Глава 22
Два месяца Лерка молчала. Она не отвечала на вопросы матери, не болтала по телефону с одноклассниками, не смотрела телевизор. Лежала на кровати, отвернувшись к стене, и водила пальцем по ковру.
Ковер этот когда-то смастерила своими руками Наташина мама. Наташа считала, что от ковра исходит доброта маминых рук, она так это чувствовала и очень надеялась, что ковер как-то по-своему сообщит Лерке тепло и утешение. Наташа пыталась что-то говорить дочери, просиживала за ее спиной часами, иногда ложилась рядом и гладила по волосам. Но Лерка к проявлениям материнской ласки оставалась безучастна. Да и не было сейчас у Наташи той силы, той энергии, которая смогла бы помочь Лерке. Наташа сама нуждалась в утешении и поддержке.
Она сама долго пребывала в полной прострации и, пожалуй, не справилась бы со всеми похоронными хлопотами, если бы не помощь друзей. Первым приехал Королев и организовал весь процесс. Приехали какие-то люди, тихо переговорили с Королевым на кухне, потом они же забрали Рожнова из морга и обрядили его. Приехала Юля и привезла денег. Рожнов лежал в гробу кроткий и смиренный. Лицо его приняло то просветленное выражение покорности, которое бывало у него, когда он после страшных загулов просил у Наташи прощения. Увидев Рожнова таким, Наташа ощутила всю безвозвратность своей потери. Горе навалилось на нее, родив чувство вины.
— Я ведь ничего и не покупала ему последнее время, — причитала она на плече у Юли, — ходил в чем придется, как сирота…
— Ну, ну, ну… — Юля не знала, чем утешить подругу. Рожнов сейчас казался добрым и несчастным. А все они — в чем-то повинными в его несчастьях, его безрадостной жизни.
— Не жалела его! — обливаясь слезами, сокрушалась Наташа. — Иногда доброго слова не хотела сказать, только злилась. Ой, Сережа, прости ты меня!
Она то рыдала, раскачиваясь из стороны в сторону, то принималась гладить холодные щеки Рожнова, поросшие щетиной, то надолго замолкала, вглядываясь в родные и одновременно уже чужие черты его лица.
Все пришедшие проститься с Рожновым уважительно относились к горю Наташи и Лерку. Соседки сокрушенно кивали, вспоминая, незлобивость Рожнова. Его друзья, кивали в такт Наташиным причитаниям — Серега любил свою жену, и она правильно убивается по нему, как положено. Серега мужик был что надо — дочь спас, себя подставил.
Леркины одноклассники смотрели на все боязливо, скованно. Толпились вокруг застывшей изваянием Лерки, переминались с ноги на ногу.
Приехали деревенские и привезли плакальщицу.
И когда она тонким голосом запела свое “и на кого ты нас покинул, сокол ясный”, затряслись в рыданиях все — и соседи, и сослуживцы, и безработные бесприютные рожновские друзья.
Свекрови стало плохо, пришлось вызывать “скорую”. А на улице, когда выносили гроб, вдруг разом загудело несколько машин. “Уазики” и “пазики”, на которых довелось поработать Рожнову, прощались с бедолагой-водителем как полагается, как принято в шоферской братии — гудком. За гробом вместе с Наташиными сослуживцами и Леркиными одноклассниками шли многочисленные рожновские друзья, которых когда-то Наташа с трудом отучала бывать у них в доме. А в тот день она была рада их видеть. Каждый из них сказал о Рожнове что-нибудь хорошее, и за это Наташа им все простила и на поминках следила, чтобы их хорошо накормили и чтобы всем хватило водки.
Лерка все похороны провисела на руках Королева. После похорон она продолжала ходить в школу, но делала это словно в полусне. Уроков она не готовила, и Наташа серьезно беспокоилась, как дочь сумеет окончить школу. Оставалось последнее полугодие, а успеваемость у нее резко упала. Вопрос, куда пойти учиться, вообще не стоял — не было денег.
Лед тронулся в один из весенних дней, кажется, накануне Восьмого марта. Наташа открыла дверь на короткий веселый звонок. На пороге стоял ослепительный в своем обаянии телеведущий с букетом роз и огромным пакетом в руках.
Наташе стало стыдно за свой халат. Королев протянул ей букет и сказал:
— Это вам.
Наташа охнула, вспыхнула. Давно она не получала таких цветов. Она сосредоточила на букете внимание и как-то даже упустила на миг из внимания гостя. Но Королев уже сам повесил свой плащ, взъерошил волосы. От его искристого взгляда, от всей сильной мужской фигуры веяло весной, жизнью.
