Глава одиннадцатая
о приветствиях и прощаниях

Вот почему я мысли не умею читать? Хотя, умей я это делать, то здесь бы не стоял. А так — пойми по лицу девушки, о чем она думает. Это же не настоящее лицо, не живое — это графика, пиксели, чего там еще? Естественно — и жилка на виске не пульсирует, и тревоги в глазах нет. Здесь все ненастоящее. В смысле — лица, руки, ноги, кусты. Фикция. А вот — поступки, мысли и предательство — это все подлинное.

— Фрейя — раздалось с небес — Ты меня простила за тот случай? Ну, хочешь, я тебе с твоими микстурами помогу? Смешаю там чего, или по бутылочкам разолью?

— Сохраните меня все боги! — перепугалась та, и припустила вверх по лестнице, как видно — баррикадировать двери в помещение, которое она отвела под свою лабораторию. Или как это у алхимиков называется?

— Стой! — заорала фея и спикировала вниз, прямо к выходу из замка, чуть не сбив с ног Эбигайл, которая вышла на вечернюю прогулку. Ну, или еще по какой нужде.

— Это ты, маленькое чудовище! — завизжала моя названная сестрица — Я-то уж начала надеяться, что тебя завязали в мешок и продали дикарям с Юга, или просто втихаря удавили! Откуда ты опять взялась тут?

— Тетушка Эбигайл! — обрадовалась Трень-Брень — Давай обнимемся!

— Да чума тебя забери, племянница! — не на шутку завелась будущая королева — Что папаша твой, что ты сама — это же просто напасть какая-то на наш род! Ну ладно, от названного братца хоть какой-то прок есть, но вот от тебя только шум и неустройство одно!

Народ с интересом наблюдал за беседой двух пусть и сомнительных — но родственниц. Причем, когда я понял, какая чушь мне лезет в голову, и что я провожу вполне настоящие родственные параллели между собой, девочкой-феей и нарисованной жительницей компьютерной игры, то немедленно испытал большое желание покинуть этот бедлам, что и тут же сделал. По-английски. Не прощаясь ни с кем. Пусть сами разбираются, честное слово.

— Я вот что думаю — сказала мне, вылезающему из капсулы, Вика, сидящая по обыкновению на диване, на этот раз, правда, не с едой, а с планшетом — Надо нам самое позднее через месяц опять какую-то нестандартную акцию проводить. Мне тут статистику переслали, по посещаемости нашей страницы в сети, так вот там…

И она замолчала, ожидая моего вопроса из разряда — «И?».

Вот всегда меня умиляла эта милая и непосредственная женская черта — в какой-то момент обрывать фразу на полуслове и ждать реакции мужчины-собеседника (именно мужчины, среди представительниц своего вида такие вещи не практикуются, в этом смысла нет). Причем хорошо еще, если ты знаешь, что надо ответить, а если нет?

Вот говорит тебе твоя сожительница:

— Вчера звонила Светка, так вот она, представь себе, с каким-то азербайджанцем спуталась и теперь…

И — тишина. Она молчит, сверлит тебя взглядом контрразведчика и ждет твоей реакции, а ты гадаешь, что — теперь? Теперь она беременна? Теперь она кушает хурму каждый день? Теперь она торгует гвоздиками на соседнем рынке? Теперь она купила себе «Ладу» — «седан» овощного цвета? Что — теперь? И самое главное — кто эта Светка? Я помню двух, с которыми ты меня знакомила, и еще шестерых, которые были до тебя. О какой из них речь идет в данный момент?

А ответ давать надо, иначе будет беда. Будет что-то вроде:

— Ты меня не слушаешь?

Или:

— Тебе нет дела до моих подруг и моей жизни вообще.

А то и совсем уже пиковый вариант:

— Как ты можешь быть таким равнодушным? С кем я живу, господи? Говорила мне мама…

И понеслась.

Впрочем, в моем данном конкретном случае все было проще, я располагал исходными данными.

— Что там? — я привычно уперся руками в поясницу и распрямился.

Ох! Шов-то еще побаливает.

— Падение посещаемости — почему-то с гордостью сообщила мне Вика, и добавила — В наличии.

— Сильное? — изобразил озабоченность я, заранее блокируя возможное развитие беседы в стиле «Это же наше дело, как ты не понимаешь? С нас же спросят».

— Шесть процентов — брови Вики изобразили позицию «домик».

— Фигня — сказал ей я, присел на диван и обнял ее за плечи — Скажи мне, прелестное дитя, какой сейчас месяц?

