Глава 11
— Теть Юль! Я к вам в гости!
Юля распахнула калитку, и перед ней воочию предстала Наташина дочь Лера. Девочка с Юлю ростом, но тонкая как камышинка. Ее красный нос говорил о том, как она замерзла.
— Ты одна?
— Как видите… — Лерка только плечами пожала. Сейчас она могла думать только о тепле и горячем чае.
Дома у Юли было жарко натоплено. От тепла и горячих щей Лерку разморило. Слипающиеся глаза выдали ее, и Юля отправила гостью спать. Сквозь дрему Лерка видела какого-то мальчика с охапкой дров и думала, что это сон. Проснулась, не сразу сообразив, где находится, какое время суток теперь. Потом постепенно реальность вернулась к ней, она прислушалась. В доме было тихо. Вероятно, уже ночь. Лерка выбралась из-под одеяла и на цыпочках прошла через большую комнату. На диване спал мальчишка, которого она видела во сне. Юля сидела за столом и штопала носки. Перед ней стояла корзинка с нитками, лежали куча носков и несколько пар Олиных колготок.
— Вот кого бы никогда не представила за этой работой, так это вас.
— Я бы и сама себя не представила, — улыбнулась Юля.
— Теть Юль, я поживу у вас? Немножко…
— Живи, — отозвалась Юля, не отрывая глаз от работы. — А что, проблемы с родителями?
— С отцом, — вздохнула Лерка и поняла, что не в силах рассказывать сегодняшний эпизод. Она просто не сможет пережить его снова даже в мыслях.
— Бывает… — кивнула Юля. — Я рада, что ты обо мне вспомнила в трудную минуту. Правда, развлечений для тебя здесь никаких. Соседи — одни старики.
— Ничего, это мы переживем. Теть Юль, а мальчик — ваш родственник?
— Не совсем. Скорее — квартирант.
И Юля поведала Сашкину историю, Лерка слушала с открытым ртом.
— Кстати, на днях мы с Санькой поедем в госпиталь, а ты с Оленькой побудешь. Ладно?
— На все согласна, только не прогоняйте, — Лерка молитвенно сложила руки.
— А мама-то знает, что ты здесь?
Лерка замялась с ответом, и этой заминки оказалось достаточно, чтобы Юля все поняла.
— Мама велела мне ехать в деревню. Но поймите, теть Юль, на праздники туда обязательно двинет отец. А я его видеть не могу. Он начнет прикидываться, что ничего не помнит, а бабушка будет выспрашивать.
— А как же мама?
— Мама… у нее своя жизнь, — вздохнула Лерка. — У них любовь с Евгением Петровичем, Ей не до меня. Они так редко видятся, что на праздники скорее всего она уедет к нему. Или они встретятся где-нибудь посередине.
Лерка помолчала и усмехнулась:
— Мама всегда думала — стоит сплавить меня в деревню любящей бабушке за пазуху, и все мои проблемы решены.
— По-моему, ты ошибаешься, — осторожно возразила Юля, отодвигая штопку. — Ты просто немного ревнуешь…
Лерка пожала плечами.
— Да нет… Я рада за нее. Потому что, не будь в маминой жизни Евгения Петровича, ей было бы очень тоскливо и одиноко. Нет, не то. Ей было бы просто невыносимо жить. Вы не представляете, теть Юль, что иногда выкидывает наш отец!
— И все-таки мне показалось, в душе ты осуждаешь маму.
Юля поднялась, поставила чайник на газ, достала конфеты.
— Меня никто не любит, — вдруг брякнула Лерка. Юля уселась напротив нее на табуретку.
— Ты имеешь в виду родных?
— Нет. Родные, конечно, любят. У родителей я единственная дочка.
— Значит, из ребят?
Лерка обреченно кивнула.
— У меня полно друзей, все ко мне хорошо относятся. Но…
— Но нет парня, — закончила за нее Юля и улыбнулась.
Лерка на улыбку не ответила. Конечно, другим кажется, что это не проблема, но для нее-то!
