Глава 68
Кит Вудбери, завладев аудиокассетой, начал с того, что перевел запись в формат .mp3 файла, который переписал на компакт-диск.
Когда Дарби слушала запись в первый раз, ей пришлось извиниться и выйти из комнаты. Она выскочила наружу, на свежий воздух, и несколько раз прошлась вокруг здания, чтобы избавиться от холодного и липкого отвращения, которое, казалось, проникало в душу.
Второй раз оказался ничуть не легче первого, но теперь, преодолев начальный шок, Дарби заставила себя вслушиваться в запись, стараясь не замечать стонов и криков женщины. Она пыталась разобрать фоновые шумы. Возвращаясь в город, Дарби вновь прокрутила диск у себя в машине.
Дженнифер Сандерс кричала от боли, захлебываясь слезами и умоляя мужчину прекратить мучить ее. А тот лишь рычал и кряхтел от удовольствия. Иногда смеялся. Но не говорил ни слова. Если бы он сказал хоть что-нибудь, быть может, сестра Дингла смогла бы опознать брата по голосу. По крайней мере, тогда бы Дарби точно знала, что мужчина на пленке — это действительно Сэм Дингл.
Поток машин, возвращавшихся в Бостон, двигался невыносимо медленно. Кажется, впереди ремонтировали или расширяли участок дороги. Дарби свернула на первом же повороте. Мысли ее были заняты звуками, доносившимися из динамиков в ее автомобиле. Больше она ничего не слышала. Пленку непременно должен прослушать и обработать эксперт, а на это уйдет несколько месяцев.
Полчаса спустя она обнаружила, что колесит по микрорайону Бэк-Бэй. В тени здания «Пруденшл-центр» притаилась церковь Троицы, одна из старейших в Бостоне. На Рождество, сколько Дарби себя помнила, мать всегда приводила ее на Коупли-сквэар, чтобы принять участие в веселых песнопениях со свечами. Иногда к ним присоединялся церковный хор.
Дарби заметила пустое место у тротуара и, не раздумывая ни мгновения, подъехала к нему и заглушила мотор. Над шпилем башни «Пруденшл-тауэр» умирал дневной свет.
Католическая церковь — зловещее место. Грех и спасение. На стене позади алтаря была укреплена статуя Иисуса Христа в полный рост, распятого на кресте. В неярком, тусклом свете Дарби разглядела нарисованные краской капли крови, сбегающие из-под тернового венца на голове и из ран, оставленных вбитыми в руки и ноги гвоздями.
Первая церковь, построенная в тысяча семьсот тридцать третьем году, сгорела во время Большого бостонского пожара тысяча восемьсот семьдесят второго года. Архитектор Г. Г. Ричардсон восстановил ее в стиле, ставшем впоследствии очень популярным и воплотившемся во многих зданиях в Европе: массивные башни из темного камня с черепичными крышами и высокие арки. Витражные стекла за алтарем всегда производили на Дарби незабываемое, почти гипнотическое впечатление. Она заметила картину из цветного стекла «Давид напутствует своего сына Соломона», созданную в тысяча восемьсот восемьдесят втором году Эдвардом Берн-Джонсом и Уильямом Моррисом.
Дарби опустилась на скамью, думая о том, сколько поколений людей сидели до нее на этом самом месте и молились Господу в минуты отчаяния или страха. Господи Иисусе, услышь меня, мой сын болен раком. Пожалуйста, помоги ему… Святая Мария, Матерь Божья, убереги детей моих от всякого зла и напастей. Пожалуйста, сделай так, чтобы с моей семьей не случилось ничего плохого… Помоги мне, пожалуйста, Господи. Иисус Христос, пожалуйста, помоги мне…
Услышал ли Господь их молитвы? Слушал ли Он их вообще? И если слушал, то как выбирал, кому помочь? Просто так, наугад? И было ли Ему какое-то дело до них?
Ходили ли погибшие девушки в церковь?
Дарби опустила рюкзак на скамью рядом с собой и достала из него отчет об убийстве Эммы Гейл. Она принялась перелистывать страницы, подсвечивая себе карманным фонариком.
Эмма Гейл родилась в семье католиков и воспитана была тоже в католической вере. Каждое воскресенье она ходила на мессу с отцом. Так, а Джудит Чен? Она тоже была католичкой. Ее соседки по комнате не знали, ходит ли она в церковь.
Дарби набрала номер квартиры Ханны. На звонок ответил Майкл Гивенс.
— Какую религию исповедует ваша дочь?
— Мы воспитали ее в католическом духе, — ответил отец Ханны. — Собственно, заслуга в этом принадлежит моей жене. Я отношусь к этому вопросу достаточно прохладно.
— А что по этому поводу думает сама Ханна?
— Она ходила на все церемонии с матерью, но не думаю, что она искренне верила в них.
— Вы не знаете, Ханна когда-нибудь посещала католические богослужения в Бостоне или его окрестностях?
— Одну минуточку.
Майкл Гивенс отошел от телефона, чтобы посовещаться с женой. Трейси Гивенс что-то ответила мужу, а потом взяла трубку сама.
— Ханна вот уже некоторое время не посещает церковь. Мне это не слишком нравилось, но дочка никогда не боялась открыто говорить то, что думает. Она и раньше-то не была особенно религиозной, а то, что еще оставалось от ее веры, окончательно испарилось после того ужасного скандала на сексуальной почве, который здесь разразился. Вы, конечно же, понимаете, о чем я говорю: священники занимались растлением несовершеннолетних, а кардинал — не помню его имени — покрывал их.
— Кардинал Лоу, — машинально ответила Дарби. — А в работе местных благотворительных организаций она, случайно, не принимала участия? — Исследованием этого вопроса Брайсон не занимался.
— У дочери после занятий в университете и работы в двух местах практически не оставалось свободного времени. Ханна постоянно жаловалась на это мне и отцу, говорила, что хотела бы вести более интересную и насыщенную жизнь. Если она и занималась благотворительностью, то мне об этом ничего не известно.
— Был ли у нее постоянный приятель? С кем она встречалась? — Дарби охватило отчаяние, она понимала, что хватается за соломинку.
— Ханна встречалась с очень славным мальчиком здесь, дома, но их отношения прекратились после того, как она уехала учиться в колледж, — ответила Трейси Гивенс. — В Бостоне на свидания ее не приглашали. И она очень переживала из-за этого.
— Благодарю, что уделили мне время, миссис Гивенс.
Дарби смотрела на скорбное выражение лица Иисуса Христа, и по какой-то непонятной причине мысли ее вдруг переключились на Тима Брайсона. Его тело лежало в гробу в зале для траурной панихиды в Квинси. Завтра его похоронят. Интересно, кто занимался организацией церемонии погребения?
Дарби вспомнила фотографию его дочки в рамочке на столе и, представив ее, попыталась разобраться в своих чувствах.
«Мне очень жаль твою дочь, — говорила холодная, аналитическая часть ее рассудка. — Но я не горюю из-за того, что случилось с тобой, Тим. Я знаю, что должна сожалеть, но у меня не получается».
Дарби подумала о своей матери. По привычке — а может, в силу искренней веры — она опустилась на колени и, выпрямив спину, как учили ее монахини в пансионе святого Стефана, осенила себя крестным знамением и закрыла глаза. Сначала она помолилась за упокой души Шейлы. Потом стала молиться за здравие Ханны.
В кармане куртки завибрировал телефон. На экране появилась надпись: «Абонент не определяется». Дарби подождала, пока аппарат прозвенит три раза, и только тогда ответила на вызов.