— Январь — ответила мне она, явно не понимая, куда я гну.

— Верно — похвалил ее я — Отдельно замечу — середина января. А вот поведай мне, пару лет назад в середине января чем ты занималась. Вот прямо в этих числах?

— Училась — немного растерянно ответила мне Вика, после в ее глазах мелькнуло понимание.

— Молодец, сообразила — я поцеловал ее в щеку — И не просто училась, а сессию сдавала. Процентов тридцать нашей целевой аудитории — студенты, которым сейчас не до нашего издания. Да какие тридцать — я так думаю, все сорок, если не больше, их среди игроков больше, чем взрослых дядек и тетек. Игры — играми, а экзамены-экзаменами.

— Ты такой умный — протянула Вика, кладя мне голову на плечо — А я такая дура.

Что-то она сегодня разошлась, бросает ее из плоскости в плоскость. Еще одна старинная уловка, знаю я ее. Хотя все равно приятно, когда тебя умным называют, даже если говорящий так и не думает.

— Это по молодости — решил я не нарушать идиллию и сказать то, что ей будет приятно слышать — Через пару лет наберешься опыта, меня за пояс заткнешь.

— Ты думаешь? — вопрос был задан с такой озабоченностью, что казалось, от правильности ответа зависит дальнейшее существование Вселенной.

— Уверен — не менее важно ответил я — Зуб даю.

— Кстати — да — Вика встала с дивана — Надо бы тебе к стоматологу сходить. И в парикмахерскую.

— Я там полтора месяца назад был — с первым не поспоришь, а вот со вторым — стоило — Я еще не зарос! И потом — зима на дворе, так теплее.

— Ну да — язвительно заметила Вика — Еще бороду отпусти, в ней ведь тоже тепло. Она от морозов защищает.

— Не люблю парикмахерские — искренне сказал ей я — В них неправильные зеркала стоят. Вот дома, в свое зеркало смотришься — и рожа не опухшая, и сам вроде не урод. А в парикмахерской как на себя глянешь — так выть охота.

— Завтра вечером сходишь. Или послезавтра — поставила финальную точку в разговоре Вика и ткнула пальцем в диван — А если нет, то я введу санкции. Какие — сказать, или не надо?

Была у меня хорошая реплика про импортозамещение, но ее в ход пускать было никак нельзя. Ее слова — это остроумие, оно не подвергается рассмотрению в другом ракурсе, а моя шутка всегда может быть принята на правду и потом мне мало не покажется.

— Кормить прекратишь? — предположил я.

— И это тоже — величественно произнесла Вика — Иди, руки мой, ужинать будем.

— А что у нас сегодня? — повел носом я, радуясь уходу от скользких тем.

— Котлеты — порадовал меня ответ, и я потопал в ванную, приговаривая:

— Котлеты — это хорошо!

Но в целом — она права. Надо подумать о каком-то новом интересном для читателей проекте. Не на вот прямо сейчас, а на чуть попозже, на то время, когда как раз сессия кончится. Это должен быть не конкурс, их у нас и так полно, это должна быть качественно новая вещь, выходящая за рамки еженедельника. О! Появилась у меня одна интересная идейка, в принципе, не слишком и оригинальная, но забавная. Почему нет? Финансирование я под нее выбью без проблем, да и кое-кто точно на моей стороне будет, поддержит в этом начинании. Только я пока ее никому озвучивать не буду. Лучше я сделаю по-другому.

— Что, скучали по папке? — наутро я вошел в редакционный кабинет, открыв дверь с ноги — А?

Для усиления эффекта я вытаращил глаза и обвел взглядом присутствующих.

— Харитон Юрьевич! — пискнула Соловьева, изображая радость.

— Напугал, черт такой — проворчал Петрович, погрозив мне кулаком.

— Мофет, еще надо было отлефаться? — спросила Таша, у которой рот был набит чипсами.

Остальные тревожно заулыбались, помалкивая и пытаясь понять — это я шутки шучу или как?

Шелестова же на секунду застыла недвижимо, после раскинула руки как чайка и пала мне на грудь с воплем:

— Бааааатюшка! Жиииивой!

— Балаган — осудила ее Вика, входя в кабинет вслед за мной — Один тут нормальный человек, который правильные вещи говорит, и тот… Таша, сколько раз тебя предупреждать можно — не трескай ты на рабочем месте то, что крошится, пахнет и оставляет масляные следы! Мало того, что потом с туфель это не отскребешь, так неровен час еще тараканы заведутся!

