Глава одиннадцатая. ОТ ЕЛЬНИ ДО ЛЕНИНГРАДА
В штабе фронта задержался недолго. Ознакомившись с последними событиями на участках фронта, вместе с командующим артиллерией генералом Л. А. Говоровым отправился в район Ельни, в штаб 24-й армии. Приехали туда поздно вечером. По дороге видели большие зарева пожаров где-то в районе Ярцева и Ельни.
Что горело — неизвестно, но вид пожарищ производил тяжкое впечатление. Гибло в огне народное добро, многолетний труд советских людей. Я спрашивал себя: как и чем должен ответить врагу советский народ за беды, которые фашисты сеют на своем кровавом пути? Мечом и только мечом, беспощадно уничтожая злобного врага,— был единственный ответ...
В штабе 24-й армии нас встретил командарм К. И. Раку- тин и командующие родами войск. К. И. Ракутина я раньше не знал. Докладывая дислокацию, он произвел на меня хорошее впечатление, но его оперативно-тактическая подготовка была явно недостаточной. Ему был присущ тот же недостаток, что офицерам и генералам, работавшим ранее в пограничных войсках Наркомата внутренних дел, где им почти не приходилось совершенствоваться в вопросах оперативного искусства.
Рано утром следующего дня вместе с К. И. Ракутиным мы выехали в район Ельни для личной рекогносцировки. В это время там шел огневой бой с противником. После обсуждения обстановки с командирами частей мы убедились, что немецкие войска здесь хорошо организовали оборону и, видимо, будут драться крепко. На переднем крае обороны и в ее глубине противник закопал в землю танки, штурмовые и артиллерийские орудия и тем самым превратил ельнинский выступ в своеобразный укрепленный район.
Изучая обстановку, мы поняли, что огневая система противника выявлена еще не полностью. Поэтому наши части ведут артиллерийский огонь главным образом не по реально существующим огневым точкам, а по предполагаемым.
Сил 24-й армии для проведения контрудара было явно недостаточно.
Рассчитав все необходимое для контрудара, посоветовавшись с командармом и командующими родами войск армии, мы пришли к выводу, что для дополнительного сосредоточения двух-трех дивизий и артиллерийских частей, для более глубокого изучения всей системы обороны противника и подвоза средств материально-технического обеспечения необходимо 10 - 12 дней. Следовательно, генеральное наступление можно провести не раньше второй половины августа. До этого времени активные действия войск не прекращать и изматывать противника, изучать его систему обороны и производить перегруппировку сил и средств для решительных действий.
К середине августа мы имели полные данные о противнике, его огневой и инженерной системе.
12 августа я допрашивал пленного Миттермана, взятого во время немецкой контратаки.
Миттерману было 19 лет, отец — член партии наци, сам состоял в «Югендфольке». Вместе со своей дивизией участвовал в походах во Францию, Бельгию, Голландию и Югославию.
Вот что он показал на допросе:
Большинство солдат дивизии в возрасте девятнадцати-двадцати лет. Комплектовалось соединение по особому персональному отбору. Дивизия СС прибыла в район Ельни вслед за 10-й танковой дивизией.
Район Ельни Миттерман характеризовал как передовую линию для дальнейшего движения в глубь страны. Задержку в течение трех недель и переход в районе Ельни к обороне он понимает как выигрыш во времени, в течение которого немецкое командование подбрасывает резервы и пополнение.
«Мы много прошли, надо подтянуть резервы и тогда идти вперед» — так было разъяснено специальным приказом командующего армией генерала Гудериана. (Любопытный вариант разъяснительной работы среди немецких солдат и объяснения задержки и перехода к обороне! Что называется, выдавали нужду за добродетель...)
Наш полк «Дойчланд» занимал оборону в районе Ельни,— продолжал Миттерман.— Он был выведен на отдых и потом снова брошен на передовые позиции в связи с потерями в частях и неудачными оборонительными действиями. Потери в полку настолько значительны, что в стрелковые подразделения брошены тыловики. Наибольшие потери немецкие войска несут от советской артиллерии. Русская артиллерия сильно бьет и морально воздействует на немецкого солдата.
Из разъяснительного приказа своего командования о партизанском движении в занятых местностях Миттерман знает, что в лесах немало советских воинских частей, которые ведут огонь по немецким войскам...
Как известно, в середине июля 1941 года ЦК ВКП(б) принял специальное решение «Об организации борьбы в тылу германских войск». Партия приняла энергичные меры к формированию партизанских групп и отрядов. В районах, которые могли быть заняты противником, заранее создавались подпольные партийные и комсомольские ячейки для руководства партизанским движением. В Ленинградской, Калининской, Смоленской, Орловской и Курской областях, Украинской, Белорусской, Молдавской республиках в 1941 году начали свои действия против врага более 800 подпольных горкомов, райкомов и районных партийных центров, более 300 горкомов и райкомов комсомола, поднимались латвийские, литовские, эстонские партизаны. Партизанские отряды и группы объединялись в крупные соединения во главе с ответственными партийными и советскими работниками, наносившие ощутимые потери врагу.
В конце допроса Миттерман сказал, что, по имеющимся данным, командование дивизии СС вплоть до командиров полков сменено в связи с потерями и неудачами последних недель под Ельней.
Эти сведения, как и показания многих других пленных, дали нам возможность тщательно, во всех деталях отработать план артиллерийского огня, авиационного удара и поставить конкретные задачи частям и соединениям. Значительную работу в этом отношении провел генерал-майор Л. А. Говоров, отлично знавший артиллерийское дело.
Основной контрудар 24-й армии начался в двадцатых числах августа. Сражение на всех участках было ожесточенным и тяжелым для обеих сторон. Противник противопоставил наступающим дивизиям плотный артиллерийский и минометный огневой щит. Мы ввели в дело всю наличную авиацию, танки, артиллерию и реактивные минометы. Боевые действия не прекращались ни днем, ни ночью. Горловина ельнинского выступа постепенно сжималась железными клещами наших войск и становилась все уже и уже. Чувствовалось, что силы противника на исходе.
Особенно мужественно дрались наши 19, 100-я и 107-я дивизии. Я видел с наблюдательного пункта комдива 107-й дивизии П. В. Миронова незабываемую картину ожесточенного боя стрелкового полка, которым командовал И. Н. Некрасов.
Полк И. Н. Некрасова стремительно захватил деревню Волосково, но оказался в окружении. Он сражался трое суток. При поддержке других частей 107-й дивизии, артиллерии и авиации полк И. Н. Некрасова не только прорвал окружение, но и смял противостоящего врага, захватив при этом важный опорный пункт— железнодорожную станцию.
Сколько примеров такого массового героизма и отваги проявлялось рядом, вокруг, повсюду, и днем, и ночью...
Пользуясь наступившей темнотой и еще не закрытой горловиной, остатки противника отошли от ельнинского выступа, оставив на поле боя множество трупов, тяжелого оружия и танков. 6 сентября в Ельню вошли наши войска.
Опасный плацдарм был ликвидирован. Врагу дорого обошлось стремление удержать ельнинский выступ. В связи с этим я кратко доложил И. В. Сталину итоги Ельнинской операции.
Всего за период боев в районе Ельни было разгромлено до пяти дивизий, противник потерял убитыми и ранеными 45 - 47 тысяч человек и большое количество разбитых нашей артиллерией и авиацией пулеметов, минометов и пушек. По показаниям пленных, в некоторых частях минометов и артиллерии не осталось совершенно. Танки и авиацию в последнее время противник применял отдельными группами и только для отражения наших атак на важнейших участках. Видимо, эти средства он перебросил на другие направления.
Завершить окружение противника и взять в плен ельнинскую группировку нам не удалось, так как для этого не было сил и в первую очередь танков.
Очень хорошо действовала наша артиллерия даже во вновь сформированных дивизиях. PC своими действиями производили сплошное опустошение. Я осмотрел районы, по которым велся обстрел PC, и видел полное уничтожение оборонительных сооружений. Ушаково — главный узел обороны противника— в результате залпов PC было полностью разрушено, а убежища завалены и разбиты.
Преследуя противника, 7 сентября наши части вышли на реку Стряну, захватили ее и с утра 8 сентября получили задачу развивать наступление, взаимодействуя с группой генерала П. П. Собенникова.
