Глава вторая

Около года советский народ ведет небывало тяжелую, жестокую войну. Пережиты серьезные неудачи ее начального периода. Осталось позади одно из величайших сражений Великой Отечественной войны, развернувшееся на обширной территории дальних и ближних подступов к нашей столице. Нацеленные на Москву ударные силы врага были остановлены советскими войсками и разгромлены. Гитлеровский план молниеносной войны сорван. Но враг оставался еще очень силен и готовился к новому натиску. Весной 1942 года немецко-фашистские войска развернули наступление…

Советские разведчики, действовавшие за линией фронта, внимательно следили за противником. Во вражеский тыл направлялись новые разведгруппы. Для многих молодых разведчиков это будет первое боевое задание, и первое в жизни серьезное испытание на боевую зрелость и мужество.

Было 3 июня 1942 года. Видавший виды полуторатонный грузовик бойко влетел на московский Центральный аэродром и остановился у окрашенного в темно-зеленый цвет двухмоторного «Дугласа», поднявшего застекленный нос в вечернее небо. Из кузова автомашины быстро выпрыгнули бойцы разведгруппы. Тотчас были погружены в самолет привезенные два тюка с необходимым грузом — оружием, боеприпасами, продуктами питания.

Через несколько минут парашютисты, среди которых были две девушки, займут места в самолете и по заданию штаба Западного фронта полетят во вражеский тыл. Они будут работать на временно оккупированной немецко-фашистскими войсками территории Белоруссии, в тылу группы армий «Центр». Задачи перед ними поставлены серьезные: минировать коммуникации, контролировать переброски войск, добывать сведения о гарнизонах и объектах врага в районе Пропойска Могилевской области. Работа предстоит напряженная, ответственная.

Ребята сосредоточенны, молчаливы.

— Я вижу, кто любит трудиться, тому без дела не сидится, — пытался шутить кто-то из разведчиков, обращаясь к авиационным механикам, готовившим к запуску двигатели «Дугласа».

— Это, браток, совершенно точно, нашей машине не сидится. Она великая труженица… С первых дней войны в воздухе. А теперь вот, ребятки, и ваш черед.

Перед посадкой разведчиков в самолет на аэродром приехал представитель штаба Западного фронта. Разведчики обступили знакомого подполковника. Сразу завязалась живая беседа. Но подошел к подполковнику летчик. Поднес руку к козырьку фуражки с голубым околышем и доложил, что самолет к вылету готов.

Подполковник крепко пожал руки разведчикам, по-отечески поцеловал каждого и пожелал успешного выполнения задания. Он еще что-то произнес, но разобрать слова было невозможно: запущенные двигатели самолета заглушили голос.

Жестом руки представитель штаба фронта дал понять. что парашютистам пора подниматься на борт воздушного корабля. Кто-то туже затягивал ремень. Двое рослых юношей первыми оказались в самолете и, подав руку девушкам, помогли им подняться на борт. Вслед за ними места заняли и другие. Последним в самолет вошел девятнадцатилетний комсомолец Василий Боков. В октябре сорок первого по путевке Свердловского райкома комсомола Москвы он был зачислен в разведгруппу Западного фронта.

Вскоре Василий познал, почем фунт лиха, не раз ходил во вражеский тыл под Москвой. Товарищи внимательно прислушивались к его советам: ведь некоторые летели через линию фронта впервые.

Летчики закрыли люк.

Василий Боков взглянул на сосредоточенные лица друзей, подсвеченные синим светом плафона. Его взгляд остановился на девушках. Василий знал, та, которая сидела ближе к нему, — Надя Кожевникова — в Красную Армию пришла добровольно в ноябре 1941 года по путевке Таганского райкома комсомола. Девушка смелая, настойчивая. Вторая — Ольга Бурова — ее почему-то называли Аллой, на год старше своей подруги, в разведку зачислена по рекомендации Калининского райкома ВЛКСМ в конце октября 1941 года, разведчица с немалым опытом работы, трижды выполняла задания в тылу врага. Два раза переходила линию фронта в Подмосковье, потом ее забрасывали на Украину.

Под монотонный шум двигателей Боков исподволь оглядел ребят. Кто они? Вот блондин с чуть раскосыми глазами и полными губами— Овидий Горчаков. С виду совсем хрупкий, словно девушка, с пышной копной светло-русых волос. Он молча глядел в иллюминатор, поглощенный какими-то думами. Боков чувствовал, что у этого парня еще не сформировавшийся характер, которому предстоит закалиться в горниле войны. Не зря же поется в партизанской песне:

Где леса стоят сосновые,
В белорусской стороне,
В дни военные, грозные
Закалялись мы в огне…

Потом Боков посмотрел на самого высокого в группе Володю Щелкунова, бывшего закройщика московской обувной фабрики. Интересно, как Володя мог добиться зачисления в армию? Через полгода ему будет только семнадцать. Да, молодчина! Вот это комсомолец!

Немногим больше семнадцати Николаю Шорину. В комитете комсомола завода «Спринклер», конечно, не знали, что их воспитанник чертежник Шорин скоро будет десантирован на территорию, оккупированную противником. А дома? Родители Шорина, жившие в Подмосковье, тоже не догадывались об этом. Они даже не подозревали, что их единственный сын добровольно вступил в Красную Армию и по комсомольской путевке стал разведчиком.

До войны Николай не был комсомольцем, но когда райком ВЛКСМ призвал комсомольцев добровольно вступать в ряды защитников Родины, юноша сразу же подал заявление с просьбой принять его в боевой авангард молодежи. Получив комсомольский билет, стал добиваться призыва в армию. И добился!

Рядом с Боковым сидел его ровесник, комсомолец из Белоруссии Николай Барашков. Василий хорошо знал его, помнил, что Николай через два месяца после начала войны ушел добровольно в Красную Армию, а спустя еще два месяца получил назначение в разведку. В середине октября выполнял задание за линией фронта, во вражеском тылу.

Рядом с девушками сидел Николай Сазонов — москвич, слесарь с Красной Пресни, по рекомендации райкома ВЛКСМ 23 апреля 1942 года он был зачислен в разведку штаба Западного фронта. В тот же день разведчиком стал и московский комсомолец Владимир Терентьев.

Самолет задрожал. Усилился шум винтов, и мы стали выруливать на взлетную полосу. В конце рулежной дорожки машина остановилась, двигатели замолкли. Разведчики переглянулись в недоумении.

Бортмеханик быстро открыл люк, спустился по трапу на землю.

— Шасси подвело, — спокойно сказал подошедший к разведчикам инструктор парашютно-десантной службы. Кажется, пневматик лопнул.

— Который? — деловито осведомился Володя Щелкунов.

— Правый.

— Так я и знал, что правый.

— Почему, Длинный? — спросил его кто-то из ребят.

— Очень просто. Вася Боков сидит на той стороне, — спокойно ответил Володя.

Все громко засмеялись, дружелюбно поглядывая на рослого, самого полного в группе товарища.

— И что же, теперь нам ждать, когда дадут другой самолет? — поинтересовалась Алла Бурова.

— Зачем нам другой самолет? Сейчас заменят пневматик.

Минут через тридцать шасси отремонтировали, и самолет поднялся в воздух, держа курс на запад.

«Дуглас» летел уже около трех часов. Линию фронта разведчики разглядеть не смогли: ночь укрыла от их взора землю и позиции прочно окопавшихся войск 4-й полевой армии вермахта, перешедших к обороне.

«Далеко все-таки забрался враг, — подумал Василий Боков. — Скорей бы наши перешли в наступление. А мы с тыла поможем!»

Он был глубоко убежден в скором наступлении наших войск.

На Василия Бокова вдруг нахлынула тревога за связь со штабом фронта: у разведгруппы не было своей рации. Доклады в штаб можно будет передавать только по радиостанции другой группы, вылетевшей из Москвы тоже сегодня, которая должна действовать на Могилевщине. Удастся ли встретить связника от той группы?..

В полночь вспыхнула красная лампочка над дверью пилотской кабины. Значит, приготовиться к прыжку. Десантники поднялись со своих мест, оправили снаряжение, перекинулись взглядами. Еще раз проверили надежность крепления подвесной системы парашютов. Появился инструктор парашютно-десантной службы. Он открыл люк и встал у его проема.

Вспыхнула зеленая лампочка.

— Пошел!

Разведчики один за другим прыгали из самолета. У Нади Кожевниковой от волнения замерло сердце. Она молча шагнула к люку. Как для нее, так и для большинства других членов группы это был первый боевой прыжок.

Там, внизу, нет ни подготовленной площадки, на которую можно приземлиться, ни сигнальных огней. Там нет друзей, ожидающих их в условленном месте. «Слепой» прыжок. Это для того, чтобы обеспечить скрытность выброски группы.

По-разному встретили белорусские леса добровольцев-разведчиков, «упавших с неба» глубокой ночью с 3 на 4 июня 1942 года.

Благополучно приземлился Володя Терентьев. Спрятав парашют, он начал искать товарищей и вскоре заметил увязшего в болоте Василия Бокова. Терентьев помог ему выбраться из трясины. Почти сразу же нашлась Надя Кожевникова.

— Как приземление? — негромко спросил Боков девушку.

— Нормально.

— Парашют спрятала?

— Не беспокойся. Все сделала, как положено.

— Кого-нибудь из ребят видела?

— Нет. И не знаю, где их искать.

Поблизости раздался треск сухого валежника, и между деревьями показался Николай Барашков.

— Колька! — негромко окликнула его Надя. — Иди сюда!

— Где Василий? — поинтересовался Барашков.

— Здесь. А другие?

— Никого не видел.

— Отправляйтесь искать ребят, — распорядился Боков. — Кого найдете, приводите сюда. Барашков, ты иди к опушке леса. А Надежда пойдет в противоположную сторону. Быстро! Терентьев отправляйся строго на запад. Сбор здесь через тридцать минут.

Боков, расстроенный тем, что сильный ветер рассеял группу по лесу, тоже отправился на поиск.

Еще несколько минут назад Горчаков летел к темному лесному ковру; парашют раскрылся, все в порядке. Земля стремительно приближалась. Еще мгновение, и под ним раздался треск. Это ломались ветки сосновой кроны, в гущу которой он угодил. Остроконечные сучья хватали его, словно хищники когтями, разрывали одежду, царапали кожу. На мгновение он повис на стропах между небом и землей. Затем его качнуло в сторону, и он камнем повалился на землю. Не успев ощутить боли, потерял сознание. Очнувшись, приподнял голову, посмотрел вокруг. Темно. Никого нет. Провел мокрой рукой по лбу и сразу же вскрикнул от боли в ноге. Оказывается, он зацепился парашютом за крепкие ветви сосны, обломил их и грохнулся на землю, угодив правой ногой на пень. Хотел подняться, но не смог. Ощупал ногу. Снова попытался встать.

