Москва, сентябрь 2015

Черт знает что такое! Третий раз сдаю историю искусств и никак не могу получить приличную оценку! Похоже, Мышиный жеребчик нарочно меня валит, чтобы я снова и снова тащилась к нему на переэкзаменовку. Старый извращенец с похотливыми глазками и потными ладошками задумал взять меня измором. Я кинула дерзкий взгляд на горбоносое улыбающееся лицо, на седые, коротко подстриженные усики и с отчаянием выдохнула:

– Я не учила годы жизни Веласкеса. В вопросах этого не было.

– Душа моя, такие вещи не нужно учить, такие вещи надобно знать! – наставительно затянул профессор Горидзе. – Вы же будущий культуролог! Вот что, дорогая Лора. Если хотите получить хотя бы тройку по моему предмету, приходите завтра, подготовленной. – Он секунду помолчал и чуть тише добавил: – Или сегодня. Ко мне домой. Без подготовки. Твердая четверка вам гарантирована.

Вот старый урод! Так я и знала, что все сведет к постели!

– Ладно, чего тянуть. Давайте сегодня, – буркнула я.

– Тогда в шесть часов, вот адрес. Держите, – профессор вытащил заранее приготовленную бумажку с адресом. – И не опаздывайте, Лора!

Поднявшись со скамьи, я на негнущихся ногах вышла из аудитории, на ходу запихивая в карман короткой расклешенной юбки чертов листок с проклятущим адресом. Глаза бы мои не видели старого козла Вахтанга Илларионовича!

Я вынула смартфон и, следуя по коридору к лифтам, набрала номер тети Милы. Тетя Мила – единственный человек, которому на меня не наплевать. Она подруга моей матери. Я часто гостила у нее в детстве, после того как папа погиб, а мама стала пить. Тетя Мила приезжала и забирала меня к себе в гостиницу, чтобы я не видела пьяных маминых дебошей. Мила – управляющая в гостинице, и ей необходимо много времени проводить на работе. Но я не только на работу, я и домой к ней часто наведываюсь, ибо мне больше не к кому идти. Гудки в смартфоне сменились тревожным голосом маминой подруги:

– Да, Лорочка? Что-то случилось?

– Теть Мил, мне ужасно неловко, вы меня сегодня ждете к себе. Наготовили, наверное, всяких вкусностей, а я не смогу приехать. Помните, я вам говорила про преподавателя по истории искусств?

– Это тот, который как бы случайно хватает студенток за пикантные места?

– Он самый. К шести часам иду к нему домой, пересдавать экзамен.

– Даже не думай! Лора!

– Да бросьте, теть Мил! Сказала, пойду – значит, пойду!

Я тронула клавишу отбоя и, не обращая внимания, что смартфон вновь звонил и на дисплее высвечивалась надпись «Мила», нажала на загоревшуюся красным кнопку лифта. Пока ждала приезда кабины, рассматривала свое отражение в оконном стекле. Как непривычно быть светленькой! Но мне идет, тетя Мила была права, когда уверяла, что с рыжиной в волосах я выгляжу простушкой. И трикотажная шапка с кошачьими ушками тоже пришлась как нельзя более кстати. Получилось довольно стильно, совсем по-анимешному. Вот только кофты с принтом Лайта Ягами не хватает.

Лайт Ягами – мой любимый персонаж, главный герой экранизированной манги «Тетрадь смерти». Сюжет истории сводится к тому, что к лучшему ученику Японии попадает особая Тетрадь, которую сбросил на землю скучающий бог смерти Рюк. Стоит только вписать в эту Тетрадь имя любого человека, и через сорок минут он умрет. И Лайт Ягами становится убийцей, что по-японски звучит как «кира», ибо тут же принимается уничтожать всякую мразь, делая мир лучше. У него есть помощница, которую зовут Миса Аманэ, и Миса Аманэ – это я.

Я знаю, чувствую, верю, что где-то совсем близко ходит мой Лайт Ягами, и рано или поздно я его встречу. И вот тогда мы вынем из тайника Тетрадь смерти и впишем туда имена всех гадких уродов, которые просто обязаны умереть. А чтобы Лайт меня узнал, я надеваю «флер де лис» на шею, ибо подвеска в форме геральдической лилии украшала Мису в манге. Я так же, совсем как Миса, предпочитаю в одежде розовые и черные цвета. Ну и, конечно же, ношу шапку с кошачьими ушками.

Идея надеть кофту с Лайтом настолько захватила меня, что я плюнула на ползущий с черепашьей скоростью лифт, не став его дожидаться, и припустила вниз по лестнице. Перепрыгивая через две ступеньки, сбежала на первый этаж, выстояла длинную очередь в гардероб, сунула старухе на выдаче номерок и, получив свой плащ, выскочила на улицу. Не обращая внимания на моросящий осенний дождь, пешком побежала к метро, не застегиваясь и подставляя дождю пылающее лицо. На станцию вбежала вся мокрая, и, вскочив в отъезжающий поезд, уже через полчаса была в квартире матери.

