3

Как бы сложилась моя жизнь, если бы миссис ван Хоппер не была таким снобом? Надо признать, что ее тщеславие оказало влияние на мою дальнейшую судьбу. Любопытство было ее манией. Вначале я смущалась, замечая, как люди смеялись за ее спиной, как они быстро выходили из комнаты, в которую входила она.

Она ежегодно приезжала на Лазурный берег, играла здесь в бридж и выдавала за своих близких знакомых всех мало-мальски известных приезжих, хотя ее знакомство с ними чаще всего ограничивалось тем, что она видела их на другом конце зала в почтовом отделении Монте-Карло. У нее была такая внезапная и напористая манера нападать на людей, что ей часто удавалось завести знакомство с теми, кто этого совсем не желал. Иногда она посылала меня одолжить бумагу или книжку у намеченных жертв. С того дня прошло уж много лет, но я помню, что сразу же разгадала ее маневр. Она быстро закончила свой завтрак, чтобы подкараулить нового приезжего у входа.

– Быстрее поднимитесь наверх, – сказала она мне, – и принесите письмо моего племянника, то самое, в котором он описывает свой медовый месяц. Там еще в конверт вложены фотографии.

План был уже составлен ею: племянник должен послужить ей поводом для завязывания нового знакомства. Такт и скромность не были ей добродетелями, а сплетни составляли основу жизни. Материал для них должен был поставлять каждый приезжий.

Я нашла в номере письмо, которое она требовала, но прежде чем спуститься в ресторан, на минутку задержалась. Мне хотелось предупредить его, чтобы он избегал встречи с нею. Если бы только у меня хватило храбрости спуститься по служебной лестнице и подойти к нему с другого конца ресторана! Но условности для меня были слишком непреложны, да и как я смогу заговорить с ним? Ничего не оставалось, как вернуться на свое место рядом с миссис ван Хоппер, широко улыбающейся в предвкушении, как она, точно большой жирный паук, будет плести паутину вокруг нового приезжего.

Но когда я вернулась, оказалось, что он уже покинул свое место за столиком, а она, боясь упустить его, рискнула, не дожидаясь письма, представиться ему. Они сидели рядом на диване. Я подошла и молча передала ей письмо. Он тотчас встал, а она, упоенная своим успехом представила меня, назвав мое имя и указав на меня едва заметила жестом.

– Мистер де Винтер будет пить с нами кофе. Найдите официанта и скажите ему, чтобы он принес еще чашечку.

Это было сказано таким тоном, который давал понять, что я – существо слишком молодое и незначительное, чтобы вовлекать меня в разговор. Именно таким тоном она обычно и представляла меня. После того как однажды меня приняли за ее дочь, она старалась показывать знакомым дамам, что они могут меня полностью игнорировать, а мужчинам – что они могут снова разваливаться в кресле и не утруждать себя предупредительностью ко мне. Поэтому для меня было неожиданным, что этот джентльмен не сел на диван и сам позвал официанта.

– Мы будем пить кофе втроем, – сказал он.

И, прежде чем я поняла его маневр, он сел на жесткий стул, который обычно предназначался мне, а мне предоставил место на диване рядом с миссис ван Хоппер, которая была несколько раздосадована, но через секунду уже снова улыбалась и, навалившись грудью на стол, наклонилась к собеседнику. Размахивая письмом в руке, она заговорила быстро и громко:

– Вы знаете, я узнала вас, как только вы вошли в ресторан. Подумать только, сказала я, ведь это же мистер де Винтер, друг нашего Билли! Я должна показать ему фотографии Билли и его молодой жены. Они снимались в свой медовый месяц. Посмотрите, это – Дора. Не правда ли, она очаровательная! Какие у нее дивные огромные глаза! Вот они на пляже в Палм-Бич. Билли с ума сходит по ней. Когда мы устраивали прием у Клариджа, он еще не был с нею знаком… Как раз на этом приеме я впервые увидела вас. Но вы, я думаю, уже не помните такую старуху, как я… – она кокетливо улыбнулась, обнажив все зубы.

– Напротив, я отлично помню вас. – Прежде чем она углубилась в воспоминания об их последней встрече, он протянул ей портсигар, и необходимость зажечь сигарету заставила ее на минуту замолчать.

Меня никогда не тянуло в Палм-Бич, но и его пребывание во Флориде показалось бы мне нелепым. Пожалуй, он был бы на месте где-нибудь в старинном городе, например, пятнадцатого века, с узкими и тесными улицами. Его задумчивое привлекательное лицо показалось мне необычным и напомнило знаменитый «Портрет неизвестного», виденный мною в какой-то картинной галерее. Если бы он сменил современный английский костюм из твида на бархатный камзол с кружевами на вороте и на манжетах, то казался бы сошедшим со старинной гравюры.