Прислушался. Выкопал яму. Затем собрал парашют, запрятал его под сосной и, преодолевая боль в ноге, стиснув зубы, стал пробираться в глубь леса. Ему с трудом удалось пройти несколько метров. Сел на землю, осторожно стащил кирзовый сапог с сильно распухшей ноги, прилег. Небо было совсем черное, зловещее, затянутое грозовыми тучами. Казалось, вот-вот грянет гром.

В лесу раздалось кваканье лягушки — условный сигнал десантной группы. «Наши!» Овидий обрадовался.

Через минуту послышался шорох, шаги. Появился Володя Щелкунов. Овидий вскочил, запрыгал к другу на одной ноге.

Не теряя времени, они двинулись в путь. Минуты через две-три услышали приглушенную русскую речь. Сделав несколько шагов, увидели Николая Сазонова. Он был по пояс в грязи. Оказывается, приземляясь, Николай угодил в болото и с трудом выбрался из него.

Вскоре объявился и Николай Шорин.

— Как дела? — негромко спросил Щелкунов Николая.

— Все нормально.

— Не страшно было прыгать?

— По правде говоря, когда подходил к люку само-лета, было как-то безразлично, ничего не боялся. А когда парашют раскрылся, показалось, повис в воздухе.

— Повис?

— Да. Показалось, что я повис во мгле среди небес. Во мне же всего пятьдесят килограммов. Ну, думаю, не видать мне больше земли родной, — шутил Шорин. — Унесет к фашистам в лапы. — Друзья засмеялись. — Честное слово, мне показалось, что я не снижаюсь. Потом, как назло, увидел, что мимо меня медленно проплыл к земле один парашютист, другой… Все обгоняют. Это же черт знает что такое! Какие только мысли в голову не приходили. Думал, что теперь буду птицей парить в воздухе. И только когда ногами о землю ударился, обрадовался. Приземлился нормально…

Поспешили искать остальных.

Николай Барашков, выйдя на поляну, увидел на дереве белый купол парашюта. Зацепился за макушку сосны. Разведчик осторожно приблизился к дереву и увидел повисшую на стропах Аллу Бурову, безуспешно пытавшуюся дотянуться до ствола сосны. Девушка тоже увидела подошедшего Барашкова и обрадовалась.

— Кости целы? — негромко спросил Николай.

— Целы. А вот как на землю опуститься, ума не приложу.

Барашков деловито посмотрел на сосну, почесал затылок.

— Надо же тебе было выбрать именно эту — самую высокую, да еще и с ветвями только на макушке. Ствол будто нарочно отшлифован. На такое дерево не заберешься без монтерских «когтей».

Барашков сбросил с плеч вещевой мешок, снял серозеленую куртку, поплевал на руки и полез на дерево, умело и ловко действуя ногами и руками, обвивавшими гладкий ствол. Он довольно быстро добрался до макушки, стал подтягивать к себе стропы. Белое полотнище начало сползать с ветвей. Николай, придерживая Аллу за стропы, помог ей спуститься.

Вскоре все пришли к месту сбора. Сориентировались. Поняли, что находятся около деревни Рябиновки. Стали искать грузовые тюки. Один нашли около деревни Закурганье, недалеко от Рябиновки, а второй тюк, с продовольствием, боеприпасами, одеждой, словно сквозь землю провалился. Сколько его ни искали, так и не нашли.

До рассвета углубились в лес на несколько километров западнее Рябиновки и разбили там временный лагерь для отдыха. Надя Кожевникова, как отрядный медик, занялась ушибленной ногой вконец измучившегося Горчакова.

— Ничего страшного. Нет ни перелома, ни вывиха. Это главное. Ушиб сильный, связки растянуты… Ну, будь здоров! В следующий раз, когда будешь прыгать с парашютом, смотри в оба, избегай посадки на пни.

— Спасибо!.. Боль вроде утихает… — схитрил Овидий. Через несколько минут кое-кто из ребят уже спал.

Первый день во вражеском тылу прошел под грозовым дождем. Кто-то пошутил, это, мол, на счастье. Под плащ-накидкой да под огромной сосной для разведчиков он был не страшен, но рассиживаться особенно было некогда.

А за линией фронта, на нашей стороне, инструктор парашютно-десантной службы штаба Западного фронта старшина Пушкарев уже представил начальнику письменный рапорт, в котором указывал:

«…Самолет „Дуглас“ с Центрального аэродрома вылетел в 20 час. 10 мин. В 0 час. 15 мин. достиг заданного района. В 0 час. 20 мин. люди и два мешка груза выброшены в районе цели.

В 0 час. 25 мин. „Дуглас“ лег на обратный курс и в 4 часа 15 мин. произвел посадку на Центральном аэродроме…»

Вечером 4 июня старший лейтенант Чернышевич, командир другой разведгруппы, заброшенной той же ночью в тыл противника на Могилевщину, доложил по радио в штаб фронта о том, что его группа благополучно приземлилась в районе деревни Долгая Пропойского района и что на условленное место направлен связник для встречи с Боковым. Но встреча не состоялась.

В штабе фронта ломали голову: почему Боков не вышел на встречу? Удачно ли группа приземлилась! Не обнаружены ли разведчики гитлеровцами? Ответы на все эти вопросы мог дать только Владимир Чернышевич. Надо ждать новых сообщений от него…

На следующие сутки разведчики решили ночью уйти подальше от места приземления. Впереди цепочки шел белорус Николай Барашков. Перед войной он окончил фототопографическое отделение Алапаевского геологоразведочного техникума и кому, как не ему, было прокладывать тропы во вражеском тылу. Колонну замыкал Горчаков, передвигавшийся с помощью палки, вырубленной Василием Боковым. Постоянная боль в ноге, но он упорно двигался вперед. Каждый шаг для него был испытанием на выдержку, на прочность характера. И это испытание он стремился выдержать. Ведь группа и так еле тащилась из-за него.

Преодолев топкую трясину, разведгруппа взошла на пригорок. Ранний июньский рассвет пробудил лесных птиц и залил лучами солнца макушки деревьев. Десантники повеселели, хотя и отдавали себе отчет в том, что вражеский тыл таит много неприятных неожиданностей. В полдень в густом Хачинском лесу, недалеко от Горбатого моста на реке Ухлясть, разбили лагерь. Не успели они как следует оборудовать свои временные жилища, как погода опять испортилась. Ветер яростно трепал макушки деревьев, небо затянули тучи, а вскоре хлынул проливной дождь. Он шел несколько часов.

Но, несмотря на непогоду, разведчики приступили к выполнению поставленных командованием задач. Только Горчаков из-за больной ноги не покидал пока лагеря. Ночью он ходил в караул. О немцах пока ничего не было известно. В лесу — тишина. Не чувствовалось никакой войны. Молодому разведчику казалось, что в тылу врага обязательно должны быть вражеские войска. А их поблизости и в помине нет. А ведь они находятся в тылу группы армий «Центр»!.. Вдруг где-то вблизи раздался душераздирающий крик. Овидий машинально вскинул автомат, но кругом была непроглядная тьма. Он не знал, как поступить. Объявить тревогу? Броситься в сторону крика? Спрятаться в кустах и ждать, что будет дальше? Он встал за ствол сосны, потом перебежал к другому дереву, поближе к лагерю. Странно, но крик больше не повторялся.

У Горчакова мелькнула мысль: неужели показалось? Он сильнее стиснул в руках автомат и, пристально вглядываясь в тревожную темноту, сделал несколько шагов в сторону того места, откуда раздался необычный крик.

Каково же было его удивление, когда Володя Щелкунов, пришедший сменить его на посту, спросил:

— Ну как, не испугался филина?

Овидий ничего не ответил, улыбнулся про себя и, толкнув Щелкунова в плечо, пошел к лагерю.

Василий Боков, крупный, с виду флегматичный парень, регулярно уходил из лагеря в поисках связи с разведгруппой под командованием старшего лейтенанта Чернышевича, десантированной в район Пропойска и действовавшей где-то за рекой Сож, на востоке Могилевской области. К 12 часам дня Боков приходил к небольшому мосту через ручей, пересекающий лесную дорогу между деревушками Роги и Добрый Дуб. С полудня до захода солнца, укрывшись в густом кустарнике, он ждал у этого мостика связного.

Пролетали дни… По мосту проходили редкие прохожие, проезжали подводы, но того, кого ждал Боков, не было. Его все больше тревожила судьба группы Владимира Чернышевича.

Но в середине июня разведгруппе удалось встретить партизан. К ним присоединился радист Иван Студенов, работавший в тылу врага тоже по заданию штаба Западного фронта. Теперь появилась своя связь с Центром.

Однажды, закончив очередной сеанс радиосвязи, Студенов отключил батареи и вышел из палатки. Стоял тихий летний вечер. Его слух уловил чей-то негромкий разговор. Иван насторожился. Потом послышался девичий приглушенный смех. Кто же это? Надя Кожевникова? А с кем она так весело разговаривает? Радист неторопливой походкой, вразвалку пошел в сторону женской палатки и увидел Надю, сидевшую на пне. Она охватила руками колени и что-то оживленно рассказывала Овидию, растянувшемуся на траве. Иван подошел к ним.

— Все ушли на задание, а ты чего тут, Витька, прохлаждаешься? — грубовато спросил Иван Овидия, которого все в группе звали Витькой. Надя перевела на Ивана удивленный взгляд, блеснув серо-голубыми глазами.

— Я только что из караула. Теперь вот Надюшу веселю. Но это по секрету.

— Какому секрету?

— Да ты, Иван, не слушай его! Присаживайся, — тепло, по-товарищески сказала Надя и привычным движением головы отбросила назад пышные золотистые волосы. Радист посмотрел на Горчакова, потом на девушку.

— Да ну вас!.. — Иван махнул рукой и удалился.

Надя поднялась с пня, одернула гимнастерку, перехваченную в талии широким солдатским ремнем. Встал и Овидий. В эту минуту Надя показалась ему очень красивой.

— Ну, что так смотришь? — спросила Надя, лукаво улыбаясь.

— Надя…

— Боец Горчаков! — сказала она с нарочитой серьезностью. — Вы после караула, и вам необходимо отдохнуть.

Надя ушла. Овидий пошел спать — ночью опять в караул.

Могилевщина. Чудесный белорусский край с бескрайними лесами, раздольными полями и лугами. О чем шумят леса твои? О чем плещут величаво текущие воды седого Славутича, говорливые потоки Сожа, Березины, Свислочи, Друти, Прони, Ипути?.. Не о том ли, что ты, древняя земля Приднепровская, снова стала свидетельницей борьбы нашего народа с захватчиками?

Год назад врагу удалось вступить на территорию Могилевской области. Начался самый тяжелый период в ее истории.

По призыву Коммунистической партии тысячи жителей области с оружием в руках встали на защиту Родины. Десятки тысяч трудящихся возводили оборонительные сооружения. По мере приближения линии фронта принимались срочные меры для эвакуации предприятий.

Наша партия вела настойчивую работу по развертыванию патриотического движения в тылу врага. Лучшие сыны и дочери народа шли в партизанские отряды и подпольные организации. С первых дней оккупации Могилева в военном госпитале, который наши войска не успела эвакуировать, начала работать подпольная группа советских врачей. Патриоты действовали на железнодорожном узле, хлебозаводе, фабрике искусственного волокна, на авторемонтном заводе.

