Вокруг была тьма. Тьма непроглядная. И бесконечная. Кажется, такое в моей жизни уже было. Но тогда, после аварии, я абсолютно ничего не помнил, разве что немного само происшествие. Теперь же память вернулась ко мне полностью. Нет, ко мне не вернулись воспоминания о событиях до аварии, но то, что со мной случилось после, я представлял очень хорошо. Сейчас, находясь в полной мгле, я ощущал все уже не так ярко, как пару минут назад, когда, возможно, уничтожил центр галактической цивилизации. В памяти держались картины того, как в битве «чужих» погибла моя родная планета, как умерли все, кто мне был дорог, но ощущалось это совсем по-другому. Так, как если бы все события были просто описаны в книге, а не случились со мной в реальности. Возможно, подобное чувство было связано с тем, что я уничтожил так называемый лифт времени, и теперь воспоминания были лишь тенью действительности.

Но с другой стороны, не дав аватарам из будущего прийти и изменить прошлое, каким же я сделал настоящее? Да и вообще, где я? Убит взрывной волной? Выброшен из времени? Про это мне Тимур ничего не рассказывал…

Внезапно я заметил, что не дышу. Да, в тот раз на операционном столе я не обратил на свое дыхание никакого внимания, ведь так естественно, когда дышишь, забывать про это. А вот сейчас, даже пытаясь вдохнуть, я ничего не мог сделать.

Мысль, что я мертв, сменилась ощущением, что помимо тьмы есть еще кое-что…

Вокруг было влажно. Даже не просто влажно: я плавал в какой-то теплой жиже. Но при этом мне было достаточно комфортно, более того, я чувствовал себя словно слегка под кайфом. Будто находился в состоянии легкого опьянения или выпил изрядную дозу антидепрессантов.

Было темно и тихо. Конечно, относительно – некоторые звуки, похожие на тиканье часов или стук сердца, я все же слышал. Но они доносились издалека, искаженные и приглушенные.

В какой-то момент мне показалось, что я нахожусь в колбе, как Светлана на космической базе, где я ее видел в последний раз. Возможно, после взрыва меня восстанавливали в камере регенерации. А звуки были отголосками работающего механизма жизнеобеспечения.

Неожиданно то, что казалось непроглядной темнотой, наполнилось еще большими оттенками черного. Казалось, со всех сторон на меня начало что-то давить, будто я попал под пресс, хоть этот пресс и был довольно мягким. Ощущение было не из приятных, и прежняя эйфория сменилась мучительной мигренью.

Смутная догадка возникла у меня. Вспоминая тот странный напиток на корабле, я подумал о том, что, возможно, из-за выпитого у меня возникла галлюцинация, а эта новая боль – своего рода похмелье. Но в этот момент сдавливание и головная боль отступили подобно морской волне во время отлива. Слишком короткое похмелье показалось подозрительным.

Однако расслабился я зря. Стены вокруг меня снова сжались, в этот раз многократно сильнее, головная боль вернулась, а где-то вверху, если, конечно, я мог определить, где был верх, а где низ, – забрезжил свет.

Этот свет манил меня, как в записках тех, кто пережил клиническую смерть. Боль отпустила. Давление ослабло. Но затем все вернулось с еще большей силой… Чуть ослабилось, и еще… Затем еще, и еще… все сильнее с каждым разом.

Мой странный рай решил изгнать меня туда, где брезжил свет, и каждая новая волна, подталкивала меня к выходу из тьмы. Просвет все ширился, и мне показалось, что я слышу странные, неразборчивые голоса, доносившиеся оттуда – из яркого сияния вверху, куда помимо моей воли меня что-то выталкивало.

В какой-то момент боль от давления стала и вовсе нестерпимой, и тут я покинул свою мрачную, но теплую обитель. Кромешную тьму сменило ярчайшее, до боли в глазах, сияние. Мне сразу вспомнились софиты операционной, но это было нечто другое. Неизведанная сила подхватила меня и подняла еще выше.

Смутные образы, теряющиеся во всполохах света, оглушающие неразборчивые голоса, внезапный холод, а потом боль в районе живота, словно меня пырнули… Эту боль я еще стерпел, но потом что-то мощное и сильное ударило меня в спину. Удар был настолько болезненным, что, пожалуй, сравнился бы с моим столкновением с поездом в прошлом. Боль заставила меня закричать, но крик тоже ото звался во мне неприятным ощущением, так как для него мне пришлось вздохнуть, а за вдохом появилась боль как будто разрывающихся внутри органов. К счастью, все быстро прошло. Теперь я мог дышать, и даже зрение справилось со слепящим светом.

Вокруг стояли большие люди в белых халатах, они укутали меня так, что я потерял способность двигаться, а потом передали какой-то молодой женщине, такой же большой, как и они. Присмотревшись к ней, я узнал свою приемную мать. Сам же я был очень мал, и, судя по тому, каким я видел все окружающее, вместо тела тридцатитрехлетнего парня я обрел плоть новорожденного.

Видимо, уничтожение лифта времени все вернуло в исходные точки, до вмешательства пришельцев. Только вот я родился, помня все, что было раньше.

