Кэти
Июль
Сегодня, когда Билли уснул, я сказала Маркусу, что если он поедет со мной, я возьму в работу объекты Альгамбры и Сеговии. Поездка планируется не раньше сентября, так что, может, у нас получится? От зданий он точно придет в восторг, так пусть это будет наш летний отпуск.
Маркус не возражал, но отвечал уклончиво:
– Там, наверное, невероятно красиво. Если я получу даремский заказ, то не…
– Думаю, мы заслужили небольшой отдых.
– Ты ведь не отдыхать поедешь, правда? Тебе придется работать. Может, как-то договоришься с Фрэн? Несколько дней в Испании…
– Думаю, оставлю Билли на день-другой. Не знаю, правда… я, наверное, буду волноваться.
Мы сидели у Маркуса в кабинете, он точил карандаши. Доводил каждый до совершенства и укладывал их в ровный ряд.
– А кто занимается Финляндией?
– Лора, у нее вся Северная Европа. Я предлагала Хейе, но она и слушать не стала. У меня впечатление, что весь проект кажется ей скучноватым.
Меня вдруг осенило:
– А хочешь поехать в Финляндию?! А я-то все про Испанию… Я легко все устрою. Возьмем Билли, познакомим с твоими.
Маркус встал.
– Нет никакого желания туда ехать. Тебе хотелось писать про Испанию – так и пиши. Кофе будешь? Пойду заварю еще.
– Я сама. А ты черти.
Я взяла кофеварку, достала из холодильника кофе. Маркус мелет его каждый день и требует держать в холодильнике – он на этот счет строг.
Вот опять он не захотел поехать в Финляндию и навестить родных. Я открыла кофеварку, налила немного воды.
Мне вспомнилась поездка в Лиссабон. Почему я не стала показывать Маркусу свои фотографии?
Я насыпала кофе, чуть утрамбовала.
Снимки были очень хорошие, хотя я видела себя не такой. На них я гораздо больше похожа на португалку. Получилось так из-за яркого солнца, или Гектор так снял, но была в моей внешности какая-то южная томность.
Вода стала закипать. Я дождалась характерного шипения, выключила газ, вылила крепкий черный кофе в кружку из костяного фарфора и отнесла Маркусу.
– Какой аромат! А ты не будешь?
– Не хочу пить на ночь. Ты долго собираешься работать?
– Часа два, наверное…
– Тогда я спать.
Я поцеловала его в макушку, погладила волосы. Маркус едва не вздрогнул – когда он работает, к нему лучше не подходить, – однако сразу повернулся ко мне:
– Кэти, я рад, что твой проект продвигается.
Я зашла проверить Билли – он спал, лежа на спине. Как раз в эти часы у него самый крепкий сон. Я погладила белую головку, пухлые ручки. Копия Маркуса в детстве. Когда родился Билли, Маркус дал мне свой снимок – ему там около годика. Сидит на расстеленном одеяльце, улыбается. Если не знать, кто это, можно принять за Билли.
В спальне я разделась и встала перед зеркалом. Вечно я сомневаюсь насчет своей внешности. Люди говорят, что у меня запоминающееся лицо, что оно симпатичное, то есть красивым его, видимо, не считают. Брови у меня слишком густые и темные. Подростком я мечтала изменить свой облик и стала выщипывать брови – получались высокие дуги, придававшие моему лицу вечно удивленное выражение. Было больно. Мама пыталась меня отговорить: незачем начинать борьбу, которую придется вести всю жизнь, и лучше уж принять мои брови такими, какие есть.
Я совета не послушала, как не слушает большинство подростков. Часами сидела в спальне перед увеличивающим зеркалом со щипчиками в руках и вытягивала темные толстые волоски; глаза у меня слезились от боли. В конце концов я это дело бросила, и брови опять стали широкие и густые. Волосы у меня тоже густые, и я ношу короткие – до шеи – стрижки. Все хорошо в меру.
Несколько минут я себя разглядывала. Грудь у меня по-прежнему большая и тяжелая, из-за молока. Повернувшись боком, я заметила, что живот слегка выдается. Я вообще поправилась из-за беременности, и вся одежда была мне чуть маловата. Не мешало бы сбросить несколько фунтов. Может, потому у меня на тех снимках такой знойный вид, что одежда в обтяжку? Я провела рукой по животу, по бедрам. Кожа показалась какой-то сухой, и я с удовольствием натерлась лосьоном.
Лежа в постели, я размышляла о путеводителе и предстоящих делах. Филип придумал провести осенью, к выходу первого номера, что-то вроде презентации – на высшем уровне. Он загорелся идеей и даже решил потратить на нее деньги.
У меня возникло смутное чувство вины за мое желание поехать в Испанию; я до сих пор никого туда не отправила. Зачем себя обманывать? Я просто соскучилась по Гектору.
Я посмотрела на часы. Спать не хотелось. Хотелось заняться с Маркусом любовью.
* * *
В выходные мы попытались купить диван. Диван тети Дженни свое отслужил. Это был очень почтенный диван фирмы «Уэсли-Баррелл», но его дизайн давно устарел, а над оранжевыми с золотом узорами мы даже подшучивали. Я предложила пойти в мебельный салон в Хайбери. Можно взять с собой Билли и спокойно походить, выбрать такой, который понравится нам обоим.
Как только мы вошли, я устремилась к мягкой желтой софе, яркой и веселой, под названием «Объятие». Маркус приглядел кожаный диван со стальными ножками и подлокотниками, в котором чувствовалось что-то скандинавское. Я на него присела – не просто жесткий, а каменный.
– Это не диван, а лежанка для йоги, – со смехом объявила я. – На таком уж точно не до объятий.
Маркус осмотрел «Объятие» и нашел софу столь же негодной.
– Совершенно бесформенная. Слишком мягкая, надолго ее не хватит.
Мы бродили по салону и с растерянными улыбками оглядывали многочисленные диваны. Найдется ли тут такой, что устроит нас обоих? Нашелся один – обитый кремовой тканью, – но не так уж сильно он нам и нравился. Безнадежное дело, решили мы и пошли обедать в тайский ресторанчик неподалеку. Так, весело, но без пользы, день и прошел; тетин диван был помилован.