Утречком Леха поправился рюмочкой самогона, нарядился по-вчерашнему, взял пару лукошек и пошел к Севе. Но у калитки его встретила злющая Ирка.

— Не пойдет он! — рявкнула она. — От вчерашнего еще не отоспался. И вообще будить не буду. Он мне самой нужен.

— Это почему же? — поинтересовался Леха.

— По кочану да по капусте! — огрызнулась баба. — Мне сегодня на базар надо. С Ванькой Ерохиным договорилась, он на ЗИЛе подъедет. Надо хоть пять мешков продать. Что я, сама ворочать их буду?

— Чего вчера-то не сказала? — проворчал Коровин. — Я бы тоже помог…

— Помощи от тебя — как с козла молока. Одна пьянка! Вали в лес лучше, проветрись!

Леха скандалить не хотел. Он уже знал, что сейчас из-за занавесок соседних изб пара-другая бабок наблюдают за развитием ситуации. И так уж по деревне слухи ходят, что у них с Севкой одна баба на двоих. Если считать по кормежке и по ругани, то так оно и было, но насчет всякого там сексу, то — извините. Он Севке заподлянок не строил. Хотя Ирка иной раз и намекала в подпитии, что ей скучно, но Леха на провокации не поддавался.

Конечно, одному идти на это самое место было как-то жутковато. Опять же весь кайф от прогулки пропадал. Так бы прошлись, потрепались за жизнь, за международное положение, за политику. Обсудили бы, кто из политиков совсем козел, а кто — не очень. Может, подумали бы, за кого зимой на выборах голосовать. Или даже на будущее лето прикинули, кого в президенты выбирать, если живы будут. А тут — одиночество и мандраж.

Мандраж происходил от того, что решился Леха из чисто спортивного интереса добраться до того самого крестика в кружочке. Зачем это дело ему нужно, он толком объяснить не мог. Само собой, у него и в мыслях не было, что те, кто замочил Митрохина, с перепугу там свой клад бросили. Не за тем мочили. Но вот если этот самый Митрохин там лежит… Страшно, конечно, чего скажешь. Тем более что уже почти пару суток пролежал, гнить начал. И все-таки телефон-то дали. 34–56… Или 65? Может, сегодня еще разок передадут, тогда точно запишем. Но главное, конфиденциальность обещали. То есть никому ни гу-гу. Сказал, получил бабки — и тю-тю. Вы меня не знаете, и я вас не знаю. А «лимон» или два — у Лехи в кармане. Можно и с Севкой поделиться. Лишь бы только эта стерва Ирка не отобрала.

Чем ближе было до леса, тем больше Леха утверждался в мыслях, что все будет нормально. Лишь бы только кто-нибудь раньше Лехи на это место не попал. Но это вряд ли. Бабки так далеко в лес не ползают. Городские сегодня на работе. Здешние мужики картошку докапывают, тоже некогда. Ну, если один-два таких, как Леха, найдется. Да и то мало шансов, что пойдут туда же, к оврагу.

Коровин оказался на «просеке № 2» примерно в семь утра. Миновал место, где на нее выходила «просека № 1», пошел дальше. Вот он, валунище. Здоровый, серый, гладкий, будто спина какого-то бегемота, вросшего в землю. Точно, здесь этот самый «Ниссан-патрол» напахал протекторами, когда разворачивался. И дальше, за валун, он по просеке не ездил. А вот те, кто из него вылез, оставили рубчатые следы своих обувок на тощенькой тропиночке, уводящей вбок от дороги через промежуток между елками. Ну-ну…

Леха пошел по этой тропке. Не торопясь, поглядывая по сторонам. Вообще-то надо было просто идти и никуда не сворачивать, но у Коровина все-таки лукошки с собой были. А волнушные островки так и лезли на глаза то в пяти, то в десяти метрах от тропинки. Удержаться от того, чтоб не свернуть, Леха не мог. Сворачивал, пролезал под елки, резал грибочки и раскладывал шляпки в одно лукошко, а ножки — в другое. Потом возвращался на тропку,

проходил еще шагов двадцать, замечал очередную кучку волнух и опять сворачивал…

В лукошке, куда Коровин укладывал шляпки, было заполнено уже больше половины объема, а то, куда клал ножки, заполнилось на треть. До спуска в овраг оставалось метров пятьдесят, когда Леха в очередной раз сошел с тропы влево и увидел десяток крупных и крепких волнух. Только срезал — и увидел еще дальше влево очередные бежевые шляпки. Полез туда, протиснулся в середину колючего ельника — и увидел очередную команду кандидатов на засолку.

