Я бежал через лес, ловко уворачиваясь от веток и проламываясь через подлесок. Легкие работали ровно и ритмично. Босые ноги кололи сучки, но я не обращал на них никакого внимания — не до того было. Крики преследователей раздавались позади. Споткнулся о корень, на автомате сгруппировался и сделав кувырок рванул дальше.

— Ф-фр-р… — стрела пролетела рядом с головой и воткнулась в ствол дерева.

Я подпрыгнул прямо на бегу и выдернул ее, мне очень было нужно хоть какое-нибудь оружие. Многие думают, что стрела без лука бесполезна, но это не так — из нее выходит отличное колющее оружие ближнего боя. Бросив на нее быстрый взгляд я мысленно ругнулся, наконечник был не закреплен и остался в древесине. Отшвырнул древко в сторону и побежал дальше. Крики приблизились — еще бы, аборигены были здесь у себя дома, а я местности не знал и стремился оторваться от них наугад.

Неожиданно земля ушла у меня из под ног, с криком пролетев метров семь, я упал с обрыва в воду. Мне крупно повезло, на острый сук я не наткнулся, об камни не разбился, в месте падения было достаточно глубоко. Оттолкнулся ногами от дна и всплыл на поверхность. Хватанул воздух ртом и попытался сориентироваться, оказывается я свалился с очень крутого, сильно заросшего берега широкой реки. Течение у нее было быстрым и стремительным, кое-где были видны водовороты и торчали камни. Плыть назад к берегу не имело смысла, там меня мгновенно утыкают стрелами, то же самое произойдет если я попытаюсь уплыть по течению. Терять времени было нельзя, поэтому я добрался до небольшого валуна торчащего из воды и спрятался за ним. Хоть какая-то защита от стрел, погрузился в воду почти полностью и стал наблюдать за берегом.

Была надежда, что аборигены меня просто не заметят или подумают, что я утонул. Как бы не так, меня сразу обнаружили и вокруг меня в воду начали плюхаться стрелы. Дикари размалеванные красной краской, плевать хотели на мои потуги замаскироваться. Я огляделся, ясно было, что когда эти товарищи, которые мне совсем не товарищи, успокоят дыхание и уймут дрожь в руках после длительной пробежки, сразу же превратят меня в подушечку для иголок. Или в дохлого ежика, поменявшего сушу на водный образ жизни. Я нырнул и поплыл к другому валуну, так потихоньку и добрался до середины реки, рискуя в любой момент получить оперенную занозу в задницу.

Дальше плыть было некуда, камни закончились, но и это дело, расстояние между мной и аборигенами увеличилось. С их маленькими луками, предназначенными для стрельбы на близкую дистанцию, достать меня стало затруднительно. Сами дикари в воду лезть не стремились, но активно меня обстреливали. Надеюсь в реке не живут крокодилы. Подобрал одну стрелу и обнаружил, что у нее каменный наконечник, что в общем-то было ожидаемо. В этот момент я увидел роскошную корягу проплывавшую мимо. Кому как, а мне она показалась прямо матерью родной. Я зажал стрелу в зубах, поднырнул и вцепился в нее, вознося хвалу небесам и прочей вселенной.

Дикари взвыли от ярости, стрелы так и замелькали в воздухе, какой-то придурок даже копьем в меня кинул. Я на всякий случай спрятался совсем, оставив на поверхности воды только лицо. Потихоньку подгребал ногами, стараясь что бы коряга плыла посередине реки. Во-первых: тут стремнина, во-вторых: другой, пологий берег реки представлял из себя степь и там паслись какие-то животные. Может быть они и не паслись вовсе, а прикидывали как мной пообедать. Вот уплыву подальше, там уже о суше мечтать буду.