— Она и их сожрет — успокоил Вику Самошников — Не хотел бы я в голодный год с ней на необитаемом острове оказаться.

— Дурак — Таша отставила объемный пакет с чипсами в сторону, напоследок запустив в него свою жменьку — Харитон Юрьевич, так как вы себя чувствуете?

— Живой — тем временем рыдала Шелестова, обнимая меня за шею, причем выглядело это ну очень естественно — Сам ходит! А я-то уж решила, после того, как в больнице вас увидела, что все! А он — живой! Я же как вспомню, как вспомню… Как упал, как это… Желудок-то… Нет, нет сил, пойду…

— Приму триста капель эфирной валерьянки — закончил я ее фразу — Елена, дурака не включай, а? Я хоть и выгляжу дегенератом, но классику читал.

— Не сомневалась — Шелестова отпустила меня и, конечно же, глаза у нее были сухие и на губах у нее была улыбка — Но проверить было необходимо. А вдруг — нет?

— Одна ты у нас умная — язвительно сказала ей Соловьева — Харитон Юрьевич, а я где вчера была! В игре, в смысле!

— И где же ты вчера была? — с интересом спросил ее я, стягивая пуховик.

— В Пограничье — с гордостью ответила она — Там вчера большое собрание вождей кланов было. Война!

— Войнааааа! — дружно заорали гамадрилы и примкнувшая к ним Шелестова.

Судя по всему, эту фразу за сегодняшнее утро они слышали не впервые.

— Бездельники! — сжала кулачки Мариэтта — Сами ничего не делаете, вот и завидуете!

— Кстати — она молодец — ткнул пальцем в сторону Соловьевой я — Насколько я понял, она в свой выходной по игре шастает, материал собирает. Не то, что некоторые. Мэри, потом покажешь, что наработала.

— Согласна с нашим шефом — подала голос Вика — Пока кое-кто на катке глинтвейн пьет, Мариэтта дело делает.

— Какая осведомленность о моей личной жизни — изобразила изящный поклон в сторону Вики Шелестова — Надеюсь, и о том, насколько прекрасно я стою на коньках, вам тоже доложили? Как и о том, какой фурор я произвела вчера на Чистых Прудах?

— Фурор — от слова «фура»? — неожиданно и для меня, и для всех остальных, подала голос Ксюша, видимо решившая встать на сторону своего принципала.

— Кривенькая шутка, прямо скажем — так себе шутка — Елена села на свое место, уперла локти в стол, сложила ладони «мостиком» и опустила на них подбородок — Жаль, жаль, любезный Харитон Юрьевич, что вам противопоказаны физические упражнения. Лед в этом сезоне чудо как хорош. Жалею я тех, кто не ходит на каток.

— А пошли все вместе — неожиданно сказала Таша — Почему нет? Я бы тоже покаталась. Самошников, ты как?

— Можно — Дмитрий пожал плечами — Генаша?

Как выяснилось — у нас все стояли на коньках. Кроме Вики, и еще Петровича, который был идейным противником спорта. И у всех была свободна эта суббота.

— Харитон Юрьевич? — в один голос спросили Шелестова, Таша и Самошников — Может — с нами?

— Человеку живот недавно резали — возмутилась Вика — У вас совесть есть?

В этот момент у меня зазвонил коммуникатор. Номер не определился

— Да? — по возможности беззаботно ответил я.

— Соглашайся — негромко пробубнил мне в ухо голос Азова — Ты тоже идешь на каток, пан спортсмен, на Чистые Пруды. Так и скажи — мол, даже если не покатаюсь, то так постою, на вас посмотрю, порадуюсь. Кофе выпью, с булочкой. Но — с утра, чтобы засветло. Часов на одиннадцать договаривайтесь, не позже.

— Хорошо — даже не стал ничего выяснять я. А что тут выяснять? — Так и сделаем. А потом — в тираж

Азов отключился, и я убрал коммуникатор в карман, озабоченно почесав ухо.

— Кругом бардак — вздохнул я и посмотрел на Вику — О чем мы говорили? А, да, каток. Почему бы и нет? Зима уходит, а мы все в помещениях сидим, света белого не видим.

