Глава 18
Настя с Иваном сидели во дворе Мишиного дома, пили пиво и грызли соленые сухарики. Иван пересказывал лекцию по фольклору. Настю ужасно забавляло то, что Иван оказался студентом филфака. К тому же выяснилось, что детская сказка «Курочка Ряба» несет в себе скрытый смысл, о котором Настя никогда не подозревала. В поле зрения Насти попадали Мишин дом и окно кухни. За окном кто-то маячил. Настя подумала — как жаль, что Миши сейчас нет с ними рядом и он не слышит новую версию «Курочки Рябы». Посмеялись бы. Конечно, она могла бы пересказать ему, но у нее так не получится. Миша вышел на балкон. Настя увидела огонек сигареты. Иван проследил за ее взглядом.
— Курит, — сказал он.
— Слушай, пойдем к нему! — вдруг вскочила Настя.
— Зачем? — Брови Ивана взлетели вверх.
— Я замерзла.
Пришли к Мише, когда в доме укладывали спать детей. На ночь Мишина квартира превращалась в цыганский табор. Теперь дети спали в комнате бабушки, Мишин матрас лежал на полу, а Насте отдали диван. Чтобы не мешать домочадцам, пробрались на кухню.
— Мы пива тебе принесли, — сообщила Настя.
Миша молча достал стаканы.
— Ты знаешь, Иван так интересно рассказывает! У них преподавательница по фольклору матерится! Прикинь!
— В самом деле? — без особых эмоций уточнил Миша.
— Зверски, — подтвердил Иван.
Последовал «римейк» «Курочки Рябы». Миша слушал молча, изредка хмыкая.
Потом Настя читала басню, которую выучила на занятиях по сценической речи. И изображала певицу Валерию. Потом Иван вспомнил, что уже очень поздно, и ушел. А Настя и Миша отправились спать.
Перед тем как уснуть, Настя по привычке подробно и в деталях рассказала Мише весь свой день. С утра она ходила на лекцию по истории театра. Им дали целый список литературы, которую теперь где-то нужно достать. Потом были другие предметы, это неинтересно.
А вот после обеда Регина водила их в театр и показала свою гримерную. Насте захотелось работать в этом театре и иметь свою гримерную…
— Как ты думаешь, это сбудется?
— Не сомневаюсь, — ответил Миша.
— А вот мои родители… Представляю, что сказал бы папа! Он говорит, что актриса — это не профессия. Это что-то низкопробное, даже неприличное.
— Он изменит свое мнение, — убежденно отозвался Миша.
Настя замолчала и стала думать о том дне, когда родители получат ее письмо, все узнают и дома разразится гроза. Дойдя до грозы, ее восприимчивая артистическая натура воспротивилась и заставила воображение поработать. Она нарисовала картину поспокойнее. Возможно, грозы и не случится. Поскольку родители должны скучать без единственной дочери и думать больше о ее счастье, чем о своих амбициях. Эта мысль несколько согрел ее. Настя почувствовала прикосновение покоя, сладкое приближение сна.
— Ты спишь? — выдернул ее из этого состояния совершенно не сонный голос Миши.
— Я.., нет, а что?
— Зачем ты его привела ко мне?
Настин сон разбился, как яичная скорлупа от удара мышиного хвоста.
— Как — зачем? Просто…
— Тебе нравится меня мучить?
— Мучить? Как — мучить? — Настя широко распахнула глаза и повернулась к Мише. Но сквозь темноту разглядела лишь слабый блеск его глаз.
— Ты меня подвергаешь просто нечеловеческим пыткам, Настя. Самый жестокий палач такого не придумает. Я больше не могу.
Тихий голос Миши звучал рывками, словно преодолевая препятствие.
— Я ничего не понимаю. — Настя села и завернулась в одеяло. — Ты мой самый близкий друг, я думала, что и ты…
— Я тебя люблю.
Настя поежилась. Она боялась пошевелиться. У нее возникло ощущение, что она бежала куда-то радостно и на всей скорости налетела на стену. Ударилась неслабо. И еще испытала искреннее недоумение: откуда эта стена здесь взялась? Ведь ее не было! Она не знала, что и сказать. Но Миша, вероятно, не ждал от нее слов. Он стал говорить сам, зная, что теперь она не пропустит ни одного слова.
