«Старею, — подумала Вера, ворочаясь с боку на бок на узкой жесткой полке скорого поезда. — Вот уже и спать в поезде не могу — все мне мешает. И колеса стучат под подушкой, и двери соседнего купе то и дело открываются…» То ли дело Любашка в ее девятнадцать. Спит как убитая. С вечера собиралась уложить девочку и забраться на верхнюю полку, а, сама уснула раньше младенца. Спят в обнимку. Вера села на своей полке и посмотрела, все ли там в порядке. Люба спала, вжавшись в стенку, давая место Ксюшке. А та, устроив ручки кулачками кверху, растопырив коленки в ползунках, заняла половину полки. Королева. За время, проведенное у Веры, девочка порозовела, округлилась. Личико ее разгладилось, и на нем обозначились черты, отличающие ее от других младенцев. У нее уже намечались и линия бровей, и четкий абрис носа, и губки бантиком. Все как положено.

Вера налила себе минералки и запила снотворное.

Устроившись на плоской жесткой подушке, решила попробовать думать о приятном и стала искать подходящую тему. Получилось все наоборот. Естественным образом ее мысли приплелись к Коле и застряли там, в восьмилетней давности, в ее «доремонтной» квартире. Она в те времена летела по вечерам домой, чтобы скорее увидеть Колю. Он приходил раньше, и Ника заставала его обычно на кухне. Он любил готовить тушеную капусту. А Ника любила рассольник. Но давилась тушеной капустой и хвалила-нахваливала. Как-то раз они пили чай на кухне и смеялись. Коля рассказывал что-то смешное о своих учениках, он работал тогда тренером.

И тут раздался звонок. Звонила Инга. Ника сразу ушла в комнату, чтобы не мешать. Но по Колиным фразам, долетавшим до нее, она поняла о чем речь.

Инге нужны были деньги.

— Разве ты не получила алименты? — уточнил Коля. И по тому, как долго Коля выслушивал ответ, Ника восстановила Ингину тираду. Слишком хорошо она знала сестру.

— Ты считаешь, что это — деньги? — Инга могла и расхохотаться после этой фразы. И наверняка расхохоталась. — Ты хоть знаешь, сколько надо ребенку сегодня? Впрочем, о чем я говорю! У тебя же совершенно нет самолюбия!

Инга не давала вставить Николаю ни слова. Он покрывался пятнами, слушая ее.

— У меня дочь и сын от разных отцов, — продолжала Инга. — И мне есть с кем сравнивать. Твоя дочь будет ходить в старом пальто, тогда как сын Антона — в натуральной шубе! Впрочем, дело твое.

Мне все равно.

И здесь Инга бросала трубку. Последнее слово всегда оставалось за ней. А Коля стоял и слушал гудки.

Потом долго курил на кухне. А возвращался к Нике — его было не узнать.

В тот раз все было как обычно: Инга дала им тему для размышления на ночь глядя.

— Инге нужны деньги, — немного погодя поделился он.

Ника кивнула. А что тут скажешь? Она лишь позавчера встретила свою сестру на автобусной остановке. Хотела было улизнуть, но та ее уже заметила. Перекинулись парой общепринятых фраз, и Инга принялась демонстрировать Нике новые итальянские сапоги. Предлагала даже потрогать, чтобы убедиться в особой мягкости кожи. Но Ника уклонилась. И так ясно, что Инга выложила за эти сапоги кругленькую сумму. Ника и представить себе не могла, что можно на обувь такую сумму потратить. Да и не было у них с Колей, Откуда?

— Наверное, Антон хорошо зарабатывает? — спросила Ника, только для того чтобы не молчать.

Инга усмехнулась:

— А куда ему деваться? Вот, например, я на днях последние деньги за сапоги выложила. Дома — шаром покати. А он мясо любит. Поначалу тоже бубнил: «Баскетбол, баскетбол…» А сейчас ничего, втянулся. Коммерцией занялся. Палатку открыл, кока-колой торгует. Хочу теперь в Турцию его отправить.

Говорят, там кожа дешевая. И ты своего толкай, иначе так и будешь в обносках ходить!

Инга скользнула взглядом по сестре, окинув ее с головы до ног. Ника впрыгнула в чужой автобус и вздохнула с облегчением. Она не могла больше общаться с Ингой. Но та не собиралась оставлять их в покое.

