Бывает, что в жизни можно обходиться вообще без танцев. История знает случаи, когда отдельные молодые люди, без существенного ущерба для тела и души, ни разу за много, много месяцев не почтили своим присутствием ни одного мало-мальски стоящего бала; но уж когда начало положено — когда, хотя бы мимолетно, изведано блаженство быстрого движения, — надобно быть очень тяжелой на подъем компанией, чтобы не захотелось еще.

Франку Черчиллу посчастливилось танцевать в Хайбери единожды, и он жаждал танцевать еще, — а потому, когда мистера Вудхауса удалось на вечерок выманить с дочерью в Рэндалс, то последние полчаса молодые люди провели, строя на сей счет основательные планы. Замысел исходил от Фрэнка, и от него же — наибольшее рвение, ибо его соучастница в этом деле лучше могла судить о предстоящих трудностях и более его была озабочена такими вещами, как удобство и внешние атрибуты. Но и она не прочь была еще раз показать людям, как бесподобно танцуют вдвоем мистер Фрэнк Черчилл и мисс Вудхаус, — повторить то, в чем могла, не краснея за себя, потягаться с Джейн Фэрфакс, да и, в конце концов, просто потанцевать, без всякой задней мысли, подсказанной тщеславием, — и столь была не прочь, что с охотою помогала ему мерить шагами гостиную, где они сидели, чтобы посмотреть, многое ли может в ней поместиться, а потом измерить и столовую, в надежде, что вдруг вопреки утверждениям мистера Уэстона, что обе комнаты в точности одного размера, — обнаружится, что она все-таки чуть побольше.

Его первоначальное предложение и просьба устроить в Рэндалсе завершение танцев, начатых в доме мистера Коула, — собрать тех же танцоров, заручиться помощью той же музыкантши — встретило полное одобрение. Мистер Уэстон немедленно загорелся этою мыслью, а миссис Уэстон с готовностью изъявила согласие играть до тех пор, покуда танцоры не свалятся с ног; после чего устроители занялись хитроумною задачей подсчитать, кто именно придет, и вычислить, сколько места требуется отвести на каждую пару.

— Вы, мисс Смит и мисс Фэрфакс — это трое, да две девицы Кокс — это пять, — повторялось снова и снова. — А с нашей стороны — двое Гилбертов, молодой Кокс, отец и я, не считая мистера Найтли. Да, так будет в самый раз — вполне достаточно. Вы и мисс Смит, мисс Фэрфакс — это трое, и две мисс Кокс — выходит пять, а на пять пар места хватит за глаза.

Но вскоре послышались иные речи. С одной стороны:

— Но достанет ли простора на пять пар? Мне сомнительно, право…

И — с другой:

— Да и стоит ли, наконец, затевать все это ради каких-то пяти пар? Пять пар — это несерьезно. Пять пар не приглашают. В таком количестве дозволительно танцевать лишь по наитию, под влиянием минуты.

Тут кто-то вспомнил, что приезжает мисс Гилберт и ее тоже следует пригласить вместе с братом и племянником. Кто-то другой заметил, что ежели бы на вечере у Коулов кто-нибудь догадался пригласить на танец миссис Гилберт, то она бы не отказалась. Еще кто-то замолвил слово за второго из Коксов-младших, а когда миссис Уэстон напоследок помянула одно двоюродное семейство и одну старинную приятельницу, коих невозможно было обойти приглашением, то с несомненностью обрисовалось, что пять пар перерастают по меньшей мере в десять и очень стоит задуматься над тем, каким их образом разместить. Двери в обе комнаты приходились как раз напротив друг друга. «Нельзя ли занять обе комнаты, соединив их коридором?» План казался недурен, однако чувствовалось, что можно бы придумать и лучший. Эмма сказала, что так танцевать неловко, миссис Уэстон недоумевала, как тогда быть с ужином, мистер же Вудхаус решительно воспротивился подобной угрозе для здоровья. Он так всполошился, что нечего было и думать осуществить эту мысль.

