Наступила тишина.

— Через несколько минут? — заговорил наконец Калли.

— Пять или меньше;— ответил Брейт.

— Слишком долго, — странно тихим голосом сказал Калли. — Они не успеют.

— Не успеют? — запавшие глаза Амоса были устремлены на Калли.

— Не успеют тебя спасти, — объяснил Калли.

— Спасти меня? — хрипло засмеялся советник. — От чего?

— От себя самого. Ты намерен использовать пульт, не так ли, Амос? Как только войдут Рун и послы, ты подашь сигнал и взорвешь лунную Базу. И все прочие — только чтобы показать молдогам, что они могут не опасаться людей. А как они поступят с Приграничьем — это не имеет значения, так?

Вил, стоявший за спиной Калли, издал какой-то странный звук — не то кашлянул, не то хотел что-то сказать, — но у него не получилось.

— Вы это сделаете? — он справился с голосом. — Вы что, вообще молдогов не понимаете? Если вы разоружитесь, это не убедит их в вашем дружелюбии! Как раз наоборот! Вы абсолютно не представляете природы мышления молдогов…

— Конечно, не представляет, — вмешался Каллихэн. — Но не трать зря силы, Вил. Даже если бы Амос разбирался в способе мышления молдогов, ничего не изменилось бы. Он уже принял решение. Не так ли, Амос?

— Именно так, — хладнокровно сказал Брейт, глядя на О’Рурка сверху вниз. — Как только Рун войдет… Думаешь напасть на меня? Даже не мечтай, Калли. Эту комнату я тоже могу взорвать.

— Вместе с собой?

— Вместе со мной, — кивнул советник. — Думаешь, это меня остановит? Меня не испугаешь, я же тебе говорил.

— Да, внешней угрозой тебя не испугаешь, верно, — согласился Каллихэн.

— Что? Что ты имеешь в виду? — Амос пристально посмотрел на О’Рурка.

— У всех есть тайные страхи, — спокойно сказал Калли. — Человек может не испугаться разъяренной толпы, но если окажется в темной комнате…

— Я не боюсь темноты, — отрезал Амос.

— Нет, боишься. Есть одна такая особая темная комната, Амос.

Алия, стоявшая рядом с Калли, вдруг громко вздохнула. О’Рурк положил руку ей на плечо, не давая себя перебить.

— Все эти годы ты был слишком занят, чтобы вспоминать о ней, — продолжал Калли. — И ты готов устроить всему остальному человечеству братскую могилу — лишь бы только спрятать в ее глубине эту маленькую темную комнату. У тебя мания, Амос. Ты боишься глубокого космоса.

— Я боюсь глубокого космоса? Я полжизни провел на борту космических кораблей! — фыркнул Брейт.

— Не о том речь. Ты боишься того, что может таиться в глубинном космосе. Ты ведь понимаешь меня, Амос? Большая часть людей на Старых Мирах больны этой манией. Вот почему ты так популярен, вот почему ты выигрывал на выборах — и не один раз. Вот почему ты можешь диктовать свои условия остальным членам Совета. Общество выбирает лидеров по своему образу и подобию. Ты стал самым влиятельным членом Совета потому, что больше остальных похож на людей, которые поставили этот Совет управлять собой!

— Калли, — медленно произнес Брейт. — Ты ведь не настолько глуп, чтобы всерьез надеяться заговорить мне зубы?

— Возможно. Но если ты не хочешь меня слушать, я не смогу тебя спасти.

Советник фыркнул.

— От чего?

— Я уже сказал — у тебя фобия. Это болезнь, корни ее — социокультурного происхождения. Глубоко внутри — там, где притаилось твое темное животное подсознательное «я» — у тебя есть картинка: территория, которая по праву принадлежит человечеству. И границы ее — это пределы Солнечной системы.

— Но это же факт! — отрезал Брейт.

— Нет. Мы должны следовать мышлению молдогов. Они считают, что межзвездной расе принадлежит столько пространства, сколько она может удерживать и использовать. Так мыслит действительно галактическая раса. Вот почему в Приграничье никто не боится жить за пределами Солнечной системы. Мы не лезем из кожи вон, чтобы доказать себе, будто не имеем права жить там, где живем — в отличие от вас, космофобов!

— Из кожи вон? — мрачно захохотал Брейт.

— Именно. Ты морально и психологически схлопываешься, лишь только сунешь нос за границы Системы. А потом оправдываешь этот коллапс теорией, согласно которой не имеешь права там находиться.

Советник снова захохотал. Казалось, он наслаждался собственным смехом, потому что, запрокинув голову, смеялся громче и громче. Но когда Калли сделал шаг вперед, он сразу же замолчал. Пальцы его крепче обхватили черную коробку пульта.

