Глава двадцать первая. ПЕРВЫЕ ШАГИ КОНТРОЛЬНОГО СОВЕТА ПО УПРАВЛЕНИЮ ГЕРМАНИЕЙ. ПОТСДАМСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ

В двадцатых числах мая 1945 года поздно вечером мне позвонил А. Н. Поскребышев и передал, чтобы я приехал в Кремль.

В кабинете Верховного, кроме него, находились В. М. Молотов и К. Е. Ворошилов.

После взаимных приветствий И. В. Сталин сказал:

В то время как мы всех солдат и офицеров немецкой армии разоружили и направили в лагеря для военнопленных, англичане сохраняют немецкие войска в полной боевой готовности и устанавливают с ними сотрудничество. До сих пор штабы немецких войск во главе с их бывшими командующими пользуются полной свободой и по указанию Монтгомери собирают и приводят в порядок оружие и боевую технику немецких войск.

Я думаю,— продолжал Верховный,— англичане стремятся сохранить немецкие войска, чтобы их можно было использовать позже. А это — прямое нарушение договоренности между главами правительств о немедленном роспуске немецких войск.

Обращаясь к В. М. Молотову, И. В. Сталин сказал:

Надо ускорить отправку нашей делегации в Контрольную комиссию, которая должна решительно потребовать от союзников ареста всех членов правительства Дёница, немецких генералов и офицеров.

Советская делегация завтра выезжает во Фленсбург,— ответил В. М. Молотов.

Теперь, после смерти президента Рузвельта, Черчилль быстро столкуется с Трумэном,— заметил И. В. Сталин.

Американские войска до сих пор находятся в Тюрингии и, как видно, пока не собираются уходить в свою зону оккупации,— сказал я.—По имеющимся у нас сведениям, американцы охотятся за новейшими патентами и разыскивают крупных немецких ученых, переманивая их в Америку. По этому поводу я уже писал Эйзенхауэру и просил его ускорить отвод американских войск из Тюрингии. Он ответил мне, что собирается в ближайшие дни приехать в Берлин, чтобы установить личный контакт со мной.

Думаю, что следует потребовать от Эйзенхауэра немедленного выполнения договоренности о расположении войск в предназначенных зонах оккупации. В противном случае нам следует воздержаться от допуска персонала союзников в зоны большого Берлина.

Правильно,— одобрил И. В. Сталин.— Теперь послушайте, зачем я вас вызвал. Военные миссии союзников сообщили, что в начале июня в Берлин прибудут Эйзенхауэр, Монтгомери и Делатр де Тассиньи для подписания декларации о взятии Советским Союзом, США, Англией и Францией верховной власти по управлению Германией на период ее оккупации. Вот текст, прочтите,— сказал И. В. Сталин, передавая мне сложенный лист бумаги.

Там было сказано:

«Правительства Советского Союза, США, Англии и Франции берут на себя верховную власть в Германии, включая всю власть, которой располагает германское правительство, верховное командование и любое областное, муниципальное или местное правительство или власть».

Декларация предусматривала:

полное разоружение всех германских вооруженных сил, включая сухопутные, воздушные, противовоздушные и военно- морские силы, СС, СА, гестапо и все другие силы или вспомогательные организации, имевшие оружие, с передачей оружия союзникам;

арест всех главных фашистских лидеров и лиц, подозреваемых в военных преступлениях;

принятие союзниками таких мер по разоружению и демилитаризации Германии, какие они сочтут необходимыми для будущего мира и безопасности.

Я вернул Верховному документ.

В этой связи,— продолжал И. В. Сталин,— возникает вопрос об учреждении Контрольного совета по управлению Германией, куда войдут представители всех четырех стран. Мы решили поручить вам должность Главноначальствующего по управлению Германией от Советского Союза. Помимо штаба Главкома, нужно создать советскую военную администрацию. Вам нужно иметь заместителя по военной администрации. Кого вы хотите иметь своим заместителем?

Я назвал генерала В. Д. Соколовского. И. В. Сталин согласился.

Затем он ознакомил меня с основными вопросами организации Контрольного совета по Германии:

В Контрольный совет, кроме вас, назначаются от США генерал армии Эйзенхауэр, от Англии — фельдмаршал Монтгомери, от Франции — генерал Делатр де Тассиньи. У каждого из вас будет политический советник. У вас будет Вышинский, первый заместитель наркома иностранных дел, у Эйзенхауэра— Роберт Мэрфи, у Монтгомери — Стронг. Кто будет от Франции, пока неизвестно.

Все постановления Контрольного совета действительны при единогласном решении вопроса. Вероятно, в ряде вопросов вам придется действовать одному против трех.

Затянувшись трубкой и улыбнувшись, он добавил:

Ну, да нам не привыкать драться одним... Главнейшей целью Контрольного совета,— продолжал И. В. Сталин,— должно явиться быстрое налаживание мирной жизни германского народа, полное уничтожение фашизма и организация работы местных властей, которых следует отбирать из трудящихся, из тех, кто ненавидит фашизм.

Нашу страну фашисты разорили и разграбили, поэтому вам и вашим помощникам нужно серьезно поработать над тем, чтобы быстрее осуществить договор с союзниками о демонтаже некоторых военно-промышленных предприятий в счет репараций.

Получив эти указания, я вскоре отправился в Берлин. На следующий же день по прибытии ко мне явился с визитом генерал армии Д. Эйзенхауэр со своей многочисленной свитой, среди которой был командующий стратегической авиацией США генерал Спаатс.

Генерала Д. Эйзенхауэра мы принимали в штабе фронта в Венденшлоссе. Вместе со мной был А. Я. Вышинский.

Встретились мы по-солдатски, можно сказать, дружески. Д. Эйзенхауэр, взяв меня за руки, долго разглядывал, а затем сказал:

Так вот вы какой!

Пожав ему крепко руку, я поблагодарил в его лице войска союзников и с удовлетворением отметил плодотворное содружество, которое установилось между нашими армиями и народами в годы войны с гитлеровской Германией.

Вначале беседа шла вокруг минувших событий. Д. Эйзенхауэр рассказал о больших трудностях при проведении десантной операции через Ла-Манш в Нормандию, сложностях по устройству коммуникаций, в управлении войсками и особенно при неожиданном контрнаступлении немецких войск в Арденнах.

Переходя к делу, он сказал:

Нам придется договориться по целому ряду вопросов, связанных с организацией Контрольного совета и обеспечением наземных коммуникаций через советскую зону в Берлин для персонала США, Англии и Франции.

Видимо, нужно будет договориться не только о наземных коммуникациях,— ответил я Д. Эйзенхауэру,— придется решить вопросы о порядке полетов в Берлин американской и английской авиации через советскую зону.

На это генерал Спаатс, откинувшись на спинку стула, небрежно бросил:

Американская авиация всюду летала и летает без всяких ограничений.

Через советскую зону ваша авиация летать без ограничений не будет,— ответил я Спаатсу.— Будете летать только в установленных воздушны* коридорах.

Тут быстро вмешался Д. Эйзенхауэр и сказал бесцеремонному Спаатсу:

Я не поручал вам так ставить вопрос о полетах авиации.

А затем, обратившись ко мне, заметил:

Сейчас я приехал к вам, господин маршал, только с тем, чтобы лично познакомиться, а деловые вопросы решим тогда, когда организуем Контрольный совет.

Думаю, что мы с вами, как старые солдаты, найдем общий язык и будем дружно работать,— ответил я.— Я хотел бы сейчас просить вас только об одном: быстрее выведите американские войска из Тюрингии, которая, согласно договоренности на Крымской конференции между главами правительств союзников, должна оккупироваться только советскими войсками.

Я согласен с вами и буду на этом настаивать,— ответил Д. Эйзенхауэр.

Я не хотел расспрашивать его, перед кем он будет настаивать. Для меня было ясно, что этот вопрос упирается в большую политику, вернее — в Черчилля и Трумэна.

Здесь же, в моем кабинете, был устроен для Д. Эйзенхауэра и его спутников завтрак, после чего они вылетели в свою Ставку во Франкфурт-на-Майне.

Внешне Д. Эйзенхауэр произвел на меня хорошее впечатление.

5 июня в Берлин прибыли Д. Эйзенхауэр, Б. Монтгомери, Ж. Делатр де Тассиньи для подписания Декларации о поражении Германии и принятии верховной власти в Германии правительствами СССР, США, Англии и Франции.

Перед заседанием Д. Эйзенхауэр приехал ко мне в штаб, чтобы вручить высший военный орден США — «Легион почета» степени Главнокомандующего.

Получив орден, я тотчас же позвонил Верховному и доложил ему об этом.

И. В. Сталин сказал:

Нам, в свою очередь, нужно наградить Эйзенхауэра и Монтгомери орденами Победы, а Делатра де Тассиньи орденом Суворова I степени.

Могу ли я объявить им об этом?

Да, конечно.

При подписании Декларации я впервые лично познакомился с фельдмаршалом Монтгомери.

За время войны я внимательно следил за действиями английских войск под его командованием. В 1940 году экспедиционный корпус англичан постигла катастрофическая неудача в районе Дюнкерка. Затем английские войска, находившиеся под командованием Монтгомери, разгромили немецкий корпус генерала Роммеля в районе Эль-Аламейна. При осуществлении десантной операции через Ла-Манш в Нормандию Монтгомери умело руководил войсками союзников и наступлением их до пределов Сены.