В общем, это было хорошо – меня ждала целая жизнь, и у меня был опыт прошлой, чтобы не повторять своих ошибок. Теперь я знал, что приемная мать была мне на самом деле родной, хотя почему это от меня скрывали, было непонятно. Но впереди у меня будет время обо всем узнать…

В принципе, все сложилось хорошо. Вот только Златы еще нет, до ее рождения придется ждать не меньше десяти лет. Как мне вернуть своих детей из прошлой жизни, тоже пока неясно, да и друзей придется искать заново… Ну и до физической близости с девушками мне еще далеко, хотя, пожалуй, пока у меня и не будет в этом потребности… Впрочем, как не будет, если я уже об этом задумался?!

Новая жизнь… Наверное, все-таки это здорово. Жаль, что я не додумался в прошлой жизни запомнить какие-нибудь выигрышные номера в лотерее или динамику котировок акций. Хотя то, что акции Microsoft, Google и Apple будут расти, я почему-то помнил, только пользу эти знания мне принесут еще не скоро. А пока я был слишком мал, у меня будет время подготовиться, чтобы войти в этот новый мир тем, кто сможет его изменить к лучшему…

Конечно, мне хотелось узнать о себе все и сразу. Но я решил отложить чтение на некоторое время. По крайней мере, пока не посещу могилу своего отца.

Поход на кладбище оказался долгим, тяжелым и даже мерзким. Ливень неожиданно обрушился на меня, едва я покинул квартиру. Когда добежал до машины и сел в нее, я полностью промок. Еще вчера было тепло, но резкий ветер нагнал туч, пока я собирался на кладбище. Наверное, нужно было переждать, но я решил, что откладывать визит не стоит. Во-первых, это было бы неуважительно по отношению к отцу, каким бы он ни был. Особенно если учесть, что я и похороны пропустил. Во-вторых, дома меня ждали важные дела, да и оставаться у бабушки еще на одну ночь я совсем не хотел.

Уже перед выходом бабушка вручила мне ключи от гаража отца, который так и не был оформлен в собственность после самовольного строительства. Возможно, я нашел бы для себя там что-то полезное. Кроме того, она попыталась отдать мне свои личные сбережения, хотя сама жила не богато. С большим трудом я отговорил ее от этого, но она все-таки передала в подарок золотые сережки для дочери, чтобы та носила, когда подрастет.

Купив в магазине по пути на кладбище зонт, я заехал перекусить в придорожную блинную. Там шла акция «Второй блин бесплатно». Правда, уточнив ее условия у официанта, стало понятно, что это скорее акция «Надури покупателя», потому как, чтобы получить заветный второй блин, в первый нужно было добавить пару начинок, что в сумме выходило куда дороже. К тому же «бесплатный» блин предлагался абсолютно пустым и также требовал начинку за дополнительные день ги. И все же, махнув рукой на уловку, я сделал заказ на предложенных условиях, почувствовал себя обязанным участвовать в акции, раз уж расспросил подробности.

Поев, я вновь отправился под дождь и вскоре был уже на кладбище.

На минуту остановившись перед его старыми деревянными воротами, за которыми начинались хаотично выстроенные оградки, кресты и памятники, я смело, невзирая на ливень, пошел искать могилу отца. Однако удача была явно не на моей стороне. Сумбурный рассказ бабушки, где искать могилу, мне помог слабо, а вот моих однофамильцев Быстровых здесь было пруд пруди. Видно, вошедшая в черту города деревня Быстровка была родиной моих многочисленных, хоть и не очень близких, родственников по линии отца.

Порядком намесив грязи, испачкав штаны и промокнув до трусов, я так и не нашел могилы. Ливень усиливался, как, собственно, и ветер, уже ломавший сухие ветви, срывавший листву и гнувший деревья. Яростные раскаты грома и довольно близкие всполохи молний заставили меня поменять решение и ретироваться.

Однако назад к бабушке я возвращаться не хотел и поехал в гараж отца. Кое-как соскребя грязь палкой с еще новых итальянских туфель, я сел в машину, постелив на кресло целлофановый пакет и выбросив зонт, который сломался от порывов ветра.

На улице творилось нечто невообразимое. Потоки воды рекой разлились по дороге. Ливневка не справлялась с таким напором осадков, а может, ее и вовсе не удосужились сделать дорожники, очевидно, посчитавшие, что дожди – редкое явление в нашей стране. Как бы там ни было, я, расплескивая фонтаны воды, почти плыл, а не ехал.

Пару раз мне пришлось остановиться, так как дворники машины не успевали убирать воду с лобового стекла. Видимость была настолько плохая, что я уже не различал ничего, кроме потоков воды. Ни дороги, ни машин в зоне моего обзора не было видно.

Особо смелые и спешащие по делам водители, не последовавшие моему примеру, сильно просчитались. Множество аварий по три-четыре машины попадались мне на глаза по пути от кладбища. Одна фура даже въехала в остановку, благо людей там в тот момент не было.

Я же чуть позже, когда дождь устроил передышку, продолжил свой путь. Изрядно исколесив город, я добрался до гаражей на самой окраине. Один из них оказался двухэтажным, построенным из разноцветных, видимо, уже где-то использовавшихся ранее кирпичей. Судя по номеру, как раз он и был гаражом отца. Как рассказала бабушка, в период между запоями отец его строил сам и иногда там даже ночевал.

Оставив машину, я как можно быстрее попытался открыть замок, не желая мокнуть под непрекращающимся, хоть и ослабевшим дождем. Наконец, мне удалось отпереть ворота, и так как внутри место было рассчитано на два автомобиля, я загнал внутрь свою машину и закрыл гараж. Второй машиной оказался старенький седан красного цвета, стоявший без колес над ремонтной ямой.