Наташе захотелось открыть все форточки, красиво накрыть стол, нарядно одеться.
— Где Валерка? — спросил Королев.
Наташа показала на дверь.
Телеведущий вынул из пакета большую плюшевую собаку с висячими ушами и блестящим носом и решительным шагом направился в спальню.
Наташа занялась бурной деятельностью. Она открыл все форточки, застелила стол скатертью и достала сервиз. Проделывая все это, Наташа то и дело останавливалась и прислушивалась к голосам, доносящимся из спальни.
Сначала это был один голос. Королев говорил с разными интонациями. Его голос приобретал то проникновенные, то озорные нотки, то — удрученные. Слов Наташа разобрать не могла, но интонации ей нравились, и она пыталась представить, какое впечатление они произведут на дочь. Прошел примерно час до того момента, когда в неутомимый монолог Королева начали вклиниваться редкие реплики Лерки. Ее тонкий голосок слабо, но все же отзывался на что-то. Еще через час Наташа услышала из спальни полноценный диалог. Она решила, что настало время пригласить гостя к столу.
— Мама, посмотри, какая прелесть!
Лерка обнимала потешную морду собаки. Псина действительно была хороша. Лерке никто никогда не дарил таких подарков. Они долго сидели втроем — обедали, разговаривали. Перед тем как уехать, Королев попросил у Наташи разрешения бывать у них.
— Я когда-то неплохо учился в школе. Попытаюсь Валерке помочь.
— Конечно, конечно.
А куда деваться? Тут на все согласишься, лишь бы как-то встряхнуть дочь. Теперь, когда приезжал Королев, Лерка послушно вытаскивала учебники, и они вдвоем просиживали над неподдающейся химией и такой сложной для Лерки алгеброй.
Королев оказался терпеливым учителем. Он не раздражался Леркиной тупостью, но не обращал внимания на ее капризы. Едва они заканчивали готовить уроки, Королев быстро собирался и уезжал.
И Наташа понимала, что в общем-то довольно занятой человек тратит свое время на девчонку. Зачем? Так ли бескорыстны его намерения? Что у него на уме? Впрочем, каково бы ни было Наташино мнение о звезде местного телеканала, обойтись без него она уже не могла.
Королев сумел незаметна, но прочно войти в их с Леркой жизнь, и Наташа молила Бога, чтобы он теперь не исчез из нее так же внезапно, как Бородин.
Королев привозил Лерке фрукты и конфеты, придирчиво просматривал ее тетради и дневник. Хвалил или журил.
Однажды после его очередного посещения, когда Лерка задумчиво чистила мандарин и глядела в окно поверх крыш, на облака, Наташа попыталась закинуть удочку насчет дочкиного отношения к Королеву. Что до нее, Наташи, то уж, конечно, она бы не устояла перед такой заботой, влюбилась бы без оглядки. Не могла же Лерка остаться равнодушной ко всему, что делал для нее Королев.
— Александр Николаевич такой заботливый, — начала Наташа и подсела к Лерке. — Он тебе как… нравится?
— Мам… — Не отрывая взгляда от облаков, положила в рот дольку мандарина. — Давай съездим в Вишневый. Пожалуйста, мам!
— Да ты что? — опешила Наташа. — Зачем?! Юля с Оленькой оттуда уехали, ты ведь знаешь…
— Мама! — Лерка развернулась, глаза ее сухо блестели. — Андрей там один, ему трудно, ты понимаешь? Давай съездим!
— Но как это? Что мы скажем? Приехали посочувствовать? Ты думаешь, Андрею это нужно? Да и нехорошо это — без приглашения…
Наташа совершенно растерялась. Она вскочила, прошлась по комнате. Вот уж чего не ждала! Она надеялась, что Лерка и думать забыла об этом солдате, а она.
— Мам, это если я одна поеду, то нехорошо. А с тобой — можно. Ты его так о Чечне расспрашивала, он с тобой как с матерью. И потом — там Сашка… Мы же можем его навестить? Наберем гостинцев! Смотри, сколько всего Александр Николаевич привез. Нам и покупать ничего не придется, ну мам…
У Наташи упало настроение. Более того, внутри начало гореть, будто там припечатали чем-то горячим. Словно все, что она создавала вокруг Лерки, этот ореол, согретый мечтами матери, в один миг разрушился. Оттого, что его походя кто-то задел.
— Мам, вот нам с тобой трудно, и нам Александр Николаевич помогает. Ты же не отвергаешь его помощь? Ты даже рада, когда он приезжает, и я рада. Так почему ты думаешь, что Андрей нам не обрадуется? Ты ведь в госпиталь к нему ездила, а я Сашку иностранному учила.