Территория Могилевской области гитлеровцами была включена в зону армейского тыла. В соответствии с приказом Гитлера от 25 июня 1941 года вся власть в этой зоне принадлежала военным властям во главе с тыловой комендатурой в Могилеве.

В сентябре 1941 года командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок получил из Берлина директиву генерал-фельдмаршала Кейтеля.

«Совершенно секретно.

Только для командования.

Начальник штаба верховного командования вооруженных сил.

Штаб оперативного руководства…

№ 002060/41

16.9.1941 г.

Содержание: коммунистическое повстанческое движение на оккупированных территориях.

1. С начала войны против Советской России на оккупированных Германией территориях повсеместно вспыхнуло коммунистическое повстанческое движение. Формы действий варьируются от пропагандистских мероприятий и нападений на отдельных военнослужащих вермахта до открытых восстаний и широкой войны…

2. Принимавшиеся до сего времени мероприятия, направленные против всеобщего коммунистического повстанческого движения, оказались недостаточными. Фюрер распорядился, чтобы всюду пустить в ход самые крутые меры для подавления в кратчайший срок этого движения…

3. При этом в своих действиях следует руководствоваться следующими положениями:

а) каждый случай сопротивления немецким оккупационным властям, независимо от обстоятельств, следует расценивать как проявление коммунистических происков;

б) чтобы в зародыше подавить эти происки, следует по первому поводу немедленно принять самые суровые меры для утверждения авторитета оккупационных властей и предотвращения дальнейшего расширения движения. При этом следует учитывать, что на указанных территориях человеческая жизнь ничего не стоит, и устрашающее воздействие может быть достигнуто только необычайной жестокостью…

д) …действенным средством запугивания может быть только смертная казнь…

Кейтель».

Генерал-фельдмаршал фон Бок приказал незамедлительно направить эту директиву для непосредственного исполнения командующему охранными войсками и начальнику тылового района группы армий «Центр» генералу пехоты фон Шенкендорфу.

К лету 1942 года на территории Могилевской области вели борьбу с оккупантами более тридцати партизанских отрядов. В апреле 1942 года начала выходить подпольная газета «За Родину». Патриотические группы города Могилева объединились в «Комитет содействия Красной Армии».

При установлении «нового порядка» гитлеровская администрация в Белоруссии повсеместно наталкивалась на упорное противодействие патриотов. Фашисты поставили целью во что бы то ни стало сломить сопротивление советского народа, уничтожить антифашистское движение.

В июле 1942 года в штаб группы армий «Центр» поступило донесение железнодорожной дирекции о действиях партизан:

«Секретно.

Налеты партизан в течение июля приняли столь угрожающие масштабы, что… положение вызывает самые серьезные опасения. Число партизанских налетов:… апрель — 65, май — 145, июнь — 262, июль — 304.

При этом следует особо учитывать, что за последнее время значительно возросла сила налетов и соответственно усугубились их последствия.

К настоящему времени на минах подорвалось 200 паровозов. Только в зоне главной железнодорожной дирекции группы армий „Центр“ подорвалось на минах число паровозов, равное месячной продукции паровозостроительной промышленности Германии.

Уполномоченный по воинским перевозкам

Логеманн».

С первых дней оккупации на Могилевщине появились лагеря смерти, гестаповские застенки, гетто, полицейские и жандармские участки.

Для осуществления террористических акций фашисты создавали специальные подвижные оперативные группы, в состав которых включились мастера заплечных дел из войск СС, гестапо, СД, полиции порядка, криминальной полиции, вспомогательной полиции, ГФП.

17 ноября 1941 года на Советской площади Могилева повешены врачи военного госпиталя, являвшиеся членами подпольной группы. 27 ноября гитлеровцам удалось схватить группу патриотов-железнодорожников. По приказу гауптштурмфюрера Прибба осенью 1941 года в психиатрической больнице в Печерске фашисты истребили более тысячи больных. В первую военную зиму в Могилевских лагерях погибло несколько десятков тысяч военнопленных. В городе и области проводился массовый кровавый террор против населения. Особыми зверствами отличались палачи из зондеркоманды СД-8 под командованием гауптштурмфюрера Гассе.

В Хачинском лесу, на границе Быховского и Пропойского районов, действовало несколько партизанских групп и отрядов. Среди них был и небольшой отряд, возглавляемый жителем деревни Смолица Яковом Аксеновичем Курпоченко, или, как его называли партизаны, Аксенычем. Это был отряд, сформированный из местных патриотов и «окруженцев». 19 июня разведчики установили связь с Аксенычем, и возглавляемый им отряд стал принимать участие в совместных с разведгруппой операциях.

По рекомендации Якова Аксеновича десантники решили организовать свой лагерь на партизанской базе.

— Мы предлагаем тихий уголок в дебрях леса, известный местным жителям под названием Городище, — с добродушной улыбкой говорил Аксеныч старшему группы Василию Бокову. — Когда-то на Городище велись раскопки древнего поселения. А сейчас Городище — глушь, вдали от деревень, в стороне от больших дорог.

К новой стоянке разведчики в сопровождении партизан пришли рано утром. Быстро оборудовали шалаши.

На следующий день на базе с самого рассвета начались приготовления к боевым операциям. В гулком, еще не прокаленном солнечными лучами воздухе раздавались команды…

Под ветвистой березой разместилась группа партизан-новичков, которым опытные подрывники Барашков, Сазонов и Терентьев объясняли устройство железнодорожной мины. Рядом Горчаков не без гордости демонстрировал партизанам свой автомат. Под соседней сосной Щелкунов рассказывал молодым парням из окрестных деревень о гранате Ф-1. А Николай Шорин читал новым друзьям свои стихи:

В семнадцать лет я взял винтовку в руки,
По зову партии пошел я в тыл к врагу.
В семнадцать лет познал войны науки,
И Родине на верность присягнул…

Разведчики разошлись. Только около женской палатки толпились девушки. Затаив дыхание, они слушали рассказ Буровой о Зое Космодемьянской. Алла была с ней лично знакома.

Для молодых комсомольцев-разведчиков, впервые оказавшихся в тылу врага, партизанская жизнь стала большой, незаменимой школой. Новые знакомства, волнующие рассказы о партизанских буднях, диверсионных действиях на оккупированной врагом территории… В долгих задушевных беседах с партизанами они многое узнали о войне.

С наступлением темноты разведчики и партизаны отправились на выполнение заданий. Возглавляемая Барашковым группа ушла минировать шоссейную дорогу. В составе группы были три Николая — Барашков, Шорин и Сазонов, а также Владимир Щелкунов, Овидий Горчаков и Володя Терентьев. С ними пошла и Алла Бурова.

От лагеря до места операции было километров пятнадцать. С невероятным трудом преодолел это расстояние все еще хромавший на правую ногу Горчаков. Оставаться же в лагере он наотрез отказался.

— Ну вот и добрались, — шепотом произнес командир группы минеров Барашков. — Не более двухсот метров осталось.

Миновав пронизанный лунным светом лес, группа залегла вблизи дороги. Барашков раздвинул мокрый от росы куст и увидел светлую ленту уходящего вдаль пустынного большака.

— Виктор, как нога? — спросил командир, обращаясь к Горчакову.

— Терпимо, — уклончиво ответил Овидий.

Прекрасный стрелок Володя Щелкунов отделился от группы, бесшумно подполз к кювету, перескочил через него и оказался у дороги, заняв удобную для наблюдения позицию. Недалеко от него заняла место для наблюдения Алла. Через минуту пять минеров во главе с Барашковым поползли к дороге.

Быстро, сноровисто рыли лунки для мин Сазонов, Шорин и Терентьев.

— Закладывай мину тут! — шепнул Барашков, указывая Овидию на след недавно проехавшей автомашины. — Землю рой финкой. Быстро! — И Николай переполз к Терентьеву, а потом к Шорину.

Горчаков, лихорадочно орудуя финкой, начал рыть лунку. Неудобно. Присел на корточки. Грунт оказался на редкость твердым, с трудом поддавался ножу. Только бы успеть! Барашков, вновь оказавшийся около Овидия, помог ему установить мину. Затаив дыхание, Горчаков наблюдал, как Николай хладнокровно, точными и ловкими движениями удалил предохранительную чеку и осторожно засыпал мину землей.

— Маскируй! — распорядился Барашков и быстро перебежал к другому минеру. Лишнюю землю Горчаков сгреб в пилотку, отполз к кювету и там ее высыпал. За кюветом нарвал веток, смастерил из них небольшой веник и вернулся на дорогу, чтобы подмести взрыхленное место.

Закончив минирование, бойцы группы собрались в условленном месте на опушке леса.

— А теперь быстро на базу! — приказал Барашков.

— Разрешите, командир, остаться нам двоим здесь, — вызвались Щелкунов и Сазонов. — Надо же убедиться, что наши труды не пропали даром.

— Оставайтесь, — разрешил Барашков. — Но чтобы утром были на базе. Пойдем на Могилевское шоссе. Надо проследить, какие войска перебрасываются через Могилев на юг и сколько их.

— Разреши и мне остаться, — попросил Горчаков. — Это же первая заложенная мною мина. Обидно будет, если не узнаю, как она сработала. Ну разреши?

— Хорошо, оставайся.

— А мне? — спросила Алла.

— Ни тебе, ни Шорину оставаться нельзя. Для вас уже запланировано новое задание.

— Это дело! — воскликнула Бурова. — А какое?

— Пойдешь в разведку.

Несколько человек, оставшихся у заминированной дороги, залегли в кустах в двух-трех десятках метров.

Нестерпимо долго тянулось время. Наконец, с рассветом донесся вначале неясный, а потом все более отчетливый шум автомобильного мотора.

Рокот нарастал. Показалось несколько грузовиков. Кузов первого «бюссинга» был закрыт брезентом, натянутым на железные дуги. В открытом кузове второй машины сидели плотными рядами гитлеровцы.

Когда первый грузовик влетел в заминированную полосу, Овидий весь сжался и замер. Сейчас произойдет взрыв! Он впервые в жизни увидит, как взлетают в воздух вражеские грузовики! Но что такое? Нет ни огня, ни грохота. Грузовик, невредимый, покатил дальше. Проскочила и вторая машина, третья… Вся колонна прошла беспрепятственно через минированную зону.

Разочарованные подрывники поднялись с земли. Уже наступил рассвет. Понурив головы, они вернулись в лагерь, так и не выяснив, почему же не сработали мины.

Днем группа разведчиков и партизан отправилась на Могилевское шоссе. До позднего вечера бойцы просидели в «секрете», наблюдая за перебросками вражеских войск, на фронт. Когда движение на шоссе прекратилось, они собрались возвращаться на базу. Но вдруг со стороны Могилева послышался рокот мотора. Из-за поворота вынырнули два грузовика. Кузова закрыты серо-зеленым брезентом.