— Ах нет! — говорил он. — Это был бы верх неблагоразумия. Для Эммы это недопустимо! У Эммы хрупкое здоровье. Она страшно простудится. И Гарриет, бедная малютка, — тоже. И все вы. Миссис Уэстон, это безумие — зачем вы их слушаете? Вы же сляжете в постель! Не слушайте вы их, умоляю вас! Этот молодой человек, — понизив голос, — в высшей степени легкомыслен. Вы только не говорите его отцу, но этот молодой человек не внушает мне доверия. Весь вечер он открывает двери и, ни с кем не считаясь, оставляет их открытыми. Он совершенно не думает о сквозняках. Не хочу вас настраивать против него, но я бы определенно ему не доверял!

Миссис Уэстон опечалилась, выслушав это обвинение. Она понимала его серьезность и изо всех сил постаралась отвести его. Двери, все до единой, были плотно закрыты, идея насчет коридора — навеки погребена, и возрожден к жизни первоначальный план устроить танцы лишь в той комнате, где они находились, — Фрэнк Черчилл столь необыкновенно им воодушевился, что пространство, которое четверть часа тому назад представлялось несколько тесноватым для пяти пар, сейчас начинало выглядеть в его глазах вполне достаточным для десяти.

— Мы пустились в излишнее роскошество, — говорил он. — Мы чересчур широко размахнулись. Здесь отлично станут десять пар.

Эмма усомнилась в этом:

— И получится толкотня — толкотня и давка. Танцевать, когда негде повернуться, — что может быть хуже?

— Правда ваша, — задумчиво отозвался он, — этого хуже нет. — Но тем не менее продолжал свои обмеры и тем не менее завершил их словами: — По-моему, все-таки на десять пар места хватит.

— Нет-нет, — сказала она, — вы ведете себя неразумно. Стоять вплотную друг к другу — ужасно! Что за удовольствие танцевать толпою — толпиться в тесном помещении?

— Этого отрицать нельзя, — молвил он. — Тут я согласен. Толпиться в тесном помещении… Мисс Вудхаус, вы умеете несколькими словами нарисовать точную картину. Это поразительно — поразительное искусство!.. И все же, зайдя с этою идеей столь далеко, от нее трудно отказаться. Отец будет разочарован — и вообще… не убежден, что… нет, положительно я склоняюсь к мнению, что десять пар здесь могут стать отлично. Эмма видела, что галантность молодого человека отдает своенравием, что, дабы не лишить себя удовольствия танцевать с нею, он готов упорствовать вопреки доводам рассудка, но предпочла усмотреть в этом комплимент и закрыть глаза на остальное. Если бы она допускала, что может когда-нибудь выйти за него замуж, тогда, пожалуй, на этой подробности стоило бы задержать внимание, попытаться оценить такого рода готовность и понять свойства его характера; но как простой знакомый он ей казался очень мил. Назавтра, еще до полудня, он уже был в Хартфилде, и по довольной улыбке, с которою вошел в комнату, можно было твердо сказать, что задуманный им план получил некое развитие. Вскоре выяснилось, что он принес хорошую новость.

— Ну, мисс Вудхаус, — начал он чуть ли не с порога, — надеюсь, что от страха, которого вы натерпелись при виде тесных комнат моего батюшки, у вас не окончательно пропала охота танцевать. Я пришел с новым предложением-с идеей, которая явилась моему отцу и ждет единственно вашего одобрения. Могу ли я уповать на честь танцевать с вами первые два танца на нашем предполагаемом балу, имеющем состояться не в Рэндалсе, а в трактире «Корона»?

— В «Короне»?

— Да. Ежели вы и мистер Вудхаус не против — а вы, я полагаю, не против, — то батюшка мой изъявляет надежду, что его друзья любезно согласятся посетить бал, который он дает в «Короне». Там он им может обещать большие, чем в Рэндалсе, удобства и не менее радушный прием. Это его собственное предложение. У миссис Уэстон нет возражений — при том условии, что их не будет у вас. В этом мы все едины. Да, вы были бесспорно правы! Десять пар в любой из рэндалских комнат — это невыносимо! Это ужасно! Я и сам чувствовал все время, что вы правы, а не сдавался только из желания устроить хоть что-нибудь. Ну, как вам такая замена? Не правда ли, хороша? Надеюсь, вы даете свое согласие — вы согласны?

