28
1997, Мадрид
— Извините, сеньор, пристегните ремень, пожалуйста.
Энрике Кастро открыл глаза и несколько мгновений не мог понять, где находится, пока не увидел приветливое лицо стюардессы, пытавшейся его разбудить.
— Ремень? Ах да, конечно… — Окончательно проснувшись, Энрике пристегнул ремень.
— И столик тоже нужно убрать, — добавила девушка. — Мы приземляемся через несколько минут.
Энрике машинально выглянул в иллюминатор. Внизу уже можно было различить Мадрид, над которым возвышалось полдюжины высотных зданий. Ему уже доводилось раньше видеть эту картину. С некоторой ностальгией Энрике вспомнил, как впервые прилетел в столицу Испании из своего родного Мехико. Как и многие другие важные события его жизни, это путешествие было результатом целой цепочки случайностей. За несколько месяцев до этой поездки Энрике получил степень лиценциата философии и филологии в Национальном автономном университете Мексики — древнейшем и самом престижном учебном заведении страны. В дальнейшие его планы входило написание диссертации при этом же университете. Теперь Энрике даже не помнил, какую тему он тогда для себя наметил. Но в его памяти навсегда остался тот день, когда он явился в секретариат факультета для оформления документов в аспирантуру и, чтобы чем-то заняться в ожидании, пока подойдет его очередь, рассеянно изучал многочисленные объявления, висевшие на доске. Среди них он наткнулся на небольшой листок бумаги, на котором аккуратным почерком было написано, что в этот день должна состояться лекция на тему «Расцвет и гибель ордена тамплиеров». Докладчиком был некий Эдуардо Мартин из мадридского университета Комплутенсе. В то время, более десяти лет назад, Энрике знал о тамплиерах лишь то, что это были монахи-рыцари, игравшие значительную роль в Европе в период Высокого средневековья. Этим его знания и ограничивались…
Воспоминания прервал донесшийся из динамиков голос командира экипажа, объявивший, что самолет заходит на посадку в аэропорту Барахас. Началось резкое снижение, отчего лежавшие перед Энрике бумаги тотчас сползли на край раскрытого столика. Еще секунда — и они рассыпались бы по полу, если бы ему не удалось подхватить их в последний момент. Кастро вытащил из-под переднего сиденья свой чемоданчик и небрежно сунул в него весь ворох бумаг, кроме одной, которую он, повертев в руках, аккуратно положил в карман того же чемоданчика.
В тот знаменательный день, когда Энрике наконец дождался своей очереди, в секретариате ему сказали, что его документы еще не готовы, и попросили прийти попозже, в середине дня. Ужасно раздосадованный, он хотел сначала отправиться домой, чтобы пообедать, но потом решил перекусить в университете: это было разумнее всего, потому что жил он далеко и дорога туда и обратно заняла бы слишком много времени. После легкого обеда в университетском кафе Энрике стал раздумывать о том, чем заняться в оставшееся до открытия секретариата время, и вдруг вспомнил про лекцию о тамплиерах. Она могла оказаться интересной, и в любом случае таким образом можно было неплохо скоротать время. Когда Энрике пришел, лекция уже началась. В аудитории, погруженной в полумрак, было не более дюжины человек. На большом экране в этот момент появился слайд, и докладчик пояснил, что это была гравюра, изображавшая битву при Никее во время Крестового похода 1095 года. На этой лекции Энрике впервые услышал имена основателей ордена бедных рыцарей Христа: Гуго де Пейен, Годфруа де Сент-Омер… Эти люди со временем стали для него более реальными, чем многие из тех, которые его окружали.
Лекция о тамплиерах совершила в жизни Энрике настоящий переворот. С тех пор он предался изучению храмовников с таким рвением, с каким некогда сами рыцари служили идеалам ордена. Он отказался от всех своих прежних планов и добился поступления в аспирантуру мадридского университета Комплутенсе. Через два года Энрике защитил диссертацию, посвященную рыцарям храма: в честь памятной для него лекции Эдуардо Мартина, ставшего его научным руководителем, он назвал свою работу «Расцвет и гибель ордена тамплиеров».
