Кэти

Ночью я опять слушала, как падает и разбивается об асфальт черепица. Порой мучили кошмары, но даже они были лучше пробуждения – когда я приходила в себя и вспоминала, что Билли пропал, я испытывала физическую боль – словно кто-то грубой рукой сжимал мое сердце. Маркуса в постели не было. Я встала, прошла в кухню. За окнами сияло светло-светло-голубое небо и стояла мертвая тишь.

Вошел Маркус, сказал:

– Приготовлю тебе завтрак.

Зазвонил телефон. Филип. Голос у него был растерянный, и никогда он не говорил со мной так ласково.

– Кэти, о работе не беспокойся, когда выйдешь, тогда выйдешь. Мы тут все за тебя переживаем.

Маркус поставил передо мной кофе и яичницу и сел напротив.

– Поешь.

Позвонил Ник, и я первая бросилась к телефону. Ник хорошо меня понимает – может, потому, что у него такое доброе открытое лицо, или потому, что у него тоже есть дети, – он вчера упомянул.

– Мы побывали в ее квартире. Она уехала. Консьерж вчера помогал ей донести сумки до машины – говорит, вещей у нее было много. Она сказала, что едет в Лейк-Дистрикт.

– Лейк-Дистрикт?

– Да. Хотя это, по всей видимости, неправда, мы там тоже проверим.

– Я так и знала, что она сидела дома.

– Вы были правы. Она уехала на серебристом «Вольво», – это консьерж определенно сказал, только номера не помнит, – а обычно она ездит на другой машине.

– Да, у нее темно-зеленый кабриолет.

– Кабриолет, по словам Хейи, в ремонте. Мы это тоже проверим. И в любом случае немедленно разошлем ее фото.

– Куда?

– Во все аэропорты, морские порты, вокзалы. Из страны она не уедет. Хочу записать обращение для телевидения. Нам нужна фотография Билли и ваше согласие. Я могу к вам сегодня заехать?

– Приезжайте прямо сейчас.

Потом я сказала Маркусу:

– Она все время была в городе. К нам едет Ник.

Выглядел Маркус плохо – посеревшее, небритое лицо; я к нему ничего не чувствовала.

– Ты родителям звонила? Или Дженни? Может, лучше, чтобы здесь был кто-то из твоих?

– Лучше, чтобы здесь был Билли. Ночью из-за урагана погибли люди, а она моталась с Билли. Он мог сильно испугаться. Что же ты ей сделал, отчего в ней столько ненависти?

Маркус помолчал.

– Ушел от нее.

– И как ты от нее ушел?

– Неожиданно, и не сообщил, куда еду. Я не мог иначе, она собственница. Хотела меня полностью подчинить.

– Разве вы не были счастливы? – спросила я, хотя сердце щемило.

– Вначале были. А потом становилось все хуже, и в конце концов я ушел. А она меня нашла. Хейя никогда не отступает.

– Значит, чтобы наказать тебя, она взяла моего ребенка?

– Он и мой сын, и я его люблю! – У него сорвался голос.

Я смотрела на стол, не поднимая глаз. Маркус опять стал заваривать кофе и едва не уронил кофейник, хотя неловким никогда не был. Уж не плакал ли он? Казалось бы, невыносимая тревога и боль должны были нас сблизить, но нет. Между нами уже легла неодолимая пропасть; я никогда не смогу ему верить.

Приехал Ник, и мы втроем устроились на кухне.

– Хейя выставила квартиру на продажу, и, видимо, возвращаться не намерена. Я посылал сегодня сотрудника в вашу редакцию, поговорить с шефом…

– Значит, она все тщательно спланировала?

– Похоже, да.

– Это не было порывом?

Маркус мерил кухню шагами.

– Хейя никогда не действует в порыве, – сказал он.

– Тебе лучше знать.

Ник быстро вмешался:

– Мы ее вычислим. Из страны ей не уехать, марку машины мы знаем. Кэти, а она могла сделать себе дубликат ваших ключей?

– Моих ключей? Да, могла, мы ведь вместе работали.

– Вы не держали ключи там, где она могла их взять?

Я пыталась вспомнить – не оставляла ли я их на столе?

– Нет. Они у меня всегда в сумке, и ей пришлось бы искать там.

Ник понимающе кивнул.

– Наверное, как-то она их раздобыла и изготовила дубликаты. Следующее наше действие – объявление в СМИ. Я за тем и пришел.

– Как это делается? – спросил Маркус.

– Мне нужна последняя фотография Билли и фото Хейи Ванхейнен. Мы назовем ее имя и объявим, что нам нужно с ней поговорить в связи с исчезновением Билли…

– Думаете, это правильно? Вы так можете подтолкнуть ее на отчаянный шаг.

Ник промолчал, и Маркус продолжил:

– Боюсь, если она почувствует, что ее вот-вот найдут, будет хуже.

– Ну почему ты опять стараешься ее защитить?! – взорвалась я.

Ник сказал:

– На наш взгляд, это стоит сделать. И очень нужна ее фотография, потому что кто-то где-то мог ее видеть. Ведь ей приходится выходить на улицу. Мне нужно согласие от вас обоих. Почему бы вам не посоветоваться? А я подожду в машине.

Он вышел и прикрыл дверь.