— Стой, где стоишь! — рявкнул он.

— Стою, — успокоил его О’Рурк.

— Хорошо, — Брейт откинулся на спинку кресла и усмехнулся. — Итак, мы, космофобы Старых Миров, саморазрушаемся, чтобы доказать, будто ты прав! — Он снова хихикнул. — Ты кое-что забыл, Калли.

— А именно? — поинтересовался Каллихэн.

— То, что я жил на Калестине, и это никак на меня не повлияло. Если бы я не видел, что произошло с беднягами в гарнизоне Фортауна, я бы до сих пор мог оставаться губернатором Калестина. Но после Фортаунской резни понял, что обязан вернуться и добиться, чтобы Старые Миры узнали, какая это смертельная опасность для человечества — Приграничье; чтобы они поняли — люди, оказавшись за пределами Системы, перестают быть людьми. Но я — я остался прежним, меня болезнь не тронула. — Он подался вперед и понизил голос, глядя Калли в глаза. — И знаешь, почему?

О’Рурк молчал.

— Я тебе скажу. Я был слишком крепок! И люди — здесь — это чувствуют! Вот почему они меня выбрали, доверяют мне!

Каллихэн молча смотрел на него. Потом медленно повернулся в сторону дверей — они стояли распахнутыми, так что были видны коридор и кусочек пустого холла. Калли просто стоял и глядел. Не меньше минуты Брейт в молчании созерцал затылок О’Рурка. Потом хриплым шепотом сказал:

— Что с тобою случилось? Что ты там высматриваешь?

— Твою темную комнату, — отозвался, не оборачиваясь, Калли. — Ты хочешь меня выслушать? Что ж, готовься. Это может начаться в любую минуту.

Хрипло вздохнув, советник выпрямился. Потом фыркнул и посмотрел в сторону, на экран — солнце уже висело над самым горизонтом.

— Калли… — нерешительно начал Вил.

— Тихо! — не повышая голоса приказал Калли, продолжая всматриваться вглубь коридора. — Всем молчать! Ни слова!

Наступила тишина. Секунды тянулись, как часы…

— Пора! — сказал Калли. И хотя голос его был почти шепотом, всем показалось, будто по залу прокатилось эхо. — Пора, Амос! Время истекло!

— Что? — Вздрогнув, Брейт посмотрел на Калли, на тех, кто стоял за его спиной, потом перевел взгляд на двери. По ковровой дорожке к залу беззвучно приближался Доук. — Что ты хочешь этим сказать? — советник подался вперед, прикрыв ладонью глаза — с экрана било закатное оранжевое солнце. — Это еще кто такой?

Доук уже прошел половину коридора, озадаченно глядя на собравшихся в зале людей. Потом взгляд его упал на Брейта, сидевшего за установленным на возвышении столом. Словно заколдованный, он смотрел на советника, и шаг его стал неуверенным. Потом, не отрывая взгляда, он пошел быстрее, и еще быстрее.

— Кто это, я спрашиваю? — выкрикнул вдруг Амос.

Словно услышав сигнал, Доук бросился бегом. Оттолкнув Калли, Вил прыгнул на возвышение — туда, где сидел Амос. Теперь Доук мог его хорошо видеть.

— Доук! — каркнул Вил. — Назад! Это не он! Клянусь, это не он!

Но тот уже мчался к подиуму — он видел только Амоса Брейта; Доук был бледен, как смерть, лицо его перекосилось, словно он сдерживал крик… одно-единственное слово…

— Отееее…

Никто не успел сообразить, что происходит. Доук врезался в столпившуюся на его пути группу, как камень в гладь пруда. Кто-то упал, Доук вынырнул из сумятицы, в руке его был любимый тюремный нож, лезвие которого теперь отблескивало красным.

— Останови его, Лис! — крикнул О’Рурк, бросаясь наперерез. Но Листром отшатнулся, по руке его заструилась кровь… Доук оказался прямо перед Калли… нырнул под вытянутую руку… до стола оставалось всего два шага…

За спиной Каллихэна, — он стремительно обернулся, понимая, что не успеет уже, — дважды прогремел старомодный револьвер Вила, тот самый, который антрополог таскал несколько месяцев, ни разу не использовав.

Калли увидел Вила с древним орудием убийства в руке — из ствола змеился дым, лицо старика перекосилось, седые волосы разметались. Рядом, как изваяние, застыл Амос Брейт. Худенькая фигурка Доука падала — две пули словно молотом ударили в него, остановив бег.

Вил отшвырнул револьвер, спрыгнул с возвышения и упал на колени рядом с Доуком. Советник прижимал к себе черный ящичек пульта, с опаской глядя вниз. Лицо у него было удивительно глупым.

— Зачем… — пробормотал Брейт, — зачем ты меня спас?