Впоследствии Энрике удалось получить место преподавателя на кафедре философии и филологии в своей альма-матер — Национальном автономном университете Мексики. Наряду с преподаванием он продолжал активно заниматься научной деятельностью, путешествуя по всему миру в поисках информации об ордене тамплиеров. И вот теперь, через много лет после той первой лекции, открывшей ему тамплиеров, Энрике снова отправился в Мадрид. Цель у него, как всегда, была одна — изучение знаменитого Воинства Христова. Листок бумаги, столь бережно уложенный им в карман чемоданчика, содержал ценную библиографию — плод множества конференций, изысканий и общения по Интернету с учеными всего мира. В особенности с испанскими, потому что из всех европейских стран, за исключением Франции, именно в Испании тамплиеры оставили наиболее заметный след. Большинство книг, интересовавших Энрике, находились в Национальной библиотеке Мадрида. Это было новейшее приобретение библиотеки, и он горел желанием ознакомиться с ним.
Несмотря на свой научный авторитет, Энрике пришлось немало хлопотать, чтобы добиться от университета предоставления командировки и гранта на проведение исследования. Два дня назад он узнал, что хлопоты его увенчались успехом. Не теряя времени, Кастро сразу же купил билет на самолет, забронировал номер в отеле и позаботился о том, чтобы из университета отправили в Национальную библиотеку Мадрида документы, подтверждающие его статус ученого-исследователя. Это было необходимо для восстановления его читательского билета, дававшего право доступа в зал Мигеля Сервантеса, где хранились древние рукописи, инкунабулы и другие ценные экземпляры.
Когда молодой ученый вышел из здания аэропорта и направился к остановке такси, ему пришлось сразу же снять пиджак. Было начало лета, и в эти утренние часы стояла невыносимая жара. Через пять минут он уже сидел, наслаждаясь прохладой, в салоне автомобиля с кондиционером. По дороге в гостиницу, находившуюся на площади Санто-Доминго, Энрике с интересом смотрел в окно такси: город значительно изменился и был уже во многом не таким, каким он его помнил. По приезде в отель Энрике получил ключ у администратора и поднялся в свой номер. Приняв душ и переодевшись, он решил не выходить никуда до вечера, пока не спадет жара. Ранний вечер был лучшим временем для прогулки, и, дождавшись, когда в воздухе немного посвежело, Энрике отправился погулять. Он долго бродил по знакомым улицам, удивляясь, насколько они изменились за несколько лет, и в завершение своей прогулки пришел на пласа Майор, чтобы поужинать в находившемся неподалеку мексиканском ресторанчике, который он любил посещать, будучи аспирантом.
Вернувшись в гостиницу, Энрике снова принял душ и сразу же лег спать. Он был очень утомлен после долгого путешествия, и к тому же наутро его ждало много работы в Национальной библиотеке. Уснул он почти мгновенно, несмотря на шум кондиционера и пробивавшийся сквозь задернутые шторы свет.
На следующее утро Энрике проснулся довольно рано. Быстро позавтракав, он взял такси и отправился на площадь Колумба, чтобы не терять времени: Национальная библиотека открывалась в девять часов. Пройдя мимо будки охранника и шлагбаума, преграждавшего дорогу автомобилям, Кастро оказался внутри огороженной территории — перед фасадом здания, всегда удивлявшего его своей архитектурой. Вход в библиотеку находился на уровне первого этажа, но внимание от него отвлекала помпезная парадная лестница, ведшая наверх, к трем огромным дверям в центральной части фасада. Войдя в библиотеку и пройдя через металлодетектор под пристальным взглядом другого охранника, Энрике направился в канцелярию, находившуюся слева от входа.
— Добрый день, — поздоровался он с пожилой сотрудницей, встретившей его любезной улыбкой.
— Добрый день. Чем могу вам помочь?
— Меня зовут Энрике Кастро. Я из Автономного университета Мексики. У моего читательского билета закончился срок несколько месяцев назад, и из моего университета вам должны были прислать документы для его восстановления.
— Хорошо, подождите минутку, пожалуйста, — ответила женщина. — Простите, как, вы сказали, ваше имя?
— Кастро Бургоа. Энрике Кастро Бургоа.
Женщина несколько раз старательно просмотрела бумаги, лежавшие у нее на столе, но не нашла нужной, и лицо ее приняло озабоченное выражение. Извинившись, она вышла в соседнюю комнату и через минуту вернулась с листком в руке.
— Нашла! — торжествующе объявила Энрике сотрудница канцелярии и, протянув ему бланк, напечатанный на голубой бумаге, добавила: — Заполните, пожалуйста, это.
Взяв его, Энрике принялся заносить в анкету свои данные и отвечать на вопросы относительно темы, характера и продолжительности запланированного им исследования. Заполнив бланк, он передал его сотруднице библиотеки, и та принялась стучать на электрической печатной машинке.
— Ну вот, готово. Возьмите, пожалуйста, — сказала она через некоторое время, протянув Энрике новый читательский билет.