Щелкнув выключателем, я убедился, что свет в гараже работал, и по простой лестнице-стремянке поднялся вверх. Там была небольшая комната с зарешеченным окном. Рядом с ним стоял стол со старым телевизором и столь же невзрачным видеомагнитофоном. Посреди пола валялась раскуроченная вдребезги видеокамера, словно кто-то со злости специально ее разбил. Еще была старая кровать, а у стены два шкафа, один книжный, но на его полках были лишь две пустые бутылки из-под вина, другой платяной, с раскрытыми настежь дверцами и парой вешалок внутри.

Дождь снова хлынул как из ведра. Одолевавшая меня из-за бессонной ночи дрема, при такой погоде и вовсе потянула в сон. Обессиленный, я решил немного отдохнуть и прилег на пыльную кровать, не рискнув, как и в доме бабушки, раздеться, сняв лишь плащ и грязные туфли.

Уснул я почти мгновенно. Мне снились какие-то кошмары. Сначала это была ссора с женой – я ей пытался объяснить прописные истины о том, как нужно строить семейные отношения, а она не слушала меня и лишь ехидно ухмылялась. Потом какие-то шорохи разбудили меня, но я снова уснул и посмотрел новый сон о том, будто я вышел из собственного дома, а моей машины нет на месте. Снова какие-то звуки прервали сон, но слабость заставила о них забыть, и я посмотрел еще один кошмар о всеобщей мобилизации на какую-то войну, во время которой меня пытались призвать, а я всячески старался от этого увильнуть, чем вызвал активное недовольство военных.

Вновь меня разбудили какие-то громкие стуки в окно и шарканье где-то внизу. Не желая выходить из дремы, я все списал на стихию, тем более что ворота я запер изнутри, а больше здесь, кроме меня, никого не было. Уже начиная вновь засыпать, я услышал, как внизу громко заиграла музыка. Вскочив как ошпаренный с кровати, я стукнулся о низко повешенную над кроватью самодельную полку и, потирая ушибленный лоб, поспешил вниз, не на шутку напугавшись и не понимая, что происходит.

Вроде я уже давно вышел из возраста, когда боялся оставаться дома один, но тут мне стало как-то совсем не по себе.

Спустившись, я увидел, что источником музыки был старый радиоприемник на батарейках. Конечно, это было странно, ведь до этого он молчал. Но вероятно, заряд энергии в старых батарейках каким-то образом накопился, и он снова заработал. Такое я встречал впервые, но большим спецом в радиоприемниках никогда не был.

Выключив технику, я разглядел рядом с полками наполовину прикрытый ковром люк в подвал, который я не заметил ранее. Был здесь и выключатель света, поэтому фонарик мне не понадобился. Включив освещение, я откинул ковер и, открыв люк, спустился в подвал.

У подвала была старая кирпичная кладка, земляной пол и потолок из прогнувшихся, заплесневелых досок. На одной из стен висел кустарно сделанный чертеж, смутно напоминавшего врата места, которое я ошибочно в дневнике принял за Город Богов. Поверх чертежа были прикреплены две фотографии, точнее их копии, распечатанные на черно-белом принтере. Это были те же фотографии, что и в комнате отца в бабушкиной квартире, только чуть больше размером. У стены стоял похожий на верстак из-за грубых надпилов стол. На нем стопкой лежали старые фотоальбомы, верхний из которых был подписан корявым отцовским почерком «Раскопки Каир», еще один торчал частью заголовка «Иерусалим». Рядом было несколько контейнеров с прозрачными крышками, в которых были пронумерованные, как для коллекции, минералы и окаменелости. Чуть подальше располагалась россыпь старинных монет, несколько из них, похоже, были золотыми. Еще там оказалась старая карта, изрисованная синей ручкой, и пара предметов, стоявших прямо на ней. Это были редкий старинный перстень, небольшая статуэтка, вполне вероятно, выломанная из каменного декора здания, и деталь неведомого механизма, состоящая из двух частей ржаво-красного и матово-черного цветов.

Прямо под доской с рисунком врат стоял деревянный сундук, который обычно использовали в селах для хранения овощей. Открыв его крышку, я нашел кучу тряпья и лежащую сверху видеокассету. Взяв ее в руки и осмотрев, я обнаружил приклеенный клочок бумаги, на котором отец написал: «Сыну, послание с того света». Взяв кассету с собой, я вновь поднялся на второй этаж, в надежде найти ответы на мои многочисленные вопросы в содержимом оставленной мне записи.

К счастью, старая техника отца работала, и видеомагнитофон, проглотив кассету, подал признаки жизни.

В телевизоре появилось непричесанное, небритое и сильно опухшее, видимо от запоя, лицо отца.

– Ну вот и все, кажется, все… Да что там – точно все! Этот чертов дневник никогда не врал. Она меня убьет, эта красновласая стерва, я ее видел сегодня снова. Хочет, чтобы все выглядело естественно, чтобы не вызвать подозрений, но я ей упрощу задачу. Моя жизнь уже давно потеряла смысл, пусть сегодня все и закончится.

Отец отпил вина из горла бутылки, которую я видел валявшейся в шкафу, и продолжил свой монолог:

– Нет, сын, это не твоя вина. Это моя. Извини, что так мало общался с тобой, просто мне было страшно, а когда появилась она, то я не мог допустить, чтобы она догадалась о твоем дневнике.

Отец потер щетину на подбородке рукой.