Когда ножик из ножовочного обломка подрезал не то пятую, не то шестую ножку, в лесные шумы, шорохи и шелесты вплелось явно моторное, механическое гудение. Нарастающее притом. Кто-то приехал в лес на технике. И это был не трактор «ДТ-75», лязгающий гусеницами как танк, не тарахтящие «Владимирец» или «Беларусь» с дребезжащими прицепами. Это легковая была. Но не «уазик», не «Жигули» и не «Нива». Что-то нерусское, не свое. Как-никак, Леха все-таки инженером был на 60 %. Чуял в моторе какую-то спесь.

И от того здорово обеспокоился. Может, это те, банкировы друзья, пожаловали? А Леха, между прочим, с митрохинским паспортом в кармане куртки. Сунут к носу пушку, вывернут всего и найдут… Ага, притормозили. Дверцы открыли, вылезли, захлопнули… Точно, там вылезли, у валуна. И голоса слышно, топают. Правда, что говорят — не слышно.

Если пойдут по тропе, то Леху не заметят. Надо только в елочки поглубже затискаться. Не шурша. Хуже, если начнут в стороне от тропы шарить. Ножичком для грибов их не напугаешь.

По-хозяйски идут через лес, громко. Видно, не больно боятся, что кого-то сильней себя встретят. Правда, говорят вполголоса, не услышишь, чего.

Ближе, ближе чапают… Лишь бы не чихнуть, не кашлянуть, какой другой звук не выпустить с перепугу!

Туг, правда, Лехе вдруг подумалось, что он зря панику на себя наводит. Может, ребята просто по грибы приехали. И знать не знают, что где-то тут дохлый банкир валяется, а у Лехи в кармане его простреленный паспорт лежит с какой-то хитрой схемой под обложкой. Может, у них тут одна задача — волнух набрать?

Но уже первые фразы, долетевшие в понятном виде до Лехиных ушей, сразу доказали, что волновался он вовсе не попусту.

— По-моему, не туда идем, — пробасил кто-то с хрипотцой. — Ты, Сусанин, точно помнишь?

— Да точно, точно. Камень там был. Точно! — оправдывающимся тоном пробурчал другой.

— Тут этих камней до хрена было. Может, у другого останавливались? Ночь ведь была…

— Вы не болтайте, — рявкнул кто-то покруче, — под ноги лучше смотрите. Глядите паспорт, блин!

«Они!» — У Лехи аж в брюхе похолодело. И на хрена его понесло сюда? Надо было паспорт вчера бросить, сразу же, как нашел! Или сжечь вчера в печке, до пепла сжечь и растолочь, блин, в пыль! Ведь совсем рядом пройдут — веточкой шуршани, и услышат.

— Да не та это дорожка, Мосел! Точно говорю, не там шли.

— Во болтун! Ты что, не помнишь, что Серега про камень говорил?

— Блин, ты меня что, за пацана держишь? «Про камень»! Эго мы туда шли мимо камня, понял? А обратно, когда Серегу тащили, мы правее, вон гам бежали…

— Ух ты, умный какой! «Вон там»! Ты что, в темноте запомнил?

— Да там трава была, а тут хвоя! Забыл, да? Если б тут паспорт лежал, мы б его в два счета нашли…

— Хорош базар! — опять перекрыл всех основной. Сначала пройдем по этой дорожке. Он его мог и здесь потерять, еще до выстрела. И чтоб больше не слышал этого галдежа… Под ноги глядите!

Совсем близко базланят, рядышком. Во незадача! И отчего так бывает, что самое худшее, чего больше всего боишься, то и случается? У Лехи почти всегда так было по жизни. Если собирался к бабе и опасался, что дружки с завода выпить пригласят, — приглашали. Столько девок от него из-за этого сбежа^{ло не} сосчитать. Или, допустим, волновался, что его запрягут в выходной на работу — точно, запрягали! В армии, например, беспокоился, что на праздники в наряд загонят, — и загоняли. Когда в институте учился и шел на экзамен, какой-то билет не выучив, обязательно он и попадался. Неужели и сейчас не повезет, а? Одно хорошо — это уж в последний раз будет…

— Слышь, Котел, — сказал тот, что с хрипотцой, видимо, обращаясь к основному, — а помнишь, когда туда шли, Серега вон там сворачивал, побрызгать? Может, он там и выронил? Давай туда сходим?