— Без конвоя, — прошептал Щелкунов. — Эх, долбануть бы их!..

— Приготовиться к бою! — приказал Василий Боков.

Головная машина стремительно приближалась к засаде. Овидий взял на мушку сидевшего рядом с шофером длиннолицего фашиста в сдвинутой на затылок фуражке с высокой тульей.

Раздалась команда — и бойцы группы обрушили прицельный огонь по врагу. Брызнуло осколками ветровое стекло. Длиннолицый фашист сразу обмяк, голова упала на плечо шофера. Разведчики и партизаны били по кузову, по скатам уходящей машины. Кто-то метнул гранату. Взрыв. Автомашина остановилась. На борту номер с буквой «W» — «Вермахт». Горчаков кинулся было к машине, но в это время на шоссе показалась колонна автомашин.

— Виктор! Назад! — остановил разведчика Николай Шорин. — С ума сошел, что ли? Видишь, сколько их?

— Отходить в лес! — приказал Боков.

Силы были неравные.

Вскоре бойцов надежно укрыл лес. А позади еще долго раздавался треск стрельбы.

На базе Барашков, встретив Овидия Горчакова, вместо поздравления с боевым крещением, строго сказал:

— Слышал, как ты в засаде действовал. Ты это брось! Если свой характер не изменишь, то учти — в разведке тебе не бывать. В разведке нужно думать и о других. Разведка любит дисциплину. Запомни! Ребячество надо было оставить дома.

Николай Барашков ушел.

— А Николай прав! — услышав их разговор, сказал Щелкунов. — Не сносить тебе головы, Виктор. Учись выдержке у минеров.

— Да ведь я же…

— Лучше подумай над его словами. Вчера черт-те где спать завалился… Сегодня… А ведь мы в тылу врага. Думать надо! Три наряда схлопотал, а впрок, видно, они тебе не пошли.

Наутро следующего дня Барашков появился в лагере, сияющий, довольный. Не долго думая, разбудил спавших в шалаше друзей и сообщил, что установленные накануне мины сработали.

— Я же знал, что мы правильно все сделали, — продолжал он. — Просто первые машины прошли, видно, в нескольких сантиметрах от мин. Тех фашистов спасло чудо… Сегодня я был в одной деревне. Там мне рассказали, что на наших минах подорвались два грузовых «бюссинга». Пока не совсем ясно, сколько оккупантов ушло на тот свет.

Щелкунов на радостях обнял Барашкова длинными ручищами и расцеловал его.

— Алло! Штурмбанфюрер!

— Слушаю!

— Разбит штаб карательного отряда. Это случилось рано утром на дороге Ветринка — Могилев. Командир отряда убит в поселке Ветринка…

— Куда вы смотрите? В Ветринке есть гарнизон, кроме того, немецкая администрация стеклозавода…

— Жалкие трусы! Все они сбежали в Быхов. Староста поселка Ветринка доложил, что несколько десятков рабочих стеклозавода сегодня днем ушли к партизанам.

— Что?.. Опять партизаны?.. Когда же вы наведете порядок в своем районе? Усильте охрану объектов вермахта. Немедленно выясните, кто ушел к партизанам, возьмите заложников… Отберите десять мужчин, семьи партизан уничтожить! Пригрозите расстрелом и старосте, этому старому бездельнику!

— Заложники уже арестованы, но…

— Расстрелять! Пусть сами выроют себе могилы. Плохо допрашиваете. Если нужно, примените ваши специальные меры… Не мне вас учить, штурмбанфюрер!

— Будет сделано! Я им покажу! Украшу спины пятиконечными звездами.

— Действуйте немедленно!

Штурмбанфюрер не успел положить телефонную трубку, как в кабинет стремительно вошел возбужденный оберштурмфюрер СС.

— Штурмбанфюрер! В Могилеве и ряде других городов и деревень появились коммунистические листовки.

— Какие? У вас есть хоть одна листовка?

— Так точно, есть. Вот одна из них.

Штурмбанфюрер взял листовку. Прочитал:

«Товарищи комсомольцы и молодежь города Могилева!

Знаете ли вы, что гитлеровцы приступили к планомерной отправке молодежи в германское рабство? Не поддавайтесь обману. Фашистская Германия — это коричневая чума и рабство. Берите пример с Павки Корчагина и Зои Космодемьянской, создавайте антифашистские группы, уходите в партизаны. Вперед, заре навстречу, товарищи в борьбе!

Антифашистский комитет».

— Ну, такую листовку нам уже передавали. Это старая. А другие есть?

— Еще одна появилась. Новая.

— С этого бы и начинали. Давайте.

Эсэсовец взял листовку. Начал ее читать:

«Молодежь Белоруссии — в партизанские отряды!

Прочитав, передай другому. Смерть немецким оккупантам!

Комсомольцы и комсомолки, партизаны и партизанки, юноши и девушки Белоруссии!

Наше место — в партизанских отрядах, в боевых группах по истреблению фашистов. Все наши силы, вся ненависть к врагу должны быть направлены на беспощадное истребление гитлеровцев всеми средствами.

Берите пример с партизанского отряда тов. Д. из Витебской области, который уничтожил 700 фашистов, разобрал в 14 местах железную дорогу, взорвал и сжег 9 мостов.

Следуйте примеру белорусского партизанского отряда тов. С., который сделал налет на совещание фашистских прихвостней — старост и полицейских, перебил их всех и истребил еще 2 автомашины с гитлеровцами.

Учитесь бить врага у партизан минской группы тов. Я., которая пустила под откос 4 эшелона, где погибло до 600 гитлеровцев…

ЦК Ленинского Коммунистического Союза Молодежи Белоруссии».

— Позор нашим охранным войскам! — с гневом, сквозь зубы выдавил штурмбанфюрер. — Позор гестапо, СД! Позор всем нам!

«Докладываю сведения о передвижении войск противника. В течение суток по железной дороге продолжались переброски пехоты на Смоленск. При этом… По шоссе на Могилев прошла колонна 500 автомашин с личным составом и боеприпасами…» — выстукивает ключ радиста.

Тихий вечер в лесу. Закатное солнце румянило гряду облаков, неподвижно повисших над лагерем на Городище. Сумерки обесцветили поляну, затушевали и отдалили ее границы.

Отоспавшись после ночного задания, Боков вышел из шалаша. Лес в эти минуты показался ему уютным, тихим и совсем по-домашнему обжитым уголком. У соседнего шалаша Барашков возился со своими «адскими игрушками». Много он истоптал лесных тропок, много подметок износил в переходах по тайге, горам и полям перед войной, когда осваивал топографическое дело.

Он начал опасную, полную смертельного риска работу. Барашков прошел уже надежную боевую закалку, когда Щелкунов, Горчаков, Терентьев, Сазонов, Шорин еще только мечтали о том, чтобы попасть на фронт. Со временем Николай стал большим мастером подрывного дела. Аккуратность, всегдашняя осторожность крепко пригодились ему в тылу противника.

— Слушай, Витька! — скрывая волнение, сказал Барашков, обращаясь к находившемуся рядом Горчакову. — Есть задание взорвать деревянный мост на Варшавском шоссе, на участке Пропойск — Довск, около деревни Васьковичи, а там, ты знаешь, солидный гарнизон. Дело рискованное. Формирую боевую группу. Могу и тебя зачислить. Только смотри у меня!

— Сорвался я тогда. Возьми. Не подведу.

— Ладно. Собирайся. Но учти — никакой самодеятельности, четко выполнять все команды.

— Кто еще с нами пойдет?

— Володя Терентьев и два Николая — Шорин и Сазонов. Может быть, еще будет несколько партизан.

Друзья покинули базу глухой ночью. Как всегда, впереди шел Барашков. Николая никакая неожиданность не застигнет врасплох. Он все видит и слышит.

Вскоре группа бесшумно вышла к мосту, который охранялся гитлеровцами круглосуточно. Разведчики залегли. Минут через тридцать двое часовых ушли в блиндаж, расположенный в сотне метров от моста. Минеры воспользовались отсутствием охраны и моментально оказались под добротным деревянным сооружением. Там было сыро и темно настолько, что все работы по закладке взрывчатки пришлось выполнять на ощупь. Барашков с проворностью каменщика принимал от друзей толовые шашки и укладывал их под мостовые балки. Затем он столь же искусно заложил мину.

— Охранник идет! — прошептал вдруг Сазонов.

Разведчики замерли. Гитлеровец прошелся несколько раз по мосту и, не заметив ничего подозрительного, снова скрылся в блиндаже.

Шорин достал из кармана брюк спички. Вспыхнувший огонек показался минерам огромным костром. Шорин заключил пламя между ладоней и приблизил его к бикфордову шнуру. Шнур зашипел, задымился…

Минеры быстро выскочили из-под моста.

Мост с грохотом взлетел на воздух. Счастливые разведчики, надежно укрытые лесными дебрями, возвращались на базу.

Позднее штаб фронта получит радиограмму, в которой будет сказано, что с 29 июня по 10 июля разведгруппой и партизанами уничтожено пять шоссейных мостов. В шестнадцати местах оборваны провода телефонно-телеграфных линий связи противника… В число взорванных мостов был включен и деревянный мост на шоссейной дороге Пропойск — Довск, что недалеко от деревни Васьковичи.

Николай Барашков обнял шагавшего рядом Овидия за плечи.

— На войне величайшим уважением проникся я к разведке и минному делу, — сказал он. — Очень нужные, главнейшие профессии. Без них нельзя.

После войны станет известно, что в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками отличилась вся семья Барашковых: отец, мать, сестра, младший брат. Газета «Красная звезда» расскажет о тридцати боевых наградах этой славной семьи.

Солнце уже спряталось за макушками деревьев. Боков в последний раз прошелся по знакомому мостику, недалеко от деревни Добрый Дуб, и, огорченный, снова ни с чем собрался возвращаться в лагерь.

— Скажите, как мне попасть в Пропойск? — обратился вдруг к нему с вопросом неожиданно вынырнувший из кустов молодой парень в городской одежде.

— Куда вам? — переспросил Боков.

— Как мне попасть в Пропойск? — чеканя каждое слово, проговорил незнакомец, и возникшая на его лице неуверенная улыбка стала исчезать.

Негромко произнесенный вопрос прозвучал набатом в ушах Бокова. Ради этой фразы столько раз пробирался он к этому мостику из Хачинского леса. И наконец-то дождался ее.

— По шляху, прямо в Пропойск! — ответил обрадовавшийся Василий условной фразой. — Никуда не сворачивай!

— Здравствуй! Я — Чериков.

— А я Второй. — С огромным облегчением в голосе произнес Боков. — Заждался тебя, браток. Что так долго не приходил?

— В первые дни приходил много раз, тебя не видел. А потом — бои, бои… На днях увидел тебя, но командир приказал присмотреться. Не торопиться. А сегодня решил, что ты тот самый и есть, кого ждем. И обстановка сегодня позволяет.

— Идем.

