Он проснулся с металлическим привкусом во рту и тяжестью в затылке. В комнате царил полумрак из-за задернутых штор, и непонятно было, какое время суток. Из всех чувств в теле сыщика осталась только тупая ноющая боль в каждой клеточке.

На часах — полдевятого. Утра или вечера? Лимек вернулся около шести вечера и сразу рухнул на диван. Проспал он всю ночь или только два с половиной часа? Сыщик сполз с дивана, подошел к окну и отдернул штору. Определиться со временем суток это не помогло: за окном был серый и промозглый сумрак. Но тут задрожала эстакада надземки, а так как поезда прекращали движение в восемь вечера, выходит, это был утренний поезд.

Итак, Лимек рано лег и долго спал, но сон не принес желаемого облегчения. Раздеться Лимек забыл, одежда смялась и пропиталась потом. Все тело ломило и требовало отдыха. Денька этак на три. Со здоровым и крепким сном, турецкими банями, массажистками, сытными обедами в «Маджестике» и хорошими сигарами на десерт. Но Лимек, пока не закрыл дело и не отчитался о результатах перед Ксавье, мог предложить организму только горячий душ, кофе и яичницу. Как надеялся сыщик, завершение было уже не за горами. По большому счету, осталось уяснить некоторые детали — а уж аппарат пусть ищут сами, наперегонки с трискелями. Тут я пас.

Лимек разжег огонь в титане и залез под душ. Теплый дождик ласково барабанил по подставленному затылку, смывая пот, грязь и страх последних дней. К черту, подумал сыщик. Надо урвать с Ксавье сколько получится, и выходить из игры. Пусть Коверкотовый бегает по крышам и палит из револьвера.

Побрившись и почистив зубы, Лимек надел свежую рубашку и темно-синие брюки. Двубортный пиджак от того же парадного костюма Лимек терпеть не мог, но повседневный был, во-первых, серый, что никак не сочеталось с брюками, а во-вторых, слишком грязный, чтобы идти в нем в Управление. Лимек переложил в карманы дневник и револьвер, повесил пиджак на спинку стула, поставил чайник, разбил на сковородку пару яиц и, чтобы занять руки — курить хотелось зверски, но сигареты он, конечно же, забыл вчера купить — натер гуталином ботинки.

Лимек наливал себе кофе, когда заметил, что флажок на приемнике пневмопочты торчит вверх. Там оказался не один, а целых два патрона. В первом — короткая записка от Гастона: «Выяснил про Коверкотового. В час на углу Фокалора и Семи Праведников. Готовь деньжата!» Место это было в двух шагах от площади Авернуса, и Лимек решил встретиться с журналистом после Ксавье. Тем более, что Коверкотовый, которому Лимек успел сломать челюсть, уже мало его интересовал. Но заплатить Гастону придется, обещания надо выполнять, хорошие информаторы на дороге не валяются...

Во втором тубусе был отпечатанный на машинке отчет Абби о том, как она провела вчерашний вечер.

Опуская драматическую историю попытки соблазнения (неудачной), попытки подкупа (удачной) охранника приюта (пятьдесят талеров), и методологию поиска метрик в архивах при свете потайного фонарика, из отчета можно Лимек почерпнул следующую информацию.

Мальчика по имени Абель Унтерслак отдали в приют январе сорок седьмого. На его усыновление в течение последнего года претендовали инженер Персиваль Петерсен, профессор Симон Фост, доктор Криспин Меерс. Все трое забирали ребенка из приюта по очереди, последние два месяца — практически ежедневно.

И это не походило на действия троицы старых развратников. Скорее, на работу над длительным экспериментом.

Абель Унтерслак. Внебрачный сын? Определенно. Только чей? Альбины или Марианны Петерсен? Они обе пострадали от Большого Шторма — Марианна покончила с собой, а Альбина на три угода попала в Азилум, в заботливые руки доктора Криспина Меерса.

Ну что ж, подумал Лимек, начнем с Альбины.