В результате этой операции в войсках поднялось настроение, укрепилась вера в победу. Части увереннее встречали контратаки противника, били его огнем и дружно переходили в контратаки.
Несмотря на всю остроту боевых событий и успех этой операции, из памяти не выходил разговор в Ставке 29 июля. Правильный ли стратегический прогноз мы сделали в Генштабе?
Сейчас бытуют различные версии о позиции Ставки, Генерального штаба, командования юго-западного направления и Военного совета Юго-Западного фронта в отношении обороны Киева и отвода Юго-Западного фронта из-под угрозы окружения на реку Псёл. Поэтому считаю целесообразным привести здесь выдержки из разговора И. В. Сталина с командованием Юго-Западного фронта 8 августа 1941 года.
«У аппарата Сталин. До нас дошли сведения, что фронт решил с легким сердцем сдать Киев врагу якобы ввиду недостатка частей, способных отстоять Киев. Верно ли это?
Кирпонос. Здравствуйте, товарищ Сталин. Вам доложили неверно. Мною и Военным советом фронта принимаются все меры к тому, чтобы Киев ни в коем случае не сдавать. Противник, перейдя в наступление силой до 3 пехотных дивизий на южном фасе УРа, при поддержке авиации прорвал УР и вклинился на глубину до 4 километров. За вчерашний день противник потерял до 4 тысяч человек убитыми и ранеными. Наши потери за вчерашний день — до 1200 человек убитыми и ранеными. Бой велся ожесточенный, отдельные населенные пункты по нескольку раз переходили из рук в руки. Для усиления частей УРа даны вчера и сегодня две авиадесантные бригады. Кроме того, даны сегодня 30 танков с задачей уничтожить прорвавшиеся части противника в УР и восстановить прежнее положение. Для содействия наземным войскам поставлена задача авиации.
Сталин. Можете ли уверенно сказать, что вы приняли все меры для безусловного восстановления положения южной полосы УРа?
Кирпонос. Полагаю, что имеющиеся в моем распоряжении силы и средства должны обеспечить выполнение поставленной УРу задачи. Одновременно должен доложить вам, что у меня больше резервов на данном направлении уже нет.
Сталин. Возьмите часть с других направлений для усиления киевской обороны. Я думаю, что после того как Музыченко вышел из круга, ваше наступление в известном вам направлении теряет первоначальное значение... Стало быть, у вас в этом направлении также какие-то части освободятся. Может быть, можно за счет освободившихся частей усилить районы севернее Киева или западнее Киева...
Комитет обороны и Ставка очень просят вас принять все возможные и невозможные меры для защиты Киева. Недели через две будет легче, так как у нас будет возможность помочь вам свежими силами, а в течение двух недель вам нужно во что бы то ни стало отстоять Киев...
Кирпонос. Товарищ Сталин, все наши мысли и стремления, как мои, так и Военного совета, направлены к тому, чтобы Киев противнику не отдать. Все что имеется в нашем распоряжении будет использовано для обороны Киева, с тем чтобы выполнить поставленную перед нами задачу...
Сталин. Очень хорошо. Крепко жму вашу руку. Желаю успеха. Всё.
Кирпонос. Всё, до свидания, спасибо за пожелание успеха».
Я же во второй половине августа 1941 года, анализируя общую стратегическую обстановку и характер действий противника, вновь утвердился в позициях своего доклада И. В. Сталину 29 июля 1941 года о возможных действиях противника в ближайшее время. Поэтому, как член Ставки, я счел себя обязанным еще раз повторить Верховному предположения о возможных ударах противника во фланг и тыл войск Юго-Западного фронта.
19 августа я послал И. В. Сталину следующую телеграмму:
«Противник, убедившись в сосредоточении крупных сил наших войск на пути к Москве, имея на своих флангах Центральный фронт и великолукскую группировку наших войск, временно отказался от удара на Москву и, перейдя к активной обороне против Западного и Резервного фронтов, все свои ударные подвижные и танковые части бросил против Центрального, Юго-Западного и Южного фронтов.
Возможный замысел противника: разгромить Центральный фронт и, выйдя в район Чернигов — Конотоп — Прилуки, ударом с тыла разгромить армии Юго-Западного фронта. После чего — главный удар на Москву в обход Брянских лесов и удар на Донбасс...».
Для срыва этого опасного намерения противника я доложил И. В. Сталину, что считал бы целесообразным по возможности быстрее создать крупную группировку наших войск в районе Глухов — Чернигов — Конотоп и силами ее нанести удар во фланг наступающему противнику. В состав ударной группировки необходимо включить 10 стрелковых дивизий, 3—4 кавалерийские дивизии, не менее тысячи танков и 400— 500 самолетов. Эти силы можно выделить за счет Дальневосточного фронта, Московской зоны обороны и ПВО и внутренних округов.
В этот же день, 19 августа, я получил телеграмму из Ставки Верховного Главнокомандования следующего содержания:
«Ваши соображения насчет вероятного продвижения немцев в сторону Чернигова, Конотопа, Прилук считаем правильными. Продвижение немцев... будет означать обход нашей киевской группы с восточного берега Днепра и окружение наших 3-й и 21-й армий... В предвидении такого нежелательного казуса и для его предупреждения создан Брянский фронт во главе с Еременко. Принимаются и другие меры, о которых сообщим особо. Надеемся пресечь продвижение немцев. Сталин. Шапошников».
Серьезно опасаясь за судьбу Центрального и Юго-Западного фронтов, через день или два, точно не помню, я решил позвонить начальнику Генерального штаба Б. М. Шапошникову. Хотелось выяснить, какие конкретные меры принимает Верховное Главнокомандование для того, чтобы не поставить Центральный и Юго-Западный фронты в тяжелое положение.
Борис Михайлович проинформировал меня об обстановке на этих участках и принятых Ставкой мерах для противодействия маневру армии Гудериана и войск правого крыла группы армий «Центр».
Он сообщил, что Верховный разрешил отвести часть войск правого крыла Юго-Западного фронта на восточный берег Днепра. Киевская же группировка наших войск остается на месте и будет защищать подступы к Киеву, который решено удерживать до последней возможности.
Лично я,— продолжал Б. М. Шапошников,— считаю, что формируемый Брянский фронт не сможет пресечь возможный удар центральной группировки противника. Правда,— добавил он,— генерал-лейтенант Еременко в разговоре со Сталиным обещал разгромить группировку противника, действующего против Центрального фронта, и не допустить его выхода во фланг и тыл Юго-Западного фронта.
Я знал, что собой представляют в боевом отношении войска создаваемого в спешке Брянского фронта, и поэтому счел крайне необходимым еще раз настоятельно доложить по ВЧ Верховному Главнокомандующему о необходимости быстрейшего отвода всех войск правого крыла Юго-Западного фронта за реку Днепр.
Из моей рекомендации ничего не получилось.
И. В. Сталин сказал, что он только что вновь советовался с Н. С. Хрущевым и М. П. Кирпоносом и те якобы убедили его в том, что Киев пока ни при каких обстоятельствах оставлять не следует. Он и сам убежден в том, что противник если и не будет разбит Брянским фронтом, то во всяком случае будет задержан.
Как известно, войска Юго-Западного фронта в дальнейшем тяжело поплатились за эти решения, которые были приняты без серьезного анализа обстановки.
8 сентября я был вызван к И. В. Сталину.
Поздно вечером вошел в приемную. Мне передали, что И. В. Сталин ждет меня в кремлевской квартире. Через несколько минут я был у него. И. В. Сталин ужинал. За столом сидели А. С. Щербаков, В. М. Молотов, Г. М. Маленков и другие члены Политбюро. И. В. Сталин принял меня приветливо.
Ничего у вас получилось с ельнинским выступом,— сказал он.— Вы были тогда правы (имелся в виду мой доклад 29 июля). Куда думаете теперь?
Обратно на фронт.
На какой фронт?
На тот, на который вы посчитаете необходимым.
Езжайте под Ленинград. Ленинград в крайне тяжелом положении. Немцы, взяв Ленинград и соединившись с финнами, могут ударить в обход с северо-востока на Москву, и тогда обстановка осложнится еще больше.