Кровожадные дяденьки от меня отставать категорически не хотели и следовали за мной по берегу, осыпая меня ругательствами. Кое-какие слова я понимал, разговаривали они на «унике» — универсальном языке, правда с таким акцентом, что у меня уши вяли. Но и это плюс — надеюсь, здесь и нормальные люди где-нибудь живут, проще будет с ними договорится. Река начала сужаться, течение стало еще сильнее, по обоим берегам появились обрывистые скалы. Аборигены остановились и напоследок пожелали мне вступить с самим собой в противоестественный половой контакт. Отвечать я не стал, впереди раздавался шум очень похожий на рев водопада. Углядев примыкающую к скале, полого уходящую в воду каменную плиту, отцепился от коряги и поплыл к ней. Выбрался на согретую солнышком поверхность и обессилено упал на спину. Слишком много приключений выпало на мою долю, за этот день. Я провалился в беспокойную дрему.

— Встать! Смирно! — скомандовал судебный пристав.

Я с трудом поднялся на ноги. Мешали кандалы, да и две последних бессонных ночи, хорошему самочувствию не способствовали. Посмотрел на трех судей Трибунала, их взгляды были абсолютно бесстрастны. Средний зачитал приговор:

— Заключенный? 2427-13/бис. Курсант военного училища, четвертого курса обучения, признается виновным в тройном предумышленном убийстве и нарушении воинской присяги. Приговаривается к стиранию личности и передается в распоряжение специального корпуса. Осужденный, вам есть что сказать Трибуналу?

— Да пошел ты урод. Где ты вместе со своими холуями был, когда надо мной четыре года измывались? С моими рапортами на «толчок» ходил? Теперь когда вы считая меня, четверых потеряли из-за своего дебилизма — ты который во всем виноват, что чувствуешь?… Ничего? Оно и видно, только ты не льсти себе, просто так не отделаешься. Прежде чем вы меня повязали, я станционный искин взломал. И информацию в СМИ скинул, кто-нибудь наверняка захочет пощипать военным перышки. Ты всего лишь тупой майоришка из захолустного училища. Догадайся кого назначат козлом отпущения? Помниться на той неделе Генеральный штаб обещал журналистам все факты неуставных взаимоотношений в армии прекратить. А тут такой подарок!

Майор невозмутимо кивнул приставу и я затрясся от удара шокера, свалился на пол и потерял сознание.

Я стоял и тупо смотрел в стену. Я в последнее время все делал тупо, со стороны напоминал скорее серва, чем человека. Весь наш отряд смертников вел себя так же, может быть кому-нибудь из них тоже повезло, но они маскировались не хуже меня. Все дело в стирании личности, как-то приходилось мне читать, что примерно пять процентов осужденных частично сохраняли память, после первой процедуры. Таких отслеживали и направляли на повторную экзекуцию, превращая их в никому ненужных, слюнявых идиотов. За примером далеко ходить было не надо. Я сам видел как это происходило. Тогда же и состоялся примечательный разговор определивший мою дальнейшую судьбу. После того как меня и толпу преступников передали спец. корпусу, с нами долго не церемонились: обрили головы и засунули в мнемокодер. Дергаться не имело смысла, охрана не дремала. Дальше всю нашу разномастную банду согнали в большой зал, построили и медик начал задавать каждому несколько обычных вопросов: Как зовут? Профессия? Где родился?

Все покорно ему отвечали, трудно противится со сваренными вкрутую мозгами. Я сам пребывал в каком-то тумане. Стирание, было гениальным изобретением человечества, по крайней мере меня так учили в интернате. Избавило человечество от тюрем и неблагонадежных элементов. Как сделать из преступника достойного члена общества, вдобавок и полезного? Такого, который больше никогда не оступится? Конечно же уничтожить ему личность, но не всю — профессиональные навыки и положительные стороны характера следовало оставить. Добавляем небольшое психокодирование и получаем добродушнейшее существо, которое всегда ставило общественные интересы выше своих. Они просто не способны были навредить другим и трудились как пчелки.