— Сюда? — переспросил тот. — К ельнику, что ли?

— Ну! Вот елочка, что ближе к нам, — тройная. Срослась или как… Приметная, я запомнил.

Я тоже запомнил, — поддакнул тот, которого Мослом звали.

— Ладно, пошуруйте… — согласился Котел.

И они пошли прямо туда, где Леха уже почти что зубами стучал со страху. Шагов десять не дошли. Нагнулись и стали землю рассматривать. Коровин аж дышать боялся… Он их видел, а они его не замечали только потому, что елочки густо стояли, причем почти коричневые, подсохшие туг, в чащобе, такого же цвета, как грязная Лехина куртка.

— Ни фига тут нет, — объявил Мосел. — С чего он тут его посеять должен был? Он же его в пиджак клал, а не в ширинку…

— Ладно, дальше пойдем, — приказал Котел, — кончай шурудить, Лопата!

Они уходили, Коровин, все еще не веря, что разминулся со смертью, глядел им вслед, пока были в поле зрения.

Да, здоровы ребятки! Каждый без всякого оружия, одними кулаками зашибить может, тем более что у Лехи вообще здоровья нет. И небось тренировались, карате там всякое, кунг-фу… Лупанут раз — и нету. Мордовороты, одно слово. Кожаные куртки аж чуть не лопаются, хоть и размер 56-й, не меньше. Росточком — не ниже метра девяносто. Сапожки на шнуровке, подметки в полтора сантиметра толщиной… Пнет под дых — кишки через хлебальник выйдут.

Когда шаги Котла, Мосла и Лопаты удалились, а голоса стали невнятно долетать со стороны оврага, первой мыслью Лехи было дернуть бегом на просеку, а оттуда — домой. Но здравая мысль удержала.

Там, на просеке, осталась машина. «Ниссан» или еще какая, но осталась. А при ней могли и водилу оставить. Лучше подождать.

Ждал долго. Из оврага долетали невнятные голоса, матерщина лучше различалась. Ветки трещали, один раз кто-то шлепнулся звучно, с руганью. Потом закряхтели. Поднимались из оврага там, где вчера Леха с Севой спускались. Голоса послышались где-то в полсотне метров, по другую от Лехи сторону тропы.

— Нет тут ни хрена, — это вроде бы Мосел ворчал. — Может, он вообще не брал его с собой, а?

— Брал, — уверенно и веско заявил Котел. — Я помню, что он его доставал, когда мы у камня парковались.

— На фиг он нам-то сдался? Нам линять надо, пока не зажали. А мы среди бела дня катаемся. По

телику объявляли, что мы пропали, а мы даже в городе светимся…

— У тебя не спросили. Пан приказал найти — значит, будем искать. Не найдем — сядем, понял?

— А если так возьмут — не сядем?

— Нет. Ты что, не понял еще, что без Пана никого не сажают? Ищи, блин, пока не стемнеет…

— Слушай, а если его подобрали уже?

— Кто?

— Ну, мужики местные… Что тут, никто не ходит, что ли?

Котел задумался, должно быть, потому что не сразу ответил.

— Может, съездим в село, поспрошаем? — подал голос Лопата.

— Нет, — сказал Котел, — это на хрен. Тут надо с Бароном посоветоваться. У всякой борзоты должны быть границы.

— Ну а фига ли мы тут землю рыть будем?

— Будешь и рыть, и жрать, если скажу, понял? Ну-ка, еще раз глянем. Ты с Лопатой вниз, а я — отсюда до дороги. И обратно.

Опять закопошились. Переругиваясь, полезли обратно в овраг. Снова трещали, ворочались, пыхтели. Котел хрустел ветками и шелестел кустами где-то между оврагом и просекой. Долго, Леха уж думал, что не сможет столько просидеть в елках. Но все-таки Котлу надоело воду в ступе толочь.