Кто же написал «Портрет неизвестного»? Но мне не удалось вспомнить автора. Они между тем продолжали беседу, за которой я не следила, будучи погруженной в свои фантазии.

– Я полагаю, что будь у Билли такое поместье, как ваше Мандерли, – она добродушно усмехнулась, – он не поехал бы в Палм-Бич. Говорят, ваше поместье – это волшебная страна. Другого сравнения не подобрать.

Она рассчитывала, что ее лесть будет вознаграждена улыбкой, но он продолжал молча курить, и морщинка меж его бровями несколько углубилась.

– Я видела фотографии Мандерли, и – продолжала она, – на них все выглядит действительно очаровательным. Билли рассказывал, что это самое прекрасное из больших поместий в Англии. Удивляюсь, как вы смогли покинуть его!

Его молчание выглядело теперь печальным и заставило бы замолчать каждого, кроме миссис ван Хоппер. Любой бы понял, что перешел границу, дозволенную приличием.

– Вы, англичане, не любите расхваливать свои поместья, – продолжала она, все более повышая голос, – чтобы не казаться гордыми. Но я знаю, что в вашем замке есть большой музыкальный зал и галерея старинных ценных портретов, не правда ли? – она повернулась ко мне и как бы пояснила: – Мистер де Винтер так скромен, что не хочет сознаться в этом. Насколько мне известно, замок принадлежал его семье еще во времена нормандского нашествия. Полагаю, что ваш замок нередко посещали члены королевской семьи…

Это было уже слишком, даже я не ожидала такого. Он ответил спокойно, с легким оттенком насмешки:

– Никто не посещал после Этельреда Второго , прозванного Нерешительным. Именно в Мандерли он получил это прозвище, так как неизменно опаздывал к обеду.

Она заслужила насмешку, но даже не почувствовала ее.

– Это действительно так? Я об этом ничего не знала. Мои познания в английской истории очень смутны. Я напишу об этом своей дочери – она очень эрудированная и серьезная.

Наступила пауза.

Я почувствовала, что лицо мое залилось краской. Я бала слишком молода; будь я немного постарше, я сумела бы улыбнуться ему и показать, что так же, как он, осуждаю ее невозможное поведение. И это создало бы между нами какое-то взаимное понимание. Кажется, он почувствовал, что я смущена, и спросил мягким ласковым голосом, не хочу ли я еще чашечку кофе. Я поблагодарила и отказалась. Он разглядывал меня, видимо, стараясь уяснить мои отношения с миссис ван Хоппер.

– Что вы думаете о Монте -Карло? – обратился он ко мне, включая в общую беседу. – Или вовсе о нем не думаете?

Ощущая себя плохо причесанной, с красными, как у школьницы локтями, я смущенно пробормотала что-то о бессмысленности и вычурности здешней природы.

– Мадемуазель избалована, мистер де Винтер, – заметила миссис ван Хоппер. – Многие девушки продали бы душу, лишь бы увидеть Монте-Карло.

– Может быть, переменим тему? – предложил он.

– Я верна Монте-Карло, – продолжала она, выпустив облако сигаретного дыма. – Английская зима разрушает мое здоровье, и мне нужен Лазурный берег, чтобы восстановить его. А что привело сюда вас? Будете играть в «железку и"ли захватили клюшки для гольфа?

– Я еще не решил… Сорвался из дому почти внезапно.

Видимо, в нем снова проснулись горестные воспоминания. Он нахмурился, но она с упоением продолжала болтовню.

– Я понимаю, что вам не хватает английских туманов, да и весна в вашем поместье, вероятно, очаровательная.

В его глазах промелькнуло что-то касающееся его одного, и он коротко ответил:

– Да, Мандерли выглядит весной превосходно.

Наступила пауза. Я снова увидела неосмысленное сходство с «Портретом неизвестного» …Голос миссис ван Хоппер ворвался в мои мысли, как электрический звонок:

– Я думаю, что вы встретите здесь массу знакомых; хотя, должна сказать, что в этот сезон здесь исключительно неинтересно. Прибыл на своей яхте герцог Миддлсекский, но я еще не навестила его. (Насколько мне было известно, ее бы никогда не приняли на этой яхте). Вы, конечно, знакомы с Шелли Миддлсекс? Она очаровательна. Говорят, что ее второй ребенок вовсе не от мужа, но я этому не верю. Люди вечно сплетничают о красивых женщинах. Скажите, а правда ли, что женитьба Кэкстон-Хейлопа неудачна?