— На мой взгляд, подобный план ни у кого не может вызвать возражений, раз мистер и миссис Уэстон ничего не имеют против. Я нахожу, что он превосходен, и, что до меня, принимаю его с удовольствием. Лучшего выхода быть не может… Вам не кажется, папа, что это великолепный выход из положения?

Эти слова понадобилось изложить заново и растолковать, покуда мистер Вудхаус до конца уразумел, в чем состоит план, а так как план этот был нов и неожидан, то без дальнейших ходатайств он быть признан приемлемым не мог.

Нет, он считает, что это вовсе не выход — это прескверный план — гораздо хуже прежнего. В трактире всегда сырость, там находиться вредно, ни одна комната не проветривается как следует, все они нежилые. Ежели им так необходимо танцевать, то пусть уж лучше танцуют в Рэндалсе. Он ни разу ногою не ступал в эту залу — хозяев «Короны» даже в лицо не знает… Нет, план никуда не годен — где-где, а в «Короне» им наверное обеспечена простуда!

— Я, кстати, имел в виду заметить, сэр, — вставил Фрэнк Черчилл, — чем в особенности предпочтительна таковая замена, так это тем, что она практически устраняет опасность простудиться — в этом смысле «Корона» много надежнее Рэндалса. В рассуждении этого один только мистер Перри может иметь основания сожалеть о перемещении в «Корону».

— Сударь, — в некоторой запальчивости произнес мистер Вудхаус, — вы глубоко заблуждаетесь, ежели принимаете мистера Перри за подобного сорта личность. Мистер Перри теряет всякий покой, когда кому-нибудь из нас случается захворать. А кроме того, мне непонятно, почему зала в «Короне» надежней, нежели гостиная в доме вашего батюшки.

— По той именно причине, сэр, что она больше. Нам не для чего будет отворять окна — ни разу за весь вечер, — а все беды, сэр, как вам прекрасно известно, и проистекают от злостного обыкновения открывать окна и впускать к разгоряченным телам холодный воздух.

— Отворять окна? Но, мистер Черчилл, кому же в голову взбредет отворять окна в Рэндалсе? Кто способен на такое безрассудство? В жизни не слыхал ничего подобного! Танцевать с раскрытыми окнами? Никогда ваш отец и миссис Уэстон — в девичестве бедная мисс Тейлор — не потерпят такого, я уверен…

— А, сэр, — но то-то и оно, что иной может подчас по молодости и неразумению шмыгнуть незамеченным за штору и распахнуть окно настежь. Мне самому часто случалось наблюдать.

— Да что вы, сударь?.. Ну и ну! Никогда бы не предположил! Впрочем, живя, как я, вдали от света, недолго поразиться тому, что слышишь… Однако это и впрямь меняет дело — так что, пожалуй, когда мы обсудим все «за» и «против»… только тут надобно основательно подумать. Такие вещи не решаются наспех. Ежели мистер и миссис Уэстон любезно согласятся как-нибудь утречком посетить меня, то можно будет потолковать — посмотреть, как это лучше уладить.

— Да, сэр, но я, к несчастью, ограничен временем…

— Ах, времени сколько угодно, — перебила его Эмма, — все-все успеем оговорить! Спешить нет ни малейшей надобности. Ежели порешите на «Короне», папа, то это будет как нельзя удобнее для наших лошадей. Оттуда до нашей конюшни рукой подать.

— Справедливо, душа моя. Это важное соображение. Джеймс, правда, не имеет привычки жаловаться, но все равно лошадей надлежит по возможности беречь. Быть бы только уверенным, что комнаты хорошенько проветрят… да можно ли положиться в этом на миссис Стоукс? Сомневаюсь. Не знаю я ее — даже в лицо.

— За такого рода вещи, сэр, я могу смело поручиться, потому что ими займется миссис Уэстон. Она вызвалась всем руководить.