Через несколько дней поздно вечером из-за реки Прони вернулся Василий Боков, побывавший в отряде Чернышевича. Друзья окружили его и стали расспрашивать о жизни и боевых буднях соседей. Но Боков был скуп на рассказы, неузнаваемо мрачен. Оказывается, погиб его хороший друг Володя Чернышевич. Боков рассказал, что с 25 по 27 июня группа Чернышевича вела ожесточенные бои с карателями в районе Чарикова. В этом бою и погиб Володя. На мине подорвался знакомый разведчик Плешков… Вместо Чернышевича командиром разведгруппы Центр назначил бывшего его заместителя старшину Бажукова.

— Сможет ли старшина заменить Володю? — с сомнением спросил Щелкунов. — Справится ли?

— Поживем — увидим, — ответил Боков. — Иван — парень славный. Я его знаю. Ему около двадцати трех. Родился, кажется, в Коми АССР. Уже обстрелянный, опытный разведчик. В январе награжден орденом Красного Знамени за удачно выполненное важное задание в тылу противника. Это что-нибудь да значит! Думаю, должен справиться.

И Бажуков справился. Через несколько месяцев, в октябре 1942 года, за боевые дела в тылу противника он будет награжден орденом Ленина. Ему будет присвоено звание младшего лейтенанта.

— Слушай, Николай, — спросила как-то Алла Бурова подрывника Николая Барашкова, — почему ты не берешь меня на «железку?»

— Тебя? Все рвутся в минеры. Хорошо. Готовься. Но имей в виду, когда мину закладываешь под шпалу, щекочет душу.

— Ничего, моя душа щекотки не боится, — улыбнулась Алла.

— Значит, договорились.

…Под покровом ночи группа подрывников во главе с Барашковым преодолела охраняемую гитлеровцами шоссейную дорогу Могилев — Гомель в районе деревни со странным названием Селец-Холопаев и через два километра лесного пути вышла к степенна текущему Днепру. У самого берега минеры без особого труда разыскали припрятанную заботливыми людьми, помогавшими разведгруппе и партизанам, лодку-плоскодонку.

— Тише, тише! — предупредил Барашков. — Берем лодку на руки и осторожно в воду… Вот так. Молодцы… Сазонов— на весла. Греби тихо! А ты руль держи, — распорядился командир группы, обращаясь к Шорину.

Тихо плещет вода под веслами. Изредка поскрипывают уключины… На правом берегу Днепра минеры спрятали лодку в зарослях и растаяли в ночной мгле. Выйдя к железной дороге, они залегли в кустах. Слева от Барашкова устроилась Бурова, справа — Шорин, Сазонов и один из местных партизан.

Впервые рассматривала Алла железнодорожный путь, перешитый немцами на свой лад.

Прошел немецкий парный патруль. Когда ночная мгла поглотила гитлеровцев, Барашков распорядился:

— За мной!

— Где будем закладывать мины? Здесь, что ли? — шепотом спросила Барашкова шагавшая рядом Алла Бурова.

— Здесь не совсем удобно… Далеко от леса. Все просматривается на большом расстоянии. Пойдем влево. Там лес ближе подходит к «железке».

Осторожно пробираясь по опушке, разведчики двинулись в путь.

— Кто это ступил на сухую ветку? — строгим шепотом спросил Барашков. — Надо поосторожнее!

Метров через пятьсот лес почти вплотную подступил к полотну железной дороги, но Барашков забраковал и это место. Ему не понравилось, что тут насыпь высока.

— Это и хорошо, — возразил кто-то опытному минеру. — Значит, весь состав будет под откосом.

— Не веселись! — одернул его Барашков. — Падая под откос, поезд сам расчистит полотно. Через пару часов гитлеровцы смогут восстановить дорогу и по ней вновь пойдут поезда. Нет, так не годится… Придется, товарищи, пройти дальше. Там, кажется, выемка есть и лес близко. Только бы путь был прямой.

— Почему? — переспросила девушка. На прямом участке путь далеко просматривается. Это же плохо…

— Если просматривается, то плохо, конечно. Но что же делать? Будем бдительны. Выставим наблюдателей подальше. Зато на прямом перегоне поезда идут быстрее. Понятно?

— Наверное, не совсем… А выемка зачем?

— «Железку» надо минировать в выемке для того, чтобы после взрыва обломки эшелона завалили ее. Вот тогда пусть фашисты и потрудятся расчистить путь.

— Это верно.

— А если поезд идет быстро, то эффект от минирования получается значительно выше. Вот уж тогда-то выемка наверняка вся будет завалена вагонами, — поучал Николай.

Наконец минеры подобрали подходящее для минирования место.

— Вот здесь и заложим, — сказал Барашков Шорину и Сазонову. И начал давать указания остальным. Когда все заняли свои места, он с минерами двинулся к железнодорожному пути.

Через несколько минут полотно железной дороги было заминировано, и подрывники без приключений возвратились на левый берег Днепра. А вскоре до их слуха донесся шум поезда, шедшего из Могилева. Барашков по пыхтению паровоза, грохоту колес определил, что состав тяжеловесный.

— Братцы! — воскликнул он. — Наверняка с техникой. Жаль, далеко ушли. Не увидим результатов…

С учащенно бьющимися сердцами прислушивались минеры к доносившемуся до них дробному перестуку колес на стыках рельсов. Нервы напряжены до предела. У всех только одна мысль: сработает или не сработает мина? Вдруг раздался взрыв, и они услышали грохот, лязг и скрежет железа…

За Днепром встали багровые клубы дыма, подсвеченные яркими сполохами.

По пути в лагерь минеры обсуждали операцию.

— Просто не верится, братцы, — сказал Барашков. — Но уже второй эшелон! — И, подумав немного, неторопливо добавил: —Жаль, своими глазами не видел, сколько мы наломали дров, а?

— А я до сего времени жалею, что мы неудачно взорвали мост на Могилевском шоссе, — сказал Шорин.

— О какой операции ты говоришь?

— В июне заминировали деревянный мост. Помнишь, заложили мы под мост взрывчатку-мину, привязали «дергалку» и сами укрылись в кустах.

— Помню, помню. Ждали, как только какая-нибудь вражеская колонна войдет на мост, так мы его и подорвем.

— Вот-вот, этот случай я и имею в виду.

— Чем ты, Николай, недоволен? — спросила Алла. — Не взорвали, что ли?

— Понимаешь ли, видимо, по шоссе действительно должна была пройти вражеская колонна. Но прежде чем она подошла к мосту, туда приехали на мотоциклах два солдата. Они остановились и стали осматривать мост. Один из солдат обнаружил парашютный строп, нашу «дергалку» и, как сумасшедший, заорал: «Партизанен!» Значит, мы очень плохо замаскировали ее.

— Что же дальше? — интересовалась Алла.

— Солдаты стали проверять, куда тянется строп. Ну, мы поняли, что наши планы сорвались. Коля Барашков приказал дернуть за шнур. Мост взлетел, немцы недосчитались только двух солдат. Но колонна осталась невредима.

Уничтоженный деревянный мост — это тоже для нас пусть маленькая, но победа. А подорванный железнодорожный эшелон… О, это совсем другое дело. Понимаете, когда взлетает на воздух вражеский эшелон, я чувствую себя действительно полезным для Родины человеком. Помните, друзья, что там, где кончаются железные дороги, говорят сами немцы, кончается война!..

День шел за днем, а разведчиков в лагере почти не было видно. Разбившись на группы, они расходились по разным направлениям. А спустя несколько часов радист передавал в Центр добытые сведения о враге. С невероятной дерзостью устраивали разведчики засады в самых неожиданных местах на шоссейных дорогах Могилев— Гомель, Пропойск — Могилев, на Варшавке, минировали железные дороги, вели наблюдение за перебросками вражеских войск…

В этот день Алла Бурова и Надя Кожевникова были направлены в Быхов, чтобы уточнить сведения о немецком гарнизоне.

— Постарайтесь повидаться с девушкой, которая раньше помогала сама, — рекомендовал Боков.

— Кого ты имеешь в виду? — спросила Алла.

— Ту самую, которая сообщила сведения о потерях карательного отряда, разгромленного партизанами и нами.

Девушки, сменив военную форму на гражданскую одежду, отправились на задание.

— Молодцы девчата! — похвалил уходивших на задание девушек Щелкунов, обращаясь к стоявшему рядом Терентьеву. — Красавицы, да и только! Им бы сейчас не воевать, а…

— Не заглядывайтесь на девчат. Не забывайте, что война еще не кончилась.

— А я это на будущее примечаю. Фашистов скоро прикончим.

— Ишь ты какой, на будущее.

— Конечно. Надо смотреть вперед. Только вот никак не решу, за кем же ухаживать. За Ольгой или Надеждой, — продолжал шутить Володя Щелкунов.

— Да ты спроси девчат, будут ли они с тобой знаться.

— С таким-то парнем?.. — Щелкунов засмеялся, поправил висевший на плече автомат и ушел к командирской палатке.

Осторожно, прислушиваясь к каждому подозрительному шороху, девушки пробирались по знакомым им лесным тропам к Быхову.

— Совсем, как у нас в Подмосковье, — сказала Алла, глубоко вдыхая насыщенный запахом сосновой смолы воздух.

— Удивительно, и я об этом же подумала. А еще я почему-то вспомнила наших ребят. Когда они рядом, чувствуешь себя спокойнее, увереннее.

— Ребята славные. Только вот Витька какой-то неразговорчивый, замкнутый.

— Знаешь, он в действительности не такой, каким на первый взгляд кажется. Начитанный, много знает. Интересный собеседник. Только его надо расположить к беседе. А то, что замкнутый, видимо, сам переживает… беда у него…

— Что случилось?

— Отец на фронте, и давно от него нет писем. Очень беспокоится за него. Мать с сестрами эвакуировалась в какую-то далекую глухую деревеньку под Казанью. Больная она у него. Витька переживает и за нее.

Девушки умолкли. Потом Алла Бурова, как бы размышляя про себя, сказала:

— Почему-то вот сейчас вспомнила девушек из нашей части, Веру Волошину, Лелю Колесову. Героические девчата…

— Много у нас было прекрасных разведчиц. Зина Морозова, Катя Елина…

— А ты знаешь Нину Молий? Мы с ней почти ровесницы. Удивительно смелая. Отважно действовала в тылу врага. Взрывала эшелоны, машины…

Отличными разведчицами были и Надя с Аллой.

О Буровой, например, в ее характеристике будет сказано: «…Принимала участие в боевых действиях по уничтожению живой силы и техники врага. Вела разведку в важных пунктах, занятых противником. Смелая и исполнительная разведчица…»

В Быхове разведчицы собрали интересовавшие их сведения и побывали у знакомой жительницы города. От нее узнали о Могилевской фабрике. Гитлеровцы все оборудование уже вывезли в Германию. Вывозится оборудование других заводов и фабрик. Девушка рассказала также о том, что в ряде районов оккупанты предупредили местных жителей об активных действиях на Могилевщине советских разведывательных групп, снабженных радиостанциями. Фашисты приказали задерживать всех появляющихся в населенных пунктах незнакомцев, особенно молодых людей, и передавать их местным немецким властям.