— Киф — нахмурилась моя избранница, но я, не слушая ее, уже повернулся к Шелестовой

— Лен, где ты каталась? На Чистых? Дело. И добираться удобно, и центр. И красиво там. Народ, я с вами. Вика, не жужжи, если что — я кататься не буду. Вон, глинтвейна вы… Кхм. Хотя нет, глинтвейна я отчего-то больше не хочу, даже не знаю почему. Кофею выпью, он на морозе даже лучше идет.

— Мне тоже каток на Чистых Прудах нравится — Жилин встал со стула и потянулся своим мощным телом — Там иллюминация красивая.

— Да, там вечером супер — подтвердила Таша — Может — часиков в пять?

— Вечером не могу — расстроенно ответил ей я — У нас с Викторией Евгеньевной субботний вечер занят. Учредители, знаете ли, пригласили нас для обсуждения кое-каких вопросов организационного характера. У всех выходной — у нас работа. Вот так и живем.

Сказав это, я замер — занесло меня, она как сейчас удивится этой новости, как вытаращит глаза! Мне даже показалось, что где-то на грани сознания я услышал голос Азова, рявкнувшего:

— Вот засранец!

Но — нет. Вика погрозила мне пальцем и произнесла:

— Про то и речь, господин главный редактор. Вот и стоит ли тащиться в центр Москвы, а потом гадать — опоздаем мы на встречу, не опоздаем?

— Не опоздаем — заверил ее я — Народ, как насчет одиннадцати утра? Думаю, все успеют выспаться?

— Да ради такого дела можно и не ложиться — переглянулись Стройников с Самошниковым — И вправду — уходит зима, а мы так ничего и не замутили.

— Один раз куда-то выбрались — и то — добавил из своего угла Петрович — Нет, Киф, к тебе претензий нет, но факт остается фактом — ты мне должен шашлычок. Или даже два. И «соточку» коньяку. Опять же — даже две.

— Вот уж нет — возмутилась Шелестова — Он-то тут при чем? Будем считать, что там мы все-таки отпразднуем мой день рождения, пусть и запоздало. Все. В одиннадцать у Грибоедова. Черт, опять почти цитата!

— Скорее — каламбур — поправил ее я — Применительно к ситуации.

— В субботу? — произнесла страдальческим голосом Ксюша — Я не знаю… У меня и коньков-то нет.

— Ксю, заканчивай — потребовала Шелестова — Будут тебе коньки. А если не придешь — обижусь, затаю зло, а после устрою тебе все по Гоголю.

— В смысле — «Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»? — заинтересовался Петрович.

— В смысле — страшную месть — объяснила ему Шелестова — Буду ей звонить каждое утро в шесть часов, будить и петь тоненьким голоском в трубку какую-нибудь песню про каток. Там — «Догони, догони» или «Веселые коньки». Подберу подходящую, не сомневайтесь. А если телефон отключит — приезжать к ней на квартиру буду и под дверью ее орать. Я такая, я заморочусь.

— Лучше соглашайся — на полном серьезе посоветовал Ксюше я — Она так и поступит.

— Да-да — подтвердила Шелестова и, встав со стула крутанулась на месте — Как же я люблю большими компаниями куда-то выбираться! Это так весело — коллективное бессознательное.

— «Коллективное бессознательное» — это про нас — согласилась Вика.

— Молодец — сказал я ей — Народ, закончили про отдых, поговорим о деле. Вот какая штука — я тут узнал от Виктории Евгеньевны, что у нас упала посещаемость страницы в сети. Незначительно, на шесть процентов, — но упала.

— Ерунда — отмахнулась Шелестова — Сессия же, студенты перестали лодыря гонять и за учебники засели. Скоро вернутся.

Вика чуть слышно скрежетнула зубами. Обидно? Ну, что тут поделаешь.

— И тем не менее — я насупил брови — Ребята, у нас есть две основные задачи — читателю не должно быть скучно, и он все время должен удивляться тому, что ему не скучно. Если этого нет — то мы зря получаем денежку. Потому будет так. Каждый из вас должен придумать что-то качественно новое, что в очередной раз подстегнет интерес читателей, а именно — заставит их обсуждать это новое на форуме, заваливая его комментами. Подчеркну — речь не идет о чем-то долгосрочным, просто о чем-то, что спровоцирует очередной всплеск популярности издания. Я уже такое придумал, теперь очередь за вами. Кто выдаст идею, которую я признаю лучше своей, тот получит сладкую конфету.

— Узнаю старого доброго Кифа — Петрович тихонько засмеялся — И выйдет как тогда с Светкой Волошиной.

— А что было с Волошиной? — заинтересовалась Шелестова.