Монтгомери был выше среднего роста, очень подвижен, по- солдатски подтянут и производил впечатление живого и думающего человека. Он заговорил со мной об операции в районе Эль-Аламейна и в районе Сталинграда. В его представлении обе эти операции были равноценны.

Ни в какой мере не желая преуменьшать заслуги английских войск, я все же был вынужден разъяснить ему, что операция в районе Эль-Аламейна была операцией армейского масштаба. В Сталинграде же действовала группа фронтов, осуществлявшая операцию крупного стратегического значения, вследствие которой крупнейшая группировка немецких войск и войск их союзников была разгромлена в районе Волги и Дона, а затем и Северного Кавказа. Эта операция, как известно, положила начало коренному перелому в войне и изгнанию немецких войск из нашей страны.

После подписания декларации Монтгомери, обратившись ко мне, сказал:

Господин маршал, мы решили в ближайшие дни занять в Берлине свою зону, и, видимо, наши друзья американцы и французы также пожелают одновременно с нами занять свои зоны. В связи с этим я хотел бы сейчас договориться с вами об установлении коммуникаций, по которым пойдет наш персонал в Берлин.

Прежде чем решать вопросы о коммуникациях, по которым английские и американские войска пойдут в Берлин, нужно все войска союзников расположить в тех районах Германии, которые предусмотрены решениями Крымской конференции. Только после этого мы будем рассматривать практические вопросы, связанные с проходом союзных войск в Берлин и расположением персонала союзников в самом Берлине. До тех пор, пока американские войска не уйдут из Тюрингии и английские из района Виттенберга, я не могу согласиться на пропуск в Берлин военного персонала союзников.

Б. Монтгомери начал было возражать, но тут быстро вмешался Д. Эйзенхауэр, который сказал:

Монти, не спорь. Маршал Жуков прав. Тебе надо скорее убираться из Виттенберга, а нам из Тюрингии.

Ну, хорошо,— сдался Монтгомери,— не будем сейчас спорить. Давайте лучше на память о первой нашей встрече сфотографируемся. На этот случай я привез с собой отличного фотографа...

После того как фотограф, наконец, «расстрелял» свой запас пленки, я объявил всем трем командующим войсками союзников о решении Советского правительства наградить их высшими советскими военными орденами. На мой вопрос, где и когда могу вручить им ордена, Эйзенхауэр и Монтгомери ответили, что просят прибыть к ним во Франкфурт-на-Майне 10 июня.

Проводив своих будущих коллег по Контрольному совету, я позвонил И. В. Сталину и рассказал о претензии Монтгомери и позиции, занятой Эйзенхауэром.

И. В. Сталин, рассмеявшись, сказал:

Надо как-нибудь пригласить Эйзенхауэра в Москву. Я хочу познакомиться с ним.

июня, как было условлено, мы вылетели в штаб Д. Эйзенхауэра во Франкфурт-на-Майне, где были встречены большим почетным караулом американских войск, который произвел на меня хорошее впечатление своей внешней выправкой.

Состоялась церемония награждения Эйзенхауэра и Монтгомери, после чего тут же была награждена советскими орденами большая группа американских и английских генералов и офицеров. После вручения орденов был проведен воздушный парад американской и английской авиации, в котором участвовало несколько сот самолетов. Затем все мы были приглашены па завтрак.

Уезжали мы из Франкфурта с надеждой на установление дружественных взаимоотношений и согласованных действий в работе по четырехстороннему управлению Германией.

Штаб Эйзенхауэра находился в громаднейших помещениях химического концерна «И. Г. Фарбениндустри», который уцелел во время ожесточенных бомбардировок Франкфурта, хотя сам город авиацией союзников был превращен в развалины.

Следует отметить, что и в других районах Германии объекты химического концерна «И. Г. Фарбениндустри» остались также нетронутыми, хотя цели для бомбардировок были отличные. Ясно, что па этот счет командованию союзников из Вашингтона и Лондона были даны особые указания.

Надо сказать, что и многие другие военные заводы в районе Западной Германии сохранились. Как потом выяснилось, финансовые нити от этих крупнейших военных заводов тянулись к монополиям Америки и Англии.

Вскоре американцы и англичане отвели свои войска из районов, которые они заняли в нарушение договоренности. Вслед за этим в Берлин прибыли оккупационные части войск США, Англии и Франции и персонал административных органов Контрольного совета.

Во второй половине июня ко мне с визитом прибыл фельдмаршал Монтгомери. После взаимных приветствий он сообщил о награждении английским правительством меня, маршала К. К. Рокоссовского, генералов В. Д. Соколовского и М. С. Малинина военными орденами Великобритании.

Б. Монтгомери просил назначить день, когда он сможет вручить нам ордена, и место для церемонии. Я попросил его самого назначить день и место.

Фельдмаршал Б. Монтгомери с большим тактом сказал:

Советские войска произвели свой завершающий удар в районе Бранденбургских ворот, где они водрузили над рейхстагом Красное знамя. Я полагаю, что именно в этом месте и следует вручить вам ордена Великобритании, которыми отмечаются заслуги руководимых вами советских войск.

В назначенный день и час Константин Константинович Рокоссовский, Василий Данилович Соколовский, Михаил Сергеевич Малинин и я прибыли к Бранденбургским воротам, где были торжественно встречены почетным караулом английских гвардейских войск и большой группой генералов и офицеров.

Награждение состоялось около рейхстага. Я был награжден орденом «Баня» I степени, К. К. Рокоссовский — орденом «Баня» II степени, В. Д. Соколовский и М. С. Малинин — орденами «За заслуги».

После награждения нам было предложено обойти почетный караул, что мы и выполнили с большим удовольствием.

Вечером фельдмаршал Монтгомери в своей резиденции устроил прием, на котором присутствовали многие наши генералы и офицеры.

Церемоний награждения я коснулся потому, что в некоторых газетах в свое время была дана не совсем точная информация об этих событиях.

Первое время Контрольный совет и все его органы работали без особых трений. Заседания Совета проходили по мере необходимости, но не чаще одного раза в неделю. Между заседаниями вопросы обычно предварительно обсуждались в комитете координации и директоратах.

Одна любопытная деталь. В процессе работы Контрольного совета питание участников заседаний осуществлялось по очереди. Один месяц кормили американцы, потом англичане, французы, а затем советское командование. Когда наступала очередь нашей стороны, количество участников заседаний увеличивалось вдвое. Это объяснялось русским гостеприимством, хорошо зарекомендовавшей себя русской кухней и, разумеется, знаменитой русской икрой и водкой...

С первых шагов нашей работы чувствовалось, что во всех комитетах Контрольного совета идет тщательное изучение советских представителей, политики и тактики советской стороны, наших сильных и слабых позиций. Мы тоже присматривались к своим западным партнерам и их действиям.

Надо сказать, что американский и английский персонал был заранее всесторонне подготовлен для работы в Контрольном совете. У них была хорошо отработана вся справочная документация по Германии, ее хозяйственному и военному потенциалу, они были заранее проинструктированы по вопросам экономической политики в отношении будущего Германии.

Обстановка, в которой начал свою работу Контрольный совет, была такова.

Народы стран — союзников СССР и их армии были полны благодарности Советским Вооруженным Силам за разгром Германии и уничтожение той опасности, которую представлял гитлеризм для всех народов мира. Велики были эти чувства признательности и благодарности и в американской армии. К фашистам отношение было сугубо враждебным. В этих условиях правящие круги США считали преждевременным и опасным раскрывать подлинные планы и намерения, предпочитали продолжать сотрудничество с Советским Союзом.

К тому же, как и правящие круги Англии, они были заинтересованы в участии СССР в войне против Японии и с нетерпением ожидали вступления СССР в эту войну. Естественно, они не хотели предпринимать чего-либо такого, что могло бы ухудшить отношения с СССР.

Вот почему работа Контрольного совета первое время протекала сравнительно гладко.

Однако следует отметить, что поведение представителей США, Англии и Франции не было искренним. Решения Крымской конференции и Контрольного совета проводились в их зонах оккупации односторонне, чисто формально, а в ряде случаев и просто саботировались. Это относится и к решению о демилитаризации Германии. Ни в экономической, ни в политической, ни непосредственно в военной области это решение полностью осуществлено не было.

В начале работы Контрольного совета мы договорились с Д. Эйзенхауэром послать группу советских офицеров разведотдела штаба фронта в американскую зону для допроса главных военных преступников, которых в американской зоне набралось больше, чем в какой-либо другой.

Там были Геринг, Риббентроп, Кальтенбруннер, генерал- фельдмаршал Кейтель, генерал-полковник Йодль и другие не менее важные персоны третьего рейха. Однако американцы, имея соответствующие указания, не дали нашим офицерам допросить всех военных преступников. Удалось допросить лишь некоторых. В своих показаниях они петляли, как зайцы, стараясь во всех преступлениях перед человечеством обвинить одного Гитлера, и всячески уклонялись от признания своей личной вины. \

Материалы допросов подтверждали наличие закулисных переговоров гитлеровцев с разведывательными органами США и Англии о возможности сепаратного мира с этими странами.

В процессе дальнейшей работы в Контрольном совете нам труднее стало договариваться с американцами и англичанами, которые всячески сопротивлялись нашим предложениям об осуществлении всеми подписанной Декларации о поражении Германии и пунктов, согласованных на конференциях глав правительств.