— Тебе только шестнадцать. Ты присматриваешься, к тебе присматриваются…
— Со мной что-то не так, — возразила Лера, болезненно морща лоб. — И я не пойму, в чем дело. Вот этим летом приезжаем мы с мамой в лагерь. Ну, вы знаете, ее от работы всегда посылают воспитательницей. Мы еще только идем с чемоданами, а на маму уже все тренеры оборачиваются, шеи сломали. А к вечеру стая ухажеров вьется с комплиментами. А я одна! Смотрю на себя в зеркало — вроде не страшилище, стройная, ноги длинные. А нет у меня толпы поклонников. Влюбиться не в кого!
Лерка уложила свою безутешную головушку на руки и уставилась на Юлю.
— Вы с твоей мамой как… как Кристина с Аллой Пугачевой! — засмеялась своему сравнению Юля. — Мама, она источает уверенность, тепло, мягкость и силу одновременно. Мужчины это чувствуют за версту. А ты пока в себе не уверена и свою неуверенность прячешь под иголками. А кому же охота уколоться? Но зато у тебя все впереди. И толпы поклонников — это не главное.
— А что главное?
Юля на минуту задумалась, глядя мимо Лерки в окно, где сквозь туман продирался желток луны.
— Когда Никита был жив, заботился обо мне и я могла одеваться, выглядеть… Ну, короче, когда мы жили в достатке… Так вот, тогда многие мужчины пытались ухаживать за мной, даже в любви объяснялись. А случилось с нами то, что случилось, осталась я ни с чем, их всех как ветром сдуло. Ни один на помощь не бросился…
Юля невесело усмехнулась. Помолчали.
— Нужно, чтобы один был. Надежный, — добавила она, обращаясь даже не к Лерке, а к самой себе.
— Где бы его взять… — мечтательно протянула Лерка. На следующий день Юля все же сходила на почту и позвонила Наташе. Выслушав Наташины охи и ахи, она уверила подругу, что Леркин приезд как нельзя кстати. И что ей просто необходима сейчас помощь такого человека, как Лерка, Наташа поворчала немножко, но потом согласилась, что деревня сейчас для Лерки не лучший вариант.
А через два дня Юля с Сашкой отправились в госпиталь. Был канун праздников, все куда-то ехали, электричка битком. Юля с Сашкой сидели друг против друга и молчали. Сашка был болезненно молчалив и тих. Чистая рубашка, со щеткой отмытые ногти, начищенные ботинки. Мальчик без любопытства смотрел в окно, но Юля видела, что он не замечает мелькающих за окном картин. Они проплывают мимо его сознания. Он весь погружен в свои мысли. Волнение от предстоящей встречи проступало на скулах пятнами румянца.
— Жвачку хочешь?
Юля достала из кармана мятный “Орбит”. Сашка отрицательно покачал головой. Тяжко, по-взрослому, вздохнул и вновь уставился в окно. Он вел себя так, словно его везли на казнь.
В городе с ним стало твориться что-то еще более странное. Он заявил, что болит живот, и уселся на лавочку.
— Сейчас возле госпиталя зайдем в аптеку и купим таблетку, — пообещала Юля, начиная ощущать смутную тревогу. А может, Сашка все придумал? Может, нет у него никакого брата, а придуманная легенда просто украшает жизнь? Попал пальцем в небо, Голубевых пруд пруди, как Ивановых. Сколько раз Лариса жаловалась, что Маринка постоянно врет. У таких детей психика нарушена, им нравится придумывать. А теперь, как до дела дошло, испугался, что обман откроется!
Юля втолкнула Сашку в автобус и даже нашла свободное местечко, чтобы сел. Вдруг про живот не придумал. Ехали долго. И снова Сашка хмуро смотрел в окно как обреченный.
— Госпиталь! — объявили остановку, и Юля тронула своего подопечного за плечо.
Тот вздрогнул.
— Выходим, — улыбнулась она.
Автобус уехал, и они остались на кусочке асфальта меж трамвайных линий и троллейбусных проводов. Сзади, спрятанный деревьями, темнел госпиталь.