— Давай, я займу, — предложила Ника, перебирая в уме знакомых, которые могли одолжить.

Коля сидел и смотрел прямо перед собой.

— Нужно что-то делать, — наконец философски изрек он. Потом собрался и куда-то ушел. И так было всегда. Инга могла позвонить в любое время суток — днем, рано утром, ночью. Вываливала на Колю ведро своих проблем, он собирался и ехал их решать. Именно в тот период он начал заниматься бизнесом. Хотя с позиций сегодняшнего дня это звучит несколько высокопарно. Какой там бизнес? Жвачкой торговал и сникерсами. Потом сняли маленький магазинчик, стали торговать спорттоварами.

Ника свою работу бросила, стала Коле помогать.

Воскресенья проходили под знаком Зои. Ника все понимала и старалась уйти в тень. На Зоины капризы не реагировать по возможности. Хотя Зоины претензии росли. В семь лет она уже не останавливалась на макаронах с сыром.

— Папа, а у меня такие кроссовки будут? — тыкала девочка пальчиком в телевизор.

— Железно! — весело отвечал Коля.

— Папа, а когда мы поедем в круиз?

— Вот фирму зарегистрирую — и в круиз, дочка!

Твой папка теперь бизнесмен!

Ника молчала. Она-то знала, что от регистрации фирмы и до круизов — ой какой длинный путь. Будет ли фирма приносить доход? И если будет, то когда? Туризм в стране затих, как и многое другое, а Коля упрямо хотел связывать свой бизнес только с туризмом. Ему казалось, что таким образом он остается в спорте и не предает идеалы. Ника старалась быть счастливой… У нее был Коля. Он жил с ней, чего же еще? Он засыпал рядом с ней, просыпался рядом, а когда они завтракали, его коленка под столом касалась ее коленки. По телефону его голос совершенно особенно окрашивал ее имя: Ни-ка… Богиня победы.

«У нас все будет хорошо», — думала она всякий раз, когда слышала, как он произносит ее имя. Все будет хорошо! Все будет…

Едва Коля зарегистрировал «Арго», первое, что он сделал, — повез дочь в круиз. Вот тогда Ника взорвалась. Как можно, не встав на ноги, только-только заявив о себе, промотать на ерунду целое состояние?!

— В фирму сейчас вкладывать и вкладывать! — кипятилась она. — Мы ничего не имеем, кроме долгов и кредита! Разве так делают?

— Ребенку необходима капля романтики, — возразил Коля, озарив ее одной из своих самых обворожительных улыбок.

Зоя получила свою каплю романтики, а Ника — очередную каплю дегтя в свою сомнительную бочку меда.

Ей пришлось засучить рукава и приняться за работу. Бизнес заглатывает человека целиком. Или — или.

Она это сразу поняла.

Потом Инга бросила Антона и переехала к очередному мужу в Питер. Новый муж Инги оказался человеком сугубо творческим и не без странностей. Он не любил детей. Тем более чужих, хотя своих у него тоже не было. Инга оставила сына Антону, а дочь — Коле. То бишь — Нике. И понеслось. Этот период остался в памяти у Веры кошмарным сном. Зоя занималась форменным вредительством. Ей нравилось доставать Нику. Однажды ей не понравился суп и она объявила голодовку, доведя их с Николаем до исступления. Ника весь день стряпала на кухне, пытаясь угодить племяннице, а Коля бегал по магазинам в поисках очередного деликатеса. Зоя лежала на диване и пялилась в потолок.

— Я не хочу, папочка… — вяло отзывалась девочка на мольбы отца. — Мне нехорошо, — стонала она.

Ника не верила ни одному ее слову. Была бы ее воля — у Зои на голове оказалась бы перевернутая кастрюля с тефтелями, которые та заказала, а есть не стала.

— Может, виноградика? — допытывался Коля, сидя на корточках перед диваном.

— Нет, папочка, спасибо…

— А банан? Смотри какой желтенький…

— Не хочется…

— А колбаски?

«Ремня ей всыпать хорошего!» — тихо негодовала Ника, но только скрипела зубами у себя на кухне.