— Видите, папенька? Теперь вы должны быть покойны. Наша дорогая миссис Уэстон! А она — сама предусмотрительность. Помните, что сказал еще давным-давно мистер Перри, когда я болела корью? «Раз мисс Тейлор взялась следить, чтобы мисс Эмма была тепло укрыта, значит, вам нечего бояться, сэр». Сколько раз приводили вы эти его слова как свидетельство ее достоинств!

— Да, верно. Именно так и сказал мистер Перри. Могу ли я забыть? Бедная ты моя девочка! Натерпелась ты от кори — то есть могла бы натерпеться, если б не бесконечное внимание со стороны Перри. Целую неделю приходил тебя проведать по четыре раза в день. Он с самого начала говорил, что это легкая форма кори, чем очень нас успокоил, но вообще это тяжкий недуг. Надеюсь, когда у бедняжки Изабеллы малыши начнут болеть корью, она пошлет за Перри.

— Отец мой и миссис Уэстон сейчас в «Короне», — сказал Фрэнк Черчилл. — Обследуют возможности помещения. Я оставил их и поспешил в Хартфилд узнать ваше мнение, надеясь также, что вы не откажетесь присоединиться к ним и помочь советом на месте. Они просили передать, что это их общая просьба. Вы бы их очень обязали, если б позволили мне проводить вас туда. Без вас им не справиться.

Эмма с живейшим удовольствием откликнулась на призыв принять участие в таком совещании, и, напутствуемая увереньем своего батюшки, что он все это в ее отсутствие взвесит, она без промедления отправилась с молодым человеком в трактир «Корона». Мистер и миссис Уэстон были там, оба занятые делом, оба им увлеченные, но по-разному: ее кое-что обескураживало, его все приводило в восторг; они очень обрадовались приходу Эммы и возможности послушать, что она скажет.

— Эмма, — обратилась к ней миссис Уэстон, — обои в худшем состоянии, чем я думала. Взгляните, какая страшная грязь местами, а панели невообразимо обшарпаны и пожелтели…

— Радость моя, вы чересчур разборчивы, — возразил ее супруг. — Ну, какое это имеет значение? При свечах ничего не будет заметно. Чистота будет при свечах — не хуже, чем в Рэндалсе. Мы, когда собираемся вечером на вист, ничего этого не видим.

Здесь дамы, может статься, обменялись взглядами, в которых читалось: «Мужчины вообще не различают, где чистота, где грязь»; мужчины же, вероятно, подумали, каждый про себя: «Вечно женщин занимает всяческая чепуха, придумывают они себе заботы».

Возникло, однако же, затруднение, от которого и мужчины не могли отмахнуться. Оно связано было с помещением для ужина. В те дни, когда сооружалась зала, ужинать на балах было не принято, поэтому к ней пристроили только небольшую комнатку для игры в карты. Что было делать? Игорная комната понадобится как игорная комната, а если даже они теперь порешат между собою, что карты не нужны, то все же не слишком ли она мала, чтобы свободно разместиться в ней за ужином? Можно было бы воспользоваться для этой цели другою комнатой, гораздо более подходящей по размеру, но она находилась в другом конце дома, куда попасть нельзя было иначе, как по длинному неудобному переходу. В том и состояла сложность. Миссис Уэстон боялась, что молодежь в переходе прохватят сквозняки, а Эмма и оба джентльмена не могли примириться с перспективой ужинать в тесноте.

Наконец миссис Уэстон предложила не устраивать настоящего ужина, а ограничиться тартинками и прочими холодными закусками, выставив их в игорной комнате, но предложение ее с презрением отвергли. Объявлено было, что бал, на котором нельзя угостить своих друзей за столом, — не бал, а надувательство, позорное попрание человеческих прав, и пусть миссис Уэстон об этом больше не заикается. Тогда она пошла по другому пути: она заглянула в спорную комнату и заметила:

— По-моему, мы напрасно признали эту комнату слишком тесной. Ведь нас соберется не так уж много! И в ту же минуту из перехода донесся голос мистера Уэстона, который большими шагами мерил расстояние от одного его конца до другого:

— Не понимаю, дорогая, почему вы признали этот переход слишком длинным. Тут говорить не о чем — а с лестницы нисколько не дует!