Согласен немедленно вылететь в Ленинград. Прошу только разрешить взять с собой двух-трех генералов, которые могут быть нужны для замены переутомившихся командующих.
Берите кого хотите.— Затем, немного помолчав, вдруг сказал: — Плохо складываются дела на юго-западном направлении. Его руководство мы решили заменить. Кого, по вашему мнению, следует туда послать?
Маршал Тимошенко за последнее время получил большую практику в организации боевых действий, да и Украину он знает хорошо. Рекомендую послать его,— ответил я.
Пожалуй, вы правы. А кого поставим вместо Тимошенко на Западный фронт?
Я предложил командующего 19-й армией генерал-лейтенанта И. С. Конева, И. В. Сталин согласился и тут же по телефону дал указание Б. М. Шапошникову о вызове маршала
С. К. Тимошенко и передаче приказа И. С. Коневу о вступлении в командование Западным фронтом.
Я уже собирался проститься, когда И. В. Сталин спросил:
Как вы расцениваете дальнейшие планы и возможности противника?
В настоящий момент,— ответил я,— кроме Ленинграда, самым опасным участком для нас является Юго-Западный фронт. Считаю, что в ближайшие дни там может сложиться тяжелая обстановка. Группа армий «Центр», вышедшая в район Чернигов — Новгород-Северский, может смять 21-ю армию и прорваться в тыл Юго-Западного фронта.
Уверен, что группа армий «Юг», захватившая плацдарм в районе Кременчуга, будет осуществлять оперативное взаимодействие с армией Гудериана. Над Юго-Западным фронтом нависает серьезная угроза. Я вновь рекомендую немедленно отвести всю киевскую группу на восточный берег Днепра и за ее счет создать резервы где-то в районе Конотопа.
А как же Киев?
Как ни тяжело, а Киев придется оставить. Иного выхода у нас нет.
И. В. Сталин снял трубку и позвонил Б. М. Шапошникову.
Что будем делать с киевской группировкой? — спросил он.— Жуков настойчиво рекомендует немедленно отвести ее.
Я не слышал, что ответил Борис Михайлович, но в заключение И. В. Сталин сказал:
Завтра здесь будет Тимошенко. Продумайте с ним вопросы, а вечером переговорим с Военным советом фронта.
Такой разговор с Военным советом фронта состоялся 11сентября. Вот его содержание:
У аппарата — Кирпонос, Бурмистенко, Тупиков.
Здесь — Сталин, Шапошников, Тимошенко.
Сталин. Ваше предложение об отводе войск на рубеж известной вам реки мне кажется опасным...
В данной обстановке на восточном берегу Днепра предлагаемый вами отвод войск будет означать окружение наших войск, так как противник будет наступать на вас не только со стороны Конотопа, то есть с севера, но и со стороны юга, то есть Кременчуга, а также с запада, так как при отводе наших войск с Днепра противник моментально займет восточный берег Днепра и начнет атаки. Если конотопская группа противника соединится с кременчугской группой, вы будете окружены.
Как видите, ваши предложения о немедленном отводе войск без того, что вы заранее подготовите рубеж на реке Псёл, во-первых, и, во-вторых, поведете отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Брянским фронтом,— повторяю, без этих условий ваши предложения об отводе войск являются опасными и могут привести к катастрофе. Какой же выход? Выход может быть следующий':
Первое: Немедленно перегруппировать силы хотя бы за счет КиУРа и других войск и повести отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Еременко, сосредоточив в этом районе девять десятых авиации. Еременко уже даны соответствующие указания. Авиационную же группу Петрова мы сегодня специальным приказом передислоцировали на Харьков и подчинили Юго-Западу.
Второе. Немедленно организовать оборонительный рубеж на реке Псёл или где-либо по этой линии, выставив большую артиллерийскую группу фронтом на север и на запад и отведя 5—б дивизий за этот рубеж.
Третье. После создания кулака против конотопской группы противника и после создания оборонительного рубежа на реке Псёл, словом, после всего этого начать эвакуацию Киева. Подготовить тщательно взрыв мостов.
Никаких плавсредств на Днепре не оставлять, а разрушить их и по эвакуации Киева закрепиться на восточном берегу Днепра, не давая противнику прорваться на восточный берег.
Перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути сопротивления й только сопротивления.
Кирпонос. У нас мысли об отводе войск не было до получения предложения дать соображения об отводе войск на восток с указанием рубежей, а была лишь просьба — в связи с расширившимся фронтом до восьмисот с лишним километров усилить наш фронт резервом.
По указанию Ставки Верховного Главнокомандования, полученному в ночь с 10 на 11 сентября, снимаются из армии Костенко 2 стрелковые дивизии с артиллерией и перебрасываются по железной дороге на конотопское направление с задачей совместно с армиями Подласа и Кузнецова уничтожить прорвавшуюся в направлении Ромны мотомехгруппу противника. Из КиУРа, по нашему мнению, пока больше брать войск нельзя, так как оттуда уже взяты две с половиной стрелковые дивизии для черниговского направления. Можно будет из КиУРа лишь взять часть артиллерийских средств.
Указания Ставки Верховного Главнокомандования, только что полученные по аппарату, будут немедленно проводиться в жизнь. Все.
Сталин. Первое. Предложения об отводе войск с Юго- Западного фронта исходят от вас и от Буденного, главкома юго-западного направления. Вот выдержки из донесения Буденного от 11 числа:
«Шапошников указал, что Ставка Верховного Командования считает отвод частей ЮЗФ на восток пока преждевременным... Если Ставка Главного Командования не имеет возможности сосредоточить в данный момент такой сильной группы, то отход для Юго-Западного фронта является вполне назревшим».
Как видите, Шапошников против отвода частей, а главком за отвод, так же как и Юго-Западный фронт стоял за немедленный отвод частей.
Второе. О мерах организации кулака против конотопской группы противника и подготовки оборонительной линии на известном рубеже информируйте нас систематически.
Третье. Киева не оставлять и мостов не взрывать без особого разрешения Ставки. До свидания.
Кирпонос. Указания ваши ясны. До свидания.
Прощаясь перед моим отлетом в Ленинград, Верховный сказал:
Вот записка, передайте ее Ворошилову, а приказ о вашем назначении будет передан, когда прибудете в Ленинград.
В записке К. Е. Ворошилову значилось: «Передайте командование фронтом Жукову, а сами немедленно вылетайте в Москву».
До отлета в Ленинград я зашел к А. М. Василевскому, который в то время был первым заместителем начальника Генерального штаба. Александр Михайлович работал над проблемами, относящимися к юго-западному направлению. На мой вопрос, как он расценивает обстановку на участках юго-западного направления, сказал:
Думаю, что мы уже крепко опоздали с отводом войск за Днепр...
Здесь мне хотелось бы прервать относительно последовательное изложение событий.
Прошли первые, крайне тяжелые полтора месяца войны.
Наши потери были очень велики. Только за первый день- войны авиация приграничных округов потеряла около 1200 самолетов. Танковые и моторизованные соединения противника, поддерживаемые крупными силами авиации, продолжали двигаться вперед, прорывались на стыках наших войск, наносили удары по флангам группировок, разрушали узлы и линии связи. Гибли десятки тысяч советских воинов, мирных граждан...
И в то же время с самого начала все происходило не так, как было запланировано немецким главным командованием. Историкам еще предстоит рассмотреть, как последовательно, при всех победах фашистов, срывались намерения гитлеровского руководства. Все это имело далеко идущие последствия, о которых мы еще будем иметь возможность сказать несколько слов.
Обо что же споткнулись фашистские войска, сделав свой первый шаг по территории нашей страны, что прежде всего помешало им продвигаться вперед привычными темпами? Массовый героизм наших войск, их ожесточенное сопротивление, упорство, величайший патриотизм армии и народа.
История и современность дают немало примеров, когда, побросав превосходное оружие, войска быстро теряют сопротивляемость, попросту говоря, обращаются в бегство. Никто не может провести четкую грань между ролью собственно оружия, военной техники и значением морального духа войск. Однако бесспорно, что при прочих равных условиях крупнейшие битвы и целые войны выигрывают те войска, которые отличаются непреоборимой волей к победе, осознанностью цели, стойкостью духа и преданностью знамени, под которым они идут в бой.