С утра над Могилевом поплыли из-за Днепра низкие облака. Где-то вдали глухо рокотал гром. Парные немецкие патрули неторопливо прохаживались по пустынным улицам города.

В штабе дивизии, расквартированной в Могилеве, несколько часов уже шло совещание представителей разведки и контрразведки частей, входящих в состав дивизии, гарнизонных служб СС, СД, гестапо, жандармерии, ГФП— тайной полевой полиции, вспомогательной полиции. Обсуждается один вопрос — о борьбе с партизанским и подпольным движением. На затянувшемся совещании выступил командир дивизии.

— Господа! В ответственное для нации время мы должны благодарить фюрера и бога за наши победы на фронте. Но мы обязаны сегодня помнить, что у нас есть свой, второй, и очень опасный фронт здесь, на Востоке. Это широкий фронт борьбы с партизанскими бандами. Мы вынуждены вести с ними самую настоящую войну. Для этой войны мы уже выделили значительные силы, и тем не менее покончить с бандитизмом пока не смогли. Наоборот, деятельность партизан активизируется. Я должен обратить ваше, господа, внимание на то обстоятельство, что партизанское движение и саботаж являются важным средством ведения войны большевистского командования. Чем тяжелее и чувствительнее будет поражение Красной Армии, тем больше следует рассчитывать на то, что политические руководители России будут стремиться к расширению партизанской войны. Задача состоит в том, чтобы путем строгих мер с самого начала отбить охоту у населения к покровительству партизан и к участию в партизанской войне… Нам надлежит усилить караулы — выставлять только парные посты, иметь дежурные подразделения, готовые в любое время вести бой против партизан. С сего дня запрещаю посылать одиночных посыльных с документами, особенно ночью… Гражданским лицам, укрывающим партизан или помогающим им, — смертная казнь. Вместе с тем надо поощрять тех, кто будет помогать нам в вылавливании партизан… Хочу еще раз напомнить, что в каждом русском надо видеть пособника Красной Армии. Не забывайте, что всякое проявление слабости стоит нам крови. Строжайшие меры, своевременно принятые, должны подействовать устрашающим образом на население и гарантировать защиту жизни немецких солдат. За каждого убитого бандитами немецкого военнослужащего и чиновника подлежат расстрелу сто, а за убитого полицейского — пятьдесят местных жителей.

Генерал, закончив речь, спросил:

— Что скажет представитель службы безопасности о методах борьбы с партизанами?

Шеф СД медленно поднялся со своего места.

— Считаю своим долгом отметить, господин генерал, что давно оправдала себя практика создания ложных партизанских отрядов с целью дискредитации партизанского движения русских. Нам надлежит смелее засылать в большевистские партизанские отряды своих агентов под видом бежавших из нашего плена красноармейцев, командиров и комиссаров или под видом бежавших из трудовых лагерей коммунистов. Надо вербовать агентов из кулаков, уголовных преступников, антисоветчиков. Кандидатов для вербовки рекомендую искать в лагерях военнопленных, среди местного населения, в кругах эмигрантов, выехавших из России в годы большевистской революции. Хочется верить, что если мы будем проявлять больше настойчивости в этой работе, то и успех к нам придет. У меня все, господин генерал.

— Необходимо без колебания подавлять всякое сопротивление, — продолжил командир дивизии. — Подавлять решительно и беспощадно. В случае если при прочесывании деревень население окажет поддержку бандам, то следует трудоспособных забирать и направлять в рабочие лагеря СС, если только для этого будет время. Если времени не будет, то население должно быть полностью уничтожено.

За появление местных граждан на железнодорожном полотне — расстрел на месте, без предупреждения. Всех праздношатающихся гражданских, в том числе женщин и подростков, в прифронтовой полосе — расстреливать без колебаний. Их следует считать шпионами.

В обращении с местным населением прошу строго руководствоваться мыслями фюрера, который, как вам известно, говорил: «Если я посылаю цвет германской нации в пекло войны, без малейшей жалости проливая драгоценную немецкую кровь, то без сомнения я имею право уничтожить людей низшей расы, которые размножаются как черви».

Господа, прошу вас отдать соответствующие приказы в своих частях и гарнизонах. Хотелось бы, наконец, напомнить приказ фюрера, согласно которому ни один офицер, вынужденный принять соответствующие моменту меры, не может быть привлечен к ответственности. Заседание закрыто. Вы свободны.

Когда все разведчики собрались утром на базе после выполнения ночных заданий, Василий Боков спокойно, неторопливо сказал им:

— Ребята! Получены сведения о том, что каратели начали прочесывать обширный район территории Могилевской области. Следует ожидать осложнения обстановки и здесь. Прошу вас повысить бдительность. О всех изменениях обстановки немедленно докладывать.

У обычно неразговорчивого Василия на этот раз откуда-то взялось красноречие. Он отметил неоценимую заботу и помощь Центра, большой вклад местных партизан и подпольщиков в выполнение поставленных разведчикам важных задач. Свою речь он закончил так:

— Центр уверен в нас, и мы должны сделать все, что бы оправдать доверие командования. Да, будет трудно. Но на то мы и комсомольцы, чтобы перед трудностями не пасовать. Нам иначе никак нельзя.

В июле в штабе Западного фронта от разведгруппы получили донесение:

«Каратели сожгли Красницу… Сожжен рабочий поселок Ветринка… Многие уцелевшие от расправы жители этих населенных пунктов ушли в партизанские отряды. Под угрозой сожжения село Смолица…»

Недаром так потемнел лицом командир партизанского отряда Аксеныч. Все знали, что он родом из Смолицы.

В те дни белорусские леса ежедневно принимали новых обитателей. По лесным дорогам и тропам группы людей шли и шли в организованные под руководством коммунистов партизанские отряды. В Хачинский лес хлынули жители из окрестных деревень и сел Могилевщины.

Выброшенная штабом Западного фронта в тыл противника группа разведчиков с помощью партийного подполья устанавливала новые связи с местными патриотами, которые были готовы к проведению любых совместных операций против оккупантов.

Формировались новые отряды народных мстителей. Штаб фронта ориентировал разведчиков:

«…Окажите вновь созданным партизанским отрядам помощь в обеспечении их оружием и боеприпасами…»

В лагере только что организованного Ветринского отряда разведчики как-то обратили внимание на молодого, городского вида мужчину, сидевшего рядом с туго набитым мешком. Вместе с ним была молоденькая женщина. Видно, что это — одна семья и что эта чета пользуется особым уважением у ветринцев. И как же разведчики обрадовались, узнав, что мужчина — местный врач Юрий Мурашов. Это был известный во всей округе человек. С ним в партизанский отряд пришла его жена Людмила, работавшая до войны медсестрой в ветринской больнице.

Партизаны гордились Юрием Никитичем, а он, недавний выпускник Минского медицинского института, гордился ветринцами, не смирившимися с захватчиками. Оказывается, двадцатисемилетний Мурашов давно готовился уйти в партизанский отряд, но решил сделать это, когда накопит достаточное количество медикаментов, в которых, бесспорно, нуждались партизаны. И вот теперь этот драгоценнейший груз покоился в его мешке.

Вечерняя прохлада заполнила лесную поляну на Городище. Разведчики готовились к очередному заданию— проверяли оружие, пополняли боеприпасы.

До захода солнца осталось не более часа, когда над лагерем появилось звено «юнкерсов». В этом не было ничего неожиданного — над Хачинским лесом проходила воздушная трасса немецких самолетов, базировавшихся на одном из аэродромов. Но на этот раз бомбардировщики сделали круг над районом лагеря и, наклонив остекленные носы, сорвались в пике. Противно завизжали, рассекая воздух, тяжелые бомбы, лес всколыхнулся и задрожал от серии оглушительных взрывов. Перепуганные грохотом птицы метнулись с шумом во все стороны. «Юнкерсы» сделали еще один заход, и вновь отделились от них бомбы, словно черные капли, косо падающие в лес. Тут же послышались взрывы, над лесом всплыли новые облака черного дыма. Разбросав бомбы и выпустив десятки пулеметных очередей по лесу, самолеты взяли курс на свой аэродром за Днепром.

— На этот раз пронесло, — сказал Боков. — Но ведь бомбят-то район лагеря. Как же гитлеровцы пронюхали место расположения партизанских отрядов?

На следующее утро снова появились вражеские бомбардировщики и сбросили смертоносный груз. Тяжелые и частые взрывы опять разбудили лес. С шумом и треском падали ветвистые ели и сосны вокруг лагеря. Тут и там дымились глубокие воронки от авиабомб. Земля, казалось, покрылась кратерами. За всю свою незапамятно долгую жизнь Хачинский лес не видел такой страшной бури.

Партизанам стало ясно, что здесь оставаться больше нельзя.

Новый лагерь разбили на берегу небольшой омутистой Ухлясти, притока Днепра, метрах в ста пятидесяти от Горбатого моста. Уже к исходу дня появились шалаши и палатки… Жизнь на базе быстро вошла в привычный боевой ритм.

За боевыми делами разведчики не замечали времени. Каждый день уходили они на выполнение заданий. Вместе с мужчинами отважно действовали девушки-разведчицы и партизанки. Алла Бурова и Надя Кожевникова вели разведку подразделений и гарнизонов противника в Вейно, Быхове, Князевке, Грудиновке, Никоновичах… Они участвовали и в боевых операциях. Партизанка Люда Мурашова никогда не расставалась с медицинской сумкой. Она, как и ее муж, всегда была там, где требовалась помощь раненым.

Разведчики и народные мстители совершили смелый налет на подразделение немецко-фашистских войск в деревне Ржавка. В бою уничтожено около полутора десятков гитлеровцев. Среди партизан было несколько раненых. Одного из них вынес из-под огня разведчик Горчаков.

Незабываемой была операция по уничтожению полицейского гарнизона в одном из сел. Выполнение этого задания было возложено на боевую группу под командованием Аксеныча, в состав которой входили пятнадцать партизан и разведчики Барашков, Горчаков, Сазонов, Терентьев, Шорин… Трое бойцов группы были в немецкой солдатской форме, Горчакова переодели в форму оберштурмфюрера СС. У других на рукавах белели полицейские повязки. Боевая группа нагрянула в деревню на трофейном грузовике средь бела дня, когда там собрались на совещание полицейские окрестных сел. В помещении, в котором проводилось это совещание, и были уничтожены более двух десятков блюстителей гитлеровского порядка.

В боях мужали бойцы, росло мастерство. Впереди их ожидали новые сражения с врагом. Командир партизанского отряда Курпоченко в предвидении жарких боев принял меры по улучшению порядка в своем отряде.

…Жестоки законы оккупантов. С наступлением темноты местным жителям запрещается без специальных пропусков выходить из своих жилищ. Улицы будто вымирают. Только изредка перекликаются фашистские патрули.