— Кто такая Волошина? — секундой позже спросила Вика.

— Петрович, не надо грязи — нахмурился я — Идею у Светки тогда спер не я, а Ефремов, и ты это знаешь не хуже, чем я. Да и то — спер — сказано громко. Светка дала ее зародыш — и не более того, а он ее развил, причем будь здоров как. У него вообще светлая башка.

— Знаю-знаю — подтвердил Петрович — Я — знаю. Но все подумали на тебя. А когда все думают на одного человека, то даже зная, что он не при делах, все равно начинаешь как-то в этом сомневаться.

Все навострили уши, Таша даже жевать перестала, как видно им всем было интересно послушать истории из моей молодости, тем более — с грязноватым душком.

— Согласен — решил прекратить я этот спор — Объективно Петрович прав. Не в смысле той истории с Волошиной, а в конкретном данном случае. Я сейчас напишу свою идею на бумажку и отдам ее на хранение Ксюше, как человеку, славящемуся своей честностью и непредвзятостью. Когда подведем итоги — прочтете, что там написано и решим, чья идея лучше.

— А конфета будет правда конфетой? — уточнил Самошников — Или она будет приятно шуршать и на ней будут циферки написаны? И буковки, желательно — нерусские.

— Будут победителю и циферки, и буковки — пообещал я — И еще — отгул на день, когда он сам пожелает.

— А когда итоги подведем? — потерла ладошки Шелестова — Ух, есть у меня одно соображение!

— Да в пятницу и подведем, чего тянуть — ответил я — И сразу — «Титаник» со дна мы поднимать не будем и Эйфелеву башню воровать из города Парижу тоже не станем. Соразмеряй планы и действительность.

— С ее папой она и так может эту башню получить — язвительно заметила Соловьева.

— Зависть — грех — назидательно произнесла Шелестова, которую слова Мэри совершенно не тронули, это было видно. Видимо, привыкла уже к такому — Да и не потянет он финансово Эйфелеву башню-то, надо признать. Вот пирамиду какую, не из главных — это, пожалуй, да. А то и несколько.

— Хорошо быть богатым — протянул Самошников.

— Хочешь быть богатым — не будь ленивым — Вика топнула ножкой — Начинаем работать! Таша, я сейчас тебе эти чипсы скормлю не ректальным путем!

— Не каким путем? — удивилась та, убирая просто-таки бездонный пакет за спину.

— Она их тебе… мнээээ… зондирует — тактично пояснил Петрович — Дитя, послушай умудренного жизнью человека — убери этот харч от греха, вон, Виктория Евгеньевна потихоньку закипать начала. А еще лучше — дай его мне на хранение. Я за ним присмотрю, я для тебя его сберегу.

— О-па — даже подпрыгнул я — Не все мне старое припоминать. А кто таким же макаром тогда две бутылки «Кубанской особой» сберег, которые Самойлов на свой день рождения берег, а? Кто их выпил, пока мы на плэнер добирались?

— Враги — глядя на меня кристально честными глазами ответил Петрович — Враги. Ну, не я же? Хотя били меня, что было — то было. И если мы вспомнили ту лесную вылазку, то стоит упомянуть о некоей Закатовой, с которой ты там же…

— Враги выпили, точно — перебил я его поспешно — Я еще тогда говорил — около тебя какой-то бомж терся, это его рук было дело. И я тебя не бил, между прочим.

— Как интересно жило старшее поколение — Шелестова с неподдельным любопытством слушала нашу беседу — А что такое — «Кубанская особая»? Это какая-то экзотическая выпивка?

— Куда экзотичней — я вспомнил непередаваемый словами бодун, который оставлял после себя вышеупомянутый напиток и в горле пересохло — Не то слово. Да, о старшем поколении. Лен, спасибо, что напомнила.

Нет, я бы вспомнил о Мамонте, вот только, боюсь, по дороге домой. Не та уже память, что раньше, чего греха таить.

— Всегда пожалуйста — мне улыбнулись и подмигнули — О чем речь?

— Киф, ты передовицу будешь писать или мне этим заняться? — из моего кабинета выглянула Вика.

— Буду, но позже — направился к двери — Мне надо кое-куда отойти.

