8

Я не предполагала, как четко и точно спланирована жизнь в Мандерли. В первое утро я проснулась в девять часов. Но когда я спустилась вниз, Максим уже кончил завтракать и ел фрукты. Оказывается, он уже успел написать до завтрака несколько писем. Я пробормотала что-то о том, что мои часы отстают, но он отмахнулся от моих объяснений.

– Ты не обижайся на меня. Тебе придется привыкнуть к тому, что я встаю очень рано и много работаю по утрам. Управлять таким имением, как Мандерли, не шуточное дело. Кушай. Кофе и горячие блюда на серванте. За завтраком мы будем обходиться без прислуги.

Он читал письмо и хмурился.

– Слава богу, что у меня мало родственников: почти слепая бабушка да сестра, с которой я редко вижусь. Это письмо от Беатрисы, по-видимому, она приедет к ленчу. Так я и думал: ей не терпится взглянуть на тебя.

– Сегодня? – у меня сразу испортилось настроение.

– По-видимому, да. Но ты не смущайся. Она тебе понравится. Это очень прямой и откровенный человек. Если ты ей не понравишься, она так и скажет об этом.

Вряд ли это приятно, подумала я, лучше, если бы она была менее откровенной.

– Да ты не волнуйся, она здесь пробудет недолго. – Он закурил сигарету. – Ну, у меня сегодня на утро много дел; слишком долго я не был дома. Надо повидать мистера Кроули, моего управляющего. Он, кстати, тоже придет к ленчу. Надеюсь, тебя это не огорчает?

– Конечно, нет. Буду очень рада.

А на самом деле я очень огорчилась. Я-то думала, что первое утро мы проведем вместе, что он покажет мне сады и парки Мандерли. Но эта надежда рухнула.

Максим забрал свои письма и вышел, а я приступила к завтраку. Он поразил меня изобилием: чай в серебряном чайнике, рядом кофе, несколько горячих блюд – мясо, рыба, яйца, в серебряной кастрюльке овсяная каша. На другом серванте – целый окорок и бекон. Были здесь и пирожные, и тосты, несколько сортов джема и варенья, мед. А на обоих концах стола стояли громадные вазы с фруктами.

Меня все это удивило: Максим за завтраком съедал обычно маленькую булочку, выпивал чашку кофе, закусывал каким-нибудь фруктом. А здесь еды было на двенадцать изглодавшихся людей. Максим взял себе маленький кусочек рыбы, я съела одно яйцо. Куда же денется все остальное?

Может быть, кто-то питается остатками нашего стола, а может быть, все это просто выбрасывают? Конечно, я никогда не осмелюсь задать такой вопрос.

Я долго просидела за столом и спохватилась только когда увидела, что Фритс заглядывает в дверь.

Выходя, я споткнулась от смущения, но Фритс моментально подскочил, чтобы поддержать меня.

Я поднялась в спальню, и застала там горничных за уборкой. Чтобы не мешать им, снова спустилась и прошла в библиотеку. Окна там были широко раскрыты, а камин подготовлен к топке. Я закрыла окна и поискала спички. Их здесь не было. Звонить я не хотела, и пошла в столовую. Спички лежали на серванте. Едва я успела положить их в карман, в комнату вошел Фритс.

– Вы что-нибудь ищете, мадам?

– О, Фритс, я не нашла в библиотеке спички.

Он сейчас же достал из кармана спички и одновременно предложил мне сигарету.

– Спасибо, я не курю. Мне просто показалось, что в библиотеке холодновато, и я хотела разжечь камин.

– Обычно мы затапливаем камин, лишь во второй половине дня. Миссис де Винтер по утрам бывала в своем кабинете. Там камин разожжен. Есть там и письменный стол с бумагой и чернилами. Там же домашний телефон на случай, если вы пожелаете переговорить с миссис Дэнверс. Но, конечно, если вы предпочитаете посидеть в библиотеке, я распоряжусь, чтобы там разожгли камин.

– О нет, Фритс! Благодарю вас, я пойду в кабинет.

Я снова пошла через холл, напевая какую-то песенку, чтобы придать себе беззаботный вид. Но куда идти? Максим накануне, видимо, забыл показать мне именно эту комнату. Я наугад открыла какую-то дверь, моля бога, чтобы за ней оказался кабинет. Но это было помещение для оранжировки цветов: там составлялись букеты и комплектовались цветочные корзины. Я повернула обратно. Внизу, в холле, стоял Фритс и наблюдал за мной.