Наташа молча слушала дочь. Ну что тут скажешь? Свою голову поставишь вместо этой бестолковки?
— Ну мам! Если ты согласишься, я все-все буду делать, как ты захочешь, я уроки стану зубрить, полы буду мыть… Только давай, пожалуйста, съездим в Вишневый!
За два часа дороги до Вишневого Наташа по капле теряла с таким трудом установленное в душе зыбкое равновесие. Что ждет их в Вишневом?
А вдруг, Андрей с горя запил или, еще хуже, стал колоться? Потерять возлюбленную после того, как тебя бросила мать, — это вам не сюси-пуси. Тут с обычным человеком что угодно произойти может, а уж с этими афганцами-чеченцами — и говорить нечего. А Лерка — вся в мать. Кинется спасать, вытаскивать милого. Миссию исполнять. Это мы уже проходили по полной программе. Наглядный пример — ее жизнь с покойным Рожновым. Неужели то же самое ждет ее одуванчика? И мать ее своими руками туда толкнет? С другой стороны — что делать? Что делать, когда Лерка уперлась как баран, а переспорить ее нет никакой возможности, поскольку она все еще балансирует на грани истерики.
В таком настроении Наташа прибыла в Вишневый и с неспокойным сердцем ступила на правый берег Волги. В Вишневом царила весна. Если в городе, особенно у них, напичканном заводами, весна пробивалась неброско, даже несколько небрежно, то здесь царило буйство травы и одуванчиков и торжественно, готовые к цветению, стояли в садах вишни.
В полном молчании дошли Наташа с Лерой до Юлиного дома. Собака залилась лаем, а затем заскулила, узнав своих.
Но на их стук никто не вышел. Напрасно Лерка открыла калитку и упорно и долго колотила в дверь. Наташа только вздыхала. Сколько раз зарекалась: не идти на поводу у дочери! Лерка дите неразумное, а она-то сама? Где голова была?
На их стук отозвались собаки с соседских дворов, из-за забора высунулись две детские головы в одуванчиковых венках. В этих желтых головках Наташа узнала детей Юлиной соседки Ларисы.
— В гости приехали? — не здороваясь, поинтересовалась Маринка. — А их нет; Айдате к нам, у нас мама дома. Она все про них знает, потому что они у нас молоко берут.
Делать нечего, отправились к Ларисе. Та стояла посреди кухни и замешивала тесто.
— Навестить, значит, приехали? Дело хорошее, — не отрываясь от своего занятия, рассуждала Лариса. — А Андрей на работе. И Санька с ним.
— Он работает? — Леркины глаза радостно и недоверчиво блеснули.
— А как же? — Лариса усердно мяла тесто. — Он у нас в городе военный приют организует для беспризорников. Им старую школу-восьмилетку отдали под него.
— Какой приют?
— Я точно не скажу, но вроде что-то типа кадетского корпуса. — Лариса искупала руки в муке. — Уже завезли койки для спален, для спортзала инвентарь, компьютеры.
— Надо же… — Наташа руками развела. — Какие тут дела у вас творятся… А мы и знать не знаем.
— Ну да. У нас новый мэр, бывший военный. Он сразу Андрея навестил и предложил ему такое дело. Теперь Андрей там воспитателем будет, и за меня обещал похлопотать. Я бы кастеляншей пошла. А что? Работа непыльная, в тепле всегда.
— А где школа? Далеко?
— Да вон, на горе, ее с дороги видно.
Теперь Лерка смотрела на Ларису исподлобья, нехорошо смотрела.
Наташа это заметила, но что к чему, не сразу поняла.
— Мы так рады за него! — искренне воскликнула Наташа. — Такой он молодец! А ведь Юля ничего не знает…
— Юля… — Лариса нахмурилась, и движения ее стали резкими, плавность словно ушла куда-то. — Нужен он Юле… Она уже и думать о них с Санькой забыла!
— Откуда вы знаете? — недобро буркнула Лерка. Наташа почувствовала, что пора уходить.
— А чего здесь знать-то? Собралась в один миг и упорхнула, только ее и видели! Он все для нее делал, из кожи лез, а она…
— Это уже ваши домыслы, — не сдавалась Лерка.
— Нечего тут и домысливать! Мы подругами считались, все у меня на глазах происходило. Она сама мне признавалась, что чувствует к Андрею что-то такое. А то, что он ее любит, на нем написано было. Ее деньгами поманили, она и задумываться не стала. Деньги-то, они нужнее!