— Я полюбил тебя сразу. В тот день, когда вы остановили нашу машину и ты начала щебетать какую-то чушь про Хлебную улицу. Дело в том, что я давно, я всегда знал, что встречу однажды такую, как ты, — хрупкую, беленькую, с легким характером. Когда ты уселась на переднее сиденье нашей машины, я понял, что это ты.
— Врешь! Тебе нравилась Саша!
Настя все еще не хотела верить, она искала, чем заслониться от этой ненужной ей правды. Неужели она теряет друга? Своего лучшего друга!
— Но ты понравилась Вадиму. Он как раз переживал свой разрыв с Гулей, был в депрессии, и, когда признался мне, что запал на тебя, я промолчал. Я подумал: пусть она сама выберет. И сделал все, как просил Вадим.
— Ты сказал Саше, что вы хотите с нами поговорить. Наедине, — вспомнила Настя.
— Когда вы отказали нам, я так обрадовался! Я решил, что раз ты не хочешь уединяться с Вадимом, то для меня не все потеряно. И еще — что мне не придется обманывать Сашу. Ведь я уже любил тебя.
У Насти в голове лихорадочно мелькали кадры их ночной эпопеи. Теперь она все видела под новым углом зрения. Многое понимала по-другому. Многое выглядело иначе и открывало для нее истинное значение.
— Когда вы все-таки вынудили нас объясняться и Саша отказала тебе…
— Я обрадовался! Мне хотелось расцеловать ее! Оставалось только ожидать, что ты окажешься такой же умницей и пошлешь Вадима куда подальше. Я был уверен, что так и будет! Я так ждал, когда вы вернетесь! Я бы все понял по глазам. Но когда вы вернулись…
— Ты сразу все прочел по моим глазам?
— Именно. Твои глаза лучились.., виноватым счастьем. Я был убит.
Настя ничего на это не сказала. Дальше можно было не рассказывать. Кадры мелькали. Они втроем! Миша за рулем, а они с Вадимом целуются на заднем сиденье! А он смотрит на них в зеркальце. Они втроем в гостях у мамы Вадима. Они — у Мишиной мамы… Как теперь понятна Мишина язвительность. Она — от боли. И что теперь? Представить Мишу в роли своего нового возлюбленного? Да нет, это невозможно! Миша — друг. Он ей нужен как друг. А больше никак. Если она станет встречаться с Мишей, уступит его натиску, пожалеет его, то она потеряет друга!
Настя зарыла пальцы в волосах. А она-то хороша!
Поселилась у него, стала почти членом семьи! Да она сама виновата — дала Мише повод на что-то надеяться. Оказывается, права была мама, когда говорила: даже от друзей нужно держаться на почтительном расстоянии. Что же ей теперь делать? Что делать?!
* * *
— Тома, ты должна провести полное обследование. Возможно, понадобится и психиатр. Ты видела, в каком она состоянии? Нет, пока все идет, как мы с тобой и предполагали. Ну конечно, ты опытнейший гинеколог. Кто бы сомневался! Что бы я без тебя делала…
Элла Юрьевна нажала кнопку телефона, едва услышала шаги в коридоре. Сашины шаги ни с чьими не спутать — все в доме Каштановых передвигаются бесшумно. Все, кроме Саши.
— Дорогая! Ты прекрасно выглядишь! — вскочила Элла навстречу девушке.
— Спасибо, Элла Юрьевна. Я практически не спала. Все думала над тем.., что вы мне вчера предложили.
Элла молча уселась на диван, ожидая, что будет делать Саша. Та прошлась по комнате, рассеянно скользя взглядом по предметам, вернулась и села в кресло напротив Эллы. Помолчали. Обе почувствовали, что молчание выглядит напряженным.
— Элла Юрьевна, то, что вы предлагаете… Это — серьезно?
— Вполне.
— А зачем вам это надо? Нет, ну я в том смысле, что сейчас можно взять ребенка в Доме малютки…
— Я тебя поняла, — кивнула Элла. Она была готова к этому разговору. — Но я не хочу чужого ребенка.
Саша механически открыла рот. Элла опередила ее.
— А ты нам как родная. Видишь ли, мы с Игорем успели привязаться к тебе, проникнуться твоими мечтами, проблемами. Мы искренне хотим помочь тебе.