Я не могу называть место, где прожила большую часть жизни, своим домом, ибо это не мой дом. Здесь живет мама. Живет не одна, а с редким придурком, который занял место моего отца. Мать и этот урод вместе пьют, потом ругаются, а после предаются пьяной слюнявой любви. Везде, где придется. Не стесняясь никого и ничего. В грязной прихожей. На загаженной кухне. На заплеванном полу гостиной. И некому им сказать, что это скотство, ибо я для них пустое место и меня они не слышат. Как я их всех ненавижу! Если бы папа был жив, он бы обязательно их покарал. Как Лайт Ягами. Беспощадно и безжалостно. Уничтожил с корнем. Вот бы мне встретить Лайта! Я бы все для него сделала. Любила бы его так сильно, как никто никогда не любил.

Тетя Мила говорит, что, хоть я и фантазерка, я обязательно встречу свою любовь. Она единственная, кто меня понимает. С кем я могу разговаривать. Зная, что я не переношу вида пьяной матери и ее похотливого ишака-мужа, Мила дала мне ключи от своей комнаты в коммуналке. Комната давно пустует, ибо тетя Мила поселилась у матери, которая долго болела, а теперь умерла. Мила осталась в опустевшей материнской квартире, а комнату в коммуналке предоставила в мое полное распоряжение. Ну, в самом деле, должна же у меня быть своя личная жизнь? Куда я приведу Лайта Ягами? На мамин скотный двор?

Я открыла дверь материнской квартиры своим ключом и сразу же окунулась в шум скандала. На кухне орали как минимум три кавалера и две дамы, аккомпанируя себе звоном посуды.

– Не было больше водки, я тебе говорю! – визжала соседка сверху. – Смотри, Настюх, на икону божусь! Во, видала? Истинный крест!

– Да че ты врешь, гадина? – выла мать. – Как язык твой поганый поворачивается сказать такое! Чтобы водки в магазине не было! Это ж надо придумать!

– Настенька, не волнуйся, тебе вредно, у тебя сердце! – чуть не плача, умолял материн муж под чей-то гомерический хохот.

– Ты на колени перед ней встань, замминистра хренов! Попроси как следует, чтобы она свою пасть захлопнула, – подначивал один из весельчаков, пока другой заливался смехом.

– Заткнись, тебя не спросили, – оборвала смешливого гостя мать. – Петрухин меня любит, понятно? Заботится обо мне. Потому что я женщина с большой буквы. Про меня один поэт стихи писал. А ты скотина. А ну! Пошел отсюда! Пошел, тебе говорю!

Обо что-то грохнула бутылка, зазвенело битое стекло, и прямо на меня из кухни выскочил перепуганный приземистый толстяк в тельняшке и старых джинсах. Следом за ним выбежала мать, вооруженная «розочкой», но, увидев в прихожей меня, замерла с занесенной для удара рукой. Толстяк, пользуясь случаем, прошептал «пардон» и, просочившись мимо, выскользнул в открытую дверь, а мать удивленно спросила:

– Ты чего здесь, Лорка? Ты же вроде бы у Милы?

– За вещами пришла, – буркнула я, проходя в свою комнату.

На моей кровати, прямо на кигуруми-пикачу, спала давно немытая особа, от которой нестерпимо несло мочой. Я открыла шкаф и принялась шарить на полке в поисках кофты и никак не могла найти. Должно быть, гости украли. И почему я не забрала ее сразу? В самом деле, почему? Да потому что вспомнила о Лайте Ягами совсем недавно. Только что вспомнила. Когда смотрелась в темное стекло окна и думала, как мне идут кошачьи ушки.

За спиной скрипнула дверь. Я оглянулась и увидела мать. Застыв в дверном проеме, она с деланой заботой осведомилась:

– Ты че там возишься? Ищешь чего?

– Так, ничего, – чуть слышно пробормотала я, выскальзывая из комнаты в коридор и устремляясь к выходу из квартиры.

Мать сунула мне в руку початую бутылку вина и половину буханки бородинского хлеба.

– На вот, выпей. «Изабелла». Сладенькое. Хлебушком закусишь.

– Спасибо, не нужно, – буркнула я, деликатно отстраняя от себя подачку.

Из кухни появилась соседка сверху и, уперев руки в бока, окинула меня недобрым взглядом:

– Мультяшка наша пришла! Пойду я, Настена. Нормальным людям рядом с этой шибанутой делать нечего.