— Как вы можете?! — Лерка покрылась пятнами. — Откуда вы знаете — задумывалась она или нет? Да может, ей тяжело этот выбор дался, может, она и теперь страдает?
Наташа дернула дочь за рукав, но та с силой выдернула руку.
— Да вы просто завидуете ей! Потому что Андрей выбрал ее, а не вас! А вы бы сами не прочь, ведь он свободен и живет рядом. Только он на вас никогда не посмотрит, потому что…
Наташа вытащила дочь на крыльцо буквально за шиворот. Она выволокла свое чадо на дорогу и потащила прочь из дома Ларисы.
— Чего ты несла? — разозлилась Наташа. — Ты сама недавно осуждала Юлю теми же словами, а теперь? Что это ты вдруг встала на ее защиту? А?
— Мам, ты не видишь, что ли, эта Лариса сама к Андрею клинья подбивает.
— Ну и что? Нам-то какое дело? Она тоже имеет право мечтать о счастье!
— Только не с Андреем!
— Да почему не с ним? Живут рядом, работать будут вместе. А Юля, она действительно привыкла к другой жизни, ее там окружают мужчины. Возможно, она еще встретит человека. Ты, Лера, пытаешься за людей решить жизнь по-своему, но так не бывает. В жизни далеко не все складывается, как в кино. Думаю, нам лучше сейчас же отправиться на вокзал.
— Я хочу увидеть Андрея! — Лерка упрямо топнула ногой.
Наташа с трудом подавила в себе желание прикрикнуть на Лерку. Вздохнула и потащилась за дочерью в сторону школы.
Там царила бурная деятельность. Множество пацанов куда-то сновали с серьезным и сосредоточенным видом.
— Санька! — Лерка узнала своего подопечного.
И он, увидев их, обрадованно округлил глаза. Сашка тащил куда-то пустое ведро. Вид у пацана был деловой и совершенно счастливый.
Лерка обняла его, затормошила.
— А где Андрей?
— Он во дворе. Там спортивную площадку делают.
Вышли во двор. Там, за школой, на большом ровном пустыре сооружались высокие деревянные щиты, вбивались пеньки, здесь же громоздилась гора автомобильных шин, явно тоже для чего-то предназначенная. Спортивная площадка больше напоминала полигон.
Санька подбежал к кучке мужчин, возящихся с пеньками. От тех отделился один и направился в сторону Наташи. Сначала она сослепу не узнала Андрея — так странно было видеть его без костылей. Он шел совсем ровно, только особо внимательный человек мог заметить, что идущий немного прихрамывает. Он был в майке и камуфляжных штанах. Несмотря на раннюю весну, плечи и руки его были почти шоколадными от загара, а короткий ежик седых волос казался особенно белым на фоне смуглого от загара лица.
Леркины глаза засветились и поплыли. Наташе неловко стало за нее. Лерка лишь слегка наклонила голову в знак приветствия и переключилась на Саньку. А ведь ей так хотелось смотреть на Андрея во все глаза.
Наташа стала расспрашивать Андрея. Он с удовольствием показывал гостям школу — спальни на втором этаже, столовую, актовый зал. Рассказывал, на каких принципах будет основываться это учреждение и чему он хочет научить детей.
С Наташей он общался свободно, а вот Лерка шла сзади и прожигала глазами спину своего кумира.
— Сейчас мы организуем чай, — объявил Андрей и извинился: — Мне жаль, что я не могу вас принять как следует, сейчас как раз столько дел…
— Все нормально, Андрей, — перебила Наташа. — Мы, наоборот, ужасно рады, что ты весь в делах… То есть я хочу сказать — ты устроился на работу.
Сашка сбегал за чайником. Стали пить чай в одном из классов, за партой. Сашке не сиделось за столом — он набил карманы сладостями и умчался по своим делам.
— Трудно тебе с ним? — кивнула вслед Сашке Наташа.
— Мне без него было бы трудно. А с ним — в самый раз.
— Юля не приезжала?
Андрей сделал вид, что не услышал вопроса. Он допил свой чай, по-солдатски поднялся и подошел к окну. Из окна хорошо была видна стройплощадка, там кипела работа. Ему нужно было идти.
— Ой, Лера, мы на электричку опаздываем! — засуетилась Наташа.
— Хорошо, что вы приехали, — обернулся Андрей. — Приезжайте среди учебного года, посмотрите, что у нас получается.
Андрей с Санькой проводили их до ворот, потом Наташа и Лера одновременно обернулись с дороги и посмотрели наверх. Оба мужчины, большой и маленький, стояли на холме и махали им руками.
— Мам… Как я его люблю… — простонала Лерка.