В кабинете Мамонта было непривычно пусто и чисто, как видно, все вещи он уже вывез. Только на столе стояла картонная коробка, в которую мой наставник укладывал какие-то блокноты, записные книжки и канцелярские товары, вроде дыроколов и степлеров. Последнее принадлежало не ему и забиралось не из жадности или скупости, а исключительно по старинной народной традиции — уходишь — уноси все, что гвоздями не прибито. Ну, и за что потом бубну не выбьют. Если мне придется уходить как ему, то я тоже все утащу. Пустячок, — а приятно. И будет что вспомнить.

Кстати, Мамонт еще скромничает. Мне рассказывали об одном кренделе, который даже рыбок из офисного аквариума выловил. А другой решил утащить две коробки бумаги, уж не знаю, накой она ему нужна была. Все бы ничего — но коробки тяжелые, в каждой по пять пачек все-таки. Так у него грыжа вылезла, причем он даже из здания выйти не успел.

— Это ты — Мамонт явно не ждал гостей — Я-то гадаю — кого черти принесли? Наши все как крысы по углам разбежались, хоть бы одна сволочь заглянула, попрощалась. Хотя, если честно — кое-кто зашел. Целых два человека, ты третий. А остальные уже списали меня со счетов, сидят, гадают кто следующим главным редактором будет.

— Интересный вопрос — я присел на гостевой стул — А кто будет? Неизвестно?

— Понятия не имею — просипел Мамонт, утрамбовывая в коробку бювар — Даже не интересно. Но я бы поставил на тебя.

— На меня? — абсолютно неподдельно удивился я — С какого перепуга?

— Ты любимчик собственников — пояснил тот без малейшей иронии — Я не знаю, что там у вас и как, но при этом я давно живу на свете и кое-что в этой жизни понимаю. Тебе достаточно просто сказать о том, что ты хочешь быть главредом — и завтра ты будешь сидеть в этом кресле.

— Ну, вы меня прямо демонизируете — засмеялся я.

— Хорошее слово — Мамонт плюхнулся в кресло и тоже хохотнул, правда, как-то невесело — Поверь мне, так и будет. Ты думаешь, я не знаю того, что им дела до нашей газеты нет? Они купили ее походя, между делом. Знаешь, как в магазине кофе «три в одном» покупают. «У меня сдачи нет, возьмите вон, пакетик». Вот тут ровно то же самое. И чего им не отдать тебе это место? Никифоров, пора взрослеть. Вроде умный мужик, мир повидал, в «горячих» точках был, даже про проституток пару раз писал — а все думать не хочешь.

Ну, а что, все правильно он сказал. И про газету, и про меня. Если бы я головой думал, а не другим местом, то еще прошлой осенью бы от одного предложения отказался.

Хотя — о чем я? Эти ребята все-равно меня достали бы. Не в смысле — вывели из себя, а заставили бы согласиться на то, чтобы я им служил. Без вариантов.

— Давайте по-другому поступим — мне почему-то стало очень грустно. С Мамонтом отсюда уходила не только приличная куча канцелярской чепухи, с ним уходила эпоха — Давайте я с ними поговорю о том, чтобы вы остались.

— Зачем? — Мамонт нахмурился — Не надо с ними ни о чем говорить. Никифоров, я сам отсюда сваливаю, доброй волей. Меня никто не увольнял, я добровольно, без принуждения написал заявление об уходе.

— Но зачем? — не понял его я — Для чего? Если над вами не каплет, то стоит ли…

— Стоит, Никифоров, стоит — Мамонт начал выдвигать ящики стола, проверяя — не завалялось ли там чего полезного — Не хочу я, чтобы меня в какой-то момент турнули. Взбредет твоим хозяевам тебе приятное сделать, даже без твоего на то желания — и отправлюсь я за порог. Нет, лучше я сам, как полагается, с гордо поднятой головой. Тем более не на улицу ухожу, специалисты вроде меня без работы не остаются.

— Нашли что-то? — порадовался я за него.

— А как же — он нашел в одном из ящиков ручку, пощелкал ей и бросил в коробку — Газета, поменьше нашей, но зато там и служба не в пример спокойнее. «Новости Юго-Запада». Буду о высадке деревьев рапортовать, о встречах с депутатами. Хорошее место, чтобы встретить старость, так сказать.

Н-да, видно не так уж ты и нужен в мире печати, если в районную газетенку идешь.

— Семен Ильич — решил еще раз попытаться его уговорить я — Подумайте все-таки, а? Я с ними поговорю, никто вас не снимет и за порог не отправит, слово даю.

— Все — массивная ладонь привычно бахнула по столешнице — Сказано тебе — время пришло уходить. Не нуди!

— Плохо — негромко сказал я — Без вас здесь все будет не так.