Вил разорвал рубашку Доука, чтобы осмотреть раны. Потом он поднял голову и бросил на Брейта свирепый взгляд.

— Это ваш сын. Калестин, Фортаун.

Брейт окаменел. Сначала казалось, будто он не понял слов антрополога. А потом он стал странно оседать.

— Сын… — пробормотал он. — Значит… его не убили… Боже… Нет, не он…

Пульт выпал у него из рук. Но советник словно не заметил, что остался без черной коробки. Пошатываясь, Брейт сошел с подиума. Ноги у него подкосились, и он упал на колени по другую сторону от распростертого тела Доука. Подняв потрясенное лицо, Амос посмотрел на Калли.

— Это правда, — хмуро подтвердил О’Рурк. — Я старался сделать так, чтобы вы не встретились, чтобы он не вошел сюда, но…

— Он умер? — Это был голос Алии. — Вил?..

— Нет, — хрипло сказал Джемисон.

Руки его быстро двигались, словно обладали собственной независимой волей, и не имели никакого отношения к седовласому старику — Сейчас я остановлю кровь, и если мы быстро доставим его в больницу… — Он взглянул на Брейта. — Доук думал, будто вы убили его мать, потому что на вас всегда была военная форма, когда вы приходили. Я не мог рассказать ему раньше… Тогда бы он понял, что мне все известно — о вас и его матери…

— Но откуда вы… — Амос изумленно смотрел на Джемисона.

— Я часто наведывался в Фортаун, старался помочь, чем мог, — объяснил антрополог. — Было уже ясно, что добром дело не кончится. Так я услышал, что и вы там… бываете. Я нашел мать Доука — за ночь до того, как ее увидели вы… она была уже мертва. Одна из женщин уже забрала Доука, но об этом я узнал позже. Доук так и не узнал, кто вы на самом деле. Мать всегда отсылала его, когда вы приходили. У него остался только медальон с вашим портретом. Потому он и подумал, что вы — один из солдат гарнизона и убили его мать, напившись в ту ночь до бесчувствия. Все эти годы он охотился за вами, чтобы отомстить.

— Лучше бы он меня убил… — Брейт заплакал, как старик; он стоял на коленях, качался и плакал. Потом вдруг начал валиться на бок — Алия подхватила его, как мать подхватывает ребенка. Советник жалобно посмотрел на нее.

— Алия… — пробормотал он. — Я не мог… рассказать тебе…

— Думаешь, я не догадалась? Давным-давно! — сердито воскликнула девушка, обнимая отца. На глаза ее тоже навернулись слезы. — Думаешь, я не знала обо всем еще до того, как мы улетели с Калестина? Но я понимала: если хотя бы слухи о том, что произошло с тобой на Калестине, проникнут на Землю, ты потеряешь место в Совете… И я сказала себе: ты — великий человек, несмотря ни на что. Именно тот человек, который им здесь нужен! И пока Калли… — Запнувшись, она посмотрела на О’Рурка. — Но ведь ты тоже знал! — воскликнула она. — Откуда?

— Наверное, подсмотрел портрет в медальоне Доука, — не поднимая головы, проворчал Вил, продолжая накладывать повязку. Без куртки и рубашки Доук казался таким слабым и худым!

— Нет, я не подсматривал, — Каллихэн покачал головой. — Просто Доук слишком похож на тебя, Алия. Этого нельзя не заметить. Может, кто-нибудь другой и не обратил бы внимания, но только не я. И у него походка, как у Амоса. И едва я угадал главное, обнаружилась еще сотня мелких деталей… — Он повернулся к Джемисону. — Знаешь, когда я понял наверняка? Когда Доук балансировал на скользких направляющих, заставляя Совет Сопротивления принять вас двоих в число совершающих побег. Амос сделал бы это именно так, как Доук — точка в точку.

— Ну, сойдет, — сказал Вил, кончив бинтовать. — Отнеси его на нижний этаж, Лис, и узнай в справочном, где ближайшая больница…

Но едва Листром нагнулся, чтобы взять на руки Доука, который так и не пришел в сознание, как возле двери послышался шум, и в зал ворвался запыхавшийся курьер.

— Молдоги… Адмирал Рун! — выдохнул он. — Уже в лифте… С двумя братьями…

— Быстро! — приказал О’Рурк Листрому. — Переодень несколько человек в полицейскую форму… Доука вынеси через боковую дверь — она ведет в личный кабинет Амоса. Амос, покажи Лису, куда идти. Амос, да возьми себя в руки, наконец — Доука поставят на ноги, можешь не сомневаться! Все остальные — выметайтесь отсюда, и как можно скорее! Нет, только не ты, Алия. Вил, мне будет нужна твоя помощь.

— Какая от меня польза, если нет Доука? — проворчал Вил.