В этой связи мне представляется целесообразным предоставить слово противнику, с которым мы имели дело в Великой Отечественной войне. Большинство приводимых источников относится к тем первым дням, а не к последующим годам, когда над их авторами уже могли довлеть политические, пропагандистские, а также личные интересы. При этом следует иметь в виду, что до нападения на СССР в течение ряда лет терминология фашистских газет, радио, документов, естественно, была пропитана победным тоном. И не так важно, на каком именно фронте, под чьим командованием сражались войска, упоминаемые в этих источниках. Важна общая тенденция в оценке положения и хода дела, поведения солдат и офицеров именно в тот период, когда мы терпели поражения, когда нам было неимоверно трудно.
Конечно, еще многое было впереди, еще предстояли годы борьбы, когда фашистская Германия будет бросать на Восточный фронт всё новые и новые силы, пока не израсходует их все до конца, без остатка. Но пусть увидит читатель, как при всех успехах на Восточном фронте победный тон с первых же сражений начинает затухать, сменяться удивлением, разочарованием.
Интересно и то, как представляется осведомленность противника о Советской стране, вооруженных силах, экономике. Да, мы строили мирную жизнь, не все были достаточно бдительны, имели место благодушие и самоуспокоенность. Но при всем том каким «крепким орешком» и в этом отношении оказалась для врага наша страна!
Я не выбирал отдельных строк и слов из этих иностранных источников. С помощью подобного метода вообще можно доказать все, что угодно, опровергнуть самого себя, обратить библию против бога. Поэтому придется цитировать абзацами. И пусть останется на месте вся фразеология, нам непривычная, формулировки, нас в чем-то задевающие. Тем явственнее увидит широкий, особенно молодой, читатель ту ноту, ту линию, на которую я хотел обратить его внимание.
Источники эти хорошо известны военным кругам, все они опубликованы в СССР. В них нет ничего нового, но широкий читатель даже с помощью этих страниц легко сможет воссоздать картину тех дней, куда более мужественную, чем иногда мы сами склонны ее изображать...
Вот несколько выдержек из книги немецкого генерала Курта Типпельскирха, назначенного Гитлером к началу второй мировой войны начальником главного разведывательного управления генерального штаба сухопутных войск.
Курт Типпельскирх «История второй мировой войны». Издательство иностранной литературы. М., 1956.
«Определить хотя бы приблизительно военную мощь Советского Союза было почти невозможно. Слишком многие факторы, из которых при нормальных условиях можно было бы составить сложную картину мобилизационных возможностей вооруженных сил и их экономических источников, были покрыты непроницаемой тайной... Желаемый результат был достигнут: в таких решающих областях экономики, как, например, транспорт и военная промышленность, возможности русских сильно недооценивались...
Шпионаж, который в других странах велся под видом безобидной частной экономической деятельности, не находил для себя в Советском Союзе в условиях централизованного руководства экономикой никакого поля деятельности...
На основании разведывательных данных, которые, несмотря на строжайшую изоляцию, поступали из Советского Союза, и данных, полученных чисто эмпирическим способом, применимым для оценки численности вооруженных сил любой страны (например, существует постоянное соотношение между численностью населения и количеством соединений, которые могут быть сформированы), у германского генерального штаба создалось приблизительное представление о том, на что способен Советский Союз в случае войны. Русско-финская война дала новые отправные данные, которые, однако, в ряде случаев привели к ложным заключениям.
Численность русской армии была довольно точно оценена немцами. (Идет перечисление соединений.— Г. Ж.).
Этими соединениями, конечно, далеко не исчерпывались людские резервы огромной страны, которая при ежегодном призывном контингенте примерно 1,5 миллиона человек располагала по меньшей мере 12 миллионами годных к военной службе молодых людей. Вопрос о том, в какой степени русская военная промышленность могла вооружить эту массу людей, оставался открытым. Уничтожение русской военной промышленности приобретало в связи с этим решающее значение.
Было известно, что вооружение стрелковых дивизий, с которыми предполагалось встретиться в первую очередь, отвечает современным требованиям; знали и то, что в отличие от немецких пехотных дивизий они имеют в своем составе танковые батальоны...
Русско-финская война вскрыла недостаточную тактическую подготовку среднего и младшего командного звена. Стало известно, что русский министр обороны Тимошенко, учитывая опыт этой войны, решил улучшить одиночную подготовку бойцов, приучать командиров к большей самостоятельности, отказу от всяких шаблонов и улучшению взаимодействия родов войск.
Казалось невероятным, чтобы эти недостатки, проявлявшиеся еще в первую мировую войну и отчасти вообще свойственные характеру русского народа, могли быть ликвидированы в короткий срок. Следовало предполагать, что русское высшее командование со свойственной ему обстоятельностью и усердием тщательно изучало ход войны в Польше и во Франции и сделало из этого изучения свои выводы...
В политических кругах Германии сильно надеялись на то, что после крупных военных неудач советское государство рассыплется.
То, что Советский Союз в скором будущем будет сам стремиться к вооруженному конфликту с Германией, представлялось в высшей степени невероятным по политическим и военным соображениям; однако вполне обоснованным могло быть опасение, что впоследствии при более благоприятных условиях Советский Союз может стать весьма неудобным и даже опасным соседом.
Пока же у Советского Союза не было причин отказываться от политики, которая до сих пор позволяла ему добиваться почти без применения силы замечательных успехов. Советский Союз был занят модернизацией своих устаревших танков и самолетов и переводом значительной части своей военной промышленности на Урал. Осторожные и трезвые политики в Кремле не могли замышлять наступления на Германию, которая имела на других фронтах лишь небольшие сухопутные силы, а свою мощную авиацию могла в любое время сконцентрировать на востоке. К тому же русские в 1941 году чувствовали, что они были слабее немцев.
Конечно, от русской разведки не укрылось, что центр тяжести военной мощи Германии все больше перемещался на восток. Русское командование принимало свои контрмеры. 10 апреля Высший Военный Совет под председательством Тимошенко решил привести в боевую готовность все войсковые части на западе. 1 мая были проведены дальнейшие неотложные военные приготовления и приняты меры для защиты советской западной границы...
Советский Союз подготовился к вооруженному конфликту, насколько это было в его силах. На стратегическую внезапность германское командование не могло рассчитывать. Самое большее, чего можно было достигнуть,— это сохранить в тайне срок наступления, чтобы тактическая внезапность облегчила вторжение на территорию противника».
«Главная цель (плана «Барбаросса».— Г. Ж.) заключалась в том, чтобы уничтожить основные силы русской армии, находившиеся в западной части России, посредством смелых операций с глубоким продвижением танковых клиньев и воспрепятствовать отходу боеспособных частей в глубь обширной русской территории. Затем в результате быстрого преследования немецкие войска должны были достигнуть рубежа, с которого русская авиация уже не смогла бы совершать налеты на территорию Германии.
Конечной целью операций являлся выход на рубеж Волга— Архангельск, с тем чтобы последняя остающаяся у России индустриальная область на Урале могла быть в случае необходимости парализована немецкой авиацией...
Директива дышит оптимизмом, который следует объяснять впечатлением от побед над Польшей и Францией. Поэтому она приписывает противнику такую же пассивную роль, к которой Германия уже привыкла в двух прошедших войнах. Опять надеялись навязанной противнику молниеносной войной обойти положение Мольтке о том, что «ни один оперативный план не может оставаться неизменным после первой встречи с главными силами противника».
Если оценка противника и на этот раз была правильной, командование могло с полным основанием вновь применять эту же дважды оправдавшую себя тактику, в противном случае тяжелые разочарования и осложнения были неизбежны».
«Для Гитлера не подлежало ни малейшему сомнению, что для разгрома Советского Союза достаточно одной кампании. Он .был в этом так твердо убежден, что еще до начала военных действий против Советского Союза установил сроки операций, которые должны были начаться осенью 1941 года «после «Барбароссы»...».
«22 июня в 3 часа 30 минут немецкая армия начала роковое наступление на Восток по всему фронту от Черного до Балтийского моря...
