Глава седьмая

К тому времени, как драккар «Красный Дракон» добрался до устья реки Лиффи, солнце уже клонилось к закату, ослепляя алым светом, ветер дул ровно и сильно. Воины Орнольфа готовились грести против течения.

Два дня бушевала непогода, заперев их в бухте, где Орнольф и Торгрим закопали корону. Ветер завывал вокруг, заглушая ливень, а викинги сгрудились на палубе под навесом, который натянули для защиты от дождя. Они слышали звуки, доносящиеся с берега: то могли быть тролли или кто похуже. Чтобы хоть чем-то занять себя и справиться со страхами, викинги ели и пили до беспамятства. Затем шторм наконец утих, небо прояснилось, но ветер оставался сильным. Они пошли под парусом, и Торгрим внимательно запоминал метки, которые должны были привести его назад в крошечную бухту.

Двумя длинными галсами они добрались до берега и вошли в устье реки Лиффи, но ветер не позволял им приблизиться к крепости Дуб-Линн. Ворча и ругаясь, викинги сняли парус и сели за длинные весла.

Теперь Торгрим стоял на своем месте у рулевого весла, щурясь в ослепительных лучах оранжевого заката, и вел корабль меж илистых берегов и низких зеленых холмов.

А Орнольф Неугомонный снова буйствовал.

Опять он торчал на носу драккара, сжимая кубок в руке и осыпая проклятиями и богов, и всех, кого мог разглядеть на берегу. Другой рукой Орнольф держался за форштевень, к которому обычно крепилась голова резного дракона. При приближении к земле голову всегда снимали, чтобы земные духи не пугались ее вида, и Торгрим часто размышлял о том, чем резная голова ужаснее пьяного Орнольфа.

Он оглядывал южный берег реки. Тут и там были разбросаны дома, некоторые прятались за круглыми каменными стенами или сплетенными из камыша заборами. Недалеко от воды расположилась церковь. «Так близко от крепости викингов… Там наверняка нет ничего ценного», — подумал Торгрим. По крайней мере уже нет.

Люди тоже встречались — пахарь с упряжным волом, спешивший завершить свою работу до заката, дети, что-то собирающие на поле. Женщина стирала в реке белье, и Орнольф прокричал ей какие-то слова, когда драккар проплывал мимо. Та подняла глаза, провожая корабль взглядом. Торгрим подумал о том, понимает ли она северное наречие, и решил, что нет. Иначе она сбежала бы в ужасе от того, что Орнольф предлагал ей.

Викинги, привыкшие к веслам, гнали драккар вперед мощными размеренными гребками. Юный Харальд греб вместе с остальными, и Торгрим наблюдал за ним, когда. Харальд не смотрел в его сторону. Не так давно мальчик едва справлялся с веслом, пусть ни за что не признался бы в этом. Вместо того чтобы жаловаться, Харальд сжимал зубы, налегал на весло и притворялся, что вовсе не напрягает все свои детские силенки.

Но теперь он греб с той же легкостью, что и старшие, — подавался вперед, отправляя весло к носу, откидывался назад и тянул его на себя, снова и снова, в размеренном механическом ритме, темп которого викинги при необходимости могли удерживать большую часть дня.

Торгрим успел отвернуться прежде, чем Харальд заметил, что за ним наблюдают. Орнольф орал:

— Ах вы, дублинские ублюдки! Прячьте жен и дочерей, если не хотите, чтоб Орнольф Неугомонный всех их сразу поимел!

Торгрим сплюнул в реку и пожелал Орнольфу заткнуться. Он чувствовал, как возвращается мрачное настроение.

Закат. Это часто случалось на закате и усиливалось с наступлением темноты.

Днем Торгрим сын Ульфа был довольно приятным человеком. Он, к слову, славился своим необычайно спокойным характером. Люди с радостью принимали от него приказы, делились своими проблемами, предпочитая обращаться к нему, а не к сварливому Орнольфу. Но как только солнце садилось за горизонт, Торгрим становился раздражительным и искал драки. Сам он привык называть это наваждение духом волка, который приходил во тьме и заставлял его огрызаться и злиться. И Торгриму это не нравилось. Он пытался сопротивляться, но поделать ничего не мог.

Теперь же солнце садилось за низкие холмы, а порт уже виднелся выше по реке: несуразного вида деревянный форт в окружении убогих хижин и грязных дорог. Два здания возвышались над остальными, и Торгрим догадался, что это, должно быть, храм и медовый зал. Особенно не приходилось гадать, в котором из зданий будет восхвалять бога его команда, как только корабль поставят у причала.

— Тише ход! — рявкнул Торгрим, и весла перешли на медленный ритм, аккуратно подводя драккар к докам.

Торгрим оглядел скопление разномастных судов у причала — океанские кнорры, несколько драккаров, мелкие боевые корабли и куррахи. Довольно много кораблей. По всей видимости, Дуб-Линн действительно был торговым центром, как заявлял Орнольф.

У дальнего края дока Торгрим заметил свободное место. Он налег на весло, разворачивая драккар и направляя «Красный Дракон» к намеченной точке.