— Может, цветов купим? — предложила Юля.
И вдруг совершенно неожиданно Сашка выдернул свою руку и сиганул на проезжую часть дороги. Он несся как заяц, ныряя меж встречных трамваев, уворачиваясь от легковушек.
— Саша!
Юля ринулась следом под визг тормозов и мат водителей. Она потеряла его из вида и бежала наугад. Как только разъехались трамваи, она увидела Сашку. Его держал за шиворот разъяренный водитель “Жигулей” и орал, не стесняясь в выражениях.
Юля подлетела и вцепилась в Сашку с другой стороны.
— Куда смотрим, мамаша?! — Водитель обратил свой гнев на нее, не переставая вытрясать из Сашки кишки. — Он ведь как камикадзе несся! Еще немного, и я бы размазал его по асфальту! А ты бы с меня потом деньги требовала и в тюрьму упекла. Так?
— Вы что, не видите — ребенок больной! — заорала Юля и выдрала Сашку из рук разъяренного водителя. — Он на инвалидности! — почти гордо соврала она, утаскивая мальчика от опасного места.
— Все бы инвалиды так носились! — донеслось до них.
Она вытащила Сашку на тротуар. Усадила на скамейку. Он тяжело дышал, упрямо отворачиваясь. Тогда Юля сгребла его в охапку. Сашка дернулся было, но Юля держала крепко, и тот волей-неволей постепенно обмяк. Шмыгнул носом.
— Говори, зачем побежал. Наврал про брата?
Сашка вновь громко шмыгнул носом.
— А вдруг он не признает меня? — потерянно произнес он и снова шмыгнул. — Зачем я ему нужен?
Вот оно что… Юля захлопала ресницами. Да… Ребенок как в воду глядит. Одно дело мечтать о встрече с братом, идти к ней как к далекой звезде, выдумывать себе этого брата. Другое дело встать лицом к лицу.
— Глупости! — строго заявила Юля и ослабила объятия. — Он знаешь, как тебе обрадовался? У него никого нет, кроме тебя. Ему сейчас просто необходима твоя поддержка. А ты ведешь себя как маленький! Как тебе не стыдно?
Сашка помолчал, а потом спросил уже другим, ожившим голосом:
— А зачем ты меня инвалидом обозвала?
— Да ну тебя! — Юля вскочила и шагнула в сторону госпиталя.
Сашка побежал за ней. Юля уже знала дорогу, а поэтому без труда нашла нужный этаж, палату. Но среди одинаково бритых голов она не нашла Андрея. Она почему-то была уверена, что узнает его, а теперь, увидев восемь парней в одинаковых больничных пижамах, растерялась. Все восемь с интересом уставились на нее.
— Кого потеряла, красавица? Меня?
— Проходи, не стесняйся!
На нее посыпались реплики солдат, а она беспокойно вглядывалась в лица.
— Ребята, мне нужен Голубев. Андрей.
— Вот так молчун! Какую девушку сумел охмурить! Тихоня!
— Он в другой палате теперь. Только вас вряд ли пустят, девушка, — объяснил молодой солдатик, оказавшийся к Юле ближе других. — Он после операции.
Медсестра подтвердила предположение солдата. Да, Голубеву Андрею сегодня утром сделали сложнейшую операцию. Делал известный нейрохирург. Теперь Андрей находится в реанимации и к нему нельзя.
— Мы специально ехали… Из Вишневого, — растерянно стала объяснять Юля. — Вот брат его. Они очень давно не виделись…
Медсестра взглянула в Сашино лицо, отразившее всю смесь его острых чувств.
