Глава 20
— Настенька! Ты забыла выключить чайник!
Надтреснутый голос Антонины Терентьевны заставил ее вздрогнуть.
— Я уже выключила и чай тебе заварила, — поспешно добавила старушка, увидев Настану невольную реакцию.
— Не беспокойтесь, Антонина Терентьевна. Я уже расхотела пить чай.
За окном повисли сумерки. Настя и не заметила, как они успели заполнить комнату.
Настя отодвинула от себя серый том известного русского критика и включила настольную лампу.
Старушка кивнула на книги:
— А я думала, теперь уже Белинского не изучают.
— Еще как изучают! — вздохнула Настя. — И Белинского, и Аристотеля, и Гегеля.
Насте тяжело было поддерживать разговор с хозяйкой — она только лишь из вежливости отвечала на вопросы. Сама ситуация казалась ей унизительной, квартира, что сняли для нее родители, — тюрьмой, а Антонина Терентьевна — ничего не подозревающей о своей роли тюремщицей. Насте хотелось заплакать или же взорваться, нагрубить, нахамить старушке, и только овладение азами актерского мастерства позволяло ей справиться с собой. Они не понимают, как ей тяжело, одиноко, как невыносимо слушать чинную тишину старости! Она давит на нее, душит. Самое главное — она не может, как прежде, запросто позвонить Мише, сама дала зарок не вешать больше на него свои проблемы! Это злополучное объяснение стоит теперь между ними, и отношения не могут быть прежними. Миша больше не будет подружкой. А она, черт возьми, уже не может обходиться без него!
Вот уже почти месяц Настя не рассказывает Мише каждый свой день, в подробностях, до мелочей, как раньше. И это невыносимо тяжело. Последнее время она стала замечать, что разговаривает сама с собой, то есть нет, конечно, не с собой, а с воображаемым Мишей. Однажды хозяйка застала ее за этим занятием и была обескуражена. Настя соврала ей, что репетирует. А сегодня Настя как-то особенно подпала под настроение природы — ноябрь за окном бросался остатками листвы, бил в окна дождем, устраивал во дворе грязные лужи.
— Смотрю, ты скучаешь, Настенька. — Старушка проигнорировала Настин отказ от чая и приволокла в комнату поднос с чашками и нарезанной «витушкой». — Позвала бы подружку, я разве против? Ваше дело молодое, вам болтать хочется, смеяться. Не все же умные книжки читать.
Старушка поставила чашки, бесцеремонно потеснив Белинского.
— Моя подружка уехала, — удрученно вздохнула Настя. Антонина Терентьевна словно читала ее мысли! Как было бы здорово жить сейчас вдвоем с Сашей, обсуждать все на свете, выдумывать развлечения! Но Сашка исчезла не попрощавшись, уехала, не оставив даже адреса!
Поначалу Настя не поверила родителям. У них политика такая: поворачивать факты так, как, по их мнению, лучше. В целях воспитания. Мама сказала, что приходила Саша, принесла деньги, тот самый долг, и просила передать Насте, что уезжает. Настя выслушала мать довольно спокойно, но в уме отредактировала ее речь. Выходит, Сашка рассказала родителям про деньги. Те, конечно, потребовали вернуть долг. И Сашка… Да, но где она могла достать такую сумму? Сразу? Тут Настя вспомнила про Каштановых. Раньше Сашка рассказывала о них. И если обо всем, даже об Илье, Сашка говорила сдержанно, как бы оберегая, то о Каштановых рассказывала взахлеб — в такой восторг ее приводила дружба с ними.
Сразу после отъезда родителей Настя отправилась к Каштановым. Там Сашки не оказалось. Возвращаясь в медлительном трамвае, Настя в глубочайшем недоумении размышляла о том, насколько разными могут быть оценки людей. Каштанова произвела на нее впечатление, прямо противоположное тому, что она же произвела на Сашу. Во-первых, Александра утверждала, что Каштанова — образец гостеприимства. Хорош образец! Она даже не пригласила Настю в дом! На порог не пустила! Когда охранник доложил о том, что пришли гости, Каштанова торопливым шагом продефилировала по дорожке и вышла за чугунную калитку к Насте на улицу. А на дворе, мягко говоря, не лето. При том, что Настя замерзла, еще стоя на остановке, а ведь в трамвае тоже не согреешься. Но Каштанова словно не замечала Настиного синего носа. Ее надменное лицо стало непроницаемой маской, когда Настя стала спрашивать о Саше.