На народных мстителей, однако, фашистские порядки не распространяются. Вот и 28 августа 1942 года отряд разведчиков и партизан глубокой ночью выдвинулся к селу Никоновичи, раскинувшемуся далеко за Хачинским лесом, близ шоссе Могилев — Гомель.

Сводной группе предстояло разгромить подразделение гитлеровских войск, стоявшее в селе. За час до полуночи группа подтянулась к селу и заняла исходные позиции для штурма изб, в которых разместились фашисты.

В цепи атакующих залегли и разведчики Боков, Горчаков, Щелкунов… Рядом с ними были Надя Кожевникова и Алла Бурова. Барашков со своими минерами Сазоновым, Терентьевым и другими должен был взорвать мост на дороге, соединяющей село с шоссе.

Часть бойцов, перерезав предварительно телефонные провода и уничтожив гитлеровский патруль, подошла к деревне с западной стороны. Остальные — с востока.

В небо взвилась красная ракета. И сразу же раздалось громкое и раскатистое «Ура!», слившееся с винтовочными выстрелами и пулеметными очередями.

Партизаны устремились в атаку. В окна домов, занятых оккупантами, полетели гранаты. Завязались схватки внутри нескольких жилищ. На улицах появились застигнутые врасплох фашисты, спросонок бегавшие по деревне в нижнем белье.

— Партизанен! Партизанен!.. — раздались истошные вопли.

Внезапность нападения и решительность действий сводного отряда обеспечили успех в начале операции. Гитлеровцы несли потери. Но через несколько минут паника поутихла. Разгорелся упорный бой. В схватке пало несколько партизан. Среди народных мстителей были раненые, но почти все они продолжали сражаться.

После первого выстрела в Никоновичах прошло около часа, и накал боя стал понемногу ослабевать. Кое-кто из фашистов спасался бегством, прятался за сараями, в сене, на чердаках…

В разгар боя за опорный пункт гитлеровцев Горчакова резко ударило по левому плечу. Он едва удержался на ногах. Тотчас мелькнула мысль: «Ранен!». Сгоряча сделал он еще несколько шагов.

В пяти шагах мелькнула озаренная пламенем горевших домов фигура одного офицера в расстегнутом черном мундире с регалиями. Его лицо было залито кровью. Гитлеровец направил ствол автомата в сторону Горчакова. Прогремела очередь. Трассирующие пули пролетели перед самыми глазами разведчика. Овидий ответил частыми выстрелами из автомата. Фашист исчез за углом. Горчаков ринулся за врагом и тут же почувствовал, что левая рука от плеча до кисти онемела, сделалась непослушной. Ладонь стала мокрой и липкой от крови. Собрав все свои силы, он сумел сделать еще несколько перебежек. Фашист убегал. Разведчик, теряя последние силы, тщательно прицелился и нажал на спусковой крючок. Раздался только один выстрел: в магазине уже не было патронов. Фашист, взмахнув руками, повалился на землю.

Бой подходил к концу. Володя Щелкунов, подбежав к Горчакову, крикнул:

— Витьку ранило!..

Щелкунов помог Горчакову перевязать левое плечо. В это время сзади раздался крик, шум, треск. Разведчики оглянулись и увидели взмывшие в небо раскидистым снопом искры над пятистенным домом. Сквозь дым прорывались языки пламени. Обрушилась крыша вместе со стропилами. Под их тяжестью провалился и объятый пламенем потолок дома, придавив засевших там фашистов.

Через несколько минут над селом взвились три красные ракеты. Это означало, что бой в Никоновичах окончился, бойцы должны немедленно возвращаться на место сбора в лесу. У опушки раненых встретили врач Юрий Никитич, медсестры Люда Мурашова и Женя Рыбакова. Они уложили их на повозки и — быстро в лес.

Доктор Юрий Никитич переходил от одной повозки к другой. Остановился около Горчакова, осмотрел окровавленное плечо.

— Так… Кость вроде не задета. — И после некоторой паузы спросил — Ты, случайно, не в сорочке родился? Один вершок в сторону, и… А у меня в этом бою сестру убило…

В Никоновичах догорали немецкие казармы. Рвались боеприпасы. Над деревней висела серая дымная туча.

Пешая колонна обгоняла санитарные повозки. У бойцов — воспаленные глаза, серые лица. Ни один не проходил мимо, не наградив раненых каким-нибудь знаком внимания и участия. А мимо первой повозки проходили, не задерживаясь, с тяжелым вздохом. На ней везли павших в бою.

За Хачинским лесом загоралась заря.

В штабе фронта вскоре получили радиограмму: «В ночь с 28 на 29 августа сводный отряд разведчиков и партизан совершил налет на гарнизон немецко-фашистских войск в селе Никоновичи. Потери противника только убитыми — 59 человек…»

Сентябрьским вечером старший группы Василий Боков вышел из своей палатки. Было прохладно. Лес показался ему угрюмым. Под ногами шуршала палая желтая листва. Осенней сыростью, терпким запахом увядших трав веяло из глубины леса. От Ухлясти тянуло холодком. Три Николая — Барашков, Сазонов и Шорин, Терентьев и несколько минеров-партизан отправились минировать шоссе. Алла Бурова только что вернулась из разведки и ушла отдыхать. Из санитарной палатки вышел, поддерживая левую руку, Горчаков.

Вчера долго не мог заснуть. Проснулся рано. Потянулся. Мимо него пробежал партизан и крикнул:

— Немцы!

Серые тучи низко плыли над лесом. Овидий прислушался. Откуда-то с запада доносились еле уловимые частые выстрелы. Лагерь подняли по тревоге.

— Каратели валом валят в лес! — сдерживая волнение, сказал вошедший в «лазарет» Юрий Никитич.

— Что ж, и мы, калеки, тоже будем драться. — Стараясь казаться невозмутимым, быстро одеваясь, произнес Горчаков.

Как говорится, фашист боек, да партизан стоек.

Разведчики и партизаны в полной боевой готовности. На сосредоточенных лицах — спокойствие. Такова жизнь партизан во вражеском тылу. Каждую минуту жди схватки с карателями.

— Всем раненым на перевязку! — распорядился Юрий Никитич. — Живо. Возможно, придется уходить.

В лагерь влетел на взмыленном чалом коне Щелкунов. Бойцы со всех сторон поспешили к нему.

— Противник уже в Добуже, под самым лесом! — прокричал Владимир. — Был бой в Трилесино. Пулеметчики не давали фашистам подойти со стороны Красницы. Покосили здорово. Но их там тьма-тьмущая! У партизан потери невелики. Отходим. Гитлеровцы вошли в Смолицу. Прут на автомашинах из Могилева, из Быхова тоже… Окружают Хачинский лес!

Над лагерем появился немецкий разведывательный самолет.

А там, где шел бой, два противотанковых орудия партизан прямой наводкой били по скоплению грузовых автомашин с пехотой противника в районе деревни Смолицы. Двенадцать грузовиков уже горели…

Барашков, Шорин, Сазонов, Терентьев успели уже вернуться в лагерь и с партизанами закладывали взрывчатку на подступах к базе, на Хачинском шляхе.

К бою готовились все, кроме раненых, но и им были розданы автоматы, гранаты.

— Грудиновка и Бавки горят!

— Фашисты в Смолице!

Густой слитный гул стрельбы неотвратимо приближался к лагерю. Появились первые раненые. Юрий Никитич и Люда немедленно оказывали им помощь.

— Эсэсовцы прут! — рассказывал вернувшийся из разведки легкораненый партизан. — Лезут тремя рядами, как очумелые. Шляхом танки на нас двинули. Барашков один танк подорвал. Молодчина! Ребята из минометов отбиваются, как могут. Дотемна бы продержаться… Ну, я пошел. — И боец с перевязанной рукой побежал в ту сторону, где шел бой.

Около семи часов вечера под прикрытием танков штурмовые группы фашистов достигли Ухлясти. Партизаны отошли от Горбатого моста к лагерю, на другой берег реки. Минеры взорвали мост.

Справа и слева гремела стрельба. Эхо гулко разносилось по лесу. Казалось, партизанский лагерь был охвачен огненным кольцом гитлеровцев, вырваться из которого невозможно. Открытый бой со значительно превосходящими силами врага партизанам принимать было бессмысленно.

— Приготовиться к эвакуации лагеря! — раздалась команда.

Без суеты, деловито отдают распоряжения Василий Боков, Николай Барашков. Быстро укладывает вещевой мешок Алла Бурова… В эти минуты сурового экзамена партизаны не дрогнули. Сказалась трехмесячная боевая закалка в Хачинском лесу.

Все теснее сжимается огненное кольцо. Вот разорвавшаяся мина вскинула в лагере куст дыма и огня. Проплыл едкий запах сгоревшего тротила. Немецкие снаряды и мины, сотрясая воздух, гулко разрывались на топком берегу Ухлясти. От падающих в небольшую тихую речонку осколков еще недавно зеркальная поверхность зарябилась, вскипела.

Вечером под покровом темноты несколько партизанских групп двинулось сводной колонной в путь. Зыбкий свет луны, проникавший сквозь листву деревьев, ложился на тревожные лица бойцов. Навечно остались в Хачинском лесу погребенные разведчица Надя Кожевникова и несколько партизан…

Прорвав внешнее кольцо окружения, отряды хачинских партизан и разведчики вышли из блокированного района. В ту же ночь они двинулись в направлении Гиженского леса. Шли на запад без привалов через гнилые болота. Пришлось оставить все обозы, затопить тяжелое оружие в болоте, уничтожить почти все запасы продовольствия. Но боеприпасы уложили в вещевые мешки. Теперь патроны дороже хлеба.

За болотами полыхали подожженные фашистами под-лесные деревни. Впереди — таинственная, тревожная неизвестность. Под сапогами чавкала болотная тина. За ноги цеплялась осока. Колючие упругие ветки ивняка с размаху били в лицо, вода заливалась за голенища сапог.

— Ничего, товарищи! Мужайтесь! — подбадривал раненых Мурашов. Мы на верном пути. В этот болотный ад фашисты не сунутся!

К рассвету партизаны вышли к пойме реки Прони. Мелкой дробью барабанил дождь. Люди долго и жадно хватали с ладоней пересохшими губами речную воду, наполняли ею пустые фляги.

На плоскодонке, найденной в кустах у берега, переправили через Проню раненых, женщин и не умеющих плавать бойцов. Остальные перебрались на другой берег вплавь.

А вот и сизая стена незнакомого леса, от которого веет угрюмой неизвестностью. К вечеру дождь поутих. За растрепанными верхушками деревьев немного прояснилось небо. Разведка донесла, что в деревнях близ леса появился враг. Каратели продолжали преследовать хачинских партизан. Надо было уходить и отсюда.

В ночь на 9 сентября бойцы форсировали реку Сож. Позади осталась река вдвое шире Прони.

Пасмурным ранним утром сводный отряд разведчиков и партизан остановился в чахлой, изрезанной проторенными дорогами рощице в районе деревни Старинка Краснопольского района. Запылали костры.