— Я бы ананаса поела.., кусочек… — слабо возвестила Зоя, и Коля вскочил. Понесся за ананасом. Это сейчас ананасы на каждом углу. А тогда ему пришлось объехать пол-Москвы, чтобы достать эту мороженую шишку. Пока Коля добывал ананас, Ника смотрела телевизор, а Зоя лежала, отвернувшись к стене. Она ждала от тетки проповеди, а та молчала.

Наконец Зоя не выдержала;

— Разве вы не видите, что я спать хочу? Мне телевизор мешает!

Ника выключила телевизор и повернулась к Зое.

— Зоя, тебе не жаль отца?

Зоя молчала.

— На улице холодно, он будет сейчас мерзнуть, бегать из магазина в магазин… Ведь тебе не нужен ананас, ты просто вредничаешь.

В эту минуту вошел Коля, сияющий, счастливый.

С ананасом в руках. Он что-то нарочито громко напевал. Что-то пионерское или туристическое. Он прошел прямо на кухню, резать заморский чудо-фрукт.

Зоя повернулась и посмотрела Нике в глаза. Выражение глаз было точь-в-точь такое же, как у Юльки, когда Ника пыталась забрать ее у Мироновых. Проклятие. Почему она вызывает у детей такие чувства? Ну ладно — Зоя. Но Юлька-то, Юлька…

Коля принес разрезанный ананас и преподнес его Зое как принцессе. Ника уже знала, что произойдет Дальше. И угадала, не ошиблась. Зоя выпятила губки, слезищи в глазах затрепыхались совершенно живые, обильные.

— Сами и ешьте ваш ананас, а мне не надо! Раз я вас мучаю, раз я такая плохая, то мне от вас ничего не надо!

— Зоинька, лапушка, кто же говорит, что ты плохая? — растерялся Коля.

— Вот она говорит! — взвизгнула Зоя, вытянув пальчик в Никином направлении. — И что я не ем не потому, что мне плохо, а что вредничаю! Ну и пусть, ну и умру, пусть совсем умру, радуйтесь тогда! — Она оттолкнула руку с ананасом, отвернулась к стене и зарыдала.

У Ники вдруг сердце сжалось, словно кто взял его грубым кулаком. Ей до боли стало жаль Зою. Она представила свою Юльку, такую же маленькую и одинокую. Ей нужна мать, поэтому она мучает всех вокруг и себя в первую очередь. Зоя скучает по Инге. А Юлька?

Помнит ли ее? Скучает ли?

Коля поставил ананас на журнальный столик и вышел, не глядя на Нику. Мимо, не удостоив ее даже взглядом, полным упрека.

— Зоя, я понимаю, что ты скучаешь по маме, — сказала Ника. — Но папе тоже нелегко, пойми.

— Уйдите, я не хочу с вами разговаривать! — закричала Зоя сквозь слезы. — Если бы не вы, папа жил бы с мамой! Она бы не уехала!

— Это не правда, — устало возразила Ника и поднялась. Она отправилась в душ. Коля сам найдет нужные слова. Ника просто не могла вынести ноты ненависти в голосе ребенка. В Зое она видела Юльку, и ей бывало невыразимо больно в такие минуты.

Когда Ника вернулась в спальню, Коля уже лежал в постели. Из гостиной не доносилось ни звука.

— Я ее уложил, — сообщил он.

Ника кивнула. Ей не хотелось говорить на эту тему.

— Ты, наверное, осуждаешь меня, — предположил Коля.

Ника пожала плечами:

— Нет, что ты…

— Постарайся понять. Все в мире у человека можно отнять. Жилье, деньги, даже фирму. Сегодня она есть, завтра — как и не было. Жена сегодня любит, завтра — разлюбила. А ребенок… Любовь ребенка — это навсегда. Она греет сердце. Это у меня никто не отнимет. Не знаю, понятно ли я говорю, испытывала ли ты что-то подобное… — Он продолжил было, но осекся — вспомнил про Юльку. — Прости, — поспешно добавил он.

Но слово не воробей. Вылетело и сделало свое дело.

Ника получила свой комок в горле и почувствовала приближение слез. Хорошо, что было темно. Дверь в коридор была открыта, и они увидели светлый силуэт, мелькнувший в проеме. В следующую секунду что-то звякнуло на кухне. Ника догадалась: крышка с кастрюли. Коля тихо засмеялся. Он уже забыл, что только что невольно расстроил Нику. Его радовало другое — Зоя на кухне потихоньку уплетала остывшие тефтели…

Вера уже почти провалилась в сон, когда закряхтела Ксюшка. Девочка вначале поскрипела, как бы пробуя голос, а потом захныкала требовательно, не стесняясь.