— А почему вы, девушка, утверждаете, что Александра может находиться у нас? Мы едва знакомы…
— Но Саша столько о вас рассказывала! Вы очень тепло к ней отнеслись…
У Насти не было слов. Да и к чему слова, если чувствуешь, как они скатываются с человека, словно вода с полированной поверхности.
Каштанова деланно рассмеялась.
— Некоторые люди склонны принимать за любовь простую воспитанность.
— А…
Насте больше не интересна была Каштанова. А вот Сашка… Куда она могла подеваться?
— Ну, тогда извините.
— Скорее всего она уехала, — сказала Каштанова, когда Настя уже сделала шаг в сторону дороги. — Она говорила что-то насчет возвращения к бабушке, домой.
— А адрес ее бабушки… У вас его нет? — встрепенулась Настя.
Но Каштанова уже закрыла калитку, и из-за фигурной решетки донеслось:
— К сожалению, адреса у меня нет. Зачем он мне? Действительно, зачем? Человек исчез из поля зрения, и никому нет дела до него!
Настя ехала в трамвае и злилась. Она злилась на эту холеную равнодушную высокомерную тетку из богатого дома. Злилась на Сашку, что исчезла именно в тот момент, когда в ней больше всего нуждаются. И конечно, Настя злилась на себя. Это надо же так халатно относиться к дружбе! Не узнать даже адреса подружкиной бабушки! Значит, мама права, когда ругает Настю эгоисткой. Настя оказалась настолько занята своими проблемами, что не попыталась вникнуть в Сашины! А ведь зачем-то же Сашка разыскала ее в академии. И вид у нее был довольно странный в тот день…
Теперь многое представилось Насте в ином свете. Почему, ну почему она не успела расспросить Сашку? И как назло — этот дурацкий обморок. Никогда прежде Настя не наблюдала за собой такой привычки — падать в обмороки. А за последние месяцы это второй случай. Отец считает, что виноваты выхлопные газы большого города. Мама приписала все переутомлению и убеждала отца, что их дочь усиленно занимается. Врач примирил их на том, что объединил эти две причины в одну. Настю поселили к божьему одуванчику, Антонине Терентьевне, и приказали хорошо питаться. Последнее старушка взяла на себя. При каждом удобном случае норовила впихнуть в Настю то булку, то пирожок. Вот и теперь все двигала к Насте намазанную маслом булку и что-то говорила при этом… Настя вынырнула из своих мыслей и попыталась поддержать разговор. О чем это она? Ах, о своей многострадальной учебе в институте! Настя сделала внимательное лицо.
— Комната в общежитии огромная, на двадцать человек. А холодно, угля не достать — все и спали вповалку, кучей, чтоб теплее. А потом чесаться начали.
Настя посмотрела на нее с удивлением.
— Да. Чесотка началась у всей комнаты. Заразились…
Настя отодвинула чашку. Ну, под такие рассказы только чаевничать!
— Антонина Терентьевна, а у вас парень был?
— Парень? — Антонина Терентьевна неторопливо перевела Настин язык на свой. — У меня много было кавалеров. Я шустрая была. Я безумно любила танцевать! Фокстрот, танго, вальс… Меня, бывало, хлебом не корми — дай только потанцевать! А он танцевать не умел. Стоял и смотрел исподлобья, как я с другими вальсирую.
У Насти всегда чувства отражались на лице. А тут прямо гамма чувств всколыхнулась. Ей вспомнился ночной клуб, Мишина незыблемая фигура у стойки, а она танцует с Иваном. Настя не заметила, как заплакала.
— Настенька! Что с тобой, дружочек? — закудахтала старушка. — Я тебя расстроила? Да?
Настя молчала с глупой улыбкой.
— Вот я разговорилась, старая перечница! У тебя сердечные неприятности? Ты поссорилась с другом?
Настины две слезы сбежали-таки по щекам. Ну до чего нелепое положение!
— Нет, мы не поссорились.
— Но почему тогда он не звонит и не приходит? — не унималась старушка. — Ты знай, дружочек, я не против!