– Миледи, пройдите большую гостиную, через дверь налево вы найдете кабинет миссис де Винтер.

– Благодарю вас, Фритс.

Следуя его указаниям, я вошла в прелестную комнату. Перед горящим камином лежали обе собаки. Джаспер тотчас же подошел ко мне и уткнулся носом в мою руку. Старая собака подняла голову, понюхала воздух и снова повернулась к огню. Собаки знали, что в библиотеке будет тепло только вечером, а здесь с утра тепло и уютно. Я оглядела комнату. Все вещи здесь были подобраны со вкусом и носили отпечаток индивидуальности бывшей хозяйки. Из окна среди зарослей рододендронов виднелась маленькая площадка со скульптурой фавна, играющего на свирели. Рододендроны были не только за окном: на столе рядом с подсвечником стояла ваза с громадным букетом, на маленьком столике – другой букет, поменьше. И даже обои гармонировали по цвету с рододендронами.

Комната была, безусловно дамской и вместе с тем письменный стол свидетельствовал об умственных занятиях хозяйки. Над столом были ящички с надписями: «Письма для ответа», «Счета», «Адреса». Все надписи были сделаны уже знакомым мне почерком Ребекки, скользящим и стремительным. Я открыла ящик стола. Там лежала толстая тетрадь, а на обложке – тот же почерк: «Гости в Мандерли». День за днем она записывала в этой тетради: кто приехал в гости, в какой комнате ночевал и какие блюда предпочитал.

Вдруг зазвонил телефон. Чей-то голос произнес:

– Миссис де Винтер?

– Кто это? Кого вам надо?

Трубка молчала. Затем суровый голос – не то мужской, не то женский – повторил:

– Миссис де Винтер?

– Вы ошиблись. Миссис де Винтер умерла более года назад.

– С вами говорит миссис Дэнверс. Я звоню по домашнему телефону.

Я совсем растерялась: не ожидала, что именно мне может кто-то позвонить..

– Извините, что побеспокоила вас. Я только хотела узнать, желаете ли вы видеть меня и одобрено ли меню сегодняшнего обеда.

– О, конечно. Я уверена, что все в порядке, не беспокойтесь.

– Я все же считаю, что вам лучше посмотреть его. Оно лежит на столе рядом с вами.

Я быстро нашла меню и просмотрела его.

– Очень хорошо. миссис Дэнверс, все правильно.

Но я так и не поняла, что это: меню обеда или ленча.

– Если вы желаете что-нибудь изменить, миледи, скажите мне об этом. Обратите внимание: я оставила пустое место для соуса. Миссис де Винтер всегда очень придирчиво выбирала соусы.

– А как вы думаете, что понравилось бы мистеру де Винтеру?

– У вас, миледи, нет какого-либо излюбленного соуса?

– О нет, миссис Дэнверс.

– Мистер де Винтер, полагаю, выбрал бы винный соус.

– Значит, именно его и надо подать.

– Извините, миледи, что я оторвала вас от письма.

– Но я вовсе не писала письмо.

– Почту мы обычно отправляем в полдень. Роберт придет за вашими письмами. Если же вам понадобится что-нибудь срочное, позвоните по домашнему телефону, и Роберт пойдет на почту немедленно.

– Благодарю вас, миссис Дэнверс.

Я подождала. Она больше ничего не сказала и повесила трубку. Та, что раньше сидела за этим столом, не теряла времени попусту. Она писала письма, проверяла меню и не отвечала: «Да, миссис Дэнверс», «Конечно, миссис Дэнверс».

Кому же я могу написать письмо? Напишу-ка я миссис ван Хоппер. Какая ирония судьбы! В собственной комнате, за собственным столом и – некому писать… И я написала миссис ван Хоппер – женщине, которую я терпеть не могла и которую никогда больше не увижу. Я писала: надеюсь, переезд в Америку был удачен, здоровье дочери и внучки поправилось и что в Нью-Йорке, вероятно, хорошая погода.

Впервые я обратила внимание на свой почерк и сравнила его с почерком Ребекки. Бесхарактерный, неразборчивый почерк плохой ученицы второразрядной школы.