Вскоре мы получили достоверные сведения о том, что еще в ходе заключительной военной кампании Черчилль направил фельдмаршалу Монтгомери секретную телеграмму с предписанием: «Тщательно собирать германское оружие и боевую технику и складывать ее, чтобы легко можно было бы снова раздать это вооружение германским частям, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советское наступление продолжалось».

На очередном Контрольном совете нам пришлось сделать резкое заявление по этому поводу, подчеркнув, что история знает мало примеров подобного вероломства и измены союзническим обязательствам и долгу.

Советский Союз, указали мы, строго выполняет свои союзнические обязательства. Мы считаем, что английское командование и его правительство заслуживают серьезного осуждения.

Монтгомери пытался отвести советское обвинение. Его коллега американский генерал Клей молчал. Очевидно, он знал об этой директиве премьер-министра Англии.

Впоследствии Черчилль, выступая перед избирателями округа Вуддфорд, открыто заявил, что, когда немцы сдавались сотнями тысяч в плен, он действительно направил подобный секретный приказ фельдмаршалу Монтгомери. Некоторое время спустя и сам Монтгомери подтвердил получение этой телеграммы от Черчилля.

За годы войны, как известно, гитлеровцы угнали многие миллионы советских людей в Германию на принудительные работы и в концлагеря. Всех освобожденных в восточной части Германии мы старались как можно скорее вернуть на Родину, по которой люди за тяжкие годы, находясь в неволе, так истосковались. Но значительная часть советских граждан и бывших в германском плену наших солдат и офицеров находилась в зонах наших союзников.

Естественно, мы стали настойчиво добиваться передачи их в нашу зону для отправления в Советский Союз. По этому вопросу я прежде всего обратился к Д. Эйзенхауэру, который, как мне казалось, с пониманием отнесся к нашей просьбе, и нам удалось значительную часть наших людей вывезти из американской, а затем и английской зон.

Но потом мы получили достоверные данные, что среди советских граждан, солдат и офицеров, находящихся в лагерях военнопленных, американцами и англичанами ведется усиленная агитация за невозвращение на Родину. Их убеждали остаться на Западе, суля хорошо оплачиваемую работу и всякие блага. При этом была пущена в ход ложь, клевета на Советский Союз и всевозможные запугивания, особенно тех, кто находился в войсках изменника Власова.

Под влиянием антисоветской агитации некоторая часть этих людей, совершивших преступления перед Родиной, действительно отказалась вернуться, связав свою судьбу с американской и английской разведками. Были и такие, которые, уже польстившись на обещанную «легкую жизнь», колебались в своем решении не возвращаться в Советский Союз.

При встречах с Эйзенхауэром и его заместителем генералом Клеем мы резко протестовали против этой антисоветской пропаганды. Эйзенхауэр и Клей вначале пытались прикрыть эту гнусную работу «гуманными целями», но затем разрешили нашим офицерам встретиться для разговора с задержанными советскими людьми в американских лагерях.

После откровенной беседы и разъяснения советскими офицерами вопросов, волновавших этих людей, многие, поняв свое заблуждение и фальшь пропаганды американских разведчиков, объявили о решении вернуться в Советский Союз и при были в советскую зону для отправки на Родину. Не вернулись те, кто, совершив ряд серьезных преступлений перед Родиной, стал действительным ее врагом. Откровенно говоря, мы и не жалели о них.

Впоследствии, однако, некоторая часть даже этих людей, столкнувшись на чужбине с тяжкой действительностью, раскаялась в своих заблуждениях и просила разрешения вернуться на Родину.

Еще в конце мая 1945 года И. В. Сталин предупредил меня о том, что пролетом через Берлин ко мне прибудет Гарри Гопкинс, особо доверенное лицо президента США, который хочет со мной познакомиться и побеседовать.

Г. Гопкинса я не знал, но, по словам И. В. Сталина, это была выдающаяся личность. Он много сделал для укрепления деловых связей США с Советским Союзом.

С аэродрома он приехал ко мне с супругой, очень красивой женщиной. Ей едва ли можно было дать лет тридцать. Сам Г. Гопкинс — среднего роста, был очень худ, имел крайне переутомленный и болезненный вид.

Участвовал в беседе А. Я. Вышинский.

Мы предложили чете Гопкинс кофе. За завтраком Гопкинс сказал, что был в Москве у И. В. Сталина, где обсуждал вопросы предстоящей Конференции глав правительств.

Черчилль настаивает собраться в Берлине 15 июня,— сказал Г. Гопкинс,— но мы не будем готовы к этому сроку, чтобы участвовать в таком ответственном совещании. Наш президент предложил назначить конференцию на 15 июля. Мы очень рады, что господин Сталин согласился с нашим предложением. Предстоят весьма сложные разговоры о будущем Германии и других стран Европы, а уже сейчас накопилось много горючего материала.

Если наши страны в сложных условиях войны находили общий язык для организации разгрома фашистской Германии,— ответил ему А. Я. Вышинский,— надо полагать, что теперь главы правительств смогут договориться о мерах по окончательной ликвидации фашизма и устройству жизни Германии на демократической основе.

Г. Гопкинс ничего не ответил на это. Выпив глоток кофе, он сказал, глубоко вздохнув:

Жаль, не дожил президент Рузвельт до этих дней, с ним легче дышалось.

Г. Гопкинс пробыл у меня около двух часов. Прощаясь, он сказал, что вылетает сейчас в Лондон, где предстоят переговоры с У. Черчиллем.

Я уважаю Черчилля,— сказал он,— но тяжелый эго человек. С ним мог легко разговаривать лишь Франклин Рузвельт...

Вскоре к нам прибыла группа генералов Комитета госбезопасности и ответственных работников Наркомата иностранных дел для подготовки предстоящей конференции.

Я объяснил им, что в Берлине нет надлежащих условий для проведения Конференции глав правительств. Предложил ознакомиться с районом Потсдама и Бабельсберга.

Потсдам тоже был сильно разрушен, размещать там делегации было трудно. Единственное большое здание, которое уцелело, был дворец германского кронпринца, расположенный в парке Сан-Суси. Здесь было достаточно помещений для заседаний и работы многочисленных экспертов и советников.

Для расквартирования глав делегаций, министров иностранных дел, основных советников и экспертов хорошо подходил пригород Берлина — Бабельсберг, почти не пострадавший во время войны. В Бабельсберге до войны жили крупнейшие правительственные чиновники, генералы и прочие видные фашистские деятели. Пригород состоял из многочисленных двухэтажных вилл, утопавших-в зелени и цветниках.

Москва санкционировала наше предложение о подготовке конференции в районе Потсдама. Дали свое согласие на проведение конференции в районе Потсдама англичане и американцы.

Началась извечная спешка с приведением в надлежащий порядок территорий, зданий, путей движения. Пришлось выделить многочисленные отряды и команды инженерных частей. Работа шла чуть ли не 24 часа в сутки. К 10 июля все было закончено, подходило к концу и оборудование помещений.

Надо отдать должное энергичным усилиям работников тыла фронта, которые в короткий срок проделали колоссальнейшую работу. Особенно много пришлось потрудиться начальнику квартирно-эксплуатационного отдела фронта полковнику Г. Д. Косогляду.

В помещении дворца, где должна проходить конференция, было капитально отремонтировано 36 комнат и конференц-зал с тремя отдельными входами. Американцы выбрали для апартаментов президента и его ближайшего окружения голубой цвет, англичане для У. Черчилля — розовый. Для советской делегации зал был отделан в белый цвет. В парке Сан-Суси соорудили множество клумб, высадили до десяти тысяч различных цветов, многие сотни декоративных деревьев.

13 и 14 июля прибыла группа советников и экспертов делегации Советского Союза.

Среди них — начальник Генерального штаба генерал армии А. И. Антонов, нарком Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов, начальник Главного военно-морского штаба С. Г. Кучеров. Наркомат иностранных дел представляли

А. Я. Вышинский, А. А. Громыко, С. И. Кавтарадзе, И. М. Майский, Ф. Т. Гусев, К. В. Новиков, С. К. Царапкин, С. П. Козырев. Одновременно прибыл и многочисленный дипломатический аппарат.

16 июля специальным поездом должны были прибыть И. В. Сталин, В. М. Молотов и сопровождающие их лица.

Накануне мне позвонил И. В. Сталин и сказал:

Вы не вздумайте для встречи строить всякие там почетные караулы с оркестрами. Приезжайте на вокзал сами и захватите с собой тех, кого вы считаете нужным.

Все мы прибыли на вокзал примерно за полчаса до прихода поезда. Здесь были А. Я. Вышинский, А. И. Антонов, Н. Г. Кузнецов, К. Ф. Телегин, В. Д. Соколовский, М. С. Малинин и другие военные.

Я встретил И. В. Сталина около вагона. Он был в хорошем расположении духа, подошел к группе встречавших и поздоровался коротким поднятием руки. Осмотрев по сторонам привокзальную площадь, медленно сел в машину, а затем, вновь открыв дверцу, пригласил меня сесть рядом. В пути он интересовался, все ли подготовлено к открытию конференции.

И. В. Сталин обошел отведенную ему виллу и спросил, кому она принадлежала раньше. Ему ответили, что это вилла генерала Людендорфа. И. В. Сталин не любил излишеств в обстановке. После обхода помещений он попросил убрать лишнюю мебель. Потом он поинтересовался, где будут находиться я, начальник Генерального штаба А. И. Антонов и другие военные, прибывшие из Москвы.