— Он был моим другом. Просто другом. А сам… Он признался мне в любви, понимаете? — неожиданно для себя выпалила Настя. Держать в себе было просто невыносимо.
— И ты теперь не знаешь, как себя с ним вести? — подсказала Антонина Терентьевна.
Настя кивнула.
— Познакомься с ним заново!
* * *
…Настя торопливо шагала через сквер, наверняка зная, что он уже там. Стоит под светофором, вглядываясь в подъезжающие трамваи. А она нарочно придумала появиться с другой стороны, чтобы при встрече иметь преимущество. Первой увидеть его и понять, что же почувствовала в первое мгновение. Она уже уяснила, что первое мгновение — самое верное. Настя непонятно почему волновалась, как перед экзаменом. Щеки горели, и она остановилась перед самым выходом из сквера, чтобы немного привести себя в норму. Приложила ладони к щекам. Не помогло. Ладони оказались теплыми. Тогда она попробовала остудить жар щек с помощью лакированной поверхности сумочки. Приложила сумку к лицу и увидела, что Миша переходит улицу. Он первый заметил ее и уже бежит навстречу! Настя отдернула сумку и поймала себя на том, что хочет спрятаться! Словно по этому жесту с ладонями и сумочкой Миша мог догадаться… О чем? Настя сама на себя притопнула ногой. Миша так летел, что Настя испугалась. Что, если он подлетит сейчас и схватит ее в объятия? А ведь они никогда не обнимались. Да и вообще он мог не правильно истолковать ее звонок. Ведь она сама пригласила его на свидание, и он вправе думать что угодно, а она просто…
— Привет. — Миша добежал и в шаге от Насти затормозил и остановился как вкопанный.
— Привет. — Она качнулась пятка-носок.
— Как ты?
После нескольких обязательных фраз Настя ощутила, что все ее опасения не напрасны. Они разучились общаться. Им что-то мешает. Она уже не ощущает привычной легкости в общении с ним. Разговор пробуксовывал, в нем сквозила некая фальшь, хотя никто не собирался фальшивить.
Как музыкант, долго не бравший в руки скрипку, спотыкается на когда-то изученном, хорошо знакомом произведении, так и Настя спотыкалась в разговоре. Она наталкивалась на молчаливые вопросы своего друга.
Осень, слякоть, холод усиливали картину своим фоном. Звонки трамваев напоминали о вечном движении. Они шли по мокрой улице и молчали.
— Поехали кататься? — вдруг предложил Миша. В лице его мелькнула тень внезапной идеи. Настя сначала не поняла. Кататься? На чем? У Миши нет машины. Но он уже взял ее за руку и тащил к остановке. Они впрыгнули в маршрутное такси, где оказалось всего два свободных места. Тесная низенькая маршрутка с сиденьями, расположенными напротив друг друга. Теплое уютное нутро. Близость сидений и теснота делали атмосферу маршрутки почти интимной. Коленки Насти касались коленей сидящего напротив Миши. По окну моросил дождь. Настя смотрела в окно, изредка взглядывая на своего спутника. Он делал то же самое. Здесь вполне уместно было их молчание, и Настину улыбку можно было растолковать, как угодно, а Мишин молчаливый ответ на ее улыбку — тоже. Маршрутка везла их в пригород. Ехать было далеко. За окном уютно моросил дождь. Люди выходили и входили, а Насте было приятно сидеть в сумеречном тепле, упираясь коленкой в твердые колени своего друга Миши. Дух авантюризма и безудержная фантазия уже варили в ее головке что-то новенькое. Шаловливый блеск ее глаз выдавал эту кухню. Настя с минуту не отрываясь смотрела прямо в лицо Мише. Его не смутил ее взгляд. А если и смутил — он ничем не выдал себя. Он попытался что-то прочесть по ее глазам и догадался, что Настя играет и он должен вступить в эту игру.
Настя как бы невзначай взглянула на руку, где должны быть часы. Часов на руке не оказалось.
— Молодой человек, — обратилась она к Мише, слегка наклонившись в его сторону, — вы не подскажете, который час?
— Судя по движению на дорогах — часов шесть, — незамедлительно ответил Миша. — А вы куда-то торопитесь?
— Мне совершенно некуда торопиться. Меня никто не ждет. Кстати, а как вас зовут?
— Михаил. А вас?