— И заодно решить свою проблему.
— Да. Это так. А разве это плохо?
Саша поежилась. Она действительно не могла сказать, хорошо это или плохо. Что лучше для ребенка — то, что он будет расти без отца, в нужде, или лучше ему воспитываться у Каштановых? Если так рассматривать проблему, то да, Элла права. Так лучше.
— Пойми, Сашенька, Игорь Львович умеет благодарить. Если ты согласишься на наше предложение.., считай, что твое будущее обеспечено.
— То есть как это? Вы мне заплатите за…
— Игорь Львович поможет тебе с учебой, — перебила ее Элла. — Нам понятна твоя мечта о путешествиях. У тебя будет стажировка за рубежом. Можешь не сомневаться. Ты можешь выбрать любой вуз, с этим проблем не будет. Курсе на третьем поедешь за границу.
— Я не знаю, что сказать, — призналась Саша. Она не смогла бы объяснить Каштановой, что она чувствует сейчас. Конечно, то, что предлагали ей Каштановы, звучало необычно и странно. С другой стороны, все логично. Что, кроме искренней привязанности к ней и желания помочь, могло двигать этой парой? А чьей еще привязанностью могла сейчас похвастаться Саша? Единственный благородный поступок, который ради нее совершили, — это поступок Насти. Этого Саша никогда не забудет. Нужно, кстати, позвонить и узнать, как там у нее дела. Давно не встречались.
— Я пока не могу ничего сказать, — начала Саша.
— Ради Бога! Мы тебя не торопим! Время есть…
— Чтобы принять решение, мне нужно побыть одной. В эту минуту в комнату вошел Каштанов. Элла даже не отреагировала на появление мужа. Она вся сосредоточилась на девушке.
— Саша, я не войду в твою комнату, пока ты не позовешь. Думаю, что и Игорь Львович — тоже.
Каштанов застыл посреди комнаты.
— Вы меня не поняли, — тихо, но твердо добавила Саша. — Я хочу вернуться домой и пожить там какое-то время. Пока не решу, что мне делать.
— Ты имеешь в виду квартиру твоей мамы?
— Да.
— Но ты же не можешь там жить! Это абсурд! Да там с ума можно сойти от одной только обстановки.
Саша уже шла к выходу, а поэтому не видела, как лицо Эллы Юрьевны покрылось пятнами. Она едва владела собой.
— Я не пущу тебя туда!
Саша взялась за ручку двери, предчувствуя, что сейчас ее просто-напросто схватят за руку. Но этого не произошло. Элла Юрьевна на что-то натолкнулась в своем порыве. Этим «что-то» был Игорь Львович.
— Элла, остановись, — только и услышала Саша, выходя в коридор.
— Ты сумасшедший! — громко зашептала Элла мужу в лицо. — Где гарантия, что она не натворит там что-нибудь?
— Элла, успокойся.
— Я не понимаю слова «успокойся» в данной ситуации! — клокотала Элла Юрьевна. — Ты видел, что там за квартира? Мы не можем ее отпустить!
Каштанову пришлось применить силу, чтобы остановить жену.
— И все-таки сейчас ты дашь ей уйти, — настаивал он. Саше было не интересно, о чем говорят в эту минуту супруги Каштановы. Ей было интересно, что она решила поступить по-своему и поступила. И думала сейчас только об этом, а все остальное она, как Скарлетт О'Хара, оставила на потом.
Горничная Каштановых помогла собрать ей вещи, шофер пришел за чемоданом. Она простилась с Игорем Львовичем. Элла сказалась больной и прощаться не вышла. Каштанов проводил ее до машины и сказал:
— Саша, помните, мы вам друзья. Наше предложение остается в силе, и вы всегда можете на нас рассчитывать.
— Я помню, — сказала Саша и села в машину. Дома она не стала распаковывать вещи — торопилась. Она сразу отправилась в Академию искусств и разыскала там Настю.
Настя стояла в очереди в студенческой столовой. На ее подносе одиноко торчал стакан компота, поверх которого красовался бледный пирожок. Девушка рассеянно озирала содержимое тарелок, выставленных на обзор. Ни салат из капусты, ни бледный гороховый суп, ни картофельное пюре не вызывали у нее энтузиазма. Саша издали определила, что подруга страдает отсутствием аппетита. Причина могла быть одна: дела сердечные.