К тому же они пользовались популярностью среди женского населения, таких подкаблучников было еще поискать, а дети у них были абсолютно нормальные. Многие бизнес-леди, мужчин что помоложе и покрасивее себе сразу после процедуры покупали, причем на абсолютно законных основаниях. Государство возмещало себе таким образом затраты. Все были счастливы, включая самих новоявленных верных семьянинов. Остальных сортировали по профессиям и отправляли работать на любое предприятие или фирму приславшее заявку и гарантировавшее работникам прожиточный минимум. С женщинами было намного строже, захотел такую, будь любезен доказать свою благонадежность. Вдовцы и холостяки с неприятными чертами характера за ними в очередь стояли, кто другой их причуды терпеть будет? Детей стиранию не подвергали вообще.

Ну да ладно. Медик не просто так вдоль строя прогуливался, тем кто что-то помнил о своей прошлой жизни, он лепил наклейку на грудь. После того, как набралось несколько человек их увели охранники, понятно куда и зачем. Когда он дошел до меня, я сумел собраться и соврать ему, правда не очень-то сильно отклонился от правды. У меня в голове была сплошная мешанина: какие-то отдельные клочки воспоминаний и событий, свое имя я действительно не помнил, как и имена и лица других людей. За то немногое что осталось, я цеплялся с отчаяньем утопающего. Пусть мне казалось что это все происходило давно и не со мной, я-то знал что это последние частички прежнего меня. Я не хотел умирать! Какая мне разница, что произойдет в дальнейшем с моим телом, если меня больше не будет? Поэтому я притворялся абсолютно послушной куклой и врал, врал неумело и отчаянно.

Медицинская скотина мне не поверила. Сверилась с показаниями прибора и подозвала к себе начальника охраны.

— Этот помнит. — сказал медик. — Похоже у нас появится еще один подметальщик улиц низшей категории.

— Зачем меня звать? — хмуро спросил начальник. — Делай что нужно.

— Ты премию получить хочешь? Ты его профессию посмотри. — он протянул планшет.

— Дурь какая-то. Агент-пограничник. Что это за специальность такая? И причем здесь премия. Мы ее так и так получим.

— Обычную — да. А вот та, что исследовательский отдел предлагает, мимо нас пролетит. У нас одного пилота в запрошенной группе не хватает. У него дополнительные специальности: пилот и техник, пусть и невысокого ранга. Согласно данным в сети, его к разведке на диких планетах готовили: внедрение, ассимиляция и прочий маразм. Наши шефы очередной фокус выкинули — зачем им пограничники, когда любой эскадре такая планета на один зубок?

— Предлагаешь отдать его в нынешнем состоянии? Сам знаешь, если он память хотя бы частично сохранил, это опасно. И нарушение нехилое. За такие шуточки нас самих в строй поставят.

— Не бойся, я справки навел. Набирают отряд пилотов-смертников, из пяти сотен только один вернулся. Помнишь как яйцеголовые треть нашей галактики отхватили, да и в остальных частях, куда не ткни везде дикие человеческие планеты?

— Смутно, кто же эту древность изучать и помнить будет? Черные дыры, прокол пространства-времени. Клонирование. Корабли поколений.

— Именно! Но один факт мало известен — они и в галактику Андромеды корабли-сеятели посылали. Немного — пару сотен, но все же. Такого натворили, что мы до сегодняшнего дня объединение завершить не можем и со всеми ксеносами на ножах. Когда технологии Древних нашли, тогдашние бонзы, чуть ли не богами себя вообразили. Как же — Великое Бремя Человечества! Только вот других забыть спросили, вот потому-то на границах до сих пор не спокойно, что не год, то война. Диким все равно кого грабить, ксеносов или нас, вот обе стороны их и вооружают.

— Нам-то что с этого? Над нами не каплет.

— Это пока. Ходят смутные слухи о диких человеческих королевствах, в рукаве Персея. Они там всех геноцидят и в жертву своим богам приносят. Хорошо хоть что особо мощное оружие им не дали, мать их за ногу! Дикари захватывают ученых, те им корабли сотнями штампуют. Прикинь, что будет когда орда до наших границ доберется?

— Отобьемся, не в первый раз. Ты лучше про премию расскажи.

