ГЛАВА 12
Въезд на Холм перегораживали два патрульных автомобиля. Посреди шоссе Ист-Дунстейбл Роуд стоял полицейский в форме, жестом подгоняя немногочисленные в этот час автомобили. Майк поставил свой грузовичок на обочине, распахнул дверцу и подбежал к полицейскому. Снег валил густыми хлопьями.
Коп оказался напарником Тугодума Эда, Чарли Рипкеном.
— Меррик наверху, — пробормотал Рип, старательно отводя глаза и тыча мимо слепящей круговерти синих и белых вспышек куда-то в сторону вершины Холма, залитой светом прожектора. — Ступай туда.
Поблизости от того места, куда еще сегодня утром Майк положил сирень, в землю были воткнуты четыре вешки, и на них трепыхалась желтая полицейская лента. Рядом стояли два детектива в штатском и о чем-то разговаривали, подсвечивая себе фонариками куда-то за ленту, на предмет, накрытый синей пластиковой пленкой.
Из снежной пелены вынырнул Меррик, держа над собой раскрытый зонт-гольф. Как всегда, его черные волосы и усы были безупречно приглажены. Стоило Майку завидеть его, как в памяти всплывал образ мужчины, увиденного однажды в церкви: грузный человек с обрюзгшим лицом, в наглаженных армейских брюках и отутюженной рубашке, идущий по проходу с корзинкой для пожертвований в руках. Даже с девятимиллиметровой кобурой на боку детектив все равно выглядел рохлей.
— Давайте-ка отойдем в сторонку, — предложил Меррик, и Майк последовал за ним к тому месту, где стояли два детектива. Один из них, в бейсболке «Ред Сокс», подтолкнул второго локтем, и оба перешли на другую сторону ограждения. На руках у обоих, отметил Майк, были латексные перчатки. Что бы ни лежало под пленкой, оно являло собой вещественное доказательство.
Меррик остановился перед ограждением. Майк встал рядом с ним под зонтик, глядя, как два детектива взялись за пленку с обоих концов, бережно стряхнули снег и откинули ее.
Он заметил розовое пятно, и у него перехватило дыхание.
Два детектива отступили, и Майк почувствовал, как и него впились три пары глаз.
Меррик сказал:
— Мне нужно знать, принадлежит ли это вашей дочери.
Розовая куртка от зимнего комбинезона Сары была наглухо застегнута под самое горло. Капюшон был расправлен и надвинут вперед, а оба рукава раскинуты в стороны. Из одного торчала деревянная палка — судя по ее виду, размером два на четыре дюйма.
Куртка его дочери была надета на крест.
«Это какая-то дурная шутка!»
В самом начале поисков, когда полиция вплотную занялась Джоуной — проклятье, даже когда Джоуна стал основным подозреваемым! — ящик электронной почты Майка оказался битком набит анонимными письмами, авторы которых утверждали, что знают, что случилось с Сарой. Среди них оказалось несколько заключенных, отбывающих серьезные сроки, которые хотели обменять информацию на смягчение приговора, но большинство писем были анонимными и явно фальшивыми. Впрочем, нашлось и несколько авторов, которые по непонятным для Майка причинам настаивали на том, что им нужно получить какой-либо предмет одежды Сары. Например, ее розовый лыжный комбинезон.
Все это была чушь собачья. Для дочки Джесс обычно покупала вещи парами, поскольку Сара принадлежала к числу тех детей, что быстро приводят одежду в негодность. И дубликат ее розового комбинезона был отправлен в лабораторию ФБР, откуда пришел отчет: его сшили на фабрике компании «Биззмаркет» из Северной Каролины; розовая модель оказалась одной из самых популярных и успешно продавалась по всему северо-востоку в магазинах типа «Уол-Март» и «Таргет».
Так что это явно была глупая выходка какого-то больного придурка, который ненавидел собственную жизнь и ради прикола приперся сюда посреди ночи и водрузил похожую куртку на деревянный крест.
Детектив в бейсболке «Ред Сокс» протянул руку в латексной перчатке и осторожно сложил капюшон, а потом и откинул его, чтобы Майк смог прочесть надпись на этикетке. Второй детектив щелкнул вспышкой фотоаппарата.
Майк подался вперед, медленно и неуверенно, словно боясь, что куртка вдруг укусит его.
На белой этикетке под воротником виднелась четкая надпись черными печатными буквами: «САРА САЛЛИВАН».
— Это почерк Джесс, — пробормотал Майк, вспоминая тот день, когда Джесс, разложив куртку от комбинезона на кухонном столе, написала имя Сары черным маркером на белом ярлыке. Тот факт, что на внутренней стороне было написано ее имя, не предавался огласке. — А карман?