Саша дождалась, когда Настя развернулась со своим подносом, и тогда помахала ей. Настя просияла. Первый блеск глаз при встрече — самый лучший индикатор. Его ни с чем не сравнишь. Разговаривая по телефону, можно сделать какой угодно радушный голос, даже если ты и не рад. В письме можно тоже написать что угодно. Но, увидев человека неожиданно, истинных чувств не спрячешь. Настя обрадовалась Саше искренне и бурно. Швырнув поднос на первый подвернувшийся столик, она повисла у Саши на шее, закружила ее, затормошила и добилась того, что на них уставилась вся столовая. Сашу замутило от запахов общественной кухни.
— Давай уйдем, а? — предложила она. — Здесь так пахнет…
— Давай! — Настя захватила пирожок, а через минуту они уже сидели в пустой аудитории. И Настя в красках живописала свой разрыв с Вадимом. Теперь она была в состоянии рассказывать все это. И по мере того как она развивала повествование, Саша все явственнее понимала, что не сможет вот так же рассказывать, как Илья ушел от Каштановых, бросив ее там одну, как оказалось, беременную. И что теперь ей предлагают Каштановы. Ей стало тоскливо.
— А вчера Миша признался мне в любви, — наполнив глаза печалью, добавила Настя.
— Миша? И что ты собираешься делать? — поинтересовалась Саша. — Он тебе нравится?
— Мы стали друзьями. Понимаешь, Миша мне как.., как подружка. Нет, в самом деле, не смейся. Ты от меня отдалилась, Вадим бросил, а Миша стал для меня всем. Сопровождающим, телохранителем, подружкой… Я и не думала на него смотреть с такой стороны. Теперь мне придется уйти от них. Не могу же я ТЕПЕРЬ спать с ним в одной комнате, прикинь!
— Слушай, переезжай ко мне! — обрадовалась Саша. — Я теперь живу в маминой квартире, одна… Там немного неуютно, но вдвоем мы что-нибудь сообразим.
— Ты серьезно?
— Спрашиваешь! Давай за вещами и поехали!
— Да вон мои вещи стоят — не заметила?
Саша оглянулась. На маленькой учебной сцене из правых кулис торчал карман Настиной дорожной сумки.
— Хотела уже проситься на ночлег к кому-нибудь из однокурсников.
— Поехали!
Настя вытащила сумки на середину сцены.
— Придется поймать такси.
Девчонки переглянулись и, не сговариваясь, рассмеялись.
Дверь в аудиторию приоткрылась, и в нее заглянула квадратная голова Чемоданчика.
— Вот кто мне нужен! — воскликнула Настя. — Заходи! Поможешь сумки вниз отнести.
Чемоданчик повел себя странно. Он оглянулся, попятился назад и сказал кому-то, кто находился в коридоре: «Она здесь».
— Он всегда такой? — поинтересовалась Саша.
Она уже воспряла духом. Они прекрасно заживут с Настей! По крайней мере — не одна! У нее все будет хорошо!
Настя теперь не сводила глаз с двери. Словно Чемоданчик объявил о чьем-то приходе. Дверь действительно распахнулась, и в аудиторию вошли… Настины родители.
Первой предстала мама. На ней был надет все тот же синий плащ, который давно пора заменить на новый, поскольку карманы откровенно лоснятся, а воротник перелицован и отличается по цвету. Там, дома, Настя и внимания не обращала на этот плащ. Здесь же он больно резанул по глазам. Сзади стоял отец. Свою куртку он держал в руках, его тщательно отутюженный темно-коричневый костюм должен был придать ему значительности, но не придавал. Отец нервничал, с опасливым недоверием косясь на стены и потолок странной аудитории. Он явно чувствовал себя здесь крайне неуютно.
«Хорошо хоть не во время занятий…» — пронеслось в голове у Насти. Она явственно представила, как отец заглядывает в аудиторию, посреди которой изображают обезьяну на оценку. Или крокодила.