— Анастасия. Вам подходит ваше имя.
— А для вас ваше слишком суровое. Можно, я буду звать вас как-нибудь покороче?
— Тогда — Ася.
— Ася. Прекрасно. Легко запомнить.
Сидящая рядом девушка явно прислушивалась к разговору. «Завидуй! — весело подумала Настя. — Не каждая сумеет так ловко познакомиться в транспорте! Да еще с таким парнем!»
Настю завела игра. Она посмотрела на Мишу по-новому. Ни одна интонация, ни один взгляд не выдавали того, что они знакомы. Настя уже почти верила в то, что они впервые заговорили.
— Вы, наверное, студентка? — продолжал Миша.
— Угадали. А вот факультет наверняка не угадаете!
— Думаю, что-нибудь модное, — не моргнув глазом ответил Миша. — Сейчас все девушки учатся на экономистов или юристов.
— Не угадали… — огорчилась Настя. — А вы? Вы, случайно, не в милиции служите?
— В милиции? — улыбнулся Миша. — Я похож на милиционера? Никогда не мечтал о работе в органах. Я студент.
— Да? — Настя искренне удивилась.
Снова ее эгоизм! Она даже не предполагала, что Миша где-то учится. Он же работает…
— Вы сейчас возвращаетесь с занятий?
— Нет. Я не каждый день учусь. У меня очно-заочная форма обучения. И еще я работаю.
— Вот как? А о чем вы мечтаете? — Настя подвинулась ближе к Мише. Девица рядом с ним уже беззастенчиво пялилась на них, не скрывая интереса. «Пялься, пялься, — ехидно подумала Настя. — Тебе ничего не светит. Он — мой! Ну, почти мой…»
— Я мечтаю… — Миша прикрыл глаза на секунду, словно окунаясь туда, в свою мечту, и тут же вынырнул. Окинул Настю теплым взглядом, от которого у той защипало в носу и тепло волной прокатилось по телу. — Я мечтаю построить дом по собственному проекту. Чтобы в этом доме свободно гулял ветер, а за окном гудели сосны…
Настя следила глазами за движением Мишиных губ. То, что он говорил, ложилось в ее сердце как след гелевой ручки на глянец бумаги. Девица рядом явно нервничала, что приближается ее остановка и она не дослушает этот захватывающий разговор.
— Одна комната в доме будет Серьезной, — продолжал Миша. — Там будет кабинет. Книги, компьютер, чертежи…
— Другая комната будет… Веселой? — подсказала Настя. Ее глаза горели озорным блеском. Девица, с сожалением оглядываясь, пробиралась к выходу. — В ней будет все в ярких красках!
— Апельсиновый диван!
— Розовый ковер с ромашками!
— Круглые подушки всех цветов радуги! — не унималась Настя. Миша кивал и подхватывал:
— Потолок с подсветкой в виде облаков…
— Стулья с сюрпризами! Желтый магнитофон!
Они так увлеклись, что не заметили: их слушает весь автобус.
— А в мансарде будет прозрачный потолок, и по ночам звездное небо будет отражаться в нем, как в реке.
— В этой комнате будет много-много растений…
— Пальмы, денежное дерево, кактусы…
— И фикус! Обожаю фикусы!
— И фикус, — согласился Миша, вдруг на секунду став совсем серьезным.
Настя притихла. Кажется, они уже проехали конечную остановку и теперь возвращаются назад. За окном мелькали одинокие домики пригорода.
— Девушка, не кажется ли вам, что у нас очень много общих тем для разговоров? — спросил он.
— Кажется, — кивнула Настя.
— Разрешите пригласить вас поужинать?
Настя прищурилась.
— Хоть мама и не разрешает мне ужинать с малознакомыми мужчинами… Но честно говоря, я проголодалась.
— Тогда — вперед!
Они выпрыгнули в моросящий сумрак, перебежали дорогу и оказались в придорожном кафе. Сели за свободный столик в углу. Им принесли жаркое в горшочках и темное красное вино.
— Михаил, расскажите мне, пожалуйста, о себе, — попросила Настя. Она еще не сделала ни глотка вина, но голова уже слегка кружилась от приключения, в которое они вовлекли друг друга.