— Не будет так, как при мне — будет как-то по-другому — изрек одно из своих (а может и чужих, заигранных) мудрых изречений он — Ты всяко не пропадешь, больно изворотлив. Не подумай, это я не критикую тебя, наоборот — хвалю. Времена сейчас такие, что по-другому нельзя. А если припрет, в чем я крепко сомневаюсь, но все-таки — если станет туго — приходи, устрою тебя корреспондентом у себя. Будешь школьные концерты освещать и про культурные мероприятия на открытых площадках писать. Ты хоть и алкаш, каких поискать, да и балбес порядочный, но парень неплохой. Не совсем ты сволочь, не то, что все остальные. Хотя я сам виноват в том, что в последние годы у нас тут, в редакции, нормальных людей не осталось почти.

— Да ладно вам — не согласился я с ним — А Петрова? А Севостьянов? Они ведь заходили, да? Так что зря вы.

— Да это я так — потер глаза ладонью Мамонт — Ладно, попрощался с наставником? Ну и вали к себе, до шести вечера — это мой кабинет. Расселся тут, понимаешь, как у себя дома.

— Спасибо вам, Семен Ильич — встав, протянул ему руку я — За науку, за то, что не дали скатиться в алкогольную пропасть, за… Да за все.

— Иди уже — он тоже встал и сцапал своей лапищей мою ладонь — И вот что. С хозяевами своими будь осторожен. Я ничего конкретного про них тебе сказать не могу, но нутром чую — что-то в них не то. Не знаю, что, не могу объяснить, просто чую. И про место корреспондента я не шутил, если что — звони.

Я потряс его руку и, больше не говоря ничего вышел из кабинета. А что говорить? Все уже сказано. Вот только внутри стало очень пусто, причем неожиданно для меня. Просто есть вещи, которые кажутся незыблемыми, они не могут менять своего места в пространстве. Волга впадает в Каспийское море, солнце встает на востоке, «пифагоровы штаны» во все стороны равны. Где-то между солнцем и штанами в моей картине мироздания был Мамонт, который всегда сидел в своем кабинете, рычал, орал, брызгал слюной и забирал себе львиную долю гонорара за «джинсу». Он был — а теперь его нет. И я почему-то ощутил себя ребенком, которого мама поставила в магазине в очередь, а сама ушла за макаронами, которые забыла положить в тележку. Я точно знаю, что без него не пропаду и бояться нечего, но при этом ощущаю невероятную незащищенность перед этим миром. Понятное дело, что это секундное ощущение, что так на новость реагирует моя психика, и это нормально. И все-таки, все-таки… С другой стороны — можно ему позавидовать. Он ведь и впрямь ушел сам, красиво, если это можно так назвать. Да и из истории газеты он никуда не денется. Уже через неделю-другую он станет «Мамонтом, который ушел», через год превратится в «был тут шеф, по прозвищу Мамонт», а лет через пять, если кто-то из нынешних сотрудников еще будет здесь работать достигнет высоты под названием «Да вы, молодые, жизни не нюхали, Мамонта не застали. Вот где была жесть!».

Не отказался бы я от такой славы, только это вряд ли, харизмой не вышел, мелковат, жидковат. Меня забудут через пару дней, и максимум, на который я могу рассчитывать это: «Никифоров, которого за какие-то заслуги на „Вестник“ поставили. И еще вопрос, каким место он этот пост заработал».

Вот так про меня скажут. Досадно, но так и будет.

Настроение совсем испортилось, я через силу написал передовицу, вяло поковырял вилкой обеденные котлеты, которые захватила с собой Вика, сказал Мэри, что ее репортаж о вчерашнем событии гляну завтра и, плюнув на все, начал рыться в сети. А чего еще делать?

Кстати — про колонию пикси на форумах игры ничего не было. Точнее — упоминалось, что в канализации под Эйгеном чего только нет — и бандитские гнезда, и зарытые сокровища, и квестов набрать немало можно, но конкретики — ноль. Так что вся надежда на брата Юра.

К слову — а не сходить ли мне в Эйген сегодня? А почему нет? Главное, чтобы брат Герц уже получил от своего руководителя информацию о местонахождении этой злосчастной колонии. Зря я брату Юру вчера сказал «днями». Надо было — «завтра».

Плюс — неплохо бы повидаться с бароном, не стоит эту встречу откладывать в долгий ящик. Только место надо найти получше, поукромней. Вот таскался я к нему на кладбище — и получил результат — кто-то меня срисовал.