– Так много хотел сказать, но сейчас перед лицом надвигающейся смерти многое уже не важно… Знай, сын, я не всегда был таким спившимся трусом. Мы с твоей матерью любили друг друга, мы все время были вместе. Детей она вроде как иметь не могла, из-за какой-то хромосомной патологии, и потому мы все время путешествовали. Археология стала нашей общей страстью.

Извини, что все так сумбурно… Чертов алкоголь путает мозги, а без него они пытаются задушить меня депрессией и страхом… конечно, может он и не спасает, но не пить я уже не могу.

Когда же все полетело к чертям? Я очень хорошо помню тот проклятый день. Раньше мы с твоей матерью жили здесь, в Воронеже, но носило нас по всей необъятной родине. Конечно, нас привлекали и другие страны, но тогда мы себе таких поездок позволить не могли. Как и любым археологам, нам очень хотелось изучить древние памятники мировой истории, особенно великие пирамиды Гизы. Так случилось, что на одной из археологических конференций я познакомился с известным историком из Египта. Весьма колоритным, вечно добродушно ухмыляющимся, профессором Акилом, работавшим в Каирском музее. С той нашей встречи мы часто переписывались и созванивались, и он постоянно звал меня к себе в гости, но как-то у нас с твоей матерью все не получалось. Наконец, профессор прислал приглашение и полностью оплатил нам проезд и проживание.

День прилета в Египет и стал тем роковым днем.

Даже не распаковав чемоданы, мы сразу поехали посмотреть на пирамиды, а затем в музей. Во время посещения музея Акил на многое открыл мне глаза, показав скрытые в архивах артефакты, недвусмысленно свидетельствующие о существовании несколько десятков тысяч лет назад высокоразвитой цивилизации, охватывавшей всю нашу планету. Там среди неафишируемых экспонатов был и вырезанный из дерева самолет многотысячелетней давности, и ваза со странными письменами, светящимися в ультрафиолете, и окаменелые детали каких-то древних механизмов, и многое другое, что сложно объяснить с исторической точки зрения.

Помню, ошеломленный такими сенсационными артефактами, я еще поинтересовался у Акила, почему все это скрыто от мировой общественности, на что он ответил, что это – дела власть имущих. Потом он хитро улыбнулся и задал мне риторический вопрос: «Хочешь увидеть самую уникальную находку?» Не дожидаясь моего ответа, он провел меня в огром ный ангар, который охраняли двое арабов с автоматами. «Сейчас я покажу тебе самую древнюю мумию Египта, а потом, когда ты все увидишь собственными глазами и будешь готов, расскажу тебе одну занимательную историю, которая полностью все для тебя изменит».

Пройдя мимо бесконечных стеллажей с пронумерованными коробками, мы оказались у постамента с двумя статуями: мужчины и девушки. Мужчина был исполином без лица, а девушка, напротив, имела весьма красивый, но таящий в себе какую-то угрозу облик. Они вдвоем держали треугольник, в который был вписан глаз. Между ними, у их ног, находилось странное полупрозрачное, тускло светящееся надгробие ржаво-красного цвета.

Профессор произнес: «Мало кто это видел до тебя… Статуи – это хранители Вселенной. Темный хранитель без лица, меняющий свои тела, как перчатки, и вечно неизменная светлая хранительница, способная рождать саму себя, сбрасывая старую оболочку. Силы хранителей равны – в их балансе постоянство порядка в мире во все времена. Там, у их подножия, мумия первого фараона Египта, которого, судя по письменам на надгробии, наши предки звали «дремлющим богом Ра». Есть легенда, что постоянные войны хранителей за господство над Вселенной однажды разбудят бога, и тогда люди будут править Вселенной».

Мы подошли ближе, и я увидел лежащее в полупрозрачном гробу существо, которое точно не было человеком. Оно было очень высокого роста, с бледно-голубоватой кожей. Оно было очень худым, а точнее изрядно высохшим. В отличие от виденных мною ранее мумий, эта напоминала спящее, а не лишенное жизни тело.

Черты лица казались хищными, но высокий лоб и увеличенный череп говорили о высокоразвитом мозге. Мумия была одета в черные, поглощающие свет одежды, украшенные очень красивыми драгоценными камнями, многие из которых раньше мне никогда видеть не доводилось. Пальцы рук были сильно вытянуты, и на одном из них красовался перстень, переливающийся зеленым цветом, словно внутри него ползали тончайшие светящиеся зеленые черви.

– Это же самый настоящий инопланетянин! – не выдержал я.

– Знаю, – ответил профессор. – Что ж, теперь ты готов услышать и все остальное.

– Неужели есть что-то, способное меня удивить еще больше? – воскликнул я.

– Нет, дело не в эмоциях… Прошу меня выслушать, и не принимать сказанное за бред сумасшедшего – это важно и для меня, и для вас обоих.

Кивнув в знак согласия, я услышал то, что изменило все и навсегда.

– Дорогой мой друг. Ты здесь совсем не случайно, и сейчас тебе придется сделать сложный выбор. Ты либо согласишься, либо уйдешь, навсегда забыв это место. А я буду отрицать, что тебе что-то показывал. Дело в том, что со времен первых жрецов Египта был круг особо посвященных, имевших возможность общаться с одним из хранителей – безликим Аргосом. Знания древних передавались из уст в уста избранными, и я один из них. В важные для нашего ордена моменты хранитель с небес подает нам знаки. Я, правда, их никогда не видел, но мой учитель говорил, что в былые времена его огненный перст указывал жрецам на картах, где спрятаны сокровища, чтобы орден богател и верно служил хранителю.