— Хорошо бы знать, — сказала миссис Уэстон, — которую из двух возможностей предпочли бы наши гости. Для нас главное — сделать так, чтобы понравилось большинству, но кто подскажет нам их выбор?

— Верно! — подхватил Фрэнк. — Совершенно верно. Вы желаете знать мнение соседей — хотя бы главных. Я вас понимаю. Если бы выяснить, как на это… Коулы, к примеру. И живут недалеко отсюда. Сходить к ним? Или — мисс Бейтс. Та еще ближе… Тем более что никто лучше мисс Бейтс, как мне представляется, не осведомлен о вкусах и склонностях остальных соседей. Я думаю, наш совет необходимо расширить. Что, если я пойду и позову на него мисс Бейтс?

— Пожалуй — если вам угодно, — без особой уверенности в голосе отозвалась миссис Уэстон, — если вам кажется, что от нее будет польза…

— Никакого проку вы от мисс Бейтс не добьетесь, — сказала Эмма. — Восторгов и изъявлений благодарности будет хоть пруд пруди, а путного — ничего. Она даже не расслышит ваших вопросов. Не понимаю, зачем надобно обращаться к мисс Бейтс.

— Но она так забавна, так необыкновенно занятна! Для меня чистое наслажденье слушать, как разглагольствует мисс Бейтс! И потом, мне ведь не обязательно приводить все семейство… Тут вошел мистер Уэстон и, услышав, что предлагает сын, решительно поддержал его:

— Правильно, Фрэнк. Поди приведи мисс Бейтс, и мы разом покончим с этим делом. Идея ей понравится, я знаю, и если есть человек, который может показать, как нужно справляться с трудностями, — то это она. Да, сходи за мисс Бейтс. Очень уж мы распривередничались. Она — живой урок уменья быть счастливым. Ты только приведи обеих. Обеих зови сюда.

— Обеих, сэр? Но по силам ли старушке…

— При чем тут старушка? Нет, речь идет о молодой. Я сочту тебя олухом, Фрэнк, ежели ты приведешь тетушку без племянницы.

— Ох, простите, сэр! Совсем о ней забыл. Конечно, Раз вы хотите, я непременно постараюсь уговорить обеих.

И он убежал.

Задолго до того, как он появился опять, ведя с собою низенькую, размашисто шагающую тетку и грациозную племянницу, миссис Уэстон, как и подобает обладательнице миролюбивого нрава и хорошей жене, еще раз обследовала переход и убедилась, что ужасы, приписываемые ему, не столь ужасны, а точнее, не стоят выеденного яйца, и на том трудности, связанные с выбором, окончились. Остальное — во всяком случае, по предварительным расчетам — было легко и просто. Второстепенные вопросы — разные там столы и стулья, освещение и музыка, чай и ужин — решились сами либо отложены были до того времени, когда о них договорятся между собой миссис Уэстон и миссис Стоукс. Все приглашенные, несомненно, будут; Фрэнк уже написал в Энскум, что предполагает задержаться на несколько дней сверх отпущенных ему двух недель, и уверен был, что ему не откажут. Бал обещал удаться на славу!

С этим, по прибытии на место, всей душой согласилась и мисс Бейтс. Как советчица она не понадобилась; как изъявительница одобрения (куда менее ответственная роль) оказалась незаменима. Горячие, неиссякаемые потоки одобрения всего и вся, как в общем, так и в частностях, невольно нежили слух, и полчаса еще продолжалось хождение туда-сюда, из одной комнаты в другую — кто предлагал, кто молча слушал, но все предвкушали грядущее с радостным волненьем. И прежде чем разошлись, герой бала добился от Эммы подтверждения того, что первые два танца обещаны ему, и она слышала, как мистер Уэстон шепнул жене: «Он ангажировал ее, дорогая. Все идет как надо. Я так и знал!»