— Решили проверить, как дела в Андромеде обстоят. Закрепились там наши или нет? Это ж, какую поддержку на халяву получить можно! Но технологию прыжка, потеряли во время Великой войны. Восстанавливают понемногу. Пуляют смертничками почем зря. Предполагают, что искины во время прокола из строя выходят, без пилота никак не обойтись. Один же сумел вернуться.

— Почему нормальных военных не пошлют?

— Да кто ж им даст? Ладно бы военная операция, без которой все пойдет насмарку, тут уж хочешь — не хочешь солдатиков на смерть посылать нужно. А тут люди погибнут, и положительный результат возможно никто не увидит. За такое с мнемокодером на раз-два познакомится можно. Если добровольцы и были, то ни один назад не прилетел, как и корабли-автоматы.

— Чего ты при нем разболтался?

— Он ведь тоже молчать будет и на все согласится. Правда? — медик поглядел на меня.

— Да. — прошептал я. — Буду молчать.

— Вот видишь? Мы с премией, а парень надежду получит. Мы же с тобой гуманисты! — медик довольно мерзко хихикнул. — Иди-ка ты милок, вон к той группе, через два часа отправка.

Вот так, я и стал расходным материалом, стоял и ждал своей очереди. Торчал на этой станции уже месяц, обращались с нами неплохо — да и чего нас пустоголовых бояться? Кроме меня конечно, была бы возможность я зубами бы себе свободу выгрыз, но удачного случая как-то все не подворачивалось. Воспоминания в голове частично восстановились и пришли в относительный порядок. Странно было припоминать например: какой-нибудь разговор в подробностях, но вместо лиц собеседников видеть только смутные пятна и напрасно терзать память в безуспешной попытке отыскать их имена. Вот такие пироги с котятами. Пробелы буквально поселились в моей голове. Но и тому что было, я радовался как ребенок. С каждым прошедшим днем чувствовал себя все лучше и лучше, надеялся на скорую отправку хоть к черту на кулички, боялся себя выдать.

Охраны было немного, впрочем как и нас, они категорически не хотели запоминать наши номера, длинно и неудобно произносить. Всем дали клички. Меня называли — Шустрый, потому что я при объявлении очередного прыжка, буквально на коленях ползал, умоляя послать меня послужить человечеству. Остальные поступали так же, но я всех опережал. Что есть — то есть.

Я этому человечеству за все хотел благодарность с занесением в репу и грудную клетку выписать. Желательно ногами и тупым ножиком. За то, что я жил на свалке, оставшись сиротой в пять лет. За то, что когда меня поймали во время облавы и определили в спец. интернат, я с шайкой таких же отморозков каждый день за кусок хлеба дрался. За мое насильное определение в воинское училище, где моей верной шайки уже не было и я жил как волк-одиночка, каждый момент ожидая удара в спину. За бесчисленные переломы и порезы, за отгрызенную мной же самому себе правую ладонь, которую в расщелине ствола защемило, когда меня голого в джунглях на две недели кинули. И за дикую боль, когда мне ее в регенераторе, в ускоренном режиме десять дней отращивали. Я честно признаюсь — люблю человечество до зубовного скрежета!

«Ах, какой воин растет!» — восклицало мое начальство, придумывая как меня получше прикончить. «Ты нарвался, урод!» — слышал я каждый день в казарме, во время очередной «темной», я быстро отучил недоумков нападать на меня по одиночке. Если бы не недремлющее око камер, меня бы прикончили в первую неделю. Я для этих чистеньких мальчиков и девочек оставался отбросом со свалки. Я бы сам себя убил, но у меня был единственный друг, имя которого я так и не смог вспомнить. Мой наставник по боевой подготовке, мастер-выживальщик. Не знаю по какой причине он обратил внимание на забитого мальчишку, но он взял меня под свое крылышко. Немногословный мужик неопределенного возраста, самой что ни на есть непримечательной внешности. Он за меня не заступался — нет, он учил меня убивать и выживать. Наверное более благодарного ученика у него за всю жизнь не было. Он же посоветовал мне повысить успеваемость, я послушался и серьезно взялся за учебу. За что и был соответственно вознагражден. Через полгода учитель пристроил меня помощником техника и я переселился из казармы в маленькую кладовку при центральном искине станции. Это тоже помогло мне выжить, я старался не задерживаться в училище ни одной лишней минуты.