Поблагодарив сотрудницу, он направился в другую комнату, значительно уступавшую по своему размеру вестибюлю. Получив у дежурного оранжевую карточку с надписью «ЧИТАТЕЛЬ», Энрике прикрепил ее к нагрудному карману своей рубашки и проследовал к лифтам по длинному узкому коридору, заставленному картотечными шкафами. Поверху, по всей длине коридора, тянулся переход, державшийся на тонких металлических столбах и предназначенный, должно быть, для сотрудников библиотеки.
Поднявшись на лифте на второй этаж, Энрике повернул направо и, миновав короткий коридор, оказался перед высокой узкой дверью, ведшей в читальные залы для ученых. Пройдя мимо стола дежурного, он направился в зал Мигеля Сервантеса, который всегда напоминал ему библиотеку профессора Генри Хиггинса из «Пигмалиона». Фигуры с огромных картин, висевших на стенах, невозмутимо взирали на людей, сидевших за столами, занимавшими практически весь зал. А под картинами стояли высокие шкафы со стеклянными дверцами, полные старинных книг.
Отдав сидевшему в зале сотруднику библиотеки свой читательский билет, Энрике получил от него большую пластиковую карточку с номером стола, за который он должен был сесть, и прежде чем направиться в соседнюю комнату, где находился каталог, взял из пластмассовой коробки полдюжины маленьких бланков и один большой лист. На каждом из маленьких бланков нужно было указать данные заказываемой книги и свои собственные, а на большом листе составить список всех требуемых экземпляров.
Выписав из каталога все нужные данные, Энрике дал подписать бланки сидевшему за столом библиотекарю и, вернувшись в читальный зал, отдал их сотруднику, у которого остался его читательский билет. Тот бегло просмотрел заполненные бланки и с любезной улыбкой сообщил, что принесет книги на отведенный ему стол через двадцать — тридцать минут. Энрике решил воспользоваться этим временем, чтобы посетить находившееся внизу кафе.
Когда он вернулся, все заказанные им экземпляры уже лежали на его столе. Несмотря на то что за свою жизнь Энрике приходилось держать в своих руках немало древних книг, каждый раз при виде их он испытывал необыкновенное волнение: его до глубины души потрясала мысль о том, что слова, заключенные в этих старинных томах, были единственным, что осталось от людей, их написавших.
Книги, заказанные им на этот раз, действительно представляли большой интерес. Энрике с головой углубился в чтение, беспрестанно делая в своей тетради записи карандашом (в зале Сервантеса в целях предохранения от порчи бесценных печатных и рукописных книг было запрещено пользоваться другими письменными принадлежностями). Чтение так увлекло ученого, что он смог оторваться от него лишь в четвертом часу, когда чувство голода стало совсем невыносимым. Кроме того, от длительного напряжения Энрике чувствовал сильную резь в глазах, но это ничуть не уменьшало его энтузиазм. Погружаясь в чтение в гробовой тишине библиотеки и вдыхая волнующий запах старинных книг, он был по-настоящему счастлив и чувствовал себя ближе к великим людям — главным действующим лицам истории.
Наскоро перекусив в библиотечном кафе, Энрике поспешил вернуться в зал Сервантеса, чтобы продолжить чтение. Третья книга, за которую он взялся, была намного толще двух предыдущих. Это был редкий красивый экземпляр — копия «Хроники Хайме I Завоевателя», сделанная в конце XIV века в каталонском монастыре. Рукопись, пережившая, вероятно, пожары и другие бедствия, плохо сохранилась: ее страницы были опалены и прожжены во многих местах. Каждый раз, когда Энрике попадался в руки такой экземпляр, он, зачарованный соприкосновением с историей, спрашивал себя, какие события довелось пережить этой книге и какие тайны скрывали в себе ее ужасные раны.
Хайме I, сын Педро II и Марии де Монпелье, был третьим королем Арагона, что и делало его фигуру интересной Энрике. Королевство Арагонское было одним из главных центров ордена храма, и именно туда бежали многие французские рыцари, после того как руководители тамплиеров были сожжены на костре в Париже в начале XIV века. Когда был основан орден храма, на Пиренейском полуострове активно шла Реконкиста, и включившиеся в эту борьбу тамплиеры стали охотно обосновываться на освобожденных от арабов территориях: короли Арагонские и графы Барселоны и Урхеля благоволили к воинам Христовым, жалуя им крепости и предоставляя различные привилегии.