Детектив в бейсболке «Ред Сокс» осторожно взял карман за кончик клапана и потянул его вверх, обнажив небольшой надрыв по шву — еще одна деталь, которая не стала достоянием общественности.
Майк даже не подозревал, что его сердце способно биться так быстро.
Закусочная «У Баззи» была открыта. В окнах горел свет, и владелица заведения, Дебби Даллал, расставляла на угловых полках замороженные десерты с сиропом. На звук открывающейся двери она подняла голову и, увидев Меррика со сложенным зонтом, за которым плелся Майк, выпрямилась. По губам ее скользнула неуверенная улыбка.
— Я как раз выставила на прилавок кофейник со свежим кофе.
— Спасибо, что вы еще не закрылись, — сказал Меррик, стряхивая снег с пальто. — Мы очень ценим вашу помощь.
— Это было нетрудно, — ответила Дебби, и, прежде чем она отвернулась, Майк успел подметить жалость, мелькнувшую в ее взгляде.
Длинный кофейный столик располагался в самом центре заведения, образуя островок напротив витрины с легкими закусками и грилем. Майк налил себе чашку кофе, вспоминая, как Дебби пришла сюда на следующее утро после исчезновения Сары. Буря на пару часов утихла, и Меррик использовал «У Баззи» в качестве временного оперативного штаба, чтобы координировать действия добровольцев, которые обходили каждый дом. Повсюду в Белхэме, Бостоне, аэропорте Логан и аэропортах Нью-Гэмпшира и Род-Айленда были расклеены цветные фотографии Сары с указанием возраста, роста и веса — все шесть лет ее жизни уместились на единственном листе бумаги размером 8х10 дюймов, в верхней части которого красовалась броская надпись крупными буквами «ПРОПАЛА БЕЗ ВЕСТИ», прямо над улыбающимся личиком Сары. Майк тогда стоял на этом самом месте, пил кофе, чтобы не свалиться от усталости, и смотрел в окно на круживший над лесом поисковый вертолет, инфракрасные детекторы которого обшаривали местность, надеясь уловить под слоем снега исходящее от тела Сары тепло. Ищейки в это время обнюхивали все близлежащие тропинки.
Майк уселся на красный кожаный диван в одном из отдельных кабинетов у окна. Вода капала с его лица на стол. Он взял несколько салфеток и вытерся.
Происходящее казалось ему дурным сном. Куртка дочери, пропавшей пять лет назад, не может взять и появиться в одну далеко не прекрасную ночь на вершине Холма — да еще на кресте.
Меррик, держа в руках стаканчик с кофе, опустился на сиденье напротив.
— Вы как?
— До меня еще не дошло, — признался Майк. — Кто нашел куртку?
— Деб. Около девяти одна из ее холодильных установок скисла. Когда явился мастер из сервисного центра и заменил двигатель, время уже близилось к полуночи. Она пошла к своему грузовичку, увидела, что на снегу кто-то лежит, и подошла. Она решила, что человеку плохо, поэтому вернулась на Холм, села в свой грузовичок и набрала 9-1-1.
— Кто это был?
На лице у Меррика появилось странное выражение, и Майк напрягся.
— Джоуна часто гуляет по вечерам, — пустился в объяснения Меррик. — Днем он почти не выходит из дома. Как вам известно, некоторые из тех, кто узнает его, бросают в него камни или толкают — несколько месяцев назад кто-то едва не сбил его прямо на дороге. Я уверен, вы читали об этом в газетах. Вот почему он предпочитает гулять поздно вечером, закутавшись до неузнаваемости.
— И приходит туда, где похитил мою дочь, — с трудом выговорил Майк.
— У меня нет свидетеля, который бы видел, как Джоуна подбрасывает куртку и крест на вершину холма. Мы собираемся…
— Где он сейчас?
Меррик опустил стаканчик с кофе на стол, сцепил руки и подался вперед.
— Послушайте меня.
— Лучше не говорите ничего.
— Джоуна позвонил по номеру 9-1-1 за пять минут до Деб. Полиция уже ехала сюда.
— Меррик, у вас было пять лет — целых пять проклятых лет, чтобы выдвинуть против него обвинения, а теперь у вас появился и свидетель, который может подтвердить, что видел его с курткой моей дочери. Какого черта вы ждете? Чтобы Джоуна позвонил вам в дверь и сказал: «Привет, это сделал я»?
— Я понимаю, что вы расстроены.
