Глава 47

Джонатан Гейл сидел на полу в своем кабинете, упершись локтями в колени и запустив руки в грязные волосы. Он пристально вглядывался в фотографии Эммы и Сьюзен, разбросанные по ковру.

Весь субботний день он обшаривал дом в поисках фотоальбомов, вынимал из них фотографии и раскладывал на полу. Сейчас наступил вечер понедельника. Все это время он провел, запершись у себя в кабинете, потягивая бурбон и заново переживая воспоминания, которые вызывал в нем каждый снимок. Некоторые из них были четкими и ясными, но большинство уже пожелтели и выцвели.

Когда он начинал клевать носом, вдруг случались приступы озарения и к нему возвращались обрывки воспоминаний, которые не были связаны между собой и вообще не имели никакого смысла. Вот Сьюзен стоит на коленях на палубе яхты, втирая крем от солнечных ожогов в пухленькие маленькие ручки Эммы… Эмма остригла волосы своей кукле и теперь плачет: мать объяснила ей, что они больше не вырастут… Сьюзен на концерте «Роллинг Стоунз» неспешно потягивает пиво из бумажного стаканчика, а на сцене Мик Джаггер горланит свое знаменитое «Сочувствие к дьяволу»…

Зазвонил телефон. Сначала Гейл решил, что это настольный аппарат, но, с трудом поднявшись, обнаружил, что сигнал доносится из внутреннего кармана пиджака. Теперь он носил с собой всего один телефон — тот, который дал ему Малколм Флетчер.

— Вы уже просматривали сегодняшнюю почту? — прозвучал в трубке голос Флетчера.

— Нет.

— Я опустил конверт в ваш почтовый ящик, — продолжал его собеседник. — Внутри лежит DVD-диск с записью с камеры наблюдения, установленной внутри гаража. Она зафиксировала человека, который убил Эмму. Позвоните мне после того, как посмотрите.

Гейл распахнул дверь кабинета. Его помощница сложила всю сегодняшнюю почту в кожаный лоток на углу небольшого столика. Рядом стояла непочатая бутылка бурбона «Мейкерз марк». На самом дне виднелся небольшой коричневый конверт с пластиковой подложкой. Отправителем значился Малколм Флетчер. Гейл обратил внимание, что на конверте отсутствовала марка и штемпель почтового отделения.

Стоя у стола, Гейл нетвердой рукой взял конверт и надорвал его. Оттуда выпал тонкий серебристый DVD-диск.

В кабинете у Гейла был телевизор и DVD-проигрыватель. Он проверил, заперта ли дверь, вставил диск и замер в ожидании.

Запись с камеры наблюдения в гараже оказалась зернистой, серой и лишенной звука. На экране телевизора мужчина в джинсах, бейсбольной шапочке и ветровке бежит по подземному паркингу к служебному лифту. Он нажимает кнопку вызова и наклоняет голову, опустив сжатые в кулаки руки в перчатках по швам. Он стоит, повернувшись к камере спиной.

Двери лифта открываются. Мужчина заходит в кабину. Он не оборачивается, просто стоит там с опущенной головой. Он знает, что камеры наблюдают за ним и записывают каждое движение.

Скользящие двери начинают закрываться. Он резко поворачивает голову, и на краткий мир камера успевает схватить его лицо, когда он нажимает кнопку этажа, на котором находится квартира Эммы.

Джонатан Гейл переводит взгляд в правый нижний угол экрана телевизора, на белые буквы, показывающие время и дату записи: 20 июля, 14 часов 16 минут. Эмма исчезла уже два месяца назад. И мужчина, похитивший ее, по какой-то причине, известной одному Господу Богу, решил вернуться к ней домой за медальоном.

Зачем? Для чего этому чудовищу понадобилось рисковать всем ради медальона? Для чего он отважился на такой заботливый поступок, чтобы потом передумать и убить ее?

Запись закончилась. Экран телевизора потемнел.

Гейл невидящим взором уставился на него. Перед глазами у него возник образ Эммы, запертой в какой-то грязной и запущенной комнате в подвале, без окон, без света. Эмма одна, она растеряна и испугана, ее заставляют делать бог знает какие ужасные вещи. Когда она кричала от боли, когда она молила Господа об утешении, слышал ли Он ее или отвернулся от нее? Гейл уже знал ответ.

Факт номер один: мужчина вошел в дом через гараж.

Факт номер два: он подождал, пока двери гаража откроются, и тогда прошмыгнул внутрь.

Факт номер три: детектив Брайсон утверждал, что он расставил своих людей перед входом в здание. Почему же тогда они не заметили этого человека? Если бы люди Брайсона как следует выполняли свою чертову работу, они бы увидели этого мужчину, схватили бы его, и Эмма осталась бы жива.

Гейл снова включил воспроизведение DVD-диска, и вдруг его острой болью укололо воспоминание о том, как в этом кресле сидела Эмма и смотрела «Звуки музыки». После смерти Сьюзен дочка снова и снова включала фильм, причем просила, чтобы отец разрешал ей смотреть его именно здесь, в кабинете, чтобы она могла оставаться рядом с ним. И только сейчас он понял, в чем было дело: у малышки умерла мама, и она обрела новую мать в лице няни.

Теперь уже Гейл смотрел короткий отрывок записи, надеясь обрести утешение. Он снова видел на экране человека, который убил его дочь, человека, который последним видел Эмму живой, разговаривал с ней, прикасался к ней.

Гейл судорожно стиснул подлокотники кресла, когда нахлынули новые воспоминания: Эмма, совсем еще маленькая, ей только недавно исполнился годик, сидит у него на коленях, пока он разговаривает по телефону. Он не помнил, о чем шел разговор, — скорее всего, очередная деловая беседа. Зато сейчас он отчетливо вспомнил ясный и чистый запах волос дочурки, то, как она прижималась к его груди пухленькой и нежной щечкой. Он вспомнил, как Эмма удивленно приоткрыла ротик, разглядывая его ручку. Она держала ее в крошечных ладошках, широко раскрыв глазенки от изумления.

Гейл понял, что отныне бо́льшую часть времени, что ему еще осталось, его будет терзать непреодолимое желание вернуться в то мгновение и сожаление о том, что сделать этого нельзя. Если бы Господь каким-то образом даровал ему власть над временем, он бы повесил трубку телефона и просто смотрел, как Эмма играет с его ручкой. Он знал, что этим зрелищем он мог бы наслаждаться бесконечно и был бы счастлив.