— Можно только через стекло посмотреть. Идемте. Медсестра привела их на верхний этаж, заставила надеть поверх обуви голубые брезентовые бахилы, набросить на плечи халаты. Она подвела Сашку к палате со стеклянной дверью. Там на высокой кровати лежал человек. Руки его, уложенные поверх одеяла, были опутаны проводками. В вену правой руки что-то стекало из колбы, прикрепленной к железному столбику. Сашка никогда не лежал в больнице. Он не видел, как делают капельницу, не сталкивался с понятием “операция”. Прильнув лбом к стеклу, он вглядывался в белое пространство, силясь разглядеть черты лица лежащего там человека. Но видел только прямой нос, коротко остриженную голову и рельефное ухо. Глаза у парня были закрыты, и от этого Сашке становилось не по себе. Ему хотелось, чтобы Андрей почувствовал, что он здесь, рядом, что он стоит за стеной, и… Дальше Сашка не знал, чего пожелать. Он впивался в раненого глазами, страстно желая лишь, чтобы его заметили. На какой-то миг Сашке показалось, что веки Андрея дрогнули. И точно! Глаза на мгновение открылись, обвели мутным взором белое пространство и… задержались на двери.
Сашка поднялся на цыпочки, вытянулся, как росток. Губы его шевелились, ему казалось, что Андрей смотрит на него, видит его.
На миг глаза больного будто сосредоточились, увидели что-то за стеклом двери. Лицо тронула улыбка, и глаза вновь закрылись.
— Антошина! Что за безобразие? Почему посторонние в боксе? — По коридору летел врач.
— К Голубеву родственники приехали издалека, — залепетала медсестра, теребя собственную пуговицу. — И я подумала…
Но врач схватил глазами Юлю и Сашку, забыв о медсестре.
— Пройдемте со мной, — бросил он Юле, и она подчинилась. Врач привел ее в кабинет и молча указал на стул. Это был другой мужчина, не тот, что заигрывал с Наташей прошлый раз. Маленького роста, крепкий, с блестящей упругой лысиной.
— Операция, девушка, у Голубева была сложная. У него перебит седалищный нерв, в госпитале его наскоро зашили. Второпях хирург не стал искать нервные окончания. Нам пришлось сделать повторную операцию, соединить нервные окончания. О результатах пока судить рано. В случае Голубева не все зависит от хирурга.
— А от кого? — удивилась Юля.
— От самого больного, деточка. От самого больного. И от его окружения. У него, были затронуты нервные окончания. Нога отвыкла двигаться. Ее нужно разрабатывать. А это процесс длительный. Нужно недюжинное упорство и желание. И помощь близких.
Юля не знала, что сказать. Она видела Андрея один-единственный раз, и он произвел на нее не лучшее впечатление. Поэтому она предпочла промолчать. Слушала врача и задумчиво кивала.
— Все, что от нас зависело, мы сделали. Теперь нужна интенсивная физиотерапия. Сразу после выписки его нужно бы отправить в хороший санаторий. Когда вы сможете забрать его?
Юля открыла было рот, но в это время врача вызвали по селектору. Он развел руками, кивком головы простился с ней и засеменил по коридору к выходу. Юля вернулась к палате. У двери Сашки не было. Она окинула взглядом пустой коридор и про себя ругнулась: “Попьет он моей кровушки…”
Что-то снова толкнуло ее к стеклянной двери палаты реанимации. Она вернулась и сразу увидела Сашку. Он сидел у кровати Андрея и держал того за руку. Андрей по-прежнему лежал с закрытыми глазами. По Сашкиному лицу плавало умиротворение. Юля влетела в палату с намерением отчитать Сашку за самовольство, но, увидев его лицо, осеклась. Только сказала:
— Идем, Санька, нам пора.
— А правда, мы похожи? — расплылся он в блаженной улыбке. Глаза его стали узкими, как у китайца.
— Одно лицо, — подтвердила Юля.
А в это время в Вишневом происходило следующее. К Оленьке и Лерке наведалась Лариса с детьми и предложила растопить печку. Когда уже дрова весело полыхали и голландка начала нагреваться, во дворе отчаянно залаяла собака, и вся компания — Оля, Вовчик, Лера, шустрая Маринка, а за ними Лариса — не сговариваясь, прилипла к окну. У калитки стояли незнакомая женщина и милиционер.
Увидев их, Лариса побледнела и отпрянула от окна.
— Так, дети! — быстро заговорила она, покрываясь пятнами от необходимости педагогического компромисса. — Будут спрашивать про мальчика — никакого мальчика тут нет и не было! Понятно?