— Э, пацаны! — гаркнул он. — Кончай! Поехали отсюда…

Мосел с Лопатой с треском, как лоси, выбрались из оврага и бегом потрюхали к просеке. Хлопнули дверцы, машина зафырчала, покряхтела, разворачиваясь на узкой просеке, а потом, бурча, удалилась куда-то.

Леха рискнул вылезти только после того, когда шум от машины перестал слышаться вовсе. Руки у него тряслись, когда он свою «примочку» раскуривал. Неужто выкрутился? Нет, надо этот паспорт спалить к хренам. Прямо сейчас. Костерок развести — и в огонь. Не был тут, не видел, ничего не знаю…

Но тут, как это у Коровина не раз в жизни бывало, страх отошел на второй план и любопытство возникло.

Усевшись на пенек — хотя пока в кустах прятался и дожидался исхода событий, то думал тут же удрать, едва банда уедет, — Леха покуривал и припоминал все, что ему довелось услышать. И выходило, как это ни удивительно, что узнал он много интересного.

Во-первых, он теперь знал, когда все произошло. Оказывается, эта компания сюда позапрошлой ночью приезжала. Во-вторых, как выяснилось, с Митрохиным тут были товарищи Котел, Мосел и Лопата. В-третьих, были еще какие-то начальники повыше — Пан и Барон, которым тот самый паспорт был зачем-то нужен, и, видать, позарез, раз они числящихся в розыске спутников банкира, без вести пропавших, согласно телику, заставляют его искать. Скорее всего из-за той самой схемки, которая лежала под обложкой паспорта. Но самое любопытное — Лехины уже порядочно пропитые мозги сумели сделать один занятный вывод и даже какую-то логику выстроить.

Из того, что схемка, по которой банкир и его ребята совершали свою прогулку, до самого последнего момента была в паспорте у Митрохина, следовало, что Митрохин был привезен сюда вполне добровольно, и более того — что он этой самой экспедицией руководил. Потому что, если б такие ребятки захотели, он бы им не то что схемку, а и последние трусы отдал. Опять-таки называли они его хоть и попросту, но не презрительно: не фрайером, не пидором, а Серегой. То есть не так, как называют человека, на которого злятся и тем более — которого убили. И еще — один из них, кажется, Мосел, сказал: «…Когда Серегу тащили». Тащили обратно, к машине, стало быть. А зачем покойника, которого в лесу застрелили, обратно в машину тащить и в город везти? Да еще так быстро, что не заметили, как паспорт из кармана выпал. Спешили, выходит, думали живого донести! Наверно, еще сердце тюкало. А из этого получалось, что они, эти самые гаврики, его вовсе и не убивали…

Но кто-то ж пальнул, прострелил банкиру паспорт? Может, у них тут на природе разборка была между командами? А ну как сейчас другая контора сюда же наедет?

И от этой мысли Лехе опять стало жутко. Схватив корзинки, он спехом зашагал прочь, домой, в родную деревеньку. А паспорт опять остался невредимым…

Только добравшись до первых домов, Коровин перестал бояться, что вот-вот появится сзади какой-нибудь импортный джип и покажет ему кузькину мать. Совсем успокоился у родной калитки.

Подальше, у Севкиного дома, стоял «ЗИЛ» Ваньки Ерохина. Он его из колхоза приватизировал. Как это получилось — о том история умалчивала, и сколько каких бутылок было по этому случаю выпито — тоже.

Часов у Лехи не было, поэтому определить, сколько времени он прошлялся по лесу, сколько просидел в ельнике, прячась от крутых ребят, он не знал. Неужели Буркины так и не уехали на базар? Впрочем, не могли они и приехать так рано. Интересное кино!

По крайней мере был повод зайти к Севке.

Собачонка размером с крупного кролика, вымазанная в грязюке и вывалянная в сене, выскочила из будки, рассчитанной на зверюгу типа овчарки, пискляво обгавкала для порядку и тут же завиляла хвостом. Но тут с крыши увесисто шмякнулся на четыре лапы черно-белый, пингвинской расцветки кот Афоня, и перепуганная сторожиха, поджав хвост, юркнула в свою будку. Коровин следом за вальяжным, распушившим хвост котищем взошел на крыльцо. Там, у двери, стояли две пары грязных ботинок и Иркины осенние сапоги.