Я много раз видела такие обращения и всегда содрогалась, представив, какой кошмар переживают родители, ждущие сведений о своем ребенке. И часто потом выяснялось, что ребенка уже нет в живых.

– Это ужасно, просто ужасно, но нужно сделать… – начала я.

Маркус сердито перебил:

– Ты сильно ошибаешься, я вовсе не хочу ее защитить. Я лишь боюсь ее спровоцировать.

– У Ника есть опыт в этих делах, и он говорит, что так лучше!

– Он ее не знает!

– Ты один знаешь! – ядовито бросила я.

– Прекрати, Кэти! С того момента, как пропал Билли, ты обращаешься со мной, как с преступником. Он для меня – все. Я хочу его уберечь.

– Так почему ты не предупредил, что она сумасшедшая? Сказал, что я слишком все драматизирую!

– Мне и в голову не приходило, что она…

– Заберет Билли? – Я повысила голос. – Но она забрала. И мы должны помогать полиции.

– Думаешь, они хорошо все рассчитали? Они просто действуют по схеме, как привыкли. Даже если ее это спровоцирует…

– А я доверяю Нику.

– Слишком легко ты всем доверяешь.

– То есть?

– Я считаю, мы слишком рискуем.

– Конечно, рискуем! – закричала я. – Эта ненормальная украла моего сына! Что она с ним сейчас делает?

Маркус ответил не сразу.

– Если настаиваешь, я дам согласие, но я против.

– Ну давай, перекладывай всю ответственность на меня!

– Тогда послушайся меня и откажись. Если есть хоть малейшее сомнение, делать этого нельзя.

– Я на стороне Ника, потому что он ничего не скрывает.

– Иногда ты бываешь просто стервой. Глупой стервой. Иди, зови своего драгоценного Ника.

Когда следователь вернулся, атмосфера была накалена до предела. Он спросил, можем ли мы найти недавнюю фотографию Хейи.

– Наверное, у Роберта Мирзоева, – предположила я.

– Кто это?

– Ее друг.

– У вас есть его номер телефона?

– Да. Он психоаналитик, у него своя практика. – Я устало поднялась и отыскала визитку Роберта.

– Хорошо, мы немедленно займемся. Роберт Мирзоев…

Маркус пошел в кабинет за снимком Билли, я – следом. Он сотни раз фотографировал Билли, с самого рождения. Фотографии Маркус вставляет в альбом и под каждой вписывает дату и место съемки.

Он достал последний альбом и, начав перелистывать, тихо спросил:

– Поможешь мне выбрать?

– Выбирай сам.

Я молча смотрела на фотографии, и когда Маркус указал на одну из них, кивнула. Он аккуратно вынул ее и передал Нику.

– Спасибо. Я скоро с вами свяжусь.

Следователь ушел, а я, совершенно обессилевшая, пошла в спальню и легла. Через некоторое время вошел Маркус.

– Нужно сейчас же сказать Дженни и твоим родителям. Нельзя, чтобы они узнали об этом из обращения.

– Ты не позвонишь Дженни? Я не могу. Только не маме с папой, им пока не нужно…

– Попросить ее приехать?

– Нет… не могу никого видеть.

– Но она захочет с тобой поговорить, помочь тебе.

– Не сейчас.

Позже я вышла из дома и направилась в церковь Святого Иакова. Билли не было уже сутки, двадцать четыре часа, – и мир стал совершенно другим.

Мусор после бури убрали, но ее следы виднелись повсюду; в двух магазинчиках были даже заколочены витрины. Эти улицы я знаю столько лет… В эту церковь, католическую, ходит мама, когда приезжает ко мне. Я даже родителям не могу позвонить, ведь тогда происходящее станет реальностью. В юности я как-то услышала от мамы, что когда меня нет дома, она пугается телефонных звонков: телефонный звонок может означать плохую новость.

Мама – верующая и хотела вырастить меня настоящей католичкой. Папа разрешал ей водить меня в церковь, потому что уважает ее веру. Когда я выросла, то стала ходить в церковь только на Рождество и Пасху, а вот мама относится к этому серьезно. Она хотела, чтобы я крестила Билли, несколько раз просила, а я так этого и не сделала.

В церкви меня встретил знакомый запах ладана. Мне всегда нравилась статуя Божией Матери с Младенцем, и теперь я подошла к ней. Вся скульптура покрыта золотом, только обувь у Марии красная. На головах у Марии и Иисуса – венцы; она держит скипетр, а он – сферу. У него такие славные пухлые щечки…

Я опустилась на скамью и задумалась. Откуда у Хейи ключи? Она наверняка проникала ко мне в квартиру, ходила по ней, наверное, рылась в вещах. Тут я вдруг поняла, что последние месяцы она копала под меня со всех сторон. Вспомнилась и фотография Эдди у Маркуса на столе, и пропавшие заметки для презентации, мой провал на заседании правления. Должно быть, именно она украла мои бумаги. Я содрогнулась: Хейя ухитрилась рассорить меня с Филипом, вбить клин между мной и мужем; это из-за нее уже несколько месяцев я не в себе. И вот главный удар: она пришла к нам домой, зная, что нас не будет, и похитила Билли. Ее ненависть ко мне безгранична.

Я человек неверующий, но теперь я упала на колени перед статуей и помолилась о том, чтобы мое решение – показать снимок Билли по телевидению – не навредило моему сыну.