Детская клиника
Филадельфии®
Зима 1999 г.

Дорогой Никто!

Я давно знала, что так и будет, – придется снова ложиться в больницу. Я уже несколько недель болею, и лучше не становится, только хуже. Сил едва хватает, чтобы сидеть. Если я принимаю душ, приходится присаживаться, чтобы отдышаться. Все, что я делаю, напоминает мне, что я умираю. Постель и пол возле кровати покрыты горами салфеток, заплеванных зеленовато-коричневой кровавой слизью. У себя в комнате, не найдя салфетки или платка, я сплевываю мокроту прямо на пол. Мать считает, это отвратительно, но мне все равно. Когда просыпаешься в четыре утра, задыхаясь от мерзкого вкуса, думаешь только о том, чтобы поскорее выплюнуть эту дрянь.

Последняя госпитализация стала одной из самых болезненных. Я думала, что на этот раз точно умру – забирают в клинику уже шестой раз за год. В Филадельфию мы с матерью ехали молча.

После оформления я попыталась заснуть, не зная, проснусь ли вообще. Я хотела, чтобы мать знала, что происходит, но еще больше мне хотелось побыть одной. Странно, но я вообще не боялась. Все болело, сил не было, но я чувствовала себя, не знаю, – удовлетворенной?

Я лежала и ждала. Я не молилась о жизни или смерти, не заключала с Богом обычных сделок, обещая завязать с наркотиками и перестать издеваться над организмом. Я знала, мне это не по силам, и не хотела умирать с ложью на губах. Я просто молилась с благодарностью Богу за то, что у меня была жизнь.

Я включила канал «Религия» и послушала групповую молитву. Говорить я не могла и молилась мысленно, повторяя «Аве, Мария» и «Отче наш». Я пыталась прошептать молитву перед сном, которую читала еще маленькой: «Спать ложусь и засыпаю, душу Господу вручаю: если я умру во сне, Боже, вспомни обо мне».

Казалось, в палате со мной находился еще кто-то, кроме ритмично пищащих приборов, с шипением выпускающих кислород. Будто рядом были другие люди. Я вспомнила знакомых ребят с муковисцидозом и помолилась еще. Теперь я знаю, каково им было, когда они умирали.