Здесь же, в Бабельсберге,— ответил я.

После завтрака мною были доложены основные вопросы по группе советских оккупационных войск в Германии и рассказано об очередном заседании Контрольного совета, где по-прежнему наибольшие трудности мы испытывали в согласовании проблем с английской стороной.

В тот же день прибыли правительственные делегации Англии во главе с премьер-министром У. Черчиллем и США во главе с президентом Г. Трумэном. Сразу же состоялись встречи министров иностранных дел, а премьер-министр У. Черчилль и президент Г. Трумэн нанесли визит И. В. Сталину. На другой день утром И. В. Сталин нанес им ответные визиты.

Потсдамская конференция была не только очередной встречей руководителей трех великих держав, но и торжеством политики, увенчавшейся полным разгромом фашистской Германии и безоговорочной капитуляцией.

Советская делегация прибыла в Потсдам с твердым намерением достигнуть взаимно согласованной политики по урегулированию послевоенных проблем в интересах мира и безопасности народов и создания условий, при которых исключалось бы возрождение германского милитаризма и повторение его агрессии.

При рассмотрении этих важнейших задач участники конференции были связаны решениями, ранее принятыми на Крымской конференции трех великих держав. Советской делегации снова удалось опрокинуть расчеты реакционных сил и добиться дальнейшей конкретизации планов демократизации и демилитаризации Германии как важнейшего условия мира. Вместе с тем в Потсдаме гораздо сильнее, чем на предыдущих конференциях, проявилось стремление правительств США и Англии воспользоваться поражением Германии для усиления своих позиций в их борьбе за мировое господство.

Потсдамская конференция открылась во второй половине дня 17 июля. Заседание ее проходило в самой большой комнате дворца, посередине которой стоял круглый, хорошо отполированный стол. Своеобразная деталь: достаточно большого круглого стола мы не нашли в Берлине. Пришлось срочно сделать его в Москве на фабрике «Люкс» и привезти в Потсдам.

На первом официальном заседании присутствовали главы правительств, все министры иностранных дел, их первые заместители, военные и гражданские советники и эксперты. Между последующими заседаниями военные и гражданские эксперты и советники встречались отдельно и вели между собой переговоры по порученным им вопросам.

В процессе работы конференции основная тяжесть легла на плечи министров иностранных дел и дипломатических работников. Они должны были изучать, анализировать и оценивать все документации сторон, разработать свои предложения и защитить их на предварительных переговорах и только после этого составлять документы для глав правительств.

Военные советники обсуждали основные предложения о разделе боевых кораблей военно-морского флота и крупных судов гражданского флота фашистской Германии. По этим вопросам предварительные переговоры с моряками Англии и США вели наши адмиралы во главе с адмиралом флота

Н. Г. Кузнецовым.

Американская и английская стороны всячески затягивали эти переговоры. И. В. Сталину пришлось в разговорах за круглым столом с Г. Трумэном и У. Черчиллем высказать ряд довольно резких замечаний об уровне потерь стран, понесенных в войне, и о праве нашей страны требовать соответствующую компенсацию.

Первое время конференция проходила очень напряженно.

Советской делегации пришлось столкнуться с единым фронтом и заранее согласованной позицией США и Англии.

Основным вопросом на конференции был вопрос о послевоенном устройстве стран Европы, и главным образом переустройстве Германии на демократической основе.

Германский вопрос перед Потсдамской конференцией готовился Европейской консультативной комиссией, Международной репарационной комиссией и детально рассматривался на Крымской конференции.

Дискуссии по германскому вопросу, как известно, велись начиная с Тегеранской конференции. Как и предусматривала ранее провозглашенная союзниками политика безоговорочной капитуляции фашистской Германии, главы правительств были единодушны в вопросах демилитаризации и денацификации Германии, полного разоружения и роспуска вермахта, уничтожения нацистской партии и всех ее филиалов, ареста и предания суду Международного трибунала главных военных преступников, а также строгого наказания всех военных преступников.

На Потсдамской конференции было достигнуто соглашение о политических и экономических принципах координированной политики союзников в отношении Германии в период союзного контроля над ней. После конференции мы получили выписку из решений, в которой, в частности, указывалось:

«Германский милитаризм и нацизм будут искоренены, и союзники в согласии друг с другом, сейчас и в будущем, примут и другие меры, необходимые для того, чтобы Германия никогда больше не угрожала своим соседям или сохранению мира во всем мире».

Текст соглашения, которым руководствовалась советская сторона в Контрольном совете по Германии, гласил :

В соответствии с Соглашением о контрольном механизме в Германии верховная власть в Германии будет осуществляться главнокомандующими вооруженными силами Союза Советских Социалистических Республик, Соединенных Штатов Америки, Соединенного Королевства и Французской Республики, каждым в своей зоне оккупации, по инструкциям своих соответствующих правительств, а также совместно по вопросам, затрагивающим Германию в целом, действующими в качестве членов Контрольного совета.

Поскольку это практически осуществимо, должно быть одинаковое обращение с немецким населением по всей Германии

Целями оккупации Германии, которыми должен руководствоваться Контрольный совет, в частности, являются:

полное разоружение и демилитаризация Германии и ликвидация всей германской промышленности, которая может быть использована для военного производства, или контроль над ней;

уничтожение национал-социалистской партии и ее филиалов и подконтрольных организаций, роспуск всех нацистских учреждений, обеспечение того, чтобы они не возродились ни в какой форме, предотвращение всякой нацистской и милитаристской деятельности или пропаганды;

подготовка к окончательной реконструкции германской политической жизни на демократической основе и к эвентуальному мирному сотрудничеству Германии в международной жизни;

военные преступники и те, кто участвовал в планировании или осуществлении нацистских мероприятий, влекущих за собой или имеющих своим результатом зверства или военные преступления, должны быть арестованы и преданы суду. Нацистские лидеры, влиятельные сторонники нацистов и руководящий состав нацистских учреждений и организаций и любые другие лица, опасные для оккупации и ее целей, должны быть арестованы и интернированы;

все члены нацистской партии, которые были больше чем номинальными участниками ее деятельности, и все другие лица, враждебные союзным целям, должны быть удалены с общественных или полуобщественных должностей и с ответственных постов в важных частных предприятиях. Такие лица должны быть заменены лицами, которые по своим политическим и моральным качествам считаются способными помочь в развитии подлинно демократических учреждений в Германии;

образование в Германии должно так контролироваться, чтобы полностью устранить нацистские и милитаристские доктрины и сделать возможным успешное развитие демократических идей.

В целях уничтожения германского военного потенциала производство вооружения, военного снаряжения и орудий войны, а также производство всех типов самолетов и морских судов должно быть запрещено и предотвращено. Производство металлов, химических продуктов, машиностроение и производство других предметов, необходимых непосредственно для военной экономики, должно быть строго контролируемо и ограничено в соответствии с одобренным уровнем послевоенных мирных потребностей Германии...

В практически кратчайший срок германская экономика должна быть децентрализована с целью уничтожения существующей чрезмерной концентрации экономической силы, представленной особенно в форме картелей, синдикатов, трестов и других монополистических соглашений.

В период оккупации Германия должна рассматриваться как единое экономическое целое. С этой целью должна быть установлена общая политика относительно:

а)производства и распределения продукции горной и обрабатывающей промышленности;

б)сельского хозяйства, лесоводства и рыболовства;

в)зарплаты, цен и рационирования;

г)программы импорта и экспорта для Германии в целом;

д)денежной и банковской системы, централизованных налогов и пошлин;

е)репараций и устранения военно-промышленного потенциала;

ж)транспорта и коммуникаций.

При проведении этой политики по мере надобности должны приниматься во внимание различные местные условия».

Приходится поражаться тому, с какой легкомысленностью эти принципиальные решения, единогласно принятые в Потсдаме великими державами, вскоре были перечеркнуты государственными руководителями США и Англии. В результате в ФРГ вновь возродился милитаризм, который, опираясь на поддержку империалистических кругов США и Англии, снова готовит Западную Германию к агрессивным действиям. Для осуществления реваншистских целей в ФРГ создан многочисленный бундесвер во главе с бывшими гитлеровскими генералами.

Как тут не вспомнить замечательные слова президента США Франклина Рузвельта, сказанные им в 1943 году:

«После перемирия тысяча девятьсот восемнадцатого года мы думали и надеялись, что дух германского милитаризма искоренен. Под влиянием «набожного образа мыслей» мы потратили последующие пятнадцать лет на то, чтобы разоружиться, в то время как немцы подняли такой душераздирающий крик, что другие народы не только разрешили им вооружиться, но даже облегчили им эту задачу. Доброжелательные, но незадачливые попытки прежних лет оказались негодными. Я надеюсь, что мы их не повторим.

Нет,— продолжал Рузвельт,— я должен выразиться сильнее. Как президент и Верховный Главнокомандующий вооруженными силами Соединенных Штатов, я намерен сделать в пределах человеческих возможностей, чтобы избежать повторения этой трагической ошибки».

Однако трагическая ошибка, допущенная после первой мировой войны, о которой говорил Франклин Рузвельт, после второй мировой войны вновь повторяется...

А сами США? Напрасно думают государственные руководители и главные военно-политические деятели США, что преступления в Южном Вьетнаме будут забыты народами.