Сказания гласят, что слуги бога Ра предали его, пожелав самостоятельно править всем миром. Его божественное тело разделили, а бессмертный дух заточили в темницу. Но безликий Аргос нарушил обет невмешательства в дела Вселенной и послал к нему того, кто принял его дух в свое тело. Пока шла великая война на небесах между предателями-слугами, новое воплощение бога Ра укрылось здесь, ожидая своего часа.

Аргос предрекал, что когда на небосводе погаснет первая звезда, бог Ра пробудится, чтобы отомстить предателям. Тогда наступит новая эра – эра людей, которые уничтожат предавших его и которые будут вместе с ним править Вселенной.

– Интересный эпос, но мой мир пока не перевернулся, – улыбнулся я.

– Эта звезда, координаты которой есть на древних папирусах, погасла несколько лет назад. И теперь моя задача как преданного последователя найти сосуд для духа бога Ра, чтобы он получил новое воплощение… Ты говорил, что вы мечтаете о детях, но у вас их не может быть? Что ж, я могу сделать так, чтобы у вас родился сын. Он и будет новым воплощением Ра.

Профессор надел перчатку и снял с мумии перстень.

– Если наденешь его, то сможешь оставить себе, и скоро у тебя будет сын, а я выполню свое предназначение.

Во мне бурлило возмущение, что Акил позволил себе так бесцеремонно затронуть столь больную для нас с твоей матерью тему. Но получить бесценный артефакт, просто дав кому-то удовлетворить свою параноидальную фантазию, мне показалось хорошей идеей.

Я надел тот перстень. Покинув музей, мы вернулись в гостиницу. Вечером у нас с твоей матерью была близость, а на следующее утро я увидел, что зеленое содержимое камня на перстне исчезло.

Пробыв неделю в Египте, мы осмотрели множество древних памятников, а когда вернулись на родину, у твоей матери начал расти живот, и уже через месяц родился ты. Все было слишком неестественно, и мы не рискнули обращаться к врачам. Я возил жену рожать тебя в деревню к местной повитухе. Твоя мать боялась, что анализы покажут что-нибудь необычное и правительство заберет тебя изучать, как какую-то диковинную зверюшку. Конечно, у тебя потом могли возникнуть проблемы с документами, но твоя мать все откладывала и откладывала решение этой проблемы.

– Ты, наверное, хочешь знать, почему мы тебя подкинули в детский дом? Годика в два мы взяли тебя в поход в лес вместе со своими друзьями. Ничего опасного, так, вылазка с палатками, костром и гитарой.

Вечером под усеянным звездами небом мы жарили шашлыки, пили вино и пели под гитару. Ты бегал, как угорелый за маленькой собачкой дяди Сережи, смеялся и радовался, пока не споткнулся и не упал прямо на торчавший из бревна сук.

Это было жуткое зрелище. Но ты, даже не заплакав, встал. Твоя рубашка была залита кровью, а вместо левого глаза у тебя была кровоточащая рана. Все бросились к тебе, но Сергей и его жена были ближе.

Что было дальше, не увидишь и в фильмах ужаса. Сама тьма вырвалась из тебя и обратила наших друзей в серый пепел. Твой глаз регенерировал, став таким же, как раньше, а ты просто развел ручки в разные стороны и спросил, ничего не понимая: «А куда делись дядя Сележа и тетя Малина?» А на следующий день я впервые встретил ее – девушку, как две капли воды похожую на статую хранительницы.

Огненно-красные волосы выделяли ее из толпы. Она была беременна и ее живот выпирал, как на последнем месяце. Да она и не думала скрываться. Она подошла ко мне в аптеке, где я покупал жене таблетки от аллергии, обнюхала меня, словно собака, и сказала: «Я почувствовала его вчера, его силу, и теперь буду за ним следить. А вы с женой не мешай мне, сдайте его в детский дом, вы ему не родители, а он вам не сын». Хранительница поднесла к моей шее холодные пальцы с острыми, как лезвия, ногтями – «…не сделаешь, как велю, – умрете все…».

Мы долго спорили с твоей матерью, но, в конце концов, подкинули тебя в детский дом. С того случая любовь в нашей семье умерла, твоя мать ударилась в религию, а я проявил слабость и запил. Сначала была бутылка пива по вечерам, чтобы уснуть, потом две, а теперь что утро, что вечер все слилось…

Да, мы, конечно, часто навещали тебя в детском доме, не признаваясь, что мы твои родители. Дарили подарки и гостинцы, – это, кстати, и послужило одной из причин, по которой нам разрешили тебя усыновить, когда наши страхи поулеглись. После той самой встречи в аптеке я больше не встречал девушку с красными волосами, и мне стало казаться, что опасность миновала. Еще одной из причин нашего воссоединения стала весьма необычная история.

Много сил я приложил, чтобы восстановить отношения с твоей матерью, и однажды она уступила, дав мне еще один шанс все начать сначала. Мы решили осуществить совместную вылазку в какие-нибудь катакомбы, как в старые времена, когда у нас все было замечательно.

В тот вечер я пришел к ней с букетом роз обсудить предстоящее приключение. Она сварила кофе, мы развернули карту страны и стали раздумывать, куда нам податься. Неожиданно на карте появилась красная точка. Она походила на свет от фонарика, словно кто-то посветил им в одну конкретную точку.

