КНИГА3

Совсем короткого раздумья наедине с собою хватило Эмме, чтобы понять природу волнения, в которое ее повергла новость о Фрэнке Черчилле. Она быстро уверилась, что не за себя так сильно смущена, так встревожена, но за него. У ней самой увлечение почти сошло на нет — тут, собственно, и размышлять было не о чем, — но ежели он, влюбленный с самого начала гораздо больше ее, воротится, пылая тем же чувством, с которым уезжал, тогда плохо дело. Если разлука за два месяца не охладила его, то впереди подстерегали опасности и злоключения — необходимо будет остерегаться и за него, и за себя. Она не намерена была увлечься снова — она была обязана никоим образом не поощрять его увлечение.

Хорошо бы ей удалось удержать его от прямого признанья. Жаль было бы, если б их нынешнее знакомство так неприятно оборвалось! А между тем ее, помимо воли, смутно влекло к какой-то развязке, к определенности. Она предчувствовала, что эта весна неминуемо принесет с собой какое-то решающее событие, нечто такое, что нарушит ее теперешний покой и безмятежность.

В скором времени — хоть и не столь скором, как предсказывал мистер Уэстон, — она получила возможность судить о том, каковы чувства Фрэнка Черчилла. Энскумское семейство перебралось в Лондон несколько позже, чем кое кто воображал, но, когда это произошло, Фрэнк Черчилл не замедлил показаться в Хайбери. Он приехал на несколько часов — большего пока не мог себе позволить, — но так как прямо из Рэндалса он явился в Хартфилд, то Эмма, со свойственной ей живою наблюдательностью, мигом установила, как повлияло на него расставанье и как ей себя вести. Встреча их была самая дружеская. Не могло быть сомнений, что он очень рад ее видеть. Зато она с первой минуты ощутила сомнение в том, что по-прежнему мила ему, что он в той же мере питает к ней ту же нежность. Она зорко за ним следила и ясно видела, что он уже не так влюблен. Разлука, а в придачу к ней, очевидно, уверенность, что к нему равнодушны, оказали весьма естественное и весьма желанное действие.

Он был в отличном расположении духа, как всегда речист и весел, с наслаждением вспоминал первый свой приезд, былые разговоры, и нельзя сказать, чтоб не был взволнован. Не по спокойствию определила она, что сделалась ему безразличней, — спокойствия не было. Чувствовалось, что он возбужден, ему не сиделось на месте. Его живую натуру подмывало сегодня нечто помимо природной живости, но окончательным доводом ей послужило то, что, пробыв у нее всего четверть часа, он заторопился делать другие визиты. «По пути сюда он встретил на улице старых знакомых — не хотел задерживаться, только поздоровался мимоходом, — но имеет нескромность полагать, что они обидятся, ежели он не зайдет, поэтому, сколь ни хотелось бы ему остаться в Хартфилде подольше, он вынужден спешить».

Итак, сомнений не оставалось — он несколько остыл к ней, но ни скрытое возбуждение его, ни поспешное бегство не походили на признаки полного исцеленья, она скорей склонялась к мысли, что за ними стоят страх, как бы она опять не обрела над ним власть, и благоразумная решимость на всякий случай не оставаться с нею долго наедине.

Этот приезд Фрэнка Черчилла оказался единственным за десять дней. Он то и дело надеялся повторить его, то и дело собирался — и всякий раз что-нибудь мешало. Тетка не отпускала его ни на шаг. С этим объяснением приходили от него письма в Рэндалс. И если это говорилось искренне, если он честно пытался, но не мог, то следовало заключить, что переезд в Лондон не избавил миссис Черчилл от недуга, по крайней мере, в части нервов и своенравия. А что она и в самом деле хворала, подтвердилось: Фрэнк, будучи в Рэндалсе, объявил, что убежден в этом. Многое объяснялось фантазией, но при всем том, оглядываясь назад, он видел, что за последние полгода здоровье у нее несомненно пошатнулось. Это не значит, что уходом и лекарствами его нельзя поправить или, во всяком случае, нельзя прожить с таким здоровьем еще долгие годы; но, несмотря на весь скептицизм его отца, он не соглашался, что все ее болезни — лишь плод воображения и ничего у нее нет.

Вскоре выяснилось, что Лондон — неподходящее для нее место. Что она не в силах выносить шум большого города. Он непрестанно и мучительно раздражал ей нервы, и по истечении десяти дней письмо от ее племянника оповестило Рэндалс, что ее планы изменились. Все они незамедлительно переезжают в Ричмонд. Там миссис Черчилл рекомендовали одно светило по врачебной части, да и вообще ей симпатичен этот городок. Уж снят меблированный дом в излюбленном месте, и на новый переезд возлагаются большие надежды.

Эмме сообщили, что Фрэнк писал об этих переменах с необычайным воодушевленьем, хорошо сознавая, по всей видимости, какие блага ему сулит перспектива прожить два месяца — ибо дом сняли на май и июнь — в самой непосредственной близости от стольких дорогих друзей. Теперь-то, передали ей, он совершенно уверен, что сможет приезжать часто — можно сказать, когда и сколько пожелает.

Эмма понимала, какое толкование придает этим радужным видам на будущее мистер Уэстон. Ее одну полагал он причиной того, что они так радуют его сына. Она надеялась, что он ошибается. Ближайшие два месяца должны были показать, так ли это.

Сам мистер Уэстон радовался, как дитя. Он был в полнейшем восторге. О подобном повороте событий он мог лишь мечтать. Вот когда Фрэнк будет действительно находиться прямо по соседству! Что такое девять миль для молодого человека? Час езды. Он будет наведываться к ним все время. В этом смысле разница между Ричмондом и Лондоном огромна: все равно что видеться с ним постоянно или вовсе не видеться. Шестнадцать миль — нет, восемнадцать — верных восемнадцать будет, считая от Манчестер-стрит — это не шутка. Даже если бы он и выбрался когда-нибудь, то весь день ушел бы на дорогу туда и назад. Когда он в Лондоне, пользы никакой, с тем же успехом он мог бы оставаться в Энскуме, зато от Ричмонда как раз то расстояние, чтобы сообщаться с легкостью. Это не просто ближе — это рядом!

Одно хорошее дело сразу же с этим переездом обрело определенность — бал в «Короне». О нем не забывали и раньше, но очень скоро должны были признать, что попытки назначить точный день бесполезны. Теперь он был делом решенным: возобновились и шли полным ходом приготовления, а когда Фрэнк, вскоре после приезда в Ричмонд, прислал несколько строк о том, что его тетке от перемены обстановки уже много лучше и он уверен, что сможет приехать на сутки в любое указанное время, то назвали и число — самое раннее, какое было возможно.

Бал мистера Уэстона обещал стать событием. Молодежь Хайбери в счастливом предвкушенье считала дни, и их уже оставалось немного.

Мистер Вудхаус смирился с неизбежным. Его слегка утешало время года. Все же лучше, что эта неприятность произойдет не в феврале, а в мае. Ему на этот вечер составит компанию в Хартфилде миссис Бейтс, Джеймсу даны были необходимые распоряжения, и оставалось тешить себя надеждой, что ни с милым бутузом Генри, ни с милым бутузом Джоном в отсутствие душеньки Эммы не случится ничего страшного.