Но вернемся к Потсдамской конференции. Наиболее агрессивен был У. Черчилль, однако И. В. Сталину в довольно спокойных тонах удавалось быстро убеждать его в неверном подходе к рассматриваемым вопросам. Г. Трумэн, видимо, в силу своего тогда еще ограниченного дипломатического опыта реже вступал в острые политические дискуссии, предоставляя приоритет У. Черчиллю.

Серьезному обсуждению подвергся вопрос, вторично поставленный делегациями США и Англии, о расчленении Германии на три государства: 1) Южногерманское; 2) Северогерманское; 3) Западногерманское. Первый раз он ими выдвигался на Ялтинской конференции, где был отвергнут советской делегацией. В Потсдаме глава Советского правительства вновь отклонил постановку вопроса о расчленении Германии.

И. В. Сталин говорил:

Это предложение мы отвергаем, оно противоестественно: надо не расчленять Германию, а сделать ее демократическим, миролюбивым государством.

По настоянию советской делегации в потсдамские решения союзных держав было включено положение о создании центральных германских административных департаментов. Впрочем, из-за противодействия представителей западных властей такие департаменты созданы не были, да и объединения Германии на миролюбивых и демократических основах, как это предусматривалось в Потсдаме, не было достигнуто.

В отношении восстановления экономики Германии было решено, что главное внимание должно быть уделено развитию мирной промышленности и сельского хозяйства. Конференция определила мероприятия по уничтожению германского военного потенциала.

Большой спор возник в отношении репараций Советскому Союзу и Польше. Г. Трумэн и особенно У. Черчилль не хотели, чтобы в счет репараций демонтировались предприятия тяжелой индустрии западной части Германии. Однако в конце концов они согласились, правда, с всевозможными оговорками, выделить часть оборудования военных заводов из западных зон. К сожалению, это решение было принято только на бумаге, а на деле, как и многие другие постановления Потсдамской конференции, оно не было реализовано союзниками.

Для изыскания новых организационных форм по разрешению германского вопроса конференция приняла решение учредить Совет министров иностранных дел. В этот Совет были включены министры иностранных дел СССР, США, Англии, Франции и Китая. Совету министров иностранных дел поручалось составить проект мирного договора для Италии, Румынии, Болгарии, Венгрии и Финляндии, а также подготовить мирный договор с Германией.

Довольно остро обсуждался вопрос о Польше и ее западных границах. И, несмотря на то, что эти проблемы были в основном уже предрешены на Крымской конференции, У. Черчилль пытался под различными, явно несостоятельными предлогами отвергнуть советское предложение о западных границах по рекам Одеру и Западной Нейсе с включением Свииемюнде и Штеттина. После обстоятельного и аргументированного заявления делегации Польши, возглавлявшейся Б. Берутом, которая была специально вызвана в этой связи в Потсдам, вопрос о западных границах был решен так:

«Впредь до окончательного определения границ в мирном договоре,— говорилось в принятом решении,— передать Польше территории к востоку от линии, проходящей от Балтийского моря, чуть западнее Свинемюнде, и далее по Одеру и Западной Нейсе до границы Чехословакии».

Английская сторона настаивала на том, чтобы народное польское правительство взяло на себя возмещение всех займов, которые Англия субсидировала эмигрантскому польскому правительству Т. Арцишевского, бежавшего в 1939 году из Польши в Лондон. Советская и польская делегации решительно отвергли подобные притязания Великобритании.

Одновременно была достигнута договоренность о прекращении со стороны США и Англии дипломатических отношений с бывшим польским (эмигрантским) правительством, находившимся в Лондоне.

Разобрав и решив ряд других не менее важных вопросов, конференция закончила работу 2 августа.

В ходе конференции глава американской делегации президент США Г. Трумэн, очевидно, с целью политического шантажа однажды пытался произвести на И. В. Сталина психологическую атаку.

Не помню точно какого числа, после заседания глав правительств Г. Трумэн сообщил И. В. Сталину о наличии у США бомбы необычайно большой силы, не назвав ее атомным оружием.

В момент этой информации, как потом писали за рубежом, У. Черчилль впился глазами в лицо И. В. Сталина, наблюдая за его реакцией. Но тот ничем не выдал своих чувств, сделав вид, будто ничего особенного не нашел в словах Г. Трумэна. Как Черчилль, так и многие другие англо-американские авторы считали впоследствии, что, вероятно, И. В. Сталин действительно не понял значения сделанного ему сообщения.

На самом деле, вернувшись с заседания, И. В. Сталин в моем присутствии рассказал В. М. Молотову о состоявшемся разговоре с Г. Трумэном. В. М. Молотов тут же сказал: «Цену себе набивают». И. В. Сталин рассмеялся: «Пусть набивают. Надо будет переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы».

Я понял, что речь шла об атомной бомбе.

Тогда уже было ясно, что правительство США намерено использовать атомное оружие для достижения своих империалистических целей с позиции силы в «холодной войне». 6 и 8 августа это подтвердилось. Американцы без всякой к тому военной необходимости сбросили две атомные бомбы на мирные густонаселенные японские города Нагасаки и Хиросиму.

Как и главнокомандующие американскими, английскими войсками, я не являлся официальным членом делегации, но мне неоднократно приходилось присутствовать при рассмотрении вопросов, обсуждавшихся на Потсдамской конференции.

Должен сказать, что И. В. Сталин был крайне щепетилен в отношении малейших попыток делегаций США и Англии решать вопросы в ущерб Польше, Чехословакии, Венгрии и германскому народу. Особенно острые разногласия у него бывали с У. Черчиллем как в ходе заседаний, так и при взаимных посещениях. Следует подчеркнуть, что У. Черчилль с большим уважением относился к И. В. Сталину и, как мне показалось, опасался вступать с ним в острые дискуссии. И. В. Сталин в спорах с У. Черчиллем был всегда предельно конкретен и логичен.

Незадолго до своего отъезда из Потсдама У. Черчилль устроил прием у себя на вилле. От Советского Союза были приглашены И. В. Сталин, В. М. Молотов, начальник Генерального штаба А. И. Антонов и я. От США — президент Г. Трумэн, государственный секретарь по иностранным делам Джемс Бирнс, начальник генерального штаба генерал армии Маршалл. Из англичан были фельдмаршал Александер, начальник генерального штаба фельдмаршал Ален Брук и другие.

У. Черчилля я до Потсдамской конференции встречал всего лишь один раз в Москве, да и то мимолетно, разговаривать мне с ним не приходилось. На приеме он уделил мне много внимания, расспрашивал об отдельных сражениях.

Его интересовала моя оценка главного командования английских войск и мнение об операциях, проведенных экспедиционными войсками союзников в Западной Германии. К его удовольствию, я высоко оценил десантную операцию через Ла-Манш.

Однако я должен вас огорчить, мистер Черчилль,— сказал я тут же.

А именно? — насторожился Черчилль.

Я считаю, что после высадки союзных войск в Нормандии был допущен ряд серьезных промахов. И если бы не ошибка в оценке обстановки со стороны главного германского командования, продвижение союзных войск после их высадки могло значительно задержаться. •

Черчилль ничего мне на это не возразил.

Во время обеда первое слово взял президент США Г. Трумэн.

Отметив выдающийся вклад Советского Союза в разгром фашистской Германии, Г. Трумэн предложил первый тост за Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами Советского Союза И. В. Сталина.

В свою очередь, И. В. Сталин предложил тост за У. Черчилля, который в тяжелые для Англии военные годы взял на свои плечи руководство борьбой с гитлеровской Германией и успешно справился со своими большими задачами.

Совершенно неожиданно У. Черчилль предложил тост за меня. Мне ничего не оставалось делать, как предложить свой ответный тост. Благодаря У. Черчилля за проявленную ко мне любезность, я машинально назвал его «товарищ». Тут же заметил недоуменный взгляд В. М. Молотова и несколько смутился. Импровизируя, я предложил тост за товарищей по оружию, наших союзников в этой войне — солдат, офицеров и генералов армий антифашистской коалиции, которые так блестяще закончили разгром фашистской Германии. Тут уж я не ошибся.

На другой день, когда я был у И. В. Сталина, он и все присутствовавшие смеялись над тем, как быстро я приобрел «товарища» в лице У. Черчилля.

С 28 июля главой английской делегации стал лидер лейбористской партии К. Эттли, избранный премьер-министром Англии вместо У. Черчилля.

В отличие от У. Черчилля К. Эттли держал себя более сдержанно, но проводил ту же политическую линию, что и У. Черчилль, не внеся никаких коррективов в политику старого, консервативного правительства.

Во время конференции И. В. Сталин рассмотрел и решил ряд доложенных мною важнейших вопросов по Германии.

В частности, было утверждено решение Военного совета фронта «Об организации улова рыбы на побережье Балтийского моря». Войска 1-го Белорусского фронта должны были выловить во втором полугодии 1945 года двадцать одну тысячу тонн рыбы.

Надо сказать, что это было очень важное решение, так как поголовье скота в восточной части Германии к моменту занятия ее советскими войсками значительно сократилось. Поэтому поставка рыбы имела большое народнохозяйственное значение для германского населения.

Накануне отъезда в Москву И. В. Сталин обстоятельно познакомился с планом отправки войск в Советский Союз и ходом репатриации советских граждан из Германии. И. В. Сталин требовал принять все меры, чтобы скорее вернуть советских людей на Родину.

После закрытия Потсдамской конференции И. В. Сталин сразу же улетел в Москву, дав нам указания по реализации ее решений в Контрольном совете по Германии.