Мы подумали, что это дети баловались, посветив чем-то через окно. Чуть сдвинув карту, я увидел, как точка тоже медленно сместилась, указывая снова на то же место. Это уже было совсем странно, словно кто-то наблюдал за нами, раз мог так точно повторить свое действие, несмотря на расстояние.

Точка указывала на город Владимир. В принципе, это был неплохой выбор. В городе было много подземных ходов, да и от нас он находился недалеко. На следующий вечер мы уже специально повторили эксперимент. Мы положили карту Владимира в том же месте на столе. И снова появилась красная точка, указывавшая на церквушку на окраине города. Абсолютно обескураженные, мы принялись готовиться.

Единственный человек, с кем я мог поделиться подобными невероятными событиями, был тот профессор, с которым после поездки в Египет я больше и не разговаривал. Позвонив ему, я услышал, как он разволновался, узнав про красную точку.

– Это указующий перст хранителя, – затараторил он, как одержимый.

Про сына я ему рассказывать не стал, а он и не спросил, словно это уже не было для него так важно, как раньше. Или, может, он все знал заранее.

Приехав во Владимир, мы разузнали у местных диггеров про катакомбы и, наложив их планы на карту города, нашли ходы неподалеку от той церкви.

Во время первой вылазки, от которой кроме развлечения ничего не ожидали, мы нашли нечто особенное. Согласно карте, нас ждал тупик. И если бы не та точка, мы бы, наверное, не обратили внимания на пролом в стене, где за кирпичами у самого потолка открывался кусок каменного монолита.

Этот монолит заинтересовал нас. Неделю нам пришлось повозиться, но мы были невероятно увлечены его размерами, которые становились все больше с каждым днем исследований. Но главное, что у подножия монолита за каменной кладкой обнаружилась ниша. Мы спустились в нее и попали в странное подсвечивающееся тусклым красным сиянием огромное помещение со ступенями, уходящими куда-то далеко вниз. Там, внизу мы нашли врата, исписанные не известными нам символами.

Акил был специалистом по древним языкам, и он помог нам с их расшифровкой. Так я и оказался в том древнем городе…

Это было дивное, ошеломляющее и в то же время странное и пугающее место. Это была находка, которая могла перевернуть всю науку, но я тогда не знал, что мне будет совсем не до науки. Там, в подземном городе мы нашли портал в еще более странное место – город на другой планете. Там время текло совсем по-другому, и мы с твоей матерью провели много времени, изучая то место. Прошлые времена нашего беззаботного счастья вернулись, пока мы не нашли еще один портал в центре стеклянного города.

В час, когда мы пришли к порталу, в нем появился ты. Но уже повзрослевший. Ты сказал, что ты сам нас сюда привел, вручил мне свой дневник, попросив, чтобы дневник вернули тебе в то время и при тех условиях, которые указаны в нем. Ты сказал, что никакой патологии у твоей матери не было. Что один из хранителей намереннно сделал так, чтобы она до времени не смогла забеременеть, пока дух древнего существа не придет из перстня, и попросил, чтобы мы с твоей матерью усыновили тебя заново, а это место сберегли от других…

Ну вот, в общем-то, и вся история… Та красновласая снова появилась лет пять назад после моего последнего приезда к тебе. Она стала выглядеть моложе и, кажется, что-то заподозрила. Хотя слово «кажется», когда все уже написано в твоем дневнике, пожалуй, лишнее. Она пришла убить меня, возможно, я при нашей последней встрече сболтнул тебе лишнего про свои путешествия, и она как-то узнала об этом. Она чувствует, что я знаю нечто, способное помешать ее планам.

Я люблю тебя сынок, и прости меня за то, что меня не будет с тобой в твоих испытаниях.

Сообщение закончилось и по экрану пошли помехи.

Просмотрев видео, я понял, как плохо знал своего отца. Что-то во мне изменилось, и теперь его потеря ощущалась совсем иначе.

Однако его исповедь лишь добавила вопросов. Для чего был дневник? От чего он должен был меня предостеречь и что помочь изменить, коль я из будущего решил его передать себе прошлому? Как я смог победить наблюдателей, уничтожить Город Богов и то древнее существо, столь опасное, что его так охраняли наблюдатели от могущественных цивилизаций.

Нет, конечно, дневник, рассказал, как все произошло, но как-то уж это слишком фантастически для простого парня. Можно ли поверить, что все было просто стечением обстоятельств, или Вселенная решила меня сделать избранником в своей странной, неисповедимой игре?

Но, с другой стороны, судя по записям в дневнике, все для меня сложилось очень хорошо.

Пролистав дневник до последней страницы, я увидел, что он заканчивался тем, что я многого достиг и, воссоздав лифт, послал дневник себе, чтобы все прошло гладко, а наблюдатели ничего не заподозрили до самого конца. В конце я останусь со всеми тузами и без их присмотра, на планете, запрятанной от истерзанных войной представителей этих рас. Здесь и сможет окрепнуть человечество до времени, когда сможет побороться с ними за свое место во Вселенной…

Что ж, впереди меня ждало много испытаний. Пришло время показать, на что я способен, и исполнить написанное в дневнике.

Аргосу было скучно и тоскливо. Депрессия черными волнами накатывала, порой захлестывая и удушая. Иногда он даже плакал в одиночестве.