17-я армия уже после первоначальных успехов у границы западнее рубежа Львов — Рава-Русская встретила сильного противника, оборонявшегося на хорошо укрепленных позициях, и сразу же сумела их захватить. 6-я армия продвинулась через реку Стырь. По там она, как и 1-я танковая группа, подверглась сначала на юге, а затем на севере интенсивным контратакам русских, в которых приняли участие подтянутые свежие танковые силы.
До 3 июля на всем фронте продолжались упорные бои. Русские отходили на восток очень медленно и часто только после ожесточенных контратак против вырвавшихся вперед немецких танковых частей».
«Немецкие войска вышли на рубеж, проходивший от Днестра через Случь, Днепр в районе Орши до южной оконечности Чудского озера. Это была... не сплошная линия оборонительных сооружений, но все же цепь полевых укреплений, усиленных противотанковыми рвами и проволочными заграждениями, строительство которых было начато еще до 1941 года и в последние недели продолжалось с лихорадочной быстротой...
Командование и войска оказались на высоте требований, которые предъявлял к ним необычный, значительно более трудный, чем все предыдущие, театр военных действий. Убедительным было упорство противника; поражало количество танков, участвовавших в его контратаках.
Это был противник со стальной волей, который безжалостно, но и не без знания оперативного искусства бросал свои войска в бой. Для серьезных опасений не было никаких оснований, однако уже было ясно одно: здесь не могло быть и речи о том, чтобы быстрыми ударами «разрушить карточный домик». Эта кампания не будет проходить так же планомерно, как прежние».
«В июле группы немецких армий еще успешно вели наступление на войска, хотя и с непривычным напряжением, но с чувством уверенности в своем превосходстве сражались с упорным противником.
Гитлер был мало удовлетворен достигнутыми успехами. От танковых клиньев на основании опыта войны в Европе ожидали гораздо больших результатов. Русские держались с неожиданной твердостью и упорством, даже когда их обходили и окружали. Этим они выигрывали время и стягивали для контрударов из глубины страны все новые резервы, которые к тому же были сильнее, чем это предполагалось.
Исходя из этого, Гитлер считал, что применявшаяся до сих пор тактика требует слишком много сил и приносит мало успеха. Огромные котлы, которые образовывались в результате стремительного продвижения вперед танковых соединений, неизбежно имели сильно удлиненную форму, а растянутые силы окружения были очень слабыми.
До подхода армейских корпусов на- подвижные соединения возлагалась задача не только удерживать внутренние фронты окружения, но и отражать все попытки деблокировать окруженные войска. В результате фронты окружения не всюду были одинаково прочными, а подвижным соединениям в течение нескольких дней или даже недель приходилось вести крайне тяжелые бои на два фронта, что пагубно отражалось на их боеспособности».
«Противник показал совершенно невероятную способность к сопротивлению. Он понес тяжелые потери не только летом 1941 года, но и во время зимнего наступления, в котором приняли участие крупные массы войск. Но все это не могло сломить стойкость Красной Армии. У нее оставалось еще достаточно кадров, чтобы укомплектовать командным составом новые формирования и обеспечить их боевую подготовку».
Генерал-майор фон Бутлар «Война в России». Из книги «Мировая война 1939—1945 гг.». Издательство иностранной литературы. М., 1957.
«На 6-ю армию возлагалась задача прорвать пограничные укрепления русских в районе южнее Ковеля и тем самым дать возможность 1-й танковой группе выйти на оперативный простор...
После некоторых начальных успехов войска группы армий «Центр» натолкнулись на значительные силы противника, оборонявшегося на подготовленных заранее позициях, которые кое-где имели даже бетонированные огневые точки. В борьбе за эти позиции противник ввел в бой крупные танковые силы и нанес ряд контрударов по наступавшим немецким войскам.
После ожесточенных боев, длившихся несколько дней, немцам удалось прорвать сильно укрепленную оборону противника западнее линии Львов — Рава-Русская и, форсировав реку Стырь, оттеснить оказывавшие упорное сопротивление и постоянно переходившие в контратаки войска противника на восток...
В результате упорного сопротивления русских уже в первые дни боев немецкие войска понесли такие потери в людях и технике, которые были значительно выше потерь, известных им по опыту кампаний в Польше и на Западе. Стало совершенно очевидным, что способ ведения боевых действий и боевой дух противника, равно как и географические условия дайной страны, были совсем непохожими на те, с которыми немцы встретились в предыдущих «молниеносных войнах», приведших к успехам, изумившим весь мир.
Критически оценивая сегодня пограничные сражения в России, можно прийти к выводу, что только группа армий «Центр» смогла добиться таких успехов, которые даже с оперативной точки зрения представляются большими».
Дж. Ф. С. Фуллер «Вторая мировая война 1939—1945 гг.». Издательство иностранной литературы. М., 1956.
«Уже 29 июня в «Фёлькишер беобахтер» появилась статья, в которой указывалось:
«Русский солдат превосходит нашего противника на Западе своим презрением к смерти. Выдержка и фатализм заставляют его держаться до тех пор, пока он не убит в окопе или не падает мертвым в рукопашной схватке».
6 июля в подобной же статье во «Франкфуртер цейтунг» указывалось, что «психологический паралич, который обычно следовал за молниеносными германскими прорывами на Западе, не наблюдается в такой степени на Востоке, что в большинстве случаев противник не только не теряет способности к действию, но, в свою очередь, пытается охватить германские клещи».
Это было до некоторой степени новым в тактике войны, а для немцев — неожиданным сюрпризом.
«Фёлькишер беобахтер» в этой связи писала в начале сентября:
«Во время форсирования германскими войсками Буга первые волны атакующих в некоторых местах могли продвигаться вперед совершенно беспрепятственно, затем неожиданно смертельный огонь открывался по следующим волнам наступавших, а первые волны подвергались обстрелу с тыла. Нельзя не отозваться с похвалой об отличной дисциплине обороняющихся, которая дает возможность удержать уже почти потерянную позицию.
Короче говоря, по словам Арвида Фредборга, «германский солдат встретил противника, который с фанатическим упорством держался за свое политическое кредо и блицнаступлению немцев противопоставил тотальное сопротивление».
Скоро выяснилось, что русские расположили вдоль границ не все свои армии, как думали немцы. Вскоре также выяснилось, что сами немцы совершили грубейший просчет в оценке русских резервов. До начала войны с Россией германская разведывательная служба в значительной степени полагалась на «пятую колонну». Но в России, хотя и были недовольные, «пятая колонна» отсутствовала. Трудности быстро возрастали...».
Выдержки из служебного дневника начальника генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковника Ф. Гальдера. «Военно-исторический журнал», №№ 7, 10. 1959.
«23. VI. 1941 года (2-й день войны).
...Общая обстановка лучше всего охарактеризована в донесении штаба 4-й армии: противник в белостокском мешке борется не за свою жизнь, а за выигрыш времени.
Впрочем, я сомневаюсь в том, что командование противника действительно сохраняет в своих руках единое и планомерное руководство действиями своих войск. Гораздо вероятнее, что местные переброски наземных войск и авиации являются вынужденными и предприняты под влиянием продвижения наших войск, а не представляют собой организованный отход с определенными целями. О таком организованном отходе до сих пор как будто говорить не приходится.
Исключение представляет, возможно, район перед фронтом группы армий «Север». Здесь, видимо, действительно заранее был запланирован и подготовлен отход за реку Западная Двина. Причины такой подготовки пока еще установить невозможно...
24. VI. 1941 года (3-й день войны).
...Войска группы армий «Север» почти на всем фронте (за исключением 291-й пехотной дивизии, наступающей на Либаву) отражали сильные танковые контратаки противника, которые, предположительно, вел 3-й механизированный корпус при поддержке нескольких мотомеханизированных бригад (3-й механизированный корпус дислоцировался здесь еще в мирное время). Несмотря на это, усиленному правому крылу группы армий «Север» удалось продвинуться до Вилькомира (Укмерге). На этом участке фронта русские также сражаются упорно и ожесточенно.
24.VI. 1941 года (3-й день войны).
...В общем, теперь стало ясно, что русские не думают об отступлении, а. напротив, бросают все, что имеют в своем распоряжении, навстречу вклинившимся немецким войскам. ...Полное отсутствие крупных оперативных резервов совершенно лишает противника возможности ведения эффективной активной обороны. Однако наличие многочисленных запасов в пограничной полосе указывает на то, что русские с самого начала планировали ведение упорной обороны пограничной зоны и для этого создали здесь базы снабжения.