Для выработки решения о разделе флота фашистской Германии была создана тройственная комиссия, в которую от Советского Союза был назначен наш адмирал Г. И. Левченко. Англичане уполномочили для этой цели Дж. Майлса и адмирала Барроу, американцы — адмирала Кинга.

Адмиралу Г. И. Левченко пришлось много поработать над тем, чтобы союзники выполнили решения и рекомендации Потсдамской конференции. Пришлось многократно и настойчиво беседовать по этому поводу с фельдмаршалом Монтгомери, адмиралом Баррору и Эйзенхауэром, а затем потребовать обсуждения в Контрольном совете. В конце концов вопрос был решен, и Советский Союз получил в общей сложности 656 кораблей и различных транспортных судов.

Несмотря на неизбежные дискуссии и разногласия, в целом на Потсдамской конференции было выражено желание заложить основу для сотрудничества великих держав, от политики которых так много зависело.

Это сказалось и на взаимоотношениях членов Контрольного совета во время конференции и непосредственно после ее закрытия. Советские представители в Контрольном совете старались выполнять решения, принятые на конференции. Наши коллеги — американцы и англичане—в первое время после конференции также придерживались обязательств, изложенных в решениях конференции.

К сожалению, такая политическая атмосфера скоро изменилась. Серьезным толчком к перемене курса явились разногласия на конференции Совета министров иностранных дел в Лондоне. Особенно этому способствовала антисоветская речь У. Черчилля, произнесенная в Фултоне. Администрация Контрольного совета США и Англии, как по команде, стала во всех вопросах менее сговорчивой и по всем принципиальным проблемам начала бесцеремонно срывать проведение в жизнь потсдамских решений.

Установившиеся у меня с первых дней основания Контрольного совета хорошие взаимоотношения с Эйзенхауэром, Монтгомери и Кёнигом, а также между моим заместителем по советской администрации В. Д. Соколовским, Клеем и Робертсоном стали все чаще и чаще омрачаться. Все труднее становилось находить возможность урегулирования спорных вопросов, особенно тогда, когда рассматривались главные проблемы. К ним относились: ликвидация военно-экономического потенциала германского милитаризма, разоружение воинских частей, решительное выкорчевывание фашизма и всевозможных нацистских организаций в зонах Англии и США. Чувствовалось, что наши западные военные коллеги получили новые инструкции, вытекающие из враждебной к Советскому Союзу политики империалистических кругов США и Англии.

Повторными проверками нам удалось достоверно установить, что англичане в своей зоне, несмотря на наш протест, все еще продолжали сохранять немецкие войска. Тогда я вынужден был вручить Контрольному совету меморандум о наличии в английской зоне организованных частей бывшей гитлеровской армии. Вот его содержание:

«В соответствии с Декларацией о поражении Германии, подписанной 5 июня 1945 года, а также решением Потсдамской конференции о Германии:

все вооруженные силы Германии или силы, находящиеся под германским контролем, где бы они ни располагались, включая сухопутные, воздушные, противовоздушные и военно-морские силы, СС, СА и гестапо, а также все другие силы или вспомогательные организации, имеющие оружие, должны быть полностью разоружены...

Все сухопутные, морские и воздушные вооруженные силы Германии, СС, СА, СД и гестапо со всеми их организациями, штабами и учреждениями, включая генеральный штаб, офицерский корпус, корпус резервистов, военные училища, организации ветеранов войны и все другие военные и полувоенные организации вместе с их клубами и ассоциациями, служащими интересам поддержания военных традиций в Германии, будут полностью и окончательно упразднены, дабы навсегда предупредить возрождение или реорганизацию германского милитаризма и нацизма...

Между тем, по имеющимся у советского командования данным и данным иностранной прессы, в английской зоне оккупации Германии продолжают существовать германские вооруженные силы и германские военные, военно-морские и военно-воздушные силы. До настоящего времени существует германская армейская группа Мюллера, переименованная в группу Норд. Она имеет полевое управление и штаб. Штаб ее включает оперативный отдел, отдел обер-квартирмейстера, интендантский отдел, отдел офицерского состава, отдел автотранспорта, санслужбу.

Армейская группа Норд имеет сухопутные, воздушные и противовоздушные соединения и части. Она включает в себя корпусные группы Штокхаузен и Виттхоф численностью свыше ста тысяч личного состава каждая.

В английской зоне оккупации Германии создано пять немецких военных корпусных округов с управлениями и службами. Управления немецких военных корпусных округов дислоцируются в Хамморе, Итцехо, Нейминстер-Рендсбурге, Фленсбурге, Гамбурге.

В дополнение к немецким военным округам в английской зоне оккупации Германии создано 25 окружных и местных немецких военных комендатур в следующих городах и пунктах: Пиннеберг, Зегеберг, Любек, Лауенберг, Итерзен, Херкеркирхен, Берингштедт, Итцехо, Шлезвиг, Эккернфёрде, Ху-зум, Вестерланд, Венсбург, Хайбе, Марне, Вессельюрен, Ханштедт, Мельдорф, Альберсдорф.

Немецкие военно-воздушные силы содержатся в английской зоне в виде II воздушного округа, который включает в себя противовоздушные соединения (части 18-й зенитной дивизии), бомбардировочные эскадры, истребительные эскадры, штурмовые эскадры и ближнеразведывательные группы.

воздушный округ имеет штаб, подобный штабу воздушной армии военного времени.

Германские вооруженные силы в английской зоне оккупации Германии имеют свыше пяти полков связи и танковые части, а также развернутую сеть военных госпиталей. Военно-морские силы Германии именуются в настоящее время германской службой траления. Она имеет штаб и располагает сторожевыми дивизиями и флотилиями.

Кроме указанных немецких соединений, частей и служб, в провинции Шлезвиг-Гольштейн находится около миллиона немецких солдат и офицеров, не переведенных на положение военнопленных, с которыми проводятся занятия по боевой подготовке.

Все вышеперечисленные военные, военно-морские и военно-воздушные части, соединения и службы состоят на всех видах довольствия по армейским нормам. Личный состав перечисленных соединений, частей и управлений носит знаки различия и военные ордена. Всему личному составу предоставляются отпуска с оплатой им денежного довольствия.

Как видно из вышеизложенного, наличие германских военных, военно-морских, военно-воздушных властей, а также сухопутных, воздушных, противовоздушных и военно-морских соединений, частей и служб в английской зоне оккупации Германии нельзя объяснить никакими особенностями оккупации английской зоны.

Содержание в английской зоне оккупации:

немецкой армейской группы Норд,

корпусной группы Штокхаузен,

корпусной группы Виттхоф,

II воздушного округа,

управления военных округов в Хамморе, Итцехо, Нейминстер-Рендсбурге, Фленсбурге, Гамбурге,

25 военных окружных и местных немецких комендатур,

войск связи,

танковых подразделений

противоречит решениям Потсдамской конференции и Декларации о поражении Германии.

Советское командование считает необходимым поставить вопрос о посылке комиссии Контрольного совета в английскую зону оккупации для ознакомления на месте с положением дела по разоружению и ликвидации германских вооруженных сил».

При обсуждении этого меморандума в Контрольном совете Б. Монтгомери под давлением фактов вынужден был признать наличие в английской зоне организованных немецких войск, будто бы «ожидавших роспуска или работавших» под его командованием.

Он пытался объяснить все это «техническими трудностями», якобы связанными с роспуском немецких солдат.

Тут же, на Контрольном совете, нам стало ясно, что обо всем этом знал и союзный верховный командующий Д. Эйзенхауэр.

Потом на заседании Контрольного совета в ноябре 1945 года Б. Монтгомери по этому поводу сказал:

Я бы удивился, если бы мне сообщили, что существует разница между нашей линией поведения по этому вопросу и линией поведения моего американского коллеги, так как линия поведения, которой мы следуем, была с самого начала установлена во время объединенного командования под руководством генерала Эйзенхауэра.

Все стало яснее ясного. У. Черчилль, подписывая от имени своей страны обязательства немедленно и раз навсегда искоренить немецкий милитаризм и ликвидировать германский вермахт, тут же давал секретные приказы военному командованию о сохранении вооружения и воинских частей бывшей гитлеровской армии как базы воссоздания западногерманской армии с далеко идущими антисоветскими целями. И все это, оказывается, было известно Верховному командованию экспедиционными силами союзников и лично Эйзенхауэру! Не скрою, тогда это меня огорчило и изменило мое первоначальное мнение о Д. Эйзенхауэре. Но по-иному, очевидно, не могло быть...

Во время Потсдамской конференции И. В. Сталин заговорил со мной о приглашении в Советский Союз Д. Эйзенхауэра. Я предложил пригласить его в Москву на физкультурный праздник, который был назначен на 12 августа.

Предложение было принято. И. В. Сталин приказал направить в Вашингтон официальное приглашение. В приглашении было сказано, что во время пребывания в Москве он будет гостем маршала Жукова. Это означало, что Дуайт Эйзенхауэр приглашался в Советский Союз не как государственный политический деятель, а как крупный военный деятель второй мировой войны.

Поскольку он являлся моим официальным гостем, мне пришлось прибыть в Москву вместе с ним и сопровождать его в поездке в Ленинград и при полете обратно в Берлин.

Вместе с Д. Эйзенхауэром были его заместитель генерал Клей, генерал Дэвис, сын Д. Эйзенхауэра лейтенант Джон Эйзенхауэр и сержант Л. Драй.

