Кэти
Август
Хейи уже три дня нет на работе, и она не звонила. Без нее мне гораздо легче. Я боюсь ее видеть. Не перешла ли я черту? Вдруг она на меня нажалуется? Мои сотрудники не должны знать, что у нас происходит, и мне придется разговаривать с ней, как ни в чем не бывало. Работать будет нелегко, и я бы рада вообще ее больше не видеть. Ее отсутствие означало, что я смогу нормально отвечать на расспросы по поводу отпуска, – да, прекрасно отдохнули, – не встречаясь с ее презрительным взглядом.
А Филип уехал с женой в Италию на три недели. Тоже облегчение.
Дома атмосфера ужасная, мы с Маркусом почти не разговариваем. Он допоздна сидит на работе. Удивительно, что я каждое утро встаю и иду на работу – с такой болью в душе, с неизлитой ненавистью. Мысленно я то и дело возвращаюсь к разговору с Хейей, только теперь победа за мной: я даю ей понять, что Маркус предпочел с ней расстаться и женился на мне, и ее слова этого не изменят. Потом вспоминаю ее намек, что Маркус женился только из-за моей беременности, он ответственный, и глаза у меня опять на мокром месте. «Беременность – незапланированная», – сказала она, а понимать надо: «Ты его вынудила». Я больше никогда не буду уверена в его чувствах.
Теперь я понимала: Хейя одержима Маркусом и ни за что не оставит его в покое. Потому она и приехала в Англию, в Лондон, потому и пришла в мой журнал, потому и работает в полусотне метров от меня. Никогда еще я не испытывала такой ненависти; она превращает меня в другую, ревнивую и отвратительную, женщину, которую я сама едва узнаю.
Меня спасает привычка вставать, умываться, одеваться. А в редакции приходится играть свою роль, и я чувствую себя почти нормально. Утром меня встречает Аиша, и мы планируем дела на день. Сотрудники, как обычно, приходят посоветоваться. Я редактирую статьи, правлю и чищу. Работать можно, даже если жизнь совершенно невыносима.
Когда мы жили с Эдди, приходя домой, я часто находила его в стельку пьяным. В квартире царил разгром, а сам он пребывал в невменяемом состоянии, страшно злой или, наоборот, расчувствовавшийся. И все же утром я, как правило, заставляла себя идти на работу; только изредка, когда приходилось совсем уж скверно, звонила и сказывалась больной. Работа тогда меня спасала. Заставляла держаться, не давала потонуть в страшном омуте. Иногда я сама этому удивлялась. И вот опять – дома я никуда не гожусь, а на работе беру себя в руки. Теперь мне понятно: очень и очень многие просыпаются с болью и страхом в душе, едут на работу и там, как-то собравшись с силами, делают свое дело.
От случая к случаю путеводителем занималась и Виктория. На октябрь намечался выход первого номера и презентация. В первый же день после моего отпуска Виктория пришла ее обсудить.
– Насчет места я договорилась. Филип сказал, здание должно быть интересное, и я просмотрела кучу вариантов. Этот – отличный.
– А что за место?
– Локарнский зал в Министерстве иностранных дел. Прекрасное огромное помещение с роскошным декором потолков.
– Никогда о таком не слышала.
– Его для публики не открывают. Сдают для мероприятий. Дорого, но оно того стоит.
Виктория выложила на стол несколько фотографий большого, вытянутого зала: высокие своды с золотой и красной росписью на бирюзовом фоне.
– Изумительно. В таком зале и гостей должно быть много.
– Это уже моя забота. Здорово, правда?
– Просто нечто. Молодчина, что нашла это место.
* * *
В четверг наконец объявилась Хейя. Пришла в редакцию в половине одиннадцатого и спросила у Аиши, не смогу ли я ее принять. Я говорила по телефону и вдруг увидела ее. Она изменилась. Похудела, волосы не заплетены, – никогда она их так не носила, – строгий костюм, юбка-карандаш. Вообще-то выглядела она сногсшибательно. Неудивительно, что Хейя так нравится мужчинам. От этой мысли в моей душе поднялась грусть.
На проводе у меня был спонсор; я сделала Аише знак войти. Дождавшись, пока я закончу, она сказала:
– Хейя пришла. Хочет с тобой поговорить. Очень официально держится. Наверное, у нее что-то случилось.
У меня перехватило дыхание.
– Она какая-то другая, – заметила я.
– Да. И она ведь не звонила, что болеет?
– Не звонила. Целую неделю.
Аиша сделала круглые глаза.
– А может, она замуж выходит за того типа, которого я с ней видела?
– Думаешь?
Если бы, подумалось мне; но я-то знала, кто ей нужен – мой муж.
– У меня ничего срочного нет?
– Нет. Пригласить ее?
Глубоко вздохнув, я кивнула.
Хейя стояла на пороге. Я не вышла ей навстречу, предпочла, чтобы нас разделял стол. Пригласила ее сесть, и она села, глядя на меня с почти нескрываемым презрением. Мне страшно хотелось дать ей пощечину, выкрикнуть ей в лицо оскорбление, но я сдержалась: любые мои слова она повернет против меня. Пусть заговорит первая.
– Моя мать серьезно заболела, и мне нужно быть в Хельсинки, – произнесла Хейя.
Изображать сочувствие мне не хотелось; я просто молчала.
– Я собираюсь вылететь завтра. – Она нарочито растягивала слова.
Я выпрямилась. Смотреть ей в глаза оказалось трудно.
– Ясно. Тебе нужен отпуск по семейным обстоятельствам?
– Я ухожу из журнала, немедленно. Не смогу отработать положенные две недели.
Худоба, светлые волосы, обрамлявшие лицо, подчеркивали ее хрупкую женственность. Однако я-то знала: Хейя выкована из стали.
– Так ты берешь отпуск или увольняешься?
– Увольняюсь, причем с сегодняшнего дня. Завтра улетаю в Хельсинки.
– Завтра, – повторила я. – Хорошо, я тебя увольняю, только мне нужно письменное подтверждение, что у тебя семейные обстоятельства, – чтобы освободить тебя от отработки.
Хейя чуть улыбнулась, словно говоря: «Попробуй, заставь».
– Можешь выслать бумаги на мой лондонский адрес.
Она поднялась, одернула на стройных бедрах юбку и, не сказав больше ни слова, вышла.
Через минуту зашла Аиша.
– Что с тобой, Кэти?
– Не выспалась сегодня… Хейя увольняется.
– Почему?
– У нее очень больна мать, и ей нужно домой, в Финляндию.
– Вот и славно, – бодро сказала Аиша. – То есть мать, конечно, жалко, но, господи, как же с ней трудно!.. А пока ты была в Корнуолле, она как-то обедала с Филипом.
Я вздохнула и подперла лицо ладонями.
– Голова разболелась.
– Капучино будешь? А то я себе хочу купить. У меня и парацетамол есть; сейчас принесу пару таблеток.
– Спасибо, Аиша.
Мне бы успокоиться, ведь мой враг меня оставляет. Но облегчения я не чувствовала.