— Тш-шшш… — Вера поднялась, прогоняя сон, и взяла девочку на руки. Пощупала памперс. Пора сменить. — Тихо, Ксюша, — приговаривала Вера, делая непривычное для себя дело — А курлы-курлы-курлы, улетели журавли…

Девочка удивленно прислушалась. Оказавшись снова во всем сухом, она притихла, будто раздумывая — пищать дальше или погодить? Вера положила Ксюшкину голову себе на руку, вспоминая, как это делала Антонина, и запела то, что пришло на память. Но песни не слишком устраивали младенца. Девочка барахталась у Веры на руках, шарила ручкой. Нащупав пальчиком Верину грудь, она стала требовательно щипать ее и царапать. Вера достала бутылочку с молоком и сунула соску. Ксюшка жадно зачмокала, продолжая помогать себе рукой. Наевшись, она уснула, ручка разжалась и замерла. А Вера почему-то не торопилась вернуть ее в постель. Все держала на руках и смотрела, будто видела впервые. Едва она устроила девочку в летней коляске между полками, запиликал телефон.

«Приспичило кому-то среди ночи!» — мысленно проворчала Вера, шаря под подушкой. Следующей была мысль о фирме: вдруг что случилось? И потом уже — о Зое. Может, опомнилась, ищет дочь?

Но она ошиблась: покрытое пылью, плавно произнесенное «Ни-ка» заставило вздрогнуть. Веру бросило в жар. Это Коля.

— Ника, дорогая, я так рад, что…

— Ты? — охрипшим голосом переспросила она.

— Узнала? Конечно, я. Я рад, что у тебя все хорошо, ты молодец Сохранила нашу фирму.

— Это моя фирма, — напомнила Вера, шаря по столику в поиске сигарет. — Если ты забыл, то я напомню: ты оставил мне одни долги и кредиторов, которые два года пасли меня, дышали в затылок!

— Боже, как я рад, что нашел тебя! — перебил ее Коля. — И что тебя не сломала жизнь. Ты — сильная женщина. Почему же ты не спросишь меня, как я жил эти годы?

Вера вытряхнула сигарету, но взгляд ее упал на Колину внучку. Она спала, открыв ротик и раскинув ручки. Вера бросила сигарету на стол. Она уже успела справиться с собой и заговорила в привычной для себя манере — резко и конкретно. Без соплей.

— Я в курсе. Ты освободился?

— Ах вот как? Так ты не теряла меня из виду? Я польщен.

— Знаешь, я не настроена ворошить прошлое. Оно прошло. Что тебе нужно?

— Да? А я настроен, я даже хотел бы начать все сначала. Ты, я и «Арго».

— Забудь об этом, — посоветовала Вера. — У «Арго» один владелец — я. До свидания.

— Стой. Ты ни разу не назвала меня по имени.

Боишься? Я не боюсь. Слушай: Ни-ка, Ни-ка, Ни-ка…

Он зашептал ее имя. Оно таяло, едва достигнув ее уха, оно щекотало пространство у лица. Это было неожиданно пронзительно. Вера прикусила губу.

«Ни-ка», — продолжал шептать он.

— Меня зовут Вера! — отрезала она. — Ники давно уже нет.

И нажала кнопку. Она поняла, что снотворное ей уже не поможет. Проклятый звонок вскрыл затянувшуюся рану, день их прощания всплыл в малейших деталях. Стало тесно в замкнутом пространстве купе. Хотелось курить.

Похоже, они сговорились возникнуть в ее жизни одновременно. Только Инги не хватало для полноты картины. Та всегда бесцеремонно вторгалась в ее жизнь и поворачивала все, как хотела. Когда у Инги не заладилось с «творческой личностью», она позвонила Коле и заявила, что скучает по Зое и вообще у нее депрессия. Ника молчала. Коля утешал по телефону бывшую жену и обещал привезти дочь. Но Ника уже догадывалась, что Инга этим не ограничится. У той возникли проблемы, и нужно, чтобы Коля их решил.