Во время полета в Москву, Ленинград и обратно в Берлин мы о многом переговорили, и мне казалось, что тогда в своих суждениях Эйзенхауэр был откровенен.

Меня интересовала практическая деятельность Верховного командования экспедиционными силами в Европе.

Летом 1941 года,— рассказывал Эйзенхауэр,— когда фашистская Германия напала на Советский Союз, а Япония проявляла агрессивные намерения в зоне Тихого океана, американские вооруженные силы были доведены до полутора миллионов человек.

Военное нападение Японии в декабре 1941 года в Пирл-Харборе для большинства сотрудников военного ведомства и правительственных кругов было неожиданным.

Наблюдая за развернувшейся борьбой Советского Союза с Германией, мы затруднялись тогда определить, как долго продержится Россия и сможет ли она вообще сопротивляться натиску германской армии. Деловые круги США вместе с англичанами в то время серьезно беспокоились за сырьевые ресурсы Индии, за средневосточную нефть, за Персидский пролив и вообще за Ближний и Средний Восток.

Из сказанного Д. Эйзенхауэром было видно, что главной заботой США в 1942 году было обеспечение своих военно-экономических позиций, а не открытие второго фронта в Европе. Планами открытия второго фронта в Европе США и Англия начали теоретически заниматься с конца 1941 года, но практических решений не принимали вплоть до 1944 года.

Мы,— говорил Д. Эйзенхауэр,— отвергли требование Англии начать вторжение в Германию через Средиземное море по чисто военным соображениям, а не по каким-либо иным причинам.

Было ясно, что американцев очень пугало сопротивление немцев в Ла-Манше, особенно на побережье Франции, крайне беспокоил широко рекламированный «Атлантический вал».

План нападения через Ла-Манш был окончательно согласован с англичанами в апреле 1942 года, но и после этого со стороны У. Черчилля продолжались серьезные попытки уговорить Ф. Рузвельта произвести вторжение через Средиземное море. Открыть фронт в 1942—1943 годах, по мнению Д. Эйзенхауэра, они якобы не могли, так как не были готовы к этой большой комбинированной стратегической операции. Это, конечно, было далеко от истины. Они могли в 1943 году открыть второй фронт, но сознательно не торопились, ожидая более значительного разгрома Германии и ее вооруженных сил.

Вторжение в Нормандию через Ла-Манш в июне 1944 года началось в легких условиях и проходило без особого сопротивления немецких войск на побережье, чего мы,— говорил Д. Эйзенхауэр,— просто не ожидали. Немцы не имели здесь той обороны, о которой они кричали на весь мир.

А что собой фактически представлял «Атлантический вал»?

На протяжении этого «вала» было не больше трех тысяч орудий разных калибров. В среднем это немногим больше одного орудия на километр. Вооруженных железобетонных сооружений были единицы, и они не могли служить препятствием для наших войск.

Кстати, слабость «вала» откровенно признал и бывший начальник генерального штаба немецких сухопутных войск генерал-полковник Ф. Гальдер. В своих воспоминаниях в 1949 году он писал: «Германия не имела никаких оборонительных средств против десантного флота, который был в распоряжении союзников и действовал под прикрытием авиации, полностью и безраздельно господствовавшей в воздухе».

Главные трудности по вторжению в Нормандию, по словам Д. Эйзенхауэра, были не в сопротивлении немецких войск, а в переброске войск и их снабжении через Ла-Манш.

Откровенно говоря, я был несколько в недоумении, просмотрев в 1965 году американскую кинокартину «Самый длинный день». В этой картине показан качественно совсем иной противник, чем он был, по словам Эйзенхауэра, в июне 1944 года, в момент вторжения союзных войск через Ла-Манш. Конечно, всем понятна политическая направленность этой хорошо технически исполненной кинокартины, но надо же знать меру...

Грандиозная по своим масштабам морская десантная операция в Нормандию не нуждается в фальшивой лакировке. Надо сказать объективно: она была подготовлена и проведена умело.

После завершения высадки основных экспедиционных сил наибольшее сопротивление немецкие войска оказали только в июле 1944 года, когда они перегруппировали свои силы против десантных войск с побережья северной части Франции. Но и тогда они были подавлены многократным превосходством сухопутных и воздушных сил союзников. В полном смысле наступательных операций союзников, таких, которые были бы связаны с прорывом глубоко эшелонированной обороны, борьбой с оперативными резервами, с контрударами, как это имело место на советско-германском фронте, там не было.

Наступательные операции американских и английских войск, за исключением единичных, проходили в виде преодоления подвижной обороны противника. Главные трудности в продвижении союзных войск, по словам Д. Эйзенхауэра, состояли в сложностях материального снабжения, устройства тыловых путей, связанных с преодолением местности.

Меня очень интересовало контрнаступление немецких войск в Арденнах в конце 1944 года и оборонительные мероприятия союзных войск в этом районе. Надо сказать, что Д. Эйзенхауэр и его спутники без особого желания вступали в разговоры на эту тему. Из их скупых рассказов было все же видно, что удар немецких войск в Арденнах для штаба Верховного командования и командования 12-й группы армий генерала Бредли был внезапным.

У Верховного командования союзников были большие тревоги и опасения за дальнейшие действия противника в Арденнах. Это опасение полностью разделял У. Черчилль, который

6 января 1945 года обратился к И. В. Сталину с личным письмом. Он сообщал о том, что на Западе идут очень тяжелые бои и что у союзников создалось тревожное положение в связи с потерей инициативы.

Придавая большое значение быстрой реакции на это сообщение со стороны Советского Союза, Черчилль и Эйзенхауэр послали это письмо в Москву с главным маршалом авиации Теддером. В случае согласия Советского правительства на быстрейший переход в наступление советских войск, как на это рассчитывали У. Черчилль и Д. Эйзенхауэр, Гитлер вынужден будет снять свои ударные войска с Западного фронта и перебросить их на восток.

Как известно, Советское правительство, верное своим союзническим обязательствам, ровно через неделю развернуло грандиознейшее наступление по всему фронту которое до основания потрясло оборону немецких войск на всех стратегических направлениях и вынудило их с колоссальнейшими потерями отойти на Одер, Нейсе, Моравско-Остраву, оставить Вену и юго-восточную часть Австрии.

Вспоминая об этом наступлении, Д. Эйзенхауэр сказал:

Для нас это было долгожданное наступление. У всех у нас стало легче на душе, особенно тогда, когда мы получили сообщение о том, что наступление развивается с большим успехом. Мы были уверены, что немцы теперь уже не смогут усилить свой Западный фронт.

К сожалению, с началом «холодной войны», особенно после того как уцелевшие гитлеровские генералы стали наводнять книжный рынок своими воспоминаниями, подобного рода объективные оценки послевоенного времени явно извращаются. Не в меру ретивые пропагандисты из антисоветского лагеря договариваются даже до того, что не Красная Армия помогла американцам в их сражениях в районе Арденн, а американцы чуть ли не спасли Красную Армию.

Касались мы и поставок по ленд-лизу. И здесь тогда все было ясно. Однако в течение многих послевоенных лет буржуазная историография утверждает, что якобы решающую роль в достижении нашей победы над врагом сыграли поставки союзниками вооружения, материалов, продовольствия.

Спору нет, Советский Союз действительно получил во время войны важные для народного хозяйства машины, оборудование, материалы. Из США и Англии было доставлено, например, более 400 тысяч автомобилей, поступали паровозы, горючее, средства связи. Но разве все это могло оказать решающую роль на ход войны? Я говорил уже о том общеизвестном размахе, которого достигла в годы войны советская промышленность, обеспечивавшая и фронт и тыл всем необходимым. Повторяться нет смысла.

Относительно вооружения могу сказать следующее. Мы получили по ленд-лизу из США и Англии 18,7 тысячи самолетов, 10,8 тысячи танков, 9,6 тысячи орудий. К общему числу вооружения, которым советский народ оснастил свою армию за годы войны, эти поставки составили соответственно 12; 10,4; 2 процента. Определенное значение бесспорно, но о решающей роли говорить не приходится.

Эйзенхауэр большой интерес проявил к битвам за Ленинград, Москву, Сталинград и Берлин. Он спросил, насколько физически тяжела была обстановка лично для меня как командующего фронтом во время битвы за Москву.

Битва за Москву,— ответил я,— одинаково была тяжела как для солдата, так и для командующего. За период особо ожесточенных сражений с 16 ноября по 8 декабря мне приходилось спать не больше 2 часов в сутки, да и то урывками. Чтобы поддержать физические силы и работоспособность, приходилось прибегать к коротким, но частым физическим упражнениям на морозе и крепкому кофе, а иногда к двадцатиминутному бегу на лыжах.

Когда же кризис сражения за Москву миновал, я так крепко заснул, что меня долго не могли разбудить. Мне тогда два раза звонил товарищ Сталин. Ему отвечали: «Жуков спит, и мы не можем его добудиться». Верховный сказал: «Не будите, пока сам не проснется». За время этого крепкого сна Западный фронт наших войск переместился не меньше как на 10—15 километров. Пробуждение было приятным...

По прибытии Эйзенхауэра в Москву И. В. Сталин приказал начальнику Генерального штаба А. И. Антонову познакомить его со всеми планами и действиями наших войск на Дальнем Востоке.