— Ну что ж, попробую…
Пожалуй, впервые за месяцы их знакомства разговор шел о Михаиле. Настя слушала и узнавала много для себя интересного. Например, что Миша любит фантастику и стихи Гумилева о жарких странах. Что в детстве он однажды долго болел и его не пускали гулять на улицу. В это время он пристрастился к архитектуре — строил из спичек замки, дворцы и дома. Что у него есть дядька в Карелии и Миша ездит к нему каждое лето насладиться рыбалкой. На рыбалке он остановился особо, и Настя буквально загорелась попасть на озеро в Карелии.
Но она помалкивала. Они успели на последнее маршрутное такси. Это оказалось то самое такси, что везло их сюда. «Это знак», — подумала Настя.
— Ася, а вы не хотите познакомиться с моей мамой?
— Хочу, — чуть помедлив, ответила Настя. — Но ведь уже поздно.
— Моя мама поздно ложится спать. Сейчас она смотрит «Каменскую».
Они поднялись к Мише.
— Миша, ты? — В большой комнате мерцал телевизор.
— Мама, я не один, — предупредил Миша, принимая у Насти плащ.
Мишина мама выглянула в прихожую. Увидев Настю, она засияла улыбкой и уже открыла было рот для приветствия, но Миша опередил ее:
— Мама, познакомься. Это — Анастасия. Мы познакомились в автобусе.
Ровно две секунды понадобилось Мишиной маме, чтобы въехать в ситуацию.
— Очень приятно. У вас красивое имя. Но я буду звать вас Настей. Не возражаете?
Настя покрутила головой.
— Будьте как дома. Там на кухне в сковороде макароны.
И голова Мишиной мамы исчезла в голубом мерцающем сумраке.
— Какая у тебя странная мама, — покачала головой Настя. — Впервые видит человека и уже готова отдать ему твой ужин!
— Бабушка у меня еще более странная, — шепнул Миша, и в эту минуту из кухни показалась бабушка.
— Здравствуйте, — улыбнулась Настя.
— Здравствуй, Настюша. Что, дождик на дворе?
— Дождик.
— Ну-ну…
И бабушка прошаркала шлепанцами в тот же синий сумрак.
— Твоя бабушка — ясновидящая? — «восхитилась» Настя. — Она угадала мое имя!
— Да, она — сущий экстрасенс.
Тут они впервые не выдержали и рассмеялись. Но Настя вдруг спохватилась:
— Ой! Антонина Терентьевна! Я же ее не предупредила! Она метнулась к телефону.
— Скажи, что ты останешься у нас ночевать, — подсказал Миша.
Настя ответила ему взглядом, полным непонимания:
— Молодой человек! Мы едва знакомы…
Миша вызвал такси и повез Настю к Антонине Терентьевне. В такси они молчали, сидя на заднем сиденье. Настя вспомнила, как когда-то так же сидела вдвоем с Вадимом и целовалась. А Миша тогда сидел за рулем и смотрел на них в зеркальце. Она придвинулась ближе и взяла Мишу за руку. Он шумно вздохнул. Его рука была большой и теплой. Он подбородком дотронулся до ее головы. Насте показалось, что дорога до дома Антонины Терентьевны оказалась непростительно короткой. Они поднимались на нужный этаж. Миша остановил ее в пролете.
— Ася.., а можно я вас поцелую?
По закону жанра Настя должна была ответить что-нибудь типа «Я в первый вечер не целуюсь», но она молчала.
Миша наклонился и безошибочно нашел в темноте ее губы. Его лицо было прохладным и немного влажным от дождя. Губы тоже сначала прохладные, а потом вдруг горячие. Мишу окутывал запах дыма, дождя и легкий оттенок крема после бритья. Эта смесь кружила голову. Вино тоже делало свое дело. Настя отметила, что ей приятно целоваться с Мишей. Очень. Она бы могла так целоваться всю ночь. Миша был большой как скала, надежный и добрый. Но он сам отстранил ее. Попытался всмотреться в ее лицо, но в подъезде было — глаз выколи. И Настя была слегка пьяненькая. Он вздохнул и за руку повел ее наверх. Сам нажал звонок, дождался, когда звякнет цепочка, и побежал вниз, бросив «Пока!».
«Мы снова друзья, — подумала Настя засыпая. — Только теперь мы — друзья, которые иногда целуются. Что ж, такое тоже, наверное, иногда бывает…»