Нет уж, сегодня я буду умнее. Есть такое место, где нас ни одна собака не увидит, хорошее место. Я свитка не пожалею, точнее — даже двух, но зашифруюсь как следует.

Собственно, по прибытии домой я сообщил Вике, что про парикмахерскую помню, но ненадолго залезу в капсулу, ибо — надо, полюбовался глазами, декоративно закатываемыми под лоб и отправился в Файролл.

Против моих ожиданий в замке стояла тишина — фея не чудачила, не искрила, не орала и не гоняла безобидных НПС. Ее вообще не наблюдалось в поле зрения. Может, тоже сессию сдает? Ну, и дай ей бог!

Зато обнаружился Назир, он вынырнул из какого-то замкового поворота и привычно пристроился за моей спиной, когда я направлялся к покоям счетоводов.

— Ты где был? — спросил я у него на ходу — Я уж удивляться начал, подумал, что тебя отозвали обратно в замок Атарин.

— Дела были — коротко ответил мне ассасин и погладил гладко выбритый череп, на котором еще недавно находились черные волосы.

— Понятно — кивнул я — А прическу чего поменял?

— Обрили — совсем уж хмуро произнес Назир, по его виду было понятно, что ответов на последующие вопросы я не получу.

Ну, обрили и обрили. Бывает. Но — хорошо, что он вернулся, не знаю, как и что, но в том же Эйгене он лишним не будет.

Брат Херц, только завидев меня, тоже не стал распыляться на лишние речи, коротко сказав:

— Все знаю, меня предупредили. Брат Мих отведет вас куда надо.

Опять удачно — к брату Миху я привык. Правда, в последние разы он откровенно был не рад нашим совместным похождениями, но, с другой стороны — планида у него такая.

— Скажи мне, Хейген — задушевно спросил меня он, когда мы направились обратно к выходу — Ну вот почему ты не можешь жить как все остальные люди? Все тебя тянет в подземелья, в канализацию, в гиблые места?

— Не знаю — соврал я — Видно, так на роду написано.

— Так это на твоем роду — вздохнул брат Мих — Мы-то с Назиром тут причем?

Выйдя из замка, я уже было хотел достать свиток портала, но не успел — меня опередил хриплый крик:

— А я?

По лестнице к нам бежал Флоси, привычно помятый и с всклокоченной бородой.

— Ярл, а я? — возмущенно проорал мне в лицо он, приблизившись и икнул — Эту мелкую горластую стервозину, которая мне спать своими визгами мне не дает, сюда приволок…

— Думай, что и про кого говоришь — тихо прошипел ему брат Мих.

— Извини — дочку, стало быть, в замок доставил, сам смылся, а мы отдувайся? — поправился Флоси — Она славная девчушка, но… Ярл, возьми меня с собой, а?

Ну, где два — там и три. Компания пестрая, но может, оно и к лучшему? Стража будет смотреть на них и может не заметить меня. Или наоборот — их заметит, и я в глаза брошусь? Да ладно, пусть идет. Кто знает, какое задание будет после рассказа пикси?

— А вы куда собрались? — и снова мне не удалось извлечь из сумки свиток. Невесть откуда нарисовался Гунтер и с обидой посмотрел в мою сторону — Хейген, почему меня не позвал с собой.

— В Эйген мы — пояснил брат Мих, не дав мне даже вставить слово — По делам. Но тебе лучше с нами не ходить.

— Отчего это? — совсем обиделся рыцарь — Что со мной не так.

— Под землю мы полезем — объяснил ему я.

— В подземелье? — омрачилось лицо фон Рихтера — Подземелья я не люблю. Я как в них попаду, так потом приходится доспех чинить.

— Бери ниже — хохотнул брат Мих — В городские сточные канавы, те, что под городом.

— Тот случай, когда даже за Герцогом идти не надо — помолчав секунд пять, ответил рыцарь — Я все равно с вами.

Ну, с нами — так с нами. Все те же, все там же. Вот только место назначения новое.

— Свиток дай — требовательно протянул руку брат Мих — Я куда надо нас перенесу, чтобы по городу не бродить. Тебе, насколько я знаю, там светиться не стоит?

Назир навострил уши, а у Гунтера от удивления вытянулось лицо.

— Все потом — сказал я им — Брат Мих, давай, пока наш отряд еще больше не стал.

Вспыхнул портал, первым в него шагнул счетовод, потом Назир, и только потом — я.