Она обвела взглядом детей и остановила его на Маринке. Та смотрела на приемную мать не мигая.
— Я — мальчик! — немедленно заявил Вовчик. — Я же мальчик?
Он заглядывал девчонкам в глаза. На него никто не обращал внимания. Дом переходил на боевое положение. Лера побежала открывать, Оля с Маринкой собирали игрушки, а Вовчик, не получив положительного ответа, стоял посреди комнаты и, сведя к переносице брови, бил себя в грудь и доказывал:
— Я мальчик! Я не девочка!
— Вова, иди поиграй! — бросила Лариса раздраженно. Тогда Вова топнул ногой и во все горло заревел.
— Как вас тут много… — приторно улыбаясь, отметила женщина. — А это кто у нас плачет?
Вовчик брыкнул ногой и убежал в спальню. Там он забрался под кровать и продолжал реветь. Лерка метнулась было следом — успокоить.
— Попрошу всех собраться в комнате, — строго объявил милиционер.
Девчонки подтянулись, расселись вокруг Ларисы.
— А тебя я знаю, — улыбнулась женщина Маринке. — Так кто теперь твоя мама?
Маринка придвинулась к Ларисе и вцепилась той в кофту.
— Я из службы социальной защиты. А это ваш участковый, Юрий Степаныч Смирнов.
Милиционер снял фуражку и положил на стол.
— Сколько человек проживает в этом доме? — поинтересовался милиционер.
— Двое проживают, — с достоинством ответила Оленька, выйдя на шаг вперед, будто выступала на сцене. — Я и моя мама, Юлия Скачкова. А это — наши гости.
— Попрошу домовую книгу. А гостей — документики.
Лерка вытащила из ранца паспорт. Лариса только плечами пожала.
— Я соседка. Паспорт не захватила.
— Этих я знаю, — все так же приторно улыбаясь, подтвердила женщина. — Они у нас по опеке проходят.
— Вот и хорошо, что соседи здесь. Вот и расскажите-ка мне, соседи, ничего подозрительного в последнее время не наблюдалось? Не появлялись ли в этом доме посторонние лица?
— Не появлялись, — четко ответила Маринка и зыркнула на мать.
— Нет, все спокойно, — ровным голосом ответила Лариса.
— А вы часто к соседям заходите?
— Да почти каждый день, — кивнула Лариса. — И они к нам. Они люди приезжие, вот и помогаем чем можем.
— Но ведь еще совсем недавно к вам тут гость наведывался, беспокоил…
— Это я его поймала! — объявила Маринка, окидывая присутствующих довольным взглядом. — Я в бане спряталась. А в окошко вижу — собака заюлила, хвостом крутит и повизгивает. Ну, думаю, кто-то свой идет. А потом вспомнила: свои-то дома!
Маринка убедилась, что находится в центре внимания и даже шмыгающий под кроватью Вовчик не отвлекает никого из присутствующих. И продолжала:
— И вижу: голова из тумана высунулась. Он собаке что-то бросил, а сам к бане. Дверь открывает, тут как я на него…
— Молодец! — похвалила женщина из социальной защиты и умильно посмотрела на Ларису. Надо же, мол, какой смышленый ребенок!
Лариса, стиснув зубы, следила за своей подопечной.
— А что случилось-то? — прервала Лариса Маринкино соло.
— Сбежал наш герой из детского дома, — вздохнул милиционер и добавил: — И есть сведения, что обитает где-то в этих краях.
Пока милиционер излагал суть дела, женщина из защиты обошла все углы и заглянула в спальню.
— Ой, да у вас ребенок под кроватью уснул! — ахнула она, и девчонки все метнулись в спальню посмотреть на спящего Вовчика.
Милиционер тоже заглянул в спальню.
— А это что? — вдруг строго спросил он, и все обернулись. В углу на стуле висела теплая Сашкина рубашка и комком торчали его же спортивные штаны. — Чья это одежда? — настойчиво спросил участковый.