26. VI. 1941 года (5-й день войны).
Вечерние итоговые сводки за 25. VI. и утренние сводки 26. VI. сообщают:
Группа армий «Юг» медленно продвигается вперед, к сожалению, неся значительные потери. На стороне противника, действующего против группы армий «Юг», отмечается твердое и энергичное руководство. Противник все время подтягивает из глубины новые свежие силы против нашего танкового клина. Резервы подтягиваются как перед центральным участком фронта, что наблюдалось и прежде, так и против южного фланга группы армий...
29. VI. 1941 года (8-й день войны).
Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека; лишь местами сдаются в плен... Бросается в глаза, что при захваченных батареях большей частью взяты в плен лишь отдельные люди. Часть русских сражается, пока их не убьют, другие, переодевшись, пытаются выйти из окружения под видом крестьян.
29. VI. 1941 года (8-й день войны).
Генерал пехоты Отт доложил о своих впечатлениях о бое в районе Гродно. Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволять себе известные вольности и отступления от уставных принципов; теперь это недопустимо. Воздействие авиации противника на наши войска, видимо, очень слабое...
Обстановка вечером: ...В районе Львова противник медленно отходит на восток, ведя упорные бои за последний рубеж. Здесь впервые наблюдается массовое разрушение противником мостов...
1. VII. 1941 года (10-й день войны).
На фронте группы армий «Юг» 17-я армия успешно продвигается. 14-й моторизованный корпус, действующий на левом фланге 17-й армии, продвигается в восточном направлении. Инцидент в районе Дубно, видимо, исчерпан. 8-й русский механизированный корпус окружен. По-видимому, у него не хватает горючего. Противник закапывает танки в землю и таким образом ведет оборону. На северном крыле группы армий 11-я танковая дивизия, как и следовало ожидать, не может продвинуться.
Продвигается по-прежнему одна лишь 13-я танковая дивизия. 14-я танковая и 25-я моторизованная дивизии следуют за ней. Подтягивание пехотных дивизий, которые необходимы как для наступления на фронте, так и для прикрытия фланга с севера и востока в случае поворота группы армий на юг, идет крайне медленно. Требуется энергичное напоминание командованию группы армий «Юг» о необходимости ускорения этой перегруппировки.
VII. 1941 года (12-й день войны).
Отход противника перед фронтом группы армий «Юг» происходит наверняка не по желанию русского командования... Поэтому не будет преувеличением, если я скажу, что кампания против России выиграна в течение 14 дней. Конечно, она еще не закончена. Огромная протяженность территории и упорное сопротивление противника, использующего все средства, будут сковывать наши силы еще в течение многих недель.
VII. 1941 года (13-й день войны).
...В ходе продвижения наших армий все попытки сопротивления противника будут, очевидно, быстро сломлены. Тогда перед нами вплотную встанет вопрос о захвате Ленинграда и Москвы. Посмотрим, будет ли иметь успех выступление Сталина, в котором он призвал к народной войне всех трудящихся против нас. От этого будет зависеть, какими мерами и силами придется очищать обширные промышленные области, которые нам предстоит занять...
VII. 1941 года (16-й день войны).
Группа армий «Юг». Оптимистическое настроение у командования 11-й армии снова испарилось. Наступление 11-го армейского корпуса опять задерживается. Причины этого неясны. 17-я армия успешно продвигается вперед и сосредоточивает свои авангарды для удара в направлении Проскурова.
VII. 1941 года (17-й день войны).
Группа армий «Центр» частью сил ведет бои с контратакующим противником и продвигается силами 2-й танковой армии к реке Березине. При этом противник особенно ожесточенно контратакует пехотой с танками с направления Орши против северного фланга 2-й танковой группы. 3-я танковая группа в нескольких местах форсировала своими авангардами Западную Двину и стремится прорваться в направлении Витебска, отражая контратаки противника с севера...
...Противник уже не в состоянии создать сплошной фронт, даже на наиболее важных направлениях. В настоящее время командование Красной Армии, по-видимому, ставит перед собой задачу: с помощью ввода в бой всех имеющихся у него резервов как можно больше измотать контратаками немецкие войска и задержать их наступление, возможно, западнее...
Формирование противником новых соединений (во всяком случае, в крупных масштабах) наверняка потерпит неудачу из-за отсутствия офицерского состава, специалистов и материальной части артиллерии.
В 12.30 доклад у фюрера (в его ставке).
Главнокомандующий сухопутными войсками доложил сна чала о последних событиях на фронте. После этого я доложил о положении противника и дал оперативную оценку положения наших войск...
В заключение состоялось обсуждение затронутых вопросов.
Итоги:
Фюрер считает наиболее желательным «идеальным решением» следующее:
Группа армий «Центр» должна двусторонним охватом окружить и ликвидировать действующую перед ее фронтом группировку противника и, сломив таким образом последнее организованное сопротивление противника на его растянутом фронте, открыть себе путь на Москву. После того как обе танковые группы достигнут районов, указанных им в директивах по стратегическому развертыванию, можно будет временно задержать танковую группу Гота (с целью ее использования для оказания поддержки группе армий «Север» или для дальнейшего наступления на восток, но не для атаки на самый город Москву, а для его окружения). Танковую группу Гудериана после достижения ею указанного ей района следует направить в южном или юго-восточном направлении восточнее Днепра для поддержки наступления группы армий «Юг».
Непоколебимым решением фюрера является сровнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которое в противном случае мы потом вынуждены будем кормить в течение зимы. Задачу уничтожения городов должна выполнить авиация. Для этого не следует использовать танки.
11. VII. 1941 года (20-й день войны).
Группа армий «Север». Танковая группа Геппнера отражала атаки противника и продолжала подготовку к дальнейшему наступлению сильным правым флангом в район юго-восточнее Ленинграда...
Полковник Окснер доложил о своей поездке в танковые группы Гудериана и Гота. Следует отметить следующее.
а)налеты русской авиации на переправы через Западную Двину юго-западнее Витебска;
б)командование противника действует умело. Противник сражается ожесточенно и фанатически;
в)танковые соединения понесли значительные потери в личном составе и материальной части. Войска устали.. ».
Июль 1941 года. На гигантском советско германском фронте с каждым днем увеличиваются размах, напряжение, ожесточенность боев.
Гальдер вынужден признать, что неожиданное по силе сопротивление советских войск не позволило немецко-фашистскому командованию добиться основной цели плана «Барбаросса»— окружить и уничтожить в скоротечной кампании главные силы Красной Армии западнее линии Днепра, не дав им отойти в глубь страны.
26 июля 1941 года Гальдер пишет: «Доклад у фюрера о планах операций групп армий. С 18.00 до 20.15 продолжительные, временами возбужденные прения по вопросу об упущенной возможности окружения противника».
30 июля начальник германского генерального штаба отмечает в своем дневнике, что верховным главнокомандованием издана новая директива № 34. В директиве говорится:
«Развитие событий за последние дни, появление крупных сил противника перед фронтом и на флангах группы армий «Центр», положение со снабжением и необходимость предоставить 2-й и 3-й танковым группам для восстановления и пополнения их соединений около 10 дней вынудили временно отложить выполнение целей и задач, поставленных в директиве № 33 от 19. VII. и в дополнении к ней от 23. VII».
Уже в первый месяц войны под влиянием упорного сопротивления Красной Армии у многих военных руководителей фашистской Германии появились признаки неуверенности, заметная нервозность.
Так, на 29-й день войны Гальдер пишет: «Ожесточенность боев, которые ведут наши подвижные соединения, действующие отдельными группами, затяжка с прибытием на фронт пехотных дивизий, подходящих с Запада, медленность вообще всех передвижений по плохим дорогам и, кроме того, большая усталость войск, с самого начала войны непрерывно совершающих длительные марши и ведущих упорные кровопролитные бои,— все это вызвало известный упадок духа у наших руководящих инстанций. Особенно ярко это выразилось в совершенно подавленном настроении главнокомандующего сухопутными войсками».