Хайме I Завоеватель был известен также тем, что хотел создать в Палестине христианское государство, и хотя это стремление так и не было реализовано, оно привело к дальнейшему упрочению его связей с тамплиерами — хранителями христианских территорий в Святой земле.
Энрике с интересом читал о подвигах могущественного короля и бедных рыцарей Христа. Книга так увлекла его, что он даже не заметил, как дошел до ее трети. Однако в этом месте одно непредвиденное обстоятельство заставило его прервать чтение: перевернув очередную страницу, ученый не нашел там продолжения фразы, на которой он остановился. Как бы то ни было, это ничуть его не удивило. По своему опыту Энрике знал, что подобный казус объяснялся всегда довольно просто: либо из книги были вырваны листы, либо (что нередко случалось с рукописями) страницы склеились между собой из-за попавшей между ними капли воска или непросохших чернил. Рассмотрев страницы, он убедился, что в данном случае причина была вторая: два листа плотно склеились между собой, и между ними оставался с одной стороны лишь едва заметный зазор. Их нужно было как-то разъединить, но делать это следовало с большой осторожностью, чтобы не повредить ветхую бумагу. Энрике решил обратиться за помощью к сотруднику библиотеки, но, подняв голову, обнаружил, что того не было на своем месте. Встав из-за стола, он заглянул в соседний зал, однако там тоже не было никого, кто мог бы ему помочь. Подождав несколько минут, Кастро все-таки решился самостоятельно разъединить страницы — раньше ему уже не раз приходилось это делать, особенно в университетской библиотеке.
Вынув из кармана бумажник, он достал оттуда одну из своих визиток и, взяв ее двумя пальцами, осторожно вставил ее в небольшой зазор между страницами. Медленно проведя карточкой между листами, Энрике отделил их друг от друга по краю. Однако визитка была слишком мала, чтобы ею можно было полностью разъединить страницы, и он решил использовать для этой цели большую пластиковую карточку с номером его стола. Аккуратно разделив до конца страницы, Энрике, к своему удивлению, обнаружил между ними небольшой сложенный вдвое белый листок, исписанный по-французски. По своей текстуре и формату он был явно намного моложе грубой желтоватой бумаги, из которой были изготовлены страницы книги. Сгорая от любопытства, Энрике поспешил развернуть листок, чтобы прочесть написанное на нем. Тонкая белая бумага была покрыта аккуратными изящными буквами, выведенными не черными или бурыми, а синими чернилами. Энрике, видевший за свою жизнь сотни книг и рукописей различных эпох, сделал вывод, что листку, попавшему ему в руки, было около века. Очевидно, сто лет назад кто-то положил его в эту книгу, а потом навсегда забыл о нем. Заинтригованный, Энрике углубился в чтение загадочного послания, и оно повергло его в еще большее изумление.
Дорогой Жиль!
Вот уже почти год как я не имею от тебя никаких вестей. В своем единственном письме ты написал, что не хочешь устанавливать переписку, но, думаю, тебе все же будет приятно получить письмо от меня.
Все это время я не переставал задаваться вопросом, действительно ли ты нашел плащаницу. Ты ничего не говорил мне об этом в своем письме, но ничем иным я не могу объяснить твое решение навсегда остаться в Поблете и постричься в монахи, отказавшись от своей прежней жизни и кафедры в Сорбонне. Ведь ты всегда был убежденным атеистом. Сейчас я с ностальгией вспоминаю наши жаркие споры с тобой, и иногда мне даже хочется вернуть то время — вовсе не потому, конечно, что я хотел бы снова видеть тебя атеистом, а потому, что я просто хочу тебя видеть.
У меня не раз уже возникала мысль о том, чтобы навестить тебя в Поблете, хотя ты категорически запретил мне это. Не сомневаюсь, что у тебя есть для этого веские основания, но все равно мне очень хочется повидаться с тобой.
В нашем Париже все по-прежнему — все та же суета и шум. Кстати, у нас появилась новая достопримечательность — построенная Эйфелем башня. На мой вкус, ее облик слишком уж необычен, но, думаю, тебя порадует известие о том, что педант Бодо проиграл пари: башня стоит и будет стоять во славу Франции.
И вот еще что. Я часто вспоминаю ту ночь, когда ко мне в церковь явился тот перепуганный насмерть лавочник с медальоном. Я тогда подумал, что он пьян… А потом я принес медальон тебе в университет… Ну да ладно, не буду больше огорчать тебя своей ностальгией.
Да и к чему грустить? Я очень рад, что ты наконец обрел веру. И пусть Провидение всегда хранит и направляет тебя на этом пути.
Искренне твой,
Жак
