Книга: Последний секрет плащаницы
Назад: 13
Дальше: 15

14

1888, Париж
Когда Жиль наконец смог открыть глаза, ничего необычного уже не было, но он все еще был не в силах прийти в себя от того, что произошло или по крайней мере показалось ему. Жиль не мог с уверенностью сказать, действительно ли он видел это. У него болело все тело, мышцы его были напряжены, и он чувствовал себя совершенно обессиленным. Жилю казалось, будто он находится в каком-то другом мире, перенесенный туда неведомой силой. Соблазнительно было свалить все на усталость, решив, что увиденное было лишь плодом переутомления. Было намного легче убедить себя в этом, чем как-то объяснить увиденное и принять это даже вопреки прежним убеждениям. Однако Жиль был ученым и всю свою жизнь восставал против той ошибки, которую сейчас готов был совершить. Он знал, что страх и предубеждение не могли привести к истине: это был верный путь к мраку и неведению.
Боссюэ изо всех сил пытался себя убедить, что должно существовать какое-то рациональное объяснение произошедшему. Несомненно, оно должно существовать. Набрав в легкие воздуха, он нетвердым шагом двинулся вперед, держась левой рукой за край стола, чтобы не упасть. Через целую вечность — как ему показалось — Жиль добрался до того места, где лежал медальон. Он не сдвинулся с места, не пропал и выглядел теперь совершенно обычно — так же, как прежде. Боссюэ громко сглотнул слюну и протянул дрожащую руку к медальону. Едва коснувшись его кончиками пальцев, он резко отдернул кисть. Поверхность медальона была ледяной, несмотря на то что всего несколько секунд назад от него, как от настоящего маленького солнца, исходили горячие яркие лучи. В тот момент, глядя на сверкавший медальон, Жиль, как ему показалось, услышал какой-то далекий голос, но не смог разобрать, что он сказал.
В конце концов ему удалось преодолеть свой страх. Решительно взяв медальон со стола, Жиль поднес его к глазам. В нем, как казалось, совершенно ничего не изменилось. Все было по-прежнему, но Боссюэ, к своему удивлению, обнаружил одну деталь, которую раньше не замечал, — тончайший зазор на ребре медальона, шедший по всей окружности. Сердце его бешено заколотилось, и страх уступил место волнению. Взбудораженный своим открытием, профессор переворошил все на столе в поисках нужных инструментов.
— Ну где же они, черт возьми?! — бормотал он, теряя терпение.
Несколько колб и пробирок упали на пол и со звоном разбились, но Жиль даже не заметил этого и судорожно продолжал переворачивать все на столе. Найдя то, что искал, он чуть не запрыгал от радости и в лихорадочном возбуждении оторвал от своего халата кусок ткани, чтобы завернуть в него медальон. Трясущиеся руки едва его слушались. Попытавшись закрепить медальон в прикрученных им к столу тисках, Жиль лишь уронил его на пол.
— Черт возьми, черт возьми! — в нетерпении воскликнул он и нагнулся, чтобы подобрать вещицу.
Едва не ударившись головой о край стола, Боссюэ поднялся и вытер со лба обильно струившийся пот, попадавший в глаза. Снова завернув медальон в кусок ткани, он тщательно закрепил его в тисках, после чего, приставив к его ребру долото, ударил по нему молотком. Металл не поддался. Жиль ударил опять, на этот раз еще сильнее — и острие слегка вошло в ребро медальона. Сгорая от нетерпения, он ударил еще несколько раз, пока наконец долото не рассекло медальон на две части. Потеряв опору, Жиль едва не упал на тиски. Тяжело дыша, он некоторое время стоял неподвижно, глядя на завернутый в тряпку медальон. Руки его, все еще сжимавшие инструменты, бессильно висели вдоль тела. Жиль снова вытер пот, стараясь немного успокоиться. Он все еще учащенно дышал, и из груди его при каждом выдохе вырывался какой-то свист.
Рассеянно отложив молоток и долото, Жиль вынул из тисков медальон, бережно взял его обеими руками и, переложив на стол, развернул ткань. Его подозрения оправдались: медальон действительно оказался полым — на белом клочке ткани лежали две его половинки. Но там было и еще кое-что, чего Жиль не ожидал обнаружить. Или наоборот, как раз ожидал — трудно было сказать… Он сам этого не знал. Теперь можно было лишь констатировать факт: на столе рядом с остатками расколотого медальона лежал кусок желтоватой бумаги, свернутый в несколько раз.
Боссюэ вытер руки о свой изодранный в клочья халат, словно боясь осквернить таинственную находку нечистым прикосновением. Потом поднял глаза и окинул взглядом комнату, желая удостовериться, действительно ли все происходящее — реальность. На улице хлынул ливень, и обильные потоки воды с шумом заструились по водосточным трубам. Вдалеке, перекрывая монотонный стук и шелест дождя, гремел гром, возвещавший о приближавшейся буре.
От стола Жиля отделял всего один шаг, но это был шаг в неизвестность. Впервые в жизни он почувствовал настоящий страх, какой испытывает человек в критический, переломный момент, когда приходится отбросить все свои прежние убеждения и остаться один на один с неизведанным. Однако к этому страху примешивалось и какое-то другое, еще более сильное чувство, которое профессор не мог точно определить. Возможно, это была надежда…
Гром неистово грохотал, и оконные стекла звенели при каждом раскате. Ослепительные вспышки молний проникали в комнату, несмотря на то что она была ярко освещена лампами. Створка окна, которую кто-то забыл закрыть, яростно колотилась о раму под порывами ветра.
Жиль взял свернутый листок бумаги, лежавший рядом с половинками медальона. Бумага была грубая, шершавая на ощупь. Боссюэ осторожно, почти с благоговением стал разворачивать листок. Бумага, раскрываясь, захрустела. Судя по ее виду, она была очень древней. Казалось настоящим чудом, что она сохранилась в таком хорошем состоянии. У Жиля от волнения едва не подогнулись колени, когда он увидел, что на листке было что-то написано. Дрожащими пальцами Боссюэ торопливо развернул его полностью.
Оглушительный удар грома заставил его вздрогнуть. Открытая створка окна забилась с еще большим неистовством, так же как и его сердце. Казалось, будто наступил конец света.
Посередине листа были видны блеклые бурые строки, выведенные изящным и аккуратным почерком. Во время чтения на лице Жиля стала проступать радостная улыбка, но, дойдя до конца тайного послания, он вдруг заметил, что по лицу его текут слезы. Бушевавшая на улице буря стала стихать, дождь стучал уже с меньшей силой, и Боссюэ почувствовал, что на душе у него тоже наконец стало легче. Более или менее успокоившись, он еще раз перечитал послание:
Пути Господни неисповедимы, и скрыты от нас, ничтожных рабов, его мудрые замыслы. Но, по своей неизмеримой милости, он подарил нам, недостойным, счастье лицезреть святую плащаницу, в которой Спаситель наш покоился во Гробе Своем, пока не воскрес на третий день в доказательство безграничного могущества Господа. И потому я приглашаю Вас, Великий магистр, приехать к нам в монастырь, дабы воочию увидеть то, что послал нам наш Господь Бог, и ваша мудрость, несомненно, превосходящая нашу, укажет нам, как следует поступить.
Монастырь Поблет, пятнадцатое сентября тысяча пятьсот четвертого года от рождения Господа нашего Иисуса Христа
Назад: 13
Дальше: 15