После разговора с Ингой Коля не торопился делиться с Никой своими мыслями. Он делал вид, что ничего не произошло. Но его пионерские песенки, его насвистывания на кухне, нарочито беззаботные, уже говорили Нике, что зов Инги достиг цели. Коля готов.

И что самое страшное, с этим ничего не поделаешь!

Она не в состоянии с этим бороться, Коля не принадлежит ей! Он живет с ней, они делят пополам печали и радости, но лишь пока так удобно Инге! И сейчас, когда фирму нельзя оставить ни на день и нужно вкалывать, чтобы удержать клиентов, зарабатывать авторитет, Коля наверняка уже готов сорваться и лететь к Инге, чтобы утереть ей слезы! Ника тихо кипела. Все обиды, накопленные за время, проведенное с Колей, давили на нее, беспощадно терзая. Вечером Коля очень буднично, нарочито небрежно поинтересовался: «А где у нас чемодан?»

— Ты куда-то собираешься? — У Ники получилось не столь небрежно, но все же она постаралась ничего не вкладывать в этот вопрос.

— Инга просит привезти ей Зою.

— Она могла бы сама приехать за ней, — возразила Ника. — Всю неделю мы должны напряженно работать. Не мне тебе объяснять наши проблемы. Ты не можешь сейчас вот так уехать!

Она еще на что-то надеялась. Она думала убедить его в том, в чем он и сам должен быть убежден. В том, что очевидно. Но Коля прятал от нее глаза. Этот маленький нюанс Нику напугал.

— У Инги проблемы, и я должен ей помочь. Она в депрессии.

— Хорошо. Почему ты, а не Антон?

Ника все еще хваталась за соломинку, отстаивая свое право на счастье.

— Но Инга обратилась ко мне, — возразил Коля.

— Да! И тебе это льстит! Сдается мне, что она уже обращалась к Антону, только в отличие от тебя он послал ее куда подальше! У него самого полно проблем, он один растит ребенка. Тогда она кинулась к тебе.

Как это трогательно!

Коля поморщился. Ника знала, что сейчас своими руками ломает что-то хрупкое, что потом уже не собрать заново. Но остановиться уже не могла. Она провоцировала его на спор, она ждала возражений, уверений в любви. Но Коля только пытался избежать скандала, чтобы тихо уехать. Она об этом догадывалась, но как не хотелось верить!

— Ника, не надо. Ты сейчас похожа на скандальную бабу. Тебе это не идет.

Ника от изумления открыла рот и мучительно покраснела. Он говорил совсем не то, что она от него ожидала.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — призналась она вдруг осипшим голосом. — Я тебя очень прошу: не сейчас!

Коля пожал плечами и не нашел что ответить. Он вышел из комнаты, подставив табуретку, стал искать на антресолях чемодан.

Ника смотрела на него снизу вверх.

— Иногда мне кажется, что ты пришел ко мне только потому, что тебе некуда было деться, — вдруг сказала Ника. — Я подвернулась тебе! Я из-за тебя рассталась с мужем, и ты использовал меня как перевалочный пункт!

— Не придумывай! — бросил Коля.

Ника в застывшем изумлении продолжала смотреть на него и чего-то ждать. Неужели он не бросится к ней? Не поцелует? Не скажет, что она великая фантазерка, которую он всегда любил? Что только жалость к неприкаянной Инге, которую все бросили, заставляет его на несколько дней уехать. Она бы поверила, пусть, но Коля, похоже, не был настроен тратиться на слова.

— Я столько лет молчала! Я терпела твои вечные метания между мной и Ингой, а теперь…

— Никаких метаний не было, — возразил Коля. — Ты знала, что я был женат, что у меня остались какие-то обязательства по отношению к бывшей семье. Знала или не знала?

Он достал чемодан и стал деловито его осматривать.

— Если ты сегодня уедешь, между нами все кончено, — сказала Ника то, чего сама от себя не ожидала.

Коля в удивлении оглянулся на нее.

— Ты действительно этого хочешь? — спросил он.