Она выкладывала весь наличный запас сплетен, не замечая, что называемые имена ему совершенно незнакомы и неинтересны и что он становится все холоднее и холоднее. Однако он не прерывал ее и не смотрел на часы, как будто решил терпеть до конца. Но из отеля пришел лакей и сказал, что миссис ван Хоппер ждет в ее номере портниха. Мистер де Винтер встал.

– Не позволяйте мне задерживать вас. Ведь мода сейчас так быстро меняется, что она может стать другой, пока вы поднимаетесь по лестнице.

Она восприняла это только как милую шутку.

– Было так приятно встретиться с вами, мистер де Винтер. Теперь, когда я храбро разбила лед между нами, надеюсь, мы часто будем встречаться. Завтра вечером у меня будет кое-кто в гостях. Почему бы и вам не зайти?

Я отвернулась и не видела его лицо, пока он придумывал отговорку.

– Очень сожалею, но завтра, вероятно, я уеду в Соспель и не знаю, когда вернусь.

Она не возражала, но и не входила в лифт, будто чего-то дожидаясь.

– Надеюсь, вам дали хорошую комнату, ведь сейчас много свободных. Вы можете потребовать и другую. Ваш лакей еще не распаковал ваши вещи?

– У меня нет лакея… Не желаете ли вы его заменить?

На этот раз она поняла насмешку и слегка смутилась. Затем она повернулась ко мне:

– Может быть, вы пожелаете помочь мистеру де Винтеру? Вы ведь ловкая девушка.

– Прекрасное предложение, – сказал он, – но в моей семье есть традиция: «Кто хочет ехать быстро, должен ехать один. «Вы, возможно, об этом не слышали. – Не дожидаясь ответа, он повернулся и ушел.

– Как странно, – сказала миссис ван Хоппер, когда мы вошли в лифт. – Как вы полагаете, его неожиданный уход был своеобразной шуткой? Мужчины иногда так странно себя ведут. Я помню одного весьма известного писателя, у него была привычка удирать черным ходом, как только он замолчал, что я поднимаюсь по парадной лестнице. Думаю, он был неравнодушен ко мне и не мог за себя поручиться. Ну, я тогда была намного моложе.

Лифт остановился, бой открыл нам дверь, и мы пошли по коридору к номеру.

– Кстати, дорогая, – сказала миссис ван Хоппер, – не хочу испортить вам настроение, но сегодня вы слишком старались выставить себя напоказ. Вы даже пытались монополизировать беседу, чем очень смутили меня. Да и его, думаю, тоже. Мужчины не любят подобное поведение.

Я промолчала.

– О, пожалуйста, не обижайтесь. В конце концов, я отвечаю за ваше поведение. А кроме того, совет женщины, которая по возрасту годится вам в матери, всегда полезен… Я иду, Блэз, иду!.. – и что-то напевая, она удалилась в спальню, где ее ждала портниха.

Я подошла к окну, наслаждаясь видом моря под ярким солнцем и запахом свежего морского ветра.

Через полчаса мы будем сидеть в этой же комнате с плотно закрытыми окнами и до отказа включенными калориферами отопления. А потом я буду отмывать пепельницы, вдыхать запах окурков, вымазанных губной помадой и убирать блюдца с растаявшим шоколадным кремом.

Научиться играть в бридж не так-то легко, если до этого я знала только детские карточные игры. К тому же ее приятельницы не хотели видеть меня партнером по бриджу. Моя молодость мешала им свободно смаковать сплетни и скандалы. Без меня они чувствовали себя свободнее.

Что же касается ее знакомых мужчин, то они, намекая на мое недавнее окончание средней школы, задавали мне глупые вопросы из школьной программы, как будто со мной больше не о чем было разговаривать.

Я вздохнула и отвернулась от окна. Мне вспомнился прелестный уголок, куда я случайно забрела два дня назад. Высоко на скале, прилепившись к горному склону, стоял узкий старинный дом со щелевидными окнами. Я достала альбом для рисования. Мне захотелось набросать по памяти этот этюд, но машинально я нарисовала мужской профиль: мрачный взгляд, характерный нос и презрительно вздернутая верхняя губа. Затем я пририсовала остроконечную бородку и кружевной воротник, подражая старым мастерам.

Кто-то постучал. В номер вошел посыльный с письмом.

– Мадам в спальне, – сказала я ему. Но он отрицательно покачал головой: письмо было адресовано мне, а ней ей.

Я вскрыла конверт. На листке незнакомым почерком написано несколько слов: «Простите меня. Я был сегодня очень груб». И все. Ни подписи, ни обращения. Но на конверте – мое имя, как ни странно, совершенно правильно написанное.

– Будет ли ответ? – спросил посыльный.

– Нет, не будет.

Я положила конверт в карман и вернулась к своему рисунку. Почему-то он мне разонравился: лицо безжизненное, а бородка и воротник выглядели бутафорией.