К концу июля немецко-фашистская армия не смогла добиться решающих успехов. Уже 18. VII. 1941 года Гальдер пишет:
«Операция группы армий «Юг» все больше теряет свою форму. Участок фронта против Коростеня по-прежнему требует значительных сил для его удержания. Прибытие с севера крупных свежих сил противника в район Киева вынуждает нас подтянуть туда пехотные дивизии, чтобы облегчить положение танковых соединений 3-го моторизованного корпуса и в дальнейшем сменить их для использования на направлении главного удара. В результате этого на северном участке фронта группы армий «Юг» оказываются скованными значительно больше сил, чем это было бы желательно».
Еще менее удовлетворяют Гальдера успехи группы армий «Север».
«Скова,— пишет он 22 июля,— наблюдается большая тревога по поводу группы армий «Север», которая не имеет ударной группировки и все время допускает ошибки. Действительно, на фронте группы армий «Север» не все в порядке по сравнению с другими участками Восточного фронта».
В руководящей верхушке вермахта возникли разногласия по поводу целей дальнейших операций и направлений главных ударов. Наблюдается непоследовательность в постановке войскам очередных задач.
Так, 26 июля Гальдер пишет: «...группа фон Бока должна, как только она будет готова, начать медленное продвижение на Москву, тесня противника с фронта». Через три дня, 30 июля, отдается новый приказ: «На центральном участке фронта следует перейти к обороне». 26 июля Гитлер требовал «ликвидировать гомельскую группировку противника путем наступления вновь созданной группы фон Клюге». 30 июля Иодль сообщил Гальдеру другое решение ОКВ: «На южном участке фронта пока не проводить наступления на Гомель». Все это было следствием упорного сопротивления Красной Армии.
Из дневника Гальдера видно, что немецкие войска в первые же недели боев на советско-германском фронте понесли чувствительные потери. Вот несколько примеров:
17. VII. 1941 года. «Боевой состав наших соединений, действующих на фронте, резко сократился».
20. VII. 1941 года. «Боевой состав танковых соединений:
16-я танковая дивизия имеет менее 40 процентов штатного состава, 11-я танковая дивизия — около 40 процентов, состояние 13-й и 14-й танковых дивизий несколько лучше».
24. VII. 1941 года. «Вопрос о 10-дневном отдыхе для пополнения соединений перед началом нового наступления. В случае предоставления такого отдыха можно будет довести боевой состав танковых соединений до 60—70 процентов штатного состава».
Такова была реальность, с которой немецко-фашистскому командованию пришлось столкнуться в первый же месяц боев на советско-германском фронте. Да, это была явно не та действительность, на которую рассчитывало гитлеровское руководство! В приведенных высказываниях эта мысль пробивается достаточно отчетливо. А вот дополнительные факты.
Только за первые два месяца войны в СССР сухопутные войска вермахта потеряли около 400 тысяч человек. Кстати замечу, что с июня по декабрь 1941 года вне советско-германского фронта фашистские захватчики потеряли всего лишь около 9 тысяч человек (!). Потери войск противника к концу летне-осенней кампании составили на советско-германском фронте без малого 800 тысяч человек из отборных, лучших частей и соединений
И все это притом, что для нас сложились такие неблагоприятные условия. Ведь боевой опыт был на стороне противника, раз он воевал уже длительное время; инициатива на его стороне, поскольку он вероломно напал; количество и качество войск и боевой техники в ряде случаев на его стороне, поскольку он долго готовился — ряд лет ускоренно модернизировал и механизировал армию нападения; экономика, ресурсы для первого удара на его стороне, поскольку в его руках весь военный потенциал Европы.
Необходимо учитывать и то обстоятельство, что, разогнав свою военную машину, гитлеровское руководство израсходовало далеко не все, что было приготовлено для захвата Европы. Мощные резервы высвободились и были брошены на СССР.
Когда мы говорим о крахе молниеносной войны, речь должна идти не только о потерях и сроках.
Конечно — и мы уже об этом говорили,— еще предстояли долгие и тяжелые годы борьбы, и нам нужно будет многократно напрягать свои силы, чтобы отразить натиск врага, перехватить инициативу, ликвидировать его временные преимущества и, взяв верх во всех отношениях, изгнать с территории нашей Родины, помочь народам Европы сбросить иго фашизма.
Однако свою историческую роль в этом великом деле сыграли и первые месяцы войны, когда не только не были реализованы все планы и расчеты, связанные с непосредственным ходом военных событий, но и экономика, идеология, пропаганда и политика фашизма, вся его чудовищная социальная система была поставлена перед такими проблемами, которые гитлеровской Германии так и не удалось решить…
9 сентября 1941 года вместе с генерал-лейтенантом М. С. Хозиным и генерал-майором И. И. Федюнинским мы вылетели в блокированный Ленинград.
В это время ленинградцы действительно переживали крайне трудные дни. Обстановка для войск и жителей была настолько тяжелой, что, кроме советских людей, никто бы ее, пожалуй, не выдержал.
Вспоминая это, мы, оставшиеся в живых, с глубоким уважением склоняем свои головы перед светлой памятью тех, кто отдал самое драгоценное, что есть у человека,— жизнь за свою Родину, за будущее своих детей.
В конце августа — начале сентября 1941 года группа армий «Север», захватив Шлиссельбург, блокировала Ленинград с суши по реке Неве до Колпина и далее до Ям-Ижоры, Ладоги, ст. Сусанино, Парицы, Ильино. Приморская оперативная группа отошла и закрепилась на линии Петергоф — Усть-Рудицы — Морское побережье. Ленинград мог связываться с этой опергруппой только морем и по воздуху. На Карельском перешейке, на нашей старой государственной границе, стояли финские войска, ожидавшие благоприятного момента, чтобы броситься на Ленинград с севера. Связь Ленинграда с Большой землей могла осуществляться только через Ладожское озеро и по воздуху.
От Москвы до Ладожского озера мы летели в «благоприятных» погодных условиях: дождь, низкая облачность. Словом, истребителей противника такая погода не устраивала, и мы могли спокойно лететь без всякого прикрытия. При подходе к Ладожскому озеру погода улучшилась, и нам пришлось взять прикрытие — звено истребителей. Над озером шли бреющим полетом, преследуемые двумя «мессершмиттами». Через некоторое время мы благополучно приземлились на городском аэродроме. Почему наше прикрытие не отогнало истребителей противника, разбираться было некогда. Мы торопились в Смольный, в штаб Ленинградского фронта.
При въезде в расположение Смольного нас остановила охрана и потребовала пропуск, которого у нас не оказалось. Я назвал себя, но это не помогло. Служба есть служба.
Придется вам подождать,— ответил офицер охраны.
В общем, нам пришлось простоять около ворот не менее пятнадцати минут, пока комендант штаба дал разрешение на въезд в Смольный...
В штабе нам сообщили, что Военный совет фронта проводит совещание, на котором присутствуют командующие и начальники родов войск фронта, командующий Балтийским флотом, а также директора важнейших государственных объектов.
Уже в Смольном я узнал, что рассматривается вопрос о мерах, которые следует провести в случае невозможности удержать Ленинград. Эти меры (я не буду их перечислять) предусматривали уничтожение важнейших военных объектов. Сейчас, четверть века спустя, эти планы кажутся невероятными. А тогда? Тогда колыбель Октябрьской революции — город Ленинград был в смертельной опасности, борьба за него шла не на жизнь, а на смерть.
Побеседовав с К. Е. Ворошиловым, А. А. Ждановым, А. А. Кузнецовым и другими членами Военного совета фронта, мы решили закрыть совещание и указать, что никаких мер на случай сдачи города пока проводить не следует. Будем защищать Ленинград до последнего человека.
10 сентября я вступил в командование Ленинградским фронтом. К. Е. Ворошилов 11 сентября по заданию И. В. Сталина вылетел в 54-ю армию маршала Г. И. Кулика. Генерал- лейтенанту М. С. Хозину было приказано немедленно вступить в должность начальника штаба фронта, приняв ее от полковника Н. В. Городецкого, а генерал И. И. Федюнииский в тот же день был направлен изучить оборону войск 42-п армии под Урицком и на Пулковских высотах.