Во время пребывания Д. Эйзенхауэра в Москве И. В. Сталин много говорил с ним о боевых действиях советских войск и войск союзников против фашистской Германии и Японии, подчеркивал, что вторая мировая война явилась результатом крайней ограниченности политических руководителей западных империалистических государств, попустительствовавших безудержной военной агрессии гитлеровцев. Война дорого обошлась народам всех воевавших стран и особенно советским людям, говорил И. В. Сталин. Мы обязаны сделать все, чтобы не допустить подобного в будущем.

Еще раз я виделся с Эйзенхауэром на Женевской конференции глав правительств США, Англии, Франции и Советского Союза в 1955 году. Он был президентом США. Мы с ним встречались и вели не только разговоры о минувших днях работы в Контрольном совете, но и говорили о самых острых проблемных вопросах сосуществования наших государств и укрепления мира между народами. Эйзенхауэр твердо выражал и отстаивал политику империалистических кругов США.

Как человек и полководец генерал армии Дуайт Эйзенхауэр пользовался большим авторитетом в союзных войсках, которыми он успешно руководил во вторую мировую войну.

Потом он мог бы сделать многое для разрядки международной напряженности, и в первую очередь для прекращения кровавой войны во Вьетнаме. К сожалению, он в этом направлении ничего не предпринял, а, более того, являлся ее сторонником.

После войны прогрессивные люди надеялись, что в будущем главнейшими государствами мира будут учтены уроки прошлого, Германия будет перестроена на демократической основе, а германский милитаризм и фашизм будут с корнем вырваны. Но так сложилось только в одной части Германии — Германской Демократической Республике.

Когда Советские Вооруженные Силы освободили от фашистской оккупации страны Восточной Европы, народы этих государств решительно брали в свои руки государственное правление, перестраивая жизнь на демократической основе. Восточноевропейские демократические страны ясно видели в Советском Союзе не только своего избавителя от фашизма, но и надежную гарантию на будущее от всяких посягательств на их судьбу со стороны агрессивных сил.

Обстановка, сложившаяся в конце войны, явилась серьезным испытанием для политических партий, стоящих у власти западных стран, их руководителей, испытанием их политической дальновидности. Вопрос стоял так: сумеют ли они повести свои страны в фарватере дружбы между народами или поведут к вражде с другими странами.

Советское правительство, наша партия, руководствуясь заветами В. И. Ленина, взяли твердый курс на мирное сосуществование со всеми государствами и делали все для укрепления мира и сотрудничества.

Вернувшись в Берлин, я снова с головой ушел в работу Контрольного совета.

Хорошо помогал мне в решении вопросов, связанных с демократическими преобразованиями в советской зоне, политический советник при Главноначальствующем советской военной администрации в Германии Владимир Семенович Семенов, ныне заместитель министра иностранных дел СССР. В Контрольном совете мы вместе работали над проблемами реализации потсдамских соглашений, касающихся Германии в целом.

Много трудились в Контрольном совете наши офицеры, генералы и товарищи, командированные правительством для работы в советской военной администрации, руководимой генералом В. Д. Соколовским. На их плечи легли обязанности,

связанные не только с деятельностью Контрольного совета, но и организацией всей общественной, производственной и государственной жизни немецкого народа в восточной части Германии.

Важную роль в этом вопросе сыграли немецкие коммунистические организации, вокруг которых вскоре сплотились рабочие и прогрессивные люди Восточной Германии.

Советское правительство, руководствуясь гуманными целями, в это трудное для немецкого народа время продолжало проявлять большую заботу о населении. В первую очередь заботилось о жителях Берлина, которые оказались в крайне тяжелом положении.

Когда Берлин был занят нашими войсками, в нем находилось не более одного миллиона жителей, а через неделю их уже было больше двух миллионов, во второй половине мая насчитывалось около трех миллионов. Население продолжало расти за счет прибывающих из других районов Германии.

Большую активность в ликвидации последствий войны в Берлине проявляли немецкие рабочие и техническая интеллигенция. Дни и ночи они находились на порученных участках, добросовестно выполняя задания.

Значительную помощь оказывали советским комендатурам группы содействия, состоящие из немцев-антифашистов. Они участвовали во всех мероприятиях, в охране общественного порядка, распределении продовольственных карточек среди населения, контроле за выдачей продовольствия, охране фабрик, заводов, важнейших объектов города и имущества.

Советский народ не забыл революционных заслуг немецкого рабочего класса, немецкой прогрессивной интеллигенции, великих заслуг Коммунистической партии Германии и ее вождя Эрнста Тельмана, погибшего в конце войны в фашистских застенках. Наша партия и правительство считали своей обязанностью подать руку братской помощи немецкому народу.

Во всех городах и населенных пунктах немецкое командование оставило при отходе многие тысячи раненых солдат и офицеров. В одном только Берлине и его пригородах раненых солдат немецкой армии оказалось более 200 тысяч человек. К этим раненым — бывшим врагам — наши медицинские работники, советское командование проявили величайшую гуманность и организовали их лечение на одинаковых условиях с советскими бойцами.

Как-то проходя по Унтер ден Линден, сопровождающий офицер комендатуры Берлина указал мне на один из сравнительно целых домов, где находились раненые немцы. Мы решили зайти.

Первое, что бросилось в глаза,— это то, что большинство раненых были юноши, почти дети, от 15 до 17 лет. Выяснилось, что это фольксштурмовцы из разных отрядов, сформированных в Берлине в начале апреля. Я спросил, что заставило их идти в отряды фольксштурма, когда Германия находилась уже в безнадежном состоянии.

Мальчишки, опустив глаза, молчали, а один сказал:

У нас не было иного выхода, как брать оружие и становиться в оборону Берлина. Тех, кто не шел добровольно, забирали в гестапо, а оттуда возврата не было...

Из дальнейших разговоров выяснилось, что несколько человек здесь было из тех, кто в ноябре 1941 года дрался под Москвой. Я сказал, что мне тоже пришлось драться под Москвой. Один раненый солдат заметил:

Лучше не вспоминать эту трагедию, которая постигла немецкие войска. От нашего полка из полутора тысяч штыков там осталось не больше 120, да и те были отведены в тыл.

А где ваш полк дрался? — спросил я.

Под Волоколамском,— ответил раненый.

Значит, мы с вами старые знакомые,— заметил я.

Тот же раненый спросил:

Нельзя ли узнать, где и на каком участке вы, господин генерал, дрались?

Я сказал, что командовал войсками Западного фронта под Москвой.

Мы спросили раненых, как их кормят, как лечат русские доктора. Все наперебой стали расхваливать питание и внимание советского медицинского персонала. Один из наших врачей заметил:

Немцы добивали наших раненых, а мы вот ночи не спим, восстанавливая ваше здоровье.

Это не простые немцы так поступали,— ответил раненый старик,— это немцы-фашисты.

А есть ли среди вас фашисты? — спросил я.

Молчание... Я снова спросил. Опять молчание. Тогда поднялся солдат лет пятидесяти пяти и, подойдя к койке другого солдата, толкнул его в спину и сказал:

Повернись!

Тот нехотя повернулся.

Вставай и доложи, что ты фашист!

Из дальнейшей беседы выяснилось, что среди раненых оказался еще один фашист.

Когда мы уходили из госпиталя, раненые просили оставить всех их на попечении советских врачей и медсестер.

В первые послевоенные дни и месяцы нам часто приходилось встречаться с руководителями немецких коммунистов Вильгельмом Пиком, Вальтером Ульбрихтом и их ближайшими соратниками. С болью в душе говорили они о тяжелых потерях, которые понесла компартия, лучшая часть рабочих и прогрессивно настроенная интеллигенция. Их глубоко беспокоило тяжелое положение немецких трудящихся.

По просьбе немецкой Коммунистической партии и лично

В. Пика и В. Ульбрихта Советское правительство установило для берлинцев дневные нормы продовольствия.

Так поступали советские люди, когда фашистская Германия была разгромлена.

А что замышлял Гитлер в отношении советского народа?

Готовясь к захвату Москвы, Гитлер дал директиву, которую я хочу напомнить еще раз.

«Город должен быть окружен так, чтобы ни один русский солдат, ни один житель — будь то мужчина, женщина или ребенок — не мог его покинуть. Всякую попытку выхода подавлять силой. Произвести необходимые приготовления, чтобы Москва и ее окрестности с помощью огромных сооружений были заполнены водой.

Там, где стоит сегодня Москва, должно возникнуть море, которое навсегда скроет от цивилизованного мира столицу русского народа»

Не лучшую участь готовили гитлеровцы Ленинграду.

«Для других городов,— говорил Гитлер,— должно действовать правило: перед их занятием они должны быть превращены в развалины артиллерийским огнем и воздушными налетами».

Эту варварскую дикость трудно понять нормальному человеку.

Честно говоря, когда шла война, я был полон решимости воздать сполна всем фашистам за их жестокость. Но, когда, разгромив врага, наши войска вступили в пределы Германии, мы сдержали свой гнев. Наши идеологические убеждения и интернациональные чувства не позволяли нам отдаться слепой мести.

Из Германии я уехал в Москву в апреле 1946 года в связи с назначением на должность Главнокомандующего сухопутными войсками. Должность Главкома советских оккупационных войск и Главноначальствующего в советской зоне оккупации передал генералу армии В. Д. Соколовскому.

Последний раз в Германской Демократической Республике я был в 1957 году и лично убедился: все то, что было сделано советским народом, партией и Советским правительством, было сделано правильно и дало благие результаты как для немецких трудящихся, так и для дела дружбы наших народов и обороноспособности стран социализма.