— Алла! — окликнул Бурову Василий Боков. — Иди сюда и веди девчат. Ребята для вас развели хороший костер. Располагайтесь, грейтесь. Постарайтесь подсушить одежду.

Вдруг совсем недалеко раздались выстрелы.

— Фашисты прочесывают лес! — громко прокричал Щелкунов, подбежав к костру, вокруг которого сидели бойцы.

За опушкой послышался шум автомобильных двигателей. Разведчики и партизаны вступили в бой с карателями. Но силы были неравными. После часового сражения фашистам удалось расчленить отряд. Десантники и партизаны пытались найти укрытие в гуще леса. Небольшими группами и поодиночке пробивались они сквозь огненный заслон.

Через некоторое время встретились Боков, Бурова, Щелкунов, Шорин, Терентьев, Студенов и значительная часть партизан, вырвавшихся из блокадного кольца.

Сводный отряд собрался почти в полном составе. Не удалось разыскать около двадцати пяти партизан и среди них Барашкова, Горчакова, Сазонова. Колонна тронулась в путь, в сторону Клетнянского леса. Ждать больше было нельзя.

Путь предстоял долгий и изнурительный. Однажды глубокой ночью колонна вышла на опушку леса. Метрах в двухстах виднелась железная дорога.

— Тише! Всем укрыться здесь. Быть готовым к быстрому переходу через «железку»! — послышалась негромкая команда.

Боков, Щелкунов и Шорин внимательно наблюдали за железнодорожным полотном. Вокруг было все спокойно. Минут через двадцать показался парный патруль и исчез за поворотом. Значит, минимум полчаса есть в распоряжении партизан: патрульные обходят дорогу с получасовым интервалом.

— Подтянуться! Подготовиться! Вперед!

Отряд бесшумно приблизился к насыпи.

Алле Буровой, у которой после простуды три дня держалась температура более тридцати восьми градусов, насыпь показалась неимоверно высокой. Она, обессилевшая от болезни, попыталась взобраться на полотно и не смогла. Мужчины подхватили ее под руки, но у Аллы под ногами осыпался песок. Кто-то из ребят, не теряя времени, — дорога каждая секунда — подбежал к Алле и, положив на насыпь кисти рук, ладонями вверх, сказал:

— Ступай на мои ладони. Смелее. Вот так… Делай шаг, вставай на мою другую ладонь. Да поживее, не стесняйся! Молодец…

Второй парень также подставил свои ладони.

— Ступай теперь на мою ладонь. Да поживее.

И так шаг за шагом Алла Бурова по «трапу» из рук друзей перешла через насыпь.

— Ой, ребята, ребята, какие же вы! Спасибо…

Обгоняя друг друга, партизаны мчались через насыпь. Через железную дорогу отряд перескочил не замеченным противником, скрылся в густом лесу и продолжал рейд. А вскоре пришлось форсировать Ипуть.

…В середине октября сводная колонна достигла Клетнянского леса. Разведчиков не покидала тревога за исчезнувших после боя под Старинкой друзей-разведчиков и группы партизан. Живы ли они? Как сложилась их судьба?

А с ними произошло вот что.

После того как Барашков, Горчаков и Сазонов пробились через заслон карателей, они обнаружили, что в лесу вместе с ними находится группа раненых бойцов и женщин.

— Люда! — обрадовался Горчаков, увидев Мурашову. — И ты с нами? А где Юрий Никитич?

— Он остался где-то там, — Людмила Максимовна махнула рукой в сторону темного леса, откуда изредка доносились еще слышные хлопки выстрелов.

Партизаны шли на восток. Там Брянские леса, в том районе должны быть их товарищи.

Обессилевший Горчаков мельком взглянул на окровавленное плечо: опять зацепился где-то за сук, разбередил пулевую рану. Но перевязывать некогда… Надо уходить! Коля Барашков, как всегда, шел впереди, прокладывая путь. У него были компас и в одной деревушке раздобытая ученическая географическая карта Белоруссии. А что еще нужно профессиональному топографу?..

К середине ночи наплывшие тучи плотно затянули небо, вскоре хлынул ливень.

— Небеса треснули, что ли? — послышался голос Барашкова из кромешной тьмы.

— Да-а, просто всемирный потоп, — донесся голос Горчакова. — Без тебя, Николай, мы пропали, заблудились бы давным-давно.

Овидий прекрасно понимал, что на Барашкова, этого испытанного проводника, можно положиться… И сейчас, в непроглядной лесной мгле, Николай безошибочно определяет, что впереди ожидает его встреча с болотом, полем, деревней… Что бы мы делали без него? Ведь никто в отряде не ориентируется в лесу, как он.

Дождь прекратился только на рассвете. Измученные переходами и боями, бойцы с трудом передвигали ноги. Лица у всех осунувшиеся, глаза воспалены. Мокрая одежда у многих была порвана.

Заунывный шум ветра давно сменил птичьи песни. В лесу сиротливо, пустынно и холодно. Только и спасение у костра, но партизаны редко разводят огонь в незнакомом лесу. Чем дальше уходили они от днепровского левобережья, тем заметнее теряли зеленый покров и редели березняки и ольшаники. Лес становился желто-зеленым, оранжевым, багряным. Каждый порыв ветра, срывая пожелтевшую листву, все больше демаскировал партизан, а они шли дальше, избегая встреч с фашистами, о которых все время напоминали далекие и близкие выстрелы в деревнях, пролетавшие самолеты с черными крестами на крыльях.

28 октября на лес обрушился дождь вперемешку со снегом. Переждав непогоду и немного передохнув, бойцы преодолели опасный Мглинский большак. Вскоре за узким перелеском показалась черная лента Ипути. Еще издали повеяло от реки ледяным холодом.

«Ипуть, Ипуть! Как же ты нас встретишь?» — думал Горчаков. Он не знал, что его друзья-хачинцы недавно преодолели эту реку. Не мог он знать и того, что на своем партизанском пути на этой реке он будет вести не один жестокий бой. Сколько жизней тут оборвется!

В начале будущего года неторопливую Ипуть увидит юная болгарская патриотка Лиля Карастоянова. Она придет в партизанский край по поручению «Комсомольской правды» и своими репортажами познакомит сотни тысяч читателей «Комсомолки» с героической борьбой партизан. Лиля погибнет в неравном бою с гитлеровцами. Ее жизнь оборвется в борьбе за те идеалы, за которые погиб ее отец, Александр Карастоянов. Он, профессиональный революционер, погиб, когда дочь была еще ребенком. Лиля погибнет, не узнав о судьбе своей матери, активной деятельницы международного коммунистического движения. Сердце Георгицы Карастояновой перестанет биться во время вражеской бомбежки. Лиля очень любила свою родную Болгарию, верила в победу Советского Союза в войне против фашизма.

Отряд залег на отлогом западном берегу Ипути. Суровый ветер пригибал прибрежные кусты. Впервые за долгое время холодное небо прояснилось. Поредевший туман обнажил линию противоположного берега.

— Послушай, Витька, а не такая уж и страшная река. Перебраться сумеем, — ободрился Барашков.

— Здоровые сумеют. А раненые?

— Да, здесь нужно подумать…

Задумался и Овидий.

— Скажу откровенно, — невесело пошутил он, — хотя эта Ипуть явно и не Амазонка, но мне ее не переплыть. Ведь рука почти не действует.

Разведчики стали искать брод. Вскоре они обнаружили уходившую в воду колею, наезженную телегами.

— Ну, что ж, начнем переправу!

Партизаны стали быстро раздеваться. «А ведь сегодня день моего рождения… — вдруг вспомнил Горчаков. — Восемнадцать лет! Весело будет, если немецкая засада откроет сейчас огонь. И вообще вместо поцелуя матери — холодные объятия Ипути…»

Горчаков снял трофейные сапоги, встал босыми ногами на мерзлую землю. Она обожгла ступни точно пламенем.

Над речной гладью плыл клочьями сизый туман. Послышался тихий всплеск воды. Кто-то первым вошел в реку. За ним последовали и другие. Вот и Люда Мурашова идет, держа над головой санитарную сумку.

Барашков и Горчаков быстро сбросили с себя одежду, связали ее вместе, пошли, поддерживая друг друга.

— Девушки, смелее! Не задерживайтесь! — ободряюще бросил Горчаков.

Партизаны беспокойно посматривали на небо. Близился рассвет. В это время над рекой вспыхнула ракета, затем другая, упали они далеко от брода. Фашисты…

Через несколько минут Барашков, а вслед за ним еще несколько человек добрались до противоположного берега.

Овидий вышел из воды последним и быстро побежал к сосновому лесу, где укрылись бойцы. Промерзший скошенный луг был твердым, как металлическая щетка. Все наспех оделись.

— Хлопцы! — крикнул партизан с перевязанной рукой. — Мы все замерзнем, если не согреемся сейчас же. А костер разводить нельзя… Выход только в движении.

Партизаны, стараясь согреться, во весь дух побежали за ним.

— Знатная банька! — скороговоркой вымолвил пожилой партизан.

— Да-а, го-рячая! — добавил кто-то, стуча зубами. — С легким пар-ром!

В конце октября 1942 года Барашков, Горчаков, Сазонов и их друзья вышли в район Клетнянского леса. Встреча с товарищами была незабываемой. Барашков, заливаясь радостным смехом, здоровался с земляками, Людмила Максимовна кинулась мужу на шею, и из глаз ее брызнули слезы радости. Объятия, влажные глаза, толкотня, улыбки…

Сколько искренней радости увидели десантники в сверкающих глазах друзей. Вот она, немеркнущая настоящая боевая дружба!

Еще не успели обменяться новостями, как Юрий Никитич подошел к Овидию и тоном приказа сказал:

— Согнуть руку!.. Порядок. Не гноится? Ну и хорошо. Сейчас же на перевязку!

По пути в санитарную землянку встретился Василий Боков.

— Ну и встреча! — разошелся обычно спокойный Василий Иванович, хлопая ладонью по спине Овидия.

— Осторожно! Плечо не зажило…

— Все еще болит? Ничего, Юрий Никитич подремонтирует.

Разведчики сразу же включились в боевую жизнь. Они приступили к выполнению задания командования Западного фронта по организации наблюдения за перевозками фашистов по железным и шоссейным дорогам Рославль — Кричев и Рославль — Брянск, контролю за аэродромом врага в Сеще, впервые о котором Горчаков услышал в самом начале Великой Отечественной войны, когда рыл противотанковые рвы и эскарпы в районе Рославля. И вот в ноябре 1942 года он снова оказался в районе Сещи. Но теперь ему и его друзьям надо добывать сведения об огромной гитлеровской авиабазе, созданной еще зимой 2-м воздушным флотом генерал-фельдмаршала Кессельринга. Тогда никто из группы не знал, да и не мог догадываться, что со временем Сещинская авиабаза будет местом действия советско-польско-чехословацкой подпольной организации, нанесшей огромный урон вражеской авиации. Одним из руководителей этой организации станет разведчица Аня Морозова, которая впоследствии будет удостоена звания Героя Советского Союза.

Назад: Глава первая

Дальше: Глава третья