— Да! Да! — закричала Ника и метнулась в комнату. Она схватила сумочку и ключи. Выбежала на улицу и остановилась, только пробежав квартал. Она боялась сама себя, того, что могла наговорить. Она поехала на фирму и до ночи работала, вздрагивая от каждого звонка. Но Коля не позвонил. На работе к ней то и дело подходили с вопросами, которые решал Коля, и она говорила всем, что завтра он сам займется этим. Ей вдруг стало ясно, что он никак не может уехать, что, хорошенько подумав, он это тоже поймет и действительно завтра явится на фирму и решит все вопросы. С работы она отправилась пешком и долго шла, слушая дождь, и думала о своей жизни. Как оказалось в тот вечер, жизнь ее сейчас могла иметь два варианта: или Коля остался и они с Зоей ждут ее сейчас дома как ни в чем не бывало; тогда все пойдет хорошо, и она уже не допустит срывов вроде того, который произошел сегодня. Или же он уехал, и тогда она не знает, что делать со своей никчемной жизнью. Подойдя к дому, она обошла его кругом, намеренно не поднимая глаз на свои окна.

Открыла дверь своим ключом и сразу поняла: они уехали. Дома царил нездоровый порядок: вещи лежали и висели на раз и навсегда отведенных местах.

Сколько приходилось Нике вытерпеть, но она так и не сумела приучить Зою к порядку. Теперь нарочитая аккуратность била в глаза. Не раздеваясь, Ника кинулась в спальню и распахнула шкаф. Колиных вещей в нем не было. На Зоиной полке сиротливо съежились старые штопаные колготки.

Они уехали, забрав все вещи. Он не оставил ей даже иллюзий! Она даже не обняла его на прощание!

Ника заметалась по квартире, ища и находя подтверждения своей догадке. Она сама выгнала его! Она сама…

Осознав, что случилось, Ника опустилась на пол прямо в мокром плаще и зарыдала. Она выла, кусая костяшки пальцев, размазывая тушь по щекам. Она кричала во весь голос, зная, что ее никто не услышит и никто не придет на ее крики. Слезами дело не кончилось. Это была медленная пытка расставанием. Ника вскакивала как ужаленная на каждый звонок и бежала к телефону, обливаясь холодным потом. Она была уверена, что Коля позвонит. Ведь уходя, он не оставил даже записки! Но проходил день за днем, а от Коли не было ни слуху ни духу. По ночам, лежа часами без сна, Ника всякое передумала. Теперь она винила во всем себя. Она унизила Колю, обвинила его в корысти, а ведь когда Инга его предала, он был так одинок, он нуждался в поддержке! Как она бессердечна, что напомнила ему об этом! Естественно, что он обиделся. А теперь он бы рад вернуться, но гордость… Она сама должна позвать его!

Придя к такому выводу, Ника была готова звонить Инге, но ни ее нового адреса, ни телефона она не знала. В полном отчаянии она отправилась к тете Оксане.

— И не звони им, и не тревожь! — отрезала тетя Оксана. — Инга сошлась с мужем. И я всегда знала, что это рано или поздно случится. Они любят друг Друга.

— С кка-ким мужем? — заикаясь, переспросила Ника.

— С Николаем, — как само собой разумеющееся добавила Оксана. — И ты им не мешай. Я понимаю, ты с ним жила, но ведь у тебя детей нет от него? Ты, Ника, женщина интересная, найдешь себе другого мужчину. А Ингин телефон я тебе не дам, извини.

— Вы все придумываете! — зло возразила Ника. — Он не мог сойтись с ней! Она изменяла ему с его другом! Это низко! У нас нет детей, но у нас есть фирма!

Мы связаны общим бизнесом!

Ника что-то еще кричала тете Оксане. Не помнила, как оказалась на улице, как добралась до дома.

А дома, глядя пустыми глазами в экран телевизора, она вдруг вспомнила Игоря. «Это мне наказание за то, что я так поступила с ним», — подумала она. Ника вспомнила и перекошенное от гнева лицо мужа, и его злые слова, и его страшные предсказания, и ту месть, которую он ей придумал. Она кожей почувствовала чужую боль и чужое отчаяние. Но надежда все еще боязливо тлела в уголке сознания.

Последней каплей стало прибытие курьера из Питера. Курьер привез документы, заверенные нотариусом. В них черным по белому значилось, что Коля добровольно отказывается от руководства фирмой «Арго» в пользу Мироновой Вероники Сергеевны. Она вертела в руках бумажку, непонимающими глазами взирала на курьера.