Всю ночь с 10 на 11 сентября мы провели с А. А. Ждановым и А. А. Кузнецовым, адмиралом флота И. С. Исаковым, начальником штаба, командующими и начальниками родов войск и служб фронта, обсуждая дополнительные меры по мобилизации сил и средств на оборону Ленинграда. Главная опасность грозила со стороны Урицка, который был частично уже захвачен немцами. Не меньшая опасность нависала и в районе Пулковских высот.
В результате коллективного обсуждения обстановки было решено:
немедленно снять с ПВО города часть зенитных орудии и поставить их на прямую наводку для усиления противотанковой обороны на самые опасные участки обороны Ленинграда;
огонь всей корабельной артиллерии сосредоточить для поддержания войск 42-й армии на участке Урицк — Пулковские высоты;
срочно приступить к созданию глубоко эшелонированной инженерной обороны на всех уязвимых направлениях, заминировать и частично подготовить под электроток;
перебросить с Карельского перешейка из состава 23-й армии часть сил в 42-ю армию для усиления обороны в районе Урицка;
приступить к формированию 5—6 отдельных стрелковых бригад за счет моряков Краснознаменного Балтийского флота, военно-учебных заведений Ленинграда и НКВД со сроком готовности 6—8 дней.
Эти мероприятия начали проводиться немедленно, с утра следующего дня.
Военный совет, в состав которого, кроме А. А. Жданова и А. А. Кузнецова, входили Т. Ф. Штыков и Н. В. Соловьев, работал дружно, творчески, энергично, не считаясь ни с временем, ни с усталостью. Этих товарищей сейчас уже нет в живых. Должен сказать, что они были выдающимися деятелями нашей партии и государства. Они сделали все, что можно было сделать для успешной борьбы, отстаивая город Ленина, над которым нависла смертельная опасность.
Исключительно большую работу по превращению Ленинграда в неприступную крепость провели Ленинградская партийная организация, трудящиеся города. Истощенные от голода и холода ленинградцы мужественно, каждый на своем посту, стояли буквально «насмерть», чтобы отстоять свой город. Они заботились не о себе, а об обороне Ленинграда, о снабжении сражающихся войск оружием, боеприпасами, военной техникой. Все это изготовлялось ими под непрерывным артиллерийским обстрелом и бомбежкой врага.
В день моего приезда особенно яростные атаки немецких войск шли на участках 42-й армии. Вражеские танки ворвались в Урицк, немцы вели непрерывные атаки Пулковских высот, в районах Пушкина и Колпина. Действия немецких войск поддерживались мощными атаками бомбардировщиков и тяжелой артиллерией.
На Карельском перешейке обстановка была более спокойной. Финские войска иногда постреливали. Наши войска 23-й армии отвечали тем же. Это «смирное» поведение финских войск в сентябре 1941 года позволило командованию фронта взять из 23-й армии все армейские резервы и даже часть полков некоторых стрелковых дивизий для усиления обороны в районе Урицка и Пулковских высот.
На фронте приморской оперативной группы наши войска, да и противник время от времени пытались активизировать свои действия. Но эти акции не имели существенного значения.
В районе Петергофа в тыл вражеских войск был высажен морской десантный отряд с целью содействия приморской группе в проведении операции. Моряки действовали не только смело, но и предельно дерзко.
Каким-то образом противник обнаружил подход десанта и встретил его огнем еще на воде. Моряков не смутил огонь противника. Они выбрались на берег, и немцы, естественно, побежали. К тому времени они уже были хорошо знакомы с тем, что такое «шварце тодт» («черная смерть»), так они называли морскую пехоту.
К сожалению, я не запомнил фамилии мужественного моряка— командира отряда морского десанта. Увлекшись первыми успехами, матросы преследовали бегущего противника, но к утру сами оказались отрезанными от моря, и большинство из них не возвратилось. Не вернулся и командир.
Десантные отряды моряков неоднократно высылались в тыл противника. Везде и всюду они проявляли чудеса храбрости и высоко держали честь и достоинство советского Военно- Морского Флота. Блестяще действовали и стрелковые бригады, сформированные из моряков Балтфлота в начале сентября.
Командующий немецкой группой армий «Север» фон Лееб торопил войска. Он требовал быстрее сломить сопротивление защитников Ленинграда, чтобы соединиться с карельской группой финских войск. После падения Ленинграда германское главное командование хотело всеми силами ударить на Москву, обойдя ее с северо-востока. Но Ленинград стоял крепко и не сдавался врагу, несмотря на всю ярость и мощь его атак.
Гитлер был в бешенстве. Он понимал, что время работает не на Германию, а на Советский Союз, который, преодолевая огромные трудности, мобилизует силы и создает новые средства борьбы. Период летних побед кончился безвозвратно. Наступала осень.
Ленинград и войска, оборонявшие его ближние подступы, дрались удивительно мужественно.
Бывали у нас и весьма тяжелые моменты, в особенности когда враг захватил Пулковские высоты и Урицк, а отдельные группы танков противника прорвались даже к мясокомбинату. Казалось, вот-вот случится то, чего каждый из нас внутренне боялся. Но героические защитники города и в этих труднейших обстоятельствах находили в себе силы снова и снова отбрасывать разъяренного противника на исходные позиции.
Время шло. Враг истекал кровью, но разгромить ленинградскую группировку войск Красной Армии никак не мог.
Так продолжалось почти до конца сентября. В последние дни сентября мы не только оборонялись, но уже перешли к активным действиям. Был организован ряд контрударов в районах Колпина, Пушкина, Пулковских высот, и эти действия, видимо, окончательно убедили противника в том, что оборона Ленинграда еще сильна и сломить ее наличными силами не удастся.
Немцы, прекратив атаки, перешли к разрушению города с воздуха и артиллерийским огнем.
...900 дней бились войска Красной Армии, Военно-Морского Флота и жители города за свой любимый Ленинград. Ни массовые жертвы, ни голод, ни холод не сломили дух и доблесть защитников города Ленина.
Центральный Комитет партии, ежедневно следя за событиями в Ленинграде, мобилизовал на помощь городу все возможные силы и средства.
Легендарной славой овеяна знаменитая дорога жизни, связавшая Ленинград с Большой землей. На помощь ленинградцам вездеходами, гужевым транспортом — всеми возможными средствами доставлялись по льду Ладожского озера в Ленинград продукты питания, боеприпасы.
Доброе слово заслужил Д. В. Павлов, который, будучи уполномоченным Государственного Комитета Обороны, проявил большую энергию и, я бы сказал, изобретательность в доставке голодающему населению Ленинграда и войскам Ленинградского фронта необходимого продовольствия.
Хотелось, бы обо всем этом написать более подробно, но у меня просто не хватает слов, которые соответствовали бы героическим делам защитников Ленинграда.
Я горжусь, что в тот период, когда враг подошел вплотную к городу и над ним нависла смертельная опасность, мне было поручено командовать войсками Ленинградского фронта, защищавшими Ленинград.
Забегая несколько вперед, хочется сказать, что в январе 1943 года по заданию Государственного Комитета Обороны мне было поручено вместе с К. Е. Ворошиловым координировать действия Ленинградского и Волховского фронтов по прорыву блокады.
Все это еще крепче связало меня с ленинградцами, к которым я всегда чувствовал и чувствую глубокое уважение.
О героической обороне Ленинграда написано много. И все- таки, мне кажется, о Ленинграде в годы войны, так же как и о всех наших городах-героях, следовало бы создать специальную серию книг-эпопей, широко иллюстрированных и прекрасно изданных, построенных прежде всего на фактологическом, документальном материале, написанных искренне и правдиво. Есть всякие города: города-побратимы, города-спутники и т. д. Городов-героев не так уж много, и находятся они в нашей Советской стране.
Думаю, что у каждого ленинградца, москвича, севастопольца нашлось бы дома место для такой книги-альбома, ее бы читали наши дети и внуки, быть может, изучали в школах — пусть молодежь в образах героев узнает своих отцов и матерей, пусть за новыми кварталами, площадями и проспектами видят они окропленные кровью улицы и переулки, разбитые стены, вздыбленную землю, с которой был сметен сильный и жестокий враг.
Это стоило бы сделать, пока живы очевидцы и участники тех героических событий, пока все под рукой.
И если верно, что нужно как можно скорее стирать с лица земли следы войны и разрушений, не омрачать ими жизнь живущих, то так же необходимо передавать поколениям облик и дух нашего героического времени.