— Ну, здравствуй, дочка! — едва сдерживая накопившееся, сказал отец. Альбина Станиславовна молча стояла, поджав губы. Лицо ее имело то скорбное выражение, которое она обычно обращала к своим ученикам, когда те не оправдывали надежд. А поскольку это случалось сплошь и рядом, выражение прижилось на лице и стало своим. Настю оно совсем не удивило, а только заставило подумать, что уже давно она не видела такого выражения. Родителей на расстоянии она представляла несколько иначе. Как легкая пыльца с крыльев бабочки, осыпался налет сентиментальности с души.
— Ты куда-то собралась? — сухо спросила Альбина Станиславовна, указывая глазами на Настины сумки посреди сцены.
— Здравствуй, мамочка! — словно не слыша вопроса, пропела Настя. — Здравствуй, папочка! Как же я рада вас видеть!
Она слышала нарастающий гул на лестнице. Это кончилась лекция по художественной культуре и театралы поднимаются сюда. Слава Богу, объяснение с родителями хоть ненадолго, но откладывается. Двери распахнулись, родители прижались к стене. В класс хлынула крикливая экстравагантная толпа. Шествующая впереди всех пышнотелая Инесса во весь свой зычный низкий голос исполняла романс «Гори, гори…». Сразу несколько человек вслух повторяли басню. Чемоданчик репетировал осла. Насте удалось вывести потрясенных родителей в коридор.
— Это, надо понимать, твои однокурсники? — с ядом в голосе поинтересовалась Альбина Станиславовна.
Отец молчал. Похоже, он едва сдерживался.
— Ну, дочь, ну спасибо! — всплеснула руками Альбина Станиславовна. — Ты, кажется, куда-то собиралась? Я видела твои сумки. Думаю, я не ошибусь, если посмею предположить, что ты наконец сама поняла, в какой вертеп попала, и теперь собралась домой?
— Да? — с надеждой переспросил отец.
— Нет. — Настя вдруг вся как-то собралась в струнку, лицо ее побледнело. Что-то неуловимое появилось в ее облике. Саша наблюдала за ней, сбитая с толку. — Меня выгнали из общежития, и я собиралась переезжать к подруге. Мама, папа, познакомьтесь. Это моя лучшая подруга Саша.
Настины родители, похоже, только сейчас заметили Сашино присутствие. Они недоверчиво и придирчиво всматрившшсь в нее. Саша несмело поздоровалась.
— Вы, девушка, тоже здесь учитесь? — сухо поинтересовалась Настина мама.
— Нет, я…
— В самом деле? — В голосе Настиной мамы проскользнула капелька тепла.
— Постой-ка, — первым опомнился Валерий Иванович. — Если я правильно понял… Поправьте меня, если я ошибаюсь… Мою дочь выгнали из общежития?
— Позорно выставили! — уточнила Альбина Станиславовна.
— Да, папа, ты не ослышался. — Настя упрямо сдвинула брови.
Саша внутренне ахнула. И это Настя! Когда нужно только немножечко смягчить удар! Не она ли всегда так ловко всех обводила вокруг пальца? Что это на нее нашло? Саша не узнавала подругу.
— Теперь я буду жить у Саши.
— Нет уж! Теперь ты будешь делать то, что скажем мы! — рявкнул отец. Валерий Иванович обретал утерянную было уверенность и твердость. Он подхватил сумку дочери.
— Я никуда не пойду! — Настя все больше бледнела. Саша испугалась.
— Альбина Станиславовна! Валерий Иванович! Давайте поедем ко мне, вы там спокойно поговорите. Здесь не лучшее место. Настя, давайте…
— Я уже взрослая, и не надо на меня кричать! — выпалила Настя в лицо отцу.
— Ты — взрослая? — в унисон прокричали родители. — Ты погрязла во вранье! Мы тебе как взрослому человеку доверяли! Отпустили тебя одну в большой город!
— Как ты могла так с нами поступить, Настя? — От волнения Альбина Станиславовна едва справлялась с собой. На них оглядывались.
Настя молчала, сжав губы в тонкую полоску, и упрямо смотрела мимо родителей, в сторону лестницы. Она думала о чем-то, и Саша многое отдала бы в ту минуту, чтобы понять, о чем именно думает ее подруга.
— Тебе еще предстоит объяснить нам, куда ты дела деньги, — напомнила мать, роясь в сумочке в поисках платка. И тут Саша увидела, что подруга падает прямо на нее. Если бы на Настином пути не попалась Саша, она упала бы прямо на кафельный пол коридора.