Вся моя жизнь совместно с человечеством как-то не складывалась. Я тысячу раз себя спрашивал — почему мне так не везет? Другие нормально и без проблем живут, но ответа не находил. Военная машина вцепилась в меня мертвой хваткой и не желала отпускать. Однажды я спросил об этом учителя, он спросил:

— Что ты знаешь о человечестве и военных в частности?

Я немного подумал и сказал:

— Наверное ничего, кроме свалки, интерната и училища я больше ничего не видел, тому что показывают в сети я не верю.

— И правильно делаешь. Оставим человечество в покое и поговорим об военных. Настоящих, а не тех которых ты видишь каждый день, они просто мясо, которое само об этом не знает. Военные — давно уже отдельная каста, половина из нас киборги.

Учитель сжал кулак и из костяшек выскочили лезвия.

— Это так, просто игрушка. Настоящие изменения в моем организме запросто не покажешь. Если я захочу, уничтожу население этой станции за час голыми руками. Взорву ее и удеру. Веришь?

— Да. — твердо ответил я.

— Кроме нас, человечеством правит каста умников, те еще уроды, как морально, так и внешне. Детские тела и головы в метр диаметром. Наши дети наследуют своим отцам. Но нужна свежая кровь, тогда присматривают таких как ты. Сумеешь выжить — станешь одним из нас.

— А если я не хочу?

— Тебе не оставят выбора, как не давали его раньше. Сбежать ты не сможешь. — учитель щелкнул ногтем по моему следящему браслету.

— Ты присматриваешь за мной?

— Нет. Я давно отошел от дел. Сумел отпроситься на вольные хлеба — мне разрешили за прошлые заслуги. Твою жизнь делает невыносимой куратор этого сектора, кто-то из умников. Решил, что в тебе есть потенциал воина. Они знаешь ли очень редко ошибаются. В каждой казарме стоят ментоизлучатели, они поддерживают в мясе боевой дух, заодно и ненависть к тебе внушается. Понятно?

— Да. Разве неопасно для тебя мне такое рассказывать?

— Что мне эта скотина сделать сможет? Он прекрасно знает, что я и его прикончу, если захочу. И другие воины мне мешать не станут. Мы с ними сотрудничаем, но периодически, когда они нюх теряют, бошки им откручиваем. Такой вот у нас взаимовыгодный симбиоз на крови получается.

— Странно как-то.

— Нормально: они думают, мы защищаем. Яйцеголовые ученые предки нас для этого и вывели. Тебе твоя жизнь адом кажется, но настоящий ад там — за границами нашего государства. Для тех мягоньких людишек которыми мы управляем, все кажется простым и понятным, но это не так. Мы уже со счета сбились, сколько раз были на грани уничтожения.

— Мне-то что делать?

— Тоже что и раньше — учись и выживай. Умник от тебя не отстанет, пока из тебя зверя из нержавеющей стали не отольет или пока сам не помрешь. И переиграть его не сможешь, потому что он умник, а ты даже не воин. Возможно лет через тридцать ты им станешь, потерпеть придется. Даже то, что ты теперь в общих чертах знаешь как дела обстоят, тебе не поможет. Продолжай бороться — это твой единственный шанс. Иди, у меня скоро урок.

В первый раз вспомнив этот разговор, я чуть было на охрану не бросился, с трудом сумел взять себя в руки. Получается, что и здесь я по воле умника оказался? Вот же гадство! Надеюсь, что в другой галактике им меня не достать, а там ищи свищи с попутным ветром. Лишь бы только на молекулы при прыжке не раскидало. Репродуктор объявил:

— Шустрый, живо зашел в кабинет!

Я молчком и быстро исполнил команду, оправдывая свое прозвище.