– Ты че, коза, обалдела? – Мать угрожающе перехватила бутылку красного за горлышко и двинулась на собутыльницу. – Это же дочь моя! Ты о ком говоришь «шибанутая»?

Выскользнув на лестничную клетку, я вставила наушники в уши, под аппенинг из «Темного дворецкого» сбежала по лестнице вниз и выскочила на улицу. Дождь прекратился, и прохожие торопились по своим делам, выбирая между лужами, куда наступить, чтобы не зачерпнуть воды. Я же, загребая ногами, шлепала прямо по лужам и представляла себе, что наступаю на ненавистные лица маминых друзей. Ненавижу! Как я их всех ненавижу! Человеческие отбросы. Мусор. Лайт Ягами с ними церемониться бы не стал. Как мне его не хватает! Я уязвима и беззащитна без него, как черепашка без панциря.

Разве что Валера окажется героем, которого я так жду? Я познакомилась с ним в клубе любителей аниме. Он был одет, как Лайт, и я подумала, что хоть Валера и не дотягивает до анимешного красавца, кто знает – может, он тот самый «кира», кого я ищу? Смартфон в кармане беззвучно вибрировал, требуя ответа. Но я и так знала, что это тетя Мила. Пытается остановить меня, не пустить к Мышиному жеребчику. Но я все равно пойду. Пойду, и все.

Я вышла на Садовое кольцо и прислонилась спиной к остановке, дожидаясь троллейбуса. Есть совершенно не хотелось, но я все-таки жевала купленный в ларьке хот-дог, запивая его теплой колой. И внимательно смотрела по сторонам, выбирая среди проходящих парней того, кто мог бы быть «кирой». Некоторые улыбались в ответ на мой пристальный взгляд, но большинство потенциальных героев опасливо косились в мою сторону, ускоряя шаг. Троллейбус вез меня больше получаса, подолгу задерживаясь на светофорах, и я уже думала, что опоздаю к шести часам, но все-таки успела.

Выйдя из троллейбуса, сверилась с бумажкой и присвистнула. Ого! Задрав голову, я смотрела на высотную сталинку. Как, оказывается, хорошо живут искусствоведы! Правильную профессию мне посоветовала тетя Мила. В подъезде было гулко и свежо. И мраморно-торжественно, как в парадном зале дворца из «Волчицы и пряностей». Консьержка в стеклянной будке устремила на меня пытливый взгляд, и, проходя к лифтам, я вынуждена была заискивающим голосом сказать:

– Я на шестой этаж, в сто сорок восьмую квартиру. К Вахтангу Илларионовичу Горидзе.

Женщина милостиво кивнула, и я почувствовала прилив неконтролируемой злости. Что за хамство? Почему я должна перед кем-то оправдываться? Вот был бы со мной Лайт Ягами и его магическая Тетрадь, эта крыса не посмела бы так на меня смотреть. А если бы и посмела, то горько бы об этом пожалела. Тварь. Ничтожная жалкая тварь, способная лишь на то, чтобы сверлить своими наглыми глазками идущих к жильцам гостей.

Стоя перед высокими дверями профессорской квартиры, уходящими под четырехметровый сводчатый потолок, я поправила шапку и уже было собралась нажать на пуговку звонка, как дверь стремительно распахнулась и передо мной возник Мышиный жеребчик в длинном кожаном пальто и франтоватой шляпе. И тут я поняла, почему, несмотря на протесты тети Милы, так стремилась приехать к профессору. Было в нем что-то такое, отчего мне вдруг подумалось – а вдруг это он? Мой герой? Лайт Ягами, только постаревший? Не замечая моего изучающего взгляда, Вахтанг Илларионович озабоченно проговорил, не пуская в квартиру:

– Я ждал вас, Лора. И знаете зачем? Ни за что не догадаетесь. У меня к вам необычное предложение. Никогда не пробовали работать на выносе аукционных лотов?

– Как-то в голову не приходило, – промямлила я.

– Хотите попробовать? Соглашайтесь! – Он широко улыбнулся, отчего седые усы его подпрыгнули к самому носу. – Четверка, да нет, что я говорю! Пятерка по моему предмету вам обеспечена! У вас есть белая блузка и строгая темная юбка чуть выше колен? Туфли на шпильке тоже бы не были лишними.

– Я не ношу туфлей на шпильке. Предпочитаю другой стиль.

– Ваш стиль называется «готическая Лолита с уклоном в аниме» и совершенно не годится для нынешнего вечера, – констатировал он. – Ну что же, это поправимо. Заедем в магазин и купим все, что нужно.

И, расценив мое замешательство как согласие, вышел из квартиры, в глубине которой заливался плачем младенец, должно быть, его внук. Запер двери на все замки и, галантно подхватив меня под локоть, направился к застывшему на этаже лифту.