Дверь, конечно, не была заперта, и из-за нее слышалось звяканье посуды, степенное гудение Ваньки, очень довольный смешок Севки и снисходительное ворчание Ирки. Судя по тому, что на столе высилась уже на треть опустошенная бутылка, а кроме того, располагалось несколько тарелок с явно городской снедью, стало быть, уже съездили и вернулись. Леха поставил корзинки, стянул сапоги на крыльце и вошел на терраску, прошел в коридорчик, который в этих местах назывался «мостом», а оттуда заглянул в комнату.

— Здравствуйте всем, приятного аппетита! — вежливо поприветствовал Леха сидящих за столом.

— Заходи! — порадовался Севка. — Как раз вовремя!

Леха переступил порог. Ванька улыбнулся — компания ему нравилась, а вот Ирка нахмурилась. У нее явно на прием Коровина бюджетных ассигнований не предусматривалось.

— Ну, как сходил? — спросил Севка, будто Леха по его просьбе за бутылкой бегал.

— Да не больно здорово. Одну корзинку, может, и набрал.

— Туда же бегал? На овраг?

— Опять не дошел. Самую малость. Устал, — соврал Коровин.

— А мы вот пять мешков сразу продали. Залпом. По оптовой цене… — похвастался Севка.

— Ага, — проворчала Ирка. — Профукали все, мужики называется! В розницу-то по две лишних сотни с килограмма взяли бы.

— Умная, сил нет! — нахмурился Севка. — Если б мы тем мужикам не продали, то вообще бы без денег остались.

— Да еще и по роже получили бы, — поддакнул Ерохин. — Я сразу просек, что этот мордастый не один был.

— Представляешь? — раскрасневшийся Севка уже наливал стакан для Лехи. — Только подкатываем к рынку, подходит мужик, невысокий такой, крепенький, слегка поддатый. «Чего привезли?» — спрашивает. Ирка еще выступать начала: «А тебе не все равно?»

— Конечно! — пробурчала Ирка. — Какое ему дело-то? Дерьмо какое-то ходит, на понт вас берет, а вы и хвосты жмете.

— Ага, — сказал Ванька, — прокололи бы нам шины — и тю-тю. А могли бы и подрезать… Чего я, не знаю, что ли? Там все схвачено. И ментов не дозовешься, если валять начнут. Пырнут раз — и привет родителям. Вы, бабы, все храбрые.

— Ладно, — переорал всех Сева. — Дай по порядку расскажу. Значит, мужик этот, низенький, на Ирку ноль внимания и сразу к Ванюхе: «Даешь оптом, командир? Быстро и нехлопотно. Стоять не надо, за место платить не надо, разрешения на торговлю тоже не надо. Мешки у тебя килограммов по шестьдесят, не больше. Тыща за кило на пять мешков — три сотни штук в зубы, и свободен».

— Нормальная цена-то, — словно бы оправдываясь, сказал Ерохин, — на рынке больше полутора ни за что не взять. И стояли бы с пятью мешками до вечера, даже если б все нормально было.

— Полтораста тысяч на халяву подарили — и рады! — нудила Ирка. — Может, и не было с тем козлом никого, а вы в штаны наложили! Люди на такие деньги месяц живут — а они дарят…

— Заткнешься ты или нет? — заорал Севка, грохая кулаком по столу. — Пила, блин, циркульная! Продали и продали…

— Точно! — сказал Леха, хватаясь за стакан. — За это и вздрогнем! У меня ж еще весь огород в земле. Там мешков пятнадцать — точно говорю. Надо код-лой собраться, человек десять, набить под завязку твою телегу — и ехать.

Выпили. Ванька, осушив свой стакашек и хрупнув огурчиком, отрицательно покачал головой:

— Ни фига из этого не выйдет. Кого ты тут соберешь? Шпану? Они только тут, дома, на танцах борзые. А повзрослей — не найдешь. Был бы у нас кто из блатных, так, может, смог бы покалякать как надо. Мы ж мужики, нас можно через хрен кидать…

— Да ладно вам, из-за денег расстраиваться! — сказал Сева, торопливо наливая еще по одной и опустошая бутылку. — Что они такое, тыщи эти сраные? Мусор! Все пропьем к хренам собачьим. Давай вторую, Ирка!