— Еще раз, и суши весла! — крикнул он.

Команда сделала один долгий размеренный гребок и втянула весла через отверстия в бортах, чтобы уложить их на палубе отточенным синхронным движением, а Орнольф в это время вопил: «Ха! Вы гребете, как стайка старух! Хорошо, что Орнольф здесь и готов пройтись по всем дублинским девчонкам, потому что вы и на это не способны, хромые вы хрены!»

Торгрим сердито нахмурился, стараясь смотреть только на причал, к которому подходил «Красный Дракон». Харальд, как всегда, готовился первым спрыгнуть на берег, а сейчас стоял на носу рядом со своим крикливым дедом и держал в руках толстый швартовочный канат.

Нос развернулся к доку, и Харальд прыгнул над водой, хотя, если бы он подождал еще минуту, корабль подошел бы к настилу вплотную и через борт можно было бы просто перешагнуть. Парнишка с грохотом приземлился на доски, споткнулся, побежал вперед и накинул канат на судовую утку, затягивая узел по мере того, как драккар подходил ближе.

— Сразу видно, что мой внук — единственный на этом корабле, кроме меня, у кого есть мозги и яйца! — завопил Орнольф.

Викинги один за другим переступали через борт; кто-то направился к докам, другие просто осматривались. Некоторые из них и раньше бывали в Дуб-Линне, но большинство впервые сошло здесь на берег, не скрывая своего любопытства.

Орнольф прибежал на корму.

— Хей, Торгрим, мы добрались! И мы еще живы!

Обычно люди старались не приближаться к Торгриму так поздно вечером, опасаясь его дурного настроения, но Орнольф отличался то ли бесстрашием, то ли глупостью. К тому же они много времени провели вместе и прошли бок о бок через такие передряги, что теперь не могли друг на друга сердиться.

Орнольф передал Торгриму полный до краев кубок меда и тот с радостью принял его и осушил.

— Трюм у нас полный, так что выручим тут целое состояние, — сказал Орнольф, и Торгрим кивнул. — Нужно еще приготовить какой-нибудь дар тому жалкому ублюдку, который у них тут главный, — продолжил Орнольф, — чтобы показать наше уважение.

— Я посмотрю, что у нас есть подходящего его чести, — ответил Торгрим.

— Хорошо, хорошо. Ну а я поведу моего дорогого внука в медовый зал и научу его пить и гулять, как подобает мужчине! Ты с нами?

— Нет.

Торгрим размышлял, не запретить ли Харальду эту прогулку. Ему не хотелось отдавать сына на попечение Орнольфа, который мог оказать на него дурное влияние. Халльбера Прекрасная, мать Харальда и дочь Орнольфа, когда-то умоляла Торгрима держать мальчика подальше от деда, и теперь Торгрим задавался вопросом, не пришло ли время почтить ее память, припомнив свой обет. Торгрим любил Харальда больше жизни, но это не мешало ему признавать, что парнишка не блещет умом и с легкостью может перенять скверные привычки Орнольфа.

Однако Харальд больше не был ребенком. Он изо всех сил старался занять свое место среди мужчин. И запреты ничуть этому не помогут.

Торгрим чувствовал, как злость сжимает виски. Когда им овладевал дух волка, думать становилось очень сложно.

— Я останусь на корабле. Дай мне десять воинов, — сказал Торгрим и взялся привязывать руль, пока с языка не сорвалась какая-нибудь глупость.

Вскоре он услышал, как Орнольф, стоя на носу, распространяется о том, какой разгром устроите Дуб-Линне вместе со своей командой. И только потом, подробно рассказав людям о грядущих удовольствиях, он велел дюжине викингов остаться, что, конечно же, вызвало взрыв проклятий и ожесточенные споры.

— Отец…

Торгрим поднял взгляд. Харальд стоял рядом с ним. Мальчишка словно держал перед собой невидимый щит, не пропускавший ярость Торгрима. Даже в самом мрачном своем настроении, ненавидя весь мир, Торгрим все еще любил своего сына.

Торгрим что-то промычал в ответ.

— Отец, я с радостью останусь с тобой на вахте или сменю тебя, чтобы ты мог пойти с остальными.

Торгрим выпрямился и посмотрел на сына. «Добрый и честный юноша», — подумал он. Эти черты характера Харальд унаследовал от матери. Потому что, черт возьми, он явно не мог позаимствовать их ни у Орнольфа, ни у самого Торгрима.

— Нет. Иди. Ты это заслужил, — отрывисто проговорил Торгрим.

Харальд кивнул, пытаясь скрыть облегчение, а затем повернулся и поспешил прочь. Орнольф Н еугомонный уже вел своих людей по дощатому настилу в сторону медового зала.

Торгрим сел на ахтердеке, завернувшись в меховую накидку, и уставился на воду. Викинги, которых вынудили остаться с ним, уселись кружком на палубе и принялись напиваться, бросая недовольные взгляды на корму. Они винили Торгрима в том, что им пришлось остаться. Торгрим понимал это, и ему было наплевать.