Сколько он провел времени в этих величественных стенах, среди роскоши прошлого? Тысячи лет? Сотни тысяч? Единственным разнообразием были вызовы на Великий Совет раз в столетие. Хотя в чем разнообразие? Члены Совета не менялись с того дня, как он встал на место своего предшественника, сошедшего с ума и пытавшегося выпустить узника на свободу. На Великом Совете присутствовали трое от расы Создателей и трое от его родной цивилизации Сеятелей, впрочем, был еще и седьмой член Совета, представлявший Союз Вселенских Миров, который объединял все иные известные цивилизации. Правда, у него не было права решающего голоса, лишь совещательный.

На Совете Аргос держал отчет вместе с Хеймдаль – наблюдателем от Создателей.

Всегда было одно и то же. Доклад о вариаторе событий, в котором заключенный не имеет ни одного вектора возможности что-либо изменить и сбежать. Отчет о тахионной активности прошлого заключенного, что нет ни у кого попыток, его переписать. Потом шла стандартная сверка отчетов Аргоса и Хеймдаль на идентичность.

Как всегда, все в пределах нормы.

Затем они отбывали обратно на станцию, сторожить того, кто там находится чуть ли не с начала времен. Однако все делала автоматика, которая не допускала сбоев никогда. Основная цель пребывания Аргоса заключалась не столько в том, чтобы сторожить заключенного, сколько в слежке за Хеймдаль, впрочем, она занималась тем же.

Поначалу Аргос пытался наладить контакт с красновласой красавицей Хеймдаль, но оказалось, что их взгляды на жизнь сильно разнятся, да и вообще она была чрезмерно самодовольной особой.

Впрочем, это было неудивительно. Ее мать являлась членом Совета и с самого рождения ребенку все преподносили на блюдечке: самые богатые планетарные системы, транспортные артерии галактик и многочисленные народы, находящиеся в рабстве Создателей, большей частью принадлежавшие ее семье и ей как единственной наследнице. Но, желая доказать матери свою полезность или что-то еще, она выбрала путь стража, однако от несметных богатств и власти не отказалась.

Отец Аргоса тоже был членом Совета, но, несмотря на это, участь парня сильно отличалась от судьбы Хеймдаль. Он был полукровкой. Родитель Аргоса любил время от времени развлекаться с инопланетянками и был богат отпрысками. Тысячи детей скитались по Вселенной в нищете, без какой-либо помощи от него. Могучему Сеятелю вполне хватало одного сына, рожденного от женщины своей же расы, с которым член Совета был неразлучен уже тысячи лет и души в котором не чаял.

Аргос стал стражем просто по стечению обстоятельств: никто из Совета со стороны Сеятелей не желал обрекать своих законнорожденных детей на вечное прозябание охранниками в тюрьме. Недавно сошедший с ума надзиратель от Сеятелей был казнен за попытку освободить заключенного, и место стало вакантным. На планете, где жила семья Аргоса, пытались поднять мятеж против Сеятелей, в результате планета была уничтожена. Лишь Аргоса отец решил пощадить и найти ему какое-нибудь применение.

Однако сострадание ли это было? Аргос остался совсем один коротать долгие годы надзирателем в тюрьме и ощущал он себя не стражем, а таким же заключенным, столь же невластным над своей судьбой.

Получив после очередной попытки завязать разговор с Хеймдаль хорошую дозу снобизма и едкого сарказма, Аргос ушел от нее совсем раздавленный. В тот день ему не хотелось жить, но покончить с собой зная, что это никого даже не опечалит, он тоже не хотел. Боль терзала душу, а поделиться ею было не с кем.

Единственным живым существом, кроме него и Хеймдаль, был сам пленник, и тогда Аргос решил нарушить правила и поговорить с ним, тем более что Хеймдаль, в отличие от него, часто и надолго улетала с тюремной базы и следила за всем лишь эпизодически.

Аргос пришел в самое сердце космической станции, где в защитном магнитном коконе держали заключенного. Поначалу Аргосу показалось, что это просто троящийся сгусток тьмы. Он внимательно смотрел на него, и постепенно в этой тьме начали проявляться черты живого существа. Существо тоже посмотрело на него. В его взоре не было зла, лишь безмерная скорбь и одиночество.

Аргос включил на приборах звук и услышал, как тяжело и болезненно дышит заключенный.

– Кто ты? – спросил он узника.

– Я тот, кого обманули и предали. Тот, за чью доброту отплатили злом. Тот, кого боятся, потому что он знает правду.

– Наверно, все заключенные говорят нечто подобное.

– Тебе это известно потому, что ты такой же, как я?

– Ошибаешься, я твой охранник.

– Ты здесь в неволе, и тебе не сбежать, – значит, ты заключенный.

– Пытаешься меня заговорить, как предыдущего охранника?

– Да. Но с тобой будет иначе. Твоему предшественнику было что терять, а это всегда слабость. Начал драку – дерись до конца, полумеры в столь рискованном деле смерти подобны.

– Мне не стоит с тобой разговаривать…

– Ты сам начал разговор, так позволь я изложу свое предложение. Отказаться – твое право. А ввожу тебя в заблуждение или нет, тебе подскажет твой вариатор событий.

– Что ж согласен, соблазняй меня, демон, – Аргос безрадостно улыбнулся. – Других собеседников все равно нет.