Листром с Брейтом выводили людей из зала через кабинет советника.

— Ты должен иметь полную триаду, чтобы вести переговоры с триадой Руна, — сказал Джемисон. — И я уверен, Рун уже имеет описания нашей внешности. Кто займет кресло Доука?

— Алия, — лаконично ответил О’Рурк.

Он схватил испачканную кровью рубашку Доука, швырнул ее в угол, за кресло, потом сбросил обмотанное вокруг талии полотенце и сунул его Алие.

— Вот, прикрой голову.

Сначала Алия смотрела на него, не понимая, но потом быстро схватила полотенце.

— Зачем? — Вил удивленно переводил взгляд с Каллихэна на девушку.

— Калли ведь сказал! — нетерпеливо воскликнула Алия. — Мы с Доуком похожи! — Углом полотенца она принялась энергично стирать с лица косметику. — Вил, передайте мне куртку Доука! Жалко, зеркала нет… Вот! Теперь я складываю полотенце как косынку, чтобы не было видно волос… — сложив полотенце треугольником, она одной рукой подняла волосы, а другой повязала полотенце вокруг головы, туго затянув концы. — Вот! Ну, как я теперь выгляжу?

Девушка была одного роста с Доуком, и куртка пришлась ей впору. Если не считать косынки, придававшей Алие несколько пиратский вид, она и в самом деле была очень похожа на своего сводного брата.

— Чудесно! — сказал Калли. — Теперь занимаем места за столом, быстрее!

Троица едва успела опуститься в кресла, когда появились несколько приграничников в кое-как натянутых мундирах Всемирной полиции, с пистолетами на боку и поспешно заняли места по обе стороны входа. Несколько секунд спустя в проеме показались три молдога в обычных длинных балахонах. Они направлялись к столу, за которым с торжественным видом восседали Калли, Вил и Алия. Балахоны молдогов, почти доходившие до пола, создавали впечатление, будто послы не идут, а плывут, скользя над полом. Тот, что шел в середине триады, был выше остальных — он почти не уступал ростом Калли. Более того, в нем чувствовал жесткость и неуступчивость. Пораженный О’Рурк понял, что снова неведомо каким образом узнал адмирала Руна. Его необычный рост, внутренняя напряженность — все это он заметил еще во время визита адмирала на плавучую тюрьму, когда Калли с товарищами совершил побег.

Теперь, снова увидев Руна, Каллихэн почувствовал возвращение чувства сопереживания, невидимой эмоциональной связи. Узнав адмирала, О’Рурк начал постигать небольшие различия между ним и младшими Братьями. Он заметил, что щеки Руна более впалые, морщинки под глазами резче, а туго обтягивающая череп кожа, кажется почти прозрачной.

Молдоги плавно приближались. Люди молча смотрели на них. Когда триада остановилась у возвышения, Калли поднялся, вместе с ним — Алия и Вил.

Глаза Руна встретились со взглядом Калли — и О’Рурку показалось, что глаза молдога странным образом западают, как бы уходят вглубь черепа, подобно глазам того капитана на захваченном молдогском курьере, который бросился на Калли. Несколько секунд Рун стоял неподвижно, потом взгляд его опустился, он уставился на пятна крови Доука, все еще темно и влажно блестевшие на паркете. Адмирал пристально смотрел на эти пятна, потом снова поднял голову и взглянул в лицо Калли.

Наконец он заговорил — медленно, тщательно выговаривая слова. Его английский был почти лишен акцента.

— Мы пришли, чтобы беседовать с моим Крайне Достойным кузеном Брейтом. Вместо этого нас встречают лица, осмелившиеся издеваться над нами, изображая персонаж из нашей легенды. Эти лица захватывали наши корабли, угрожали жизни и здоровью наших людей. Где сейчас находится мой Крайне Достойный кузен Брейт?

— Прошу извинить меня… — начал было Калли по-английски, но тут же оборвал себя и перешел на молдогский: — Я сожалею, но лицо, о котором вы (личность) ведете речь, больше не имеет права говорить от лица всего человечества. Следовательно, вам придется говорить со мной (личностью) — Каллихэном О’Рурком Уэном, и с моими братьями — Вильямом Джемисоном и Доуком Тауншендом. Среди нас произошло то, что у вас называется Переменой Аспекта Достоинства. Теперь я (личность), мои септ, семья и клан — а это все мягколицые, живущие на планетах Плеяд — теперь мы (все поименованные люди) возглавляем человечество.

Рун снова молча посмотрел на Калли, потом заговорил по-молдогски:

— Следовательно, ты (личность), — сказал он веско, — будешь отвечать мне (личности). Потому что вы, люди, должны ответить перед нами, молдогами. Ты (личность) ответишь за вас (всех людей).