я невольно задумался. Ну и как быть? Твою же соседку в задний привод… Это же, сука, Черчилль, та самая тварь, которая… Если его сейчас угробить, история точно станет с ног на голову. Да так, что прогнозировать события я даже не берусь. Делов-то: просто не вмешиваться – и буры сами все сделают. Но совсем не факт, что станет лучше… Твою же мать, эта задача точно не для сундука с КТОФа. То есть не для меня. Ну… решайся…
– Сделаем так… Сколько там за его голову назначено?
– Двадцать пять фунтов.
– Идем.
В итоге я спас будущего британского премьер-министра прямо из-под расстрела. Да, спас, отдав свои кровные денежки. Пока не знаю зачем, но, если что, я его сам упокою. И рука не дрогнет. А вообще, покупать Черчилля, за столь смехотворную для потомственного лорда сумму, – очень приятственно. Двадцать пять фунтов, и ни пенсом больше. Ха!
– Господин… э-э-э… – Уинстон был бледен как смерть, но держался в общем-то достойно.
– Можете меня называть просто Майкл. – Я смотрел на него и… даже не знаю, как сказать… тупо охреневал? Да, вот так грубо; но это определение как раз выражает мое состояние.
Уильям Леонард Спенсер Черчилль. Удивительно похож на свои фотографии в более зрелом возрасте. Породистая аристократическая морда, крепкая спортивная фигура, но уже с легкими следами полноты. Вот только сигары в пасти ему не хватает. Черт… как же это восхитительно – держать судьбу мира в своих руках. Восхитительно и… страшно.
– Вы англичанин? – удивился Черчилль. – Насколько я понимаю по акценту, австралиец? В любом случае, хочу выразить вам свою признательность.
– Пустяки, Уинстон. – Я проигнорировал вопрос о национальности, накапал в походную стопку коньяка и протянул ему. – Расслабьтесь. Вы уже в безопасности.
– Благодарю, – и британец ловко опрокинул в себя чарку. – Хороший коньяк.
– Неплохой, – согласился я с ним и намекнул: – Но армянский лучше.
– Какой? Не слышал… – удивился Черчилль.
– Гм… – осекся я. Так и прокалываются попаданцы. Действительно, какой «армянский»? До появления оного еще далеко. А подсядет на него господин Черчилль – еще позже. А вообще, скорее всего, это липа. Придется выкручиваться. – Это малоизвестная марка. Думаю, у вас еще будет возможность ее попробовать.
– Позвольте задать вам вопрос, Майкл… – осторожно поинтересовался британец. – Но для чего вы меня спасли? Выкуп? Моя семья может его предоставить. В разумных, конечно, пределах. Скажем… тысяча фунтов вас устроит?
– Нет, не выкуп. Поговорим об этом позже. Для начала объясните, как вы здесь оказались? Насколько мне известно, вы находились в Натале при генерале Буллере?
Аристократическая физиономия будущего первого лорда Британского Адмиралтейства изобразила явное недоумение:
– Но… как?..
– Уильям Леонард Спенсер Черчилль – надеюсь, вы понимаете, кто здесь задает вопросы? – не преминул я поставить бритта на место. С некоторым удовольствием. Ох, как же хочется дать ему леща… Но это уже будет скотством.
– Стечение обстоятельств, – нехотя ответил будущий премьер-министр Великобритании. – Я неделю назад и сам не думал. Глупое пари…
– Ну и хорошо. Ненадолго прервемся; прошу меня извинить, но служба зовет. И вынужден вас предупредить… если вы хотя бы даже задумаетесь об очередном побеге, то Уинстона Черчилля без раздумий повесят. Капрал Ла Марш – поместите этого джентльмена отдельно от остальных, под усиленную стражу.
Мне и в самом деле было не до него – того и гляди, бритты попытаются взять матч-реванш, вон уже из боевого охранения докладывают, что наблюдают некие телодвижения отдельных британских разъездов. И пленные эти… черт бы их побрал. Раненых до черта. Ну не бросать же их? Бросать… А почему бы и нет? Не так много у буров медикаментов, чтобы тратить на кого попало. Первую помощь оказали – и хватит. Пусть их свои лечат. Значит, решено…
– Симон, а ну сгоняй к Дейку и передай, что я приглашаю его к себе. Только живо, времени у нас совсем немного.
Бурский коммандант мою идею воспринял благожелательно. Ну и ладненько. А вообще я с этим уже пожилым мужичком, внешностью напоминающим почтальона Печкина, довольно хорошо сработался. Роберт Дейк изначально самоустранился от общего командования, ограничился своими бурами, среди которых пользовался непререкаемым авторитетом, и беспрекословно выполнял мои указания. А после вот этой виктории я приметил в его взгляде некоторое уважение, скажу даже больше – восхищение, которого раньше не было.
Пленные британские офицеры сидели в кучке, поглядывая на своих конвоиров с тоской. И со страхом. Хотя и не все…
– Встать.
Бритты нехотя поднялись и выстроились в кривую шеренгу.
– Я капитан Игл. Кто из вас считает себя джентльменом, поднимите правую руку.
В своих ожиданиях я не обманулся: офицеры, особенно не раздумывая, единогласно объявили себя оными. Англы, ядрена вошь. Ну что же…
– Я отпускаю ваших раненых. Скажу больше, я готов освободить десять офицеров и полсотни солдат для сопровождения пострадавших. Но с одним условием: офицеры дадут слово джентльмена, что не будут больше воевать с бурами. В таком случае вам вернут личное оружие и обеспечат транспортом. У вас пять минут. Решайте… – Мои последние слова сопроводила вспышка магния: фотограф исправно зафиксировал картинку для истории. Надо сказать, мистер Дулитл знает свое дело на славу – уже истратил почти все свои запасы фотопластинок. Ну что же, побалуем читателей европейских газет свеженькой фотохроникой боевых действий. Нет, все же эпические фотографии получатся! Буры отпускают британских офицеров и раненых под честное слово… Публика прослезится от умиления.
Желающих дать слово нашлось всего трое. Ну что же, я понимаю офицеров. Нарушить обещание – это значит покрыть себя позором среди своих; не нарушишь – можешь автоматически под суд загреметь за презрение воинского долга. Впрочем, мне все равно. Главное, я отделался от раненых.
– Шнитке, Ла Марш! Уходим… обоз в центр колонны. Живо, живо… – скомандовал я и чуть не упал – неожиданно стало дурно, отчаянно затошнило, в глазах поплыл кровавый туман. – Что за?..
– Это тебя, Ляксандрыч… – Степа мгновенно подхватил меня и помог присесть на валун. – Глушануло?
– А черт его знает… – Я отхлебнул воды из флаги, а остаток вылил себе на голову. – Вроде получше уже.
– Отлежаться бы тебе надо… – покачал головой парень.
– Потом… – Я подождал, пока пройдет головокружение, и встал. – Все потом.
Ну а как? Промедление сейчас смерти подобно. Некогда разлеживаться. Первый этап операции мы выполнили, в самую пору приступать ко второму. Эх… знать бы еще, как там дела у Де Вета разворачиваются…