– Если ты подправишь данные тахеометра в определенную дату – где и сейчас случаются легкие возмущения – времен Великой войны, когда меня еще содержали в заключении в тюремном отсеке на моем корабле, то Совет обеспокоится и решит проверить. Большую команду не пошлют – побоятся временных изменений. Кого-то одного тоже не пошлют – обе стороны друг другу не доверяют. Максимальная вероятность, что этими посланцами будете вы с Хеймдаль, так как вы, согласно протоколу, досконально изучили все, что касается моих характеристик и истории заключения. Правда, кто я и почему нахожусь здесь, вам не сказали. Повесили на меня ярлык вселенского зла – и вот я в заключении, без прав и защиты. Я без охраны не останусь, не бойся. Прелесть путешествий во времени в том, что вы вернетесь в то же мгновение, из которого улетели.

– И зачем это мне?

– Тогда стражи были сменные, и в тот день, о котором я говорю, дежурил твой отец. Система Зетра – мою тюрьму скрывали где-то в гиперпространстве – тогда была единственной нейтральной зоной, и мой корабль охраняло по сотне боевых космических крейсеров с каждой стороны. Я дам тебе коды управления, и ты уничтожишь охранные корабли Создателей.

– Снова не вижу своей выгоды.

– Без сомнения, тогда начнется война. Твой отец, испугавшись ответственности, сбежит в отдаленную систему и спрячет ее от чужих глаз, пока все не успокоится. Сейчас ты не сможешь отключить мои оковы, а вот законнорожденный сын и наследник твоего отца – сможет. И когда он это сделает, я сбегу, укрывшись до времени, пока война не искалечит обе стороны до такой степени, что обе расы ослабнут, а молодые начнут вырываться из рабства и теснить угнетателей. Я же смогу восстановить силы и сокрушить предателей, захвативших власть во Вселенной, и дать свободу порабощенным народам. Весь мир изменится. Это время будет совсем иным, не таким, как сейчас.

– Не верю я в твое благородство. Ну и потом, где во всем этом я?

– Лифт времени не способен перемещать материю – лишь информацию, в нашем случае ваше сознание. Впрочем, сознание тоже просто так не переместишь, нужно точно знать, куда. В том времени, куда вас переместят, должна находиться нужная тебе телесная оболочка. А это значит, тебя переместят в тело твоего отца или даже, скорее, его законнорожденного сына, сам он не любитель подобных экспериментов. Хеймдаль же сама жила в те времена, с ней еще проще.

– Так я стану наследником своего отца?

– На время. Но потом то самое тело станет сосудом для моего побега, а ты выберешь себе любое другое, которое тебе понравится, и будешь моей правой рукой в борьбе. Ты готов изменить мир, что отвернулся от меня?

Аргос включил вариатор, чтобы проверить слова заключенного.

– Вероятность реальности девяносто два процента.

Аргос почесал подбородок.

– Что ж, почему бы и нет…

Как только он это произнес, все вокруг замерцало и, на мгновение исчезнув, появилось вновь.

Теперь вместо тюремной базы в космосе летел огромный корабль класса «Звездный молот». Впереди, словно пчелиный рой, кишел космическими кораблями Город Богов, к которому он направлялся.

– Что ж, первая часть плана выполнена. Я, наконец, свободен, – сказал Быстров, стоя у широкого окна и глядя в темноту космоса, которая периодически освещалась яркими вспышками.

Шла война. Война разрушительная и беспощадная. Создатели и Сеятели объединились перед лицом тотального уничтожения и теперь плотным кольцом осадили остатки армии, преследуя корабль.

В руках у Быстрова был дневник, и он, положив его в карман, продолжил внутренний монолог:

«Войну и преследование я тоже предполагал… Хеймдаль все рассказала о моем пробуждении, и вот результат… Но пока все по плану…»

– Команда кораблю взять управление лифтом времени и начать процедуру моего переброса в пространственно-временную точку с координатами с171 в243 н324 время – вап3276, – обратился он к кораблю.

«Предупреждение Хозяину: перемещение физического тела повлечет перегрузку реакторов лифта времени и «Возмездия». Взрыв неизбежен».

– Не имеет значения, этой реальности больше никогда не будет.

Быстров исчез в яркой вспышке, и в это же время появился во вратах стеклянного города.

Прямо перед ним стояли его земные родители. Они застыли в неподдельном удивлении, но Быстров, не обратив на это внимания, протянув отцу дневник и заговорил с ним:

– Не бойтесь, я ваш сын, сейчас я пришел из будущего. От вас многое зависит. Если желаете мне добра и хотите мира на Земле – сохраните этот дневник. Отец, я должен получить его лишь по сле твоей смерти, иначе изменения в моем поведении могут заметить те, кто за мной следят, а это будет слишком рано. Через своего человека я привел вас сюда и тем самым добавил вам проблем, но вы же сами хотели ребенка, так что берите на себя ответственность. Это место до времени сберегите и никому о нем не рассказывайте…

В глазах отца засветилось желание помочь, и время снова стало меняться.

Теперь Быстров находился в огромном зале. В воздухе больше не витало ощущение угрозы, ибо все изменилось.

– Что ж, сочиненный мною дневник стал хорошей инструкцией для Быстрова. Наблюдатели ничего не заподозрили и перестали существовать, а Сеятели и Создатели разгромлены. Лифт времени разрушен, и ничего более не изменить. Так что годы моего заключения не прошли зря… А ведь в том дневнике почти все было правдой, по крайней мере, возможным ее вариантом. За исключением того, что никакой другой причины его существования, кроме как отвлечь наблюдателей, не было.

Быстров окутался черной дымкой, словно горел изнутри.

– Наконец-то свобода!