Колин отказ от «Арго» выглядел как вызов, как насмешка, как издевательство. Вот, мол, я пользовался твоим кровом, вот тебе плата за приют, за ласку.

Возьми, мол, и не поминай лихом.

Ника закрылась дома и неделю не выходила из квартиры. Она не варила еду, не убиралась. Целыми днями спала и смотрела телевизор. Телефон она сначала хотела выбросить, но потом ограничилась тем, что отключила его. К концу недели к ней заявилась Соловьева. Вывалила перед лохматой и посеревшей за неделю начальницей кипу неоплаченных счетов и платежек. В нескольких словах обрисовала гибельное положение фирмы. А поверх бумаг положила и собственное заявление об уходе. Ника поднялась и увидела в зеркале свое загробное отражение. А ведь он знал, что так будет! Что фирма на грани банкротства, что она развалится сразу после его ухода! Поэтому он так легко расстался с «Арго»! Оставил ей одни долги.

И ему все равно! Все равно, что будет с ней, с фирмой. Ведь Инга позвала! Ника разозлилась. В эту минуту она ненавидела их всех — Колю, Ингу, тетю Оксану. Они разбили ее жизнь вдребезги! Уничтожили! Но она жива! И она чего-то стоит в этой жизни! И она не будет звать на помощь, прибегать к женским уловкам и хитростям! Она выстоит назло! Она еще покажет им всем!

Вера разобрала расческой спутанные волосы и уложила их в пучок на затылке, вытащила из шкафа черный брючный костюм, который теперь болтался на ней как на вешалке. Соловьева наблюдала за ней молча, с настороженным недоверием. Ника перечитала заявление бухгалтера, загадочно улыбаясь.

— В чем дело? — обиженно поинтересовалась Соловьева.

— Вы не правильно написали мои инициалы. Я не Н.С., a B.C. Мое полное имя Вероника. Но с сегодняшнего дня можете звать меня просто Верой. Ники больше нет. Она уехала в дальние страны. Навсегда! — И Вера расхохоталась, порвала заявление и подбросила обрывки кверху.

Теперь в «Арго» остались двое — она да Соловьева. Полгода дневали и ночевали на работе. И только спустя эти полгода она смогла себе позволить принять менеджера.

«Я выстою. Я смогу», — повторяла Вера свое заклинание, поднимаясь по утрам, чтобы ехать в «Арго».

Она вытягивала фирму и вытягивала себя. У нее не было отпусков, выходных. А праздников она стала бояться. Чтобы занять себя в праздники, она устроила у себя в гостиной мастерскую. Откуда-то из глубин памяти достала свое умение лепить кукол. Вечерами, чтобы заполнить день до отказа, она теперь сидела над белым гипсом, творя из мертвого живое. Под ее руками послушно возникало лицо, тонкая изящная ручка.

Она с азартом и любовью шила платья, сумочки, шляпки. Это занятие не было пустым времяпрепровождением. Куклы предназначались Юле. Когда они увидятся, Вера расскажет ей, что думала о дочери и мечтала о встрече. Доказательством тому эти куклы. Каждый сантиметр игрушки пропитан ее теплом, любовью и мыслями о дочери. Она называла себя Верой, поскольку единственное, что ей осталось, — вера. Вера в то, что Игорь смягчится и сумеет простить ее. Ведь должен он понять, что наказание слишком жестоко.

Она достаточно страдала. Она ошибалась. Но он должен понять, что девочка имеет право на любовь матери. И что жестоко лишить ее этого права по своей прихоти. Он должен понять!

Ее вера была слепой, ибо другой она быть не могла.

Иначе бы она сломалась под натиском логики. Игорь, канувший на чужом континенте, не послал собственной матери ни одной весточки! Та умерла от горя — оно не вместилось в ее сердце. Ника хоронила свекровь с помощью все тех же соседей и до последнего надеялась, что кто-нибудь из друзей сообщит Игорю и тот прилетит. Ведь теперь это не так сложно… Она обзвонила всех его знакомых по институту, по МИДу, надеясь, что кто-нибудь из них все же в курсе местонахождения Игоря. Но Игорь не появился. Он словно отчеркнул от себя прошлое, как это теперь пыталась сделать Вера. Может, у него и имя теперь другое?

Свои вопросы Вера могла адресовать лишь безмолвным гипсовым лицам. Они в ответ участливо молчали.