Меррик говорил тем самым безразличным тоном, к которому прибегал всегда, особенно поначалу, когда делал вид, будто знает, что это такое — иметь детей, растить их и чувствовать, как разрывается сердце всякий раз, когда они выходят за дверь. Меррик никогда не был женат и жил один в кооперативном доме под названием «Высотка».
Приятное местечко, но ничего выдающегося.
— Вы знаете, что он звонил мне?
— Кто, Джоуна? Когда?
— Прямо перед вами, — сказал Майк и повторил слова Джоуны.
— Вы ведь не перезванивали ему, а?
— Разумеется, нет. Мне известны права Джоуны. И мы медь не хотим их нарушать, верно?
Лицо Меррика осталось невозмутимым. Можно кричать, визжать, рвать на себе волосы, посвящать его в интимные подробности своей личной жизни, можно сломаться и расплакаться на глазах у этого парня — а он и дальше будет смотреть на вас невыразительным взглядом, как будто вы спросили, нравятся ли ему бутерброды с колбасой.
Майк больше не мог смотреть на его лицо. Он уже собрался встать из-за стола, как вдруг внутренний голос тихонько прошептал ему на ухо: «Если ты сейчас закатишь Меррику истерику, хлопнешь дверью и уйдешь отсюда — он перестанет держать тебя в курсе расследования».
— Вам известно, что Джоуна умирает? — после короткой паузы спросил Меррик.
— Да. А вам?
— Как, по-вашему, где он скорее заговорит с нами? В тюремной камере или сидя в своем любимом домашнем кресле?
Майк потер лоб и попытался осмыслить происходящее. В закусочной было тихо, если не считать шуршания целлофана и легкого скрипа передвигаемых по полу картонных ящиков.
— Утром мы немедленно отправим куртку в лабораторию, — сказал Меррик. — Как только мне станет что-нибудь известно, я позвоню вам. А сейчас поезжайте домой и отдохните.
— Как скоро вы узнаете что-то определенное?
— Это зависит от того, насколько загружена лаборатория. Я позвоню вам, как только что-нибудь выяснится.
Чувствуя, как в груди закипает ярость, Майк сказал:
— Сегодня днем он был у отца Коннелли. Вы знаете об этом?
— Нет. Что произошло?
После того как Майк объяснил, что случилось, Меррик вовсе не выглядел удивленным. Майк понимал, что другие полицейские, такие как Тугодум Эд, следят за Джоуной, вот только он не мог говорить об этом. Если он это сделает, то признает, что нарушил условия своего испытательного срока, и отправится в тюрьму, а Джоуна будет преспокойно спать в своей постели.
— А как насчет сиделки из хосписа, которая ухаживает за Джоуной? Вы с ней разговаривали?
— Откуда вам известно, что к нему приставлена сиделка из хосписа?
— Сорока на хвосте принесла. Об этом все знают. Это правда?
Меррик кивнул.
— Да, ее призвали на помощь.
— И?
— Я прошу вас держаться от нее подальше.
— Я почему-то уверен, что ограничения моего испытательного срока не распространяются на сиделку.
— Вчера вечером кто-то позвонил в участок и сообщил, ч то на другой стороне улицы от дома Джоуны припаркован грузовичок. К сожалению, звонивший не рассмотрел ни лица водителя, ни номерных знаков. Если вы окажетесь рядом с Джоуной — хотя бы только для того, чтобы поздороваться, — ему достаточно снять трубку телефона и позвонить нам, и вы моментально отправитесь отбывать срок. А ведь вам грозит от пяти до восьми лет тюрьмы. И прямо сейчас я ничего не могу сделать, чтобы вмешаться.
— Парень с лучшим адвокатом всегда выигрывает, правильно?
— Благодаря О. Джею мы стали жить в другом мире. — Меррик отодвинул в сторону свой кофе и перегнулся через стол. На лице его появилось серьезное выражение. — Правда состоит в том, что вы мешаете расследованию.
Причем очень сильно мешаете. Когда все случилось, Джоуна охотно сотрудничал с нами, но потом появились вы, чуть не убили его, и теперь он шагу не сделает, не посоветовавшись со своим адвокатом.
Майк молчал.
— Джоуна живет взаймы. Я знаю, как получить от него то, что мне нужно, но для этого вы должны держаться как можно дальше от него, сиделки и всего этого дела. Предоставьте мне заниматься своим делом и беспокоиться о Джоуне. Возвращайтесь к своей прежней, нормальной жизни.
— У меня больше нет никакой жизни, — ответил Майк, — и я уверяю вас, что то, что от нее осталось, трудно назвать нормальным.