— Обождешь, — огрызнулась та, — хоть подержи водяру-то, за нее ж уплочено! Ты сейчас хлопнешь лишнюю и блеванешь, сразу тыщ пять в очко вывалишь…

Севка матернулся, встал, распахнул холодильник и вытащил бутылку. Ирка прошипела:

— А хрен с тобой, пей! Сдохнешь быстрее…

Ваня решительно встал из-за стола и сказал:

— Все, спасибо, хозяева! Поехал. Есть один калым небольшой. Гуляйте, не держите зла. Счастливо!

— Может, еще одну? На посошок? — порадушничал Сева.

— Нет, все. Я норму знаю.

Ерохин вышел, погромыхал на крыльце, надевая ботинки, а затем потопал по доскам к калитке. Закряхтел стартер, заурчал мотор, и «ЗИЛ», поскрипывая рессорами и побрякивая бортами, покатил куда-то в направлении центральной усадьбы.

— Ну и ладно, — сказал Буркин, — нам больше достанется.

— Точно! — Стакашки брякнули, водочка забулькала, и Леха уже почуял легкий, взвешенный кайф.

— Все, гад! — внезапно взорвалась Ирка. — Ухожу! Сидите здесь, жрите хоть до усрачки, а я на ваши рожи глядеть не могу! Все!

Набросила какую-то кофту и убралась.

— Слава Аллаху! — сказал с облегчением Севка. — Хоть посидим спокойно, а то эта падла мне с утра покою не дает.

— Я за тобой зайти хотел… — начал Леха и как смог пересказал пережитое у оврага, перемежая рассказ матюками через слово. Пока рассказывал, словно вновь все переживал. Только одно не рассказал, как ни странно, — о том, что в паспорте схемку нашел. Не специально, просто забыл, что утром с Севкой не виделся.

— Вот оно что… — Севка азартно засопел. — Видать, что-то там лежит, а? Раз они так рискуют? А давай сходим сейчас туда? Как?!

— Ну нет… — мотнул башкой Леха. — Мне утра вот так хватило! Эти ж опять объявиться могут. Им ихний Пан, или кто там есть у них начальник, головы отвернет, если не найдут. Что делать будем, а? Я думаю, что сжечь его надо — и забыть. Не фига с крутыми связываться.

— Не скажи! — Сева поднял палец вверх. — Я думаю, что надо в город ехать и звонить. Телефон я вчера записал, вот: 34-56-70. Дай паспорт поглядеть…

— Ты чего, не понял, что ли? — Леха покрутил пальцем у виска. — Это ж одна контора, банкир и эти гаврилы. Ну, позвонишь ты. Они скажут: приезжай туда-то и туда-то. Приедешь — а тебе перо в бок или пулю в лоб. И весь навар.

— Думаешь, что я дурак совсем? Ни фига — я нормальный! Выпил, но нормальный я, Леха! Учти!

Я сам им место назначу. Такое, чтоб не пырнули. Где народу много и менты рядом.

— А они не поедут и все.

— Сам же говорил, что им башку открутят, если паспорта не найдут. Им он позарез нужен, понял? Что им стоит пару «лимонов» выложить. Для них это — тьфу! — не деньги. И потом — мы ж вдвоем будем.

— Вдвоем… — Коровин только хмыкнул. — Ты этих ребят видел? Нет. А я видел. Даже если двое только приедут, они нас спинами от любой толпы загородят. Прижмут к стене — чик, и нету. Народ и не поймет, что нас приткнули, подумает, что мы ужра-тые лежим. Много ты видел в городе, чтоб к пьяным кто подходил?! То-то.

Сева задумался. Видать, дошло, что у Лехи мысля трезвая, хоть и в пьяной голове. Но тут его новая идея клюнула.

— О! А если им прямо в банк, среди рабочего дня привезти? Я знаю, где этот «Статус» находится. Там менты в охране стоят, народ толчется. Неужто рискнут там на себя тень наводить? Как?

— Давай лучше еще примем.

— С нашим удовольствием!

Стаканы звякнули, и Леха, пропустив в глотку жгучее пойло — цена ему при «застое» 3-62 была, а теперь ту же дрянь за такие тыщи! — почуял, что идет уже хреново. Огурчик и тот не помог. Но сдюжил, удержал. Зато она, родимая, в голову поехала.