Торгрим не знал, как долго он смотрел на то, как река Лиф- фи медленно тает в закатных сумерках. Его ничто не отвлекало, и поток мыслей превратился в неконтролируемый поток отвратительных эмоций: злости, уныния, ненависти… Он знал, что должен встать, пройтись, чем-то заняться, — сидя здесь, он лишь потакал мрачному настроению, — но просто не мог себя заставить.

С носа корабля доносились голоса, но Торгрим не обращал на них внимания, думая, что это снова жалуются те, кого не взяли в медовый зал.

И вдруг раздался громкий звук удара, заставивший его подпрыгнуть: кто-то поднял и уронил палубную доску. Торгрим с раздражением оглянулся в сторону звука. Уже воцарилась глухая ночь, на востоке мерцали бесчисленные звезды. Викинги, оставшиеся на корабле, поднимали палубный настил, чтобы показать сложенный под ним груз. Кто-то, кого Торгрим не узнавал, взобрался на драккар, чтобы осмотреть его. Олаф Желтобородый держал для него фонарь.

Торгрим с рычанием поднялся и двинулся вперед. Его люди спешили убраться с дороги, и их бледные лица, полные тревоги, бесили Торгрима еще больше.

— Это что такое? — требовательно спросил Торгрим.

Сигурд Пила нервно закашлялся.

— Этот малый сказал, что должен подняться на борт.

Торгрим взглянул на пришедшего сверху вниз. Тот был одет как северянин. Как богатый северянин. Роскошные одежды обтягивали его пышные телеса.

— Я Асбьерн, — представился незнакомец, потирая руки. — Смотритель порта.

Он говорил надменно и строго. Викинги переминались с ноги на ногу. Кто-то прочистил горло. Торгрим ощущал, как внутри нарастает гнев.

— И что с того?

— Я пришел проверить ваш груз. О пределе иная доля должна отойти королю Орму.

Торгрим лишь молча смотрел на него. В молодые годы, находясь под влиянием волчьего духа, он к этому моменту уже прикончил бы смотрителя, но возраст научил его сдерживать ярость и гнев. Довольно долго.

Сигурд подошел ближе.

— Торгрим, позволь мне с ним поговорить, не стоит тебе утруждаться.

— Нет, — ответил Торгрим, отталкивая Сигурда в сторону, не сильно, но с чувством. И, обратившись к Асбьерну, сказал: — Проводи свой осмотр и убирайся. Расчеты произведем утром.

Асбьерн хмыкнул, но, похоже, понял, что в данном случае следует отступить. Он склонился над снятым настилом, продолжая рассматривать товары. Команда «Красного Дракона» поднимала доски, а Торгрим, едва держа себя в руках, наблюдал за процессом.

— Это датские товары, — заметил Асбьерн, и в его тоне прозвучал намек на осуждение.

— Да, — сказал Торгрим.

— Но вы же норвежцы?

— Да. А ты разве нет? И разве это не норвежская крепость?

— Нет, не норвежская. — Асбьерн снова потер руки, словно пытаясь избавиться от грязи, в которой якобы перепачкался в трюме «Красного Дракона», и это окончательно вывело Торгрима из себя. — Дуб-Линн теперь датский порт, он является таковым уже больше года. А вам, — Асбьерн ткнул Торгрима пальцем в грудь, подчеркивая свои слова, — придется многое объяснять!

Торгрим смотрел на палец так, словно не верил собственным глазам. Он слышал, как кто-то охнул. Его собственная рука змеиным броском метнулась вперед и схватила толстый палец, прежде чем Асбьерн успел его отдернуть. Торгрим повернул палец, ощущая, как кости чужака стонут, готовые сломаться. Сигурд Пила вцепился ему в руку, Снорри Полутролль — в плечи, и они поволокли его прочь, пока Асбьерн визжал, как свинья. Торгрим почувствовал, как палец Асбьерна выскальзывает из его хватки.

Викинги «Красного Дракона», оттащив Торгрима на безопасное расстояние, крепко удерживали его на месте.

— Тебе лучше убраться отсюда, и прямо сейчас, — сказал Сигурд Пила портовому смотрителю.

Асбьерн метнул на Торгрима полный ненависти взгляд, Торгрим ответил таким же, но обоим хватило ума держать свои рты на замке.

— Утром я вернусь, — сказал Асбьерн, пятясь с корабля, и в его голосе звенела угроза.

Торгрим повел плечами, но викинги знали, что отпускать его еще рано, пусть даже они рискуют нарваться на драку после ухода смотрителя.

Асбьерн торопливо шагал прочь, и только когда он скрылся во тьме, Торгрим стряхнул удерживающие его руки и вернулся на корму. «Глупо, глупо…» — думал он. Черное настроение не лишило его рассудка, особенно теперь, когда схлынула слепая ярость. Он знал, что совершил серьезную ошибку, но не мог сопротивляться духам, которые им овладели. Толстый палец, направленный на него в оскорбительном жесте, до сих пор маячил у него перед глазами.

Он прислонился к покачивающемуся ахтерштевню и уставился на крепость Дуб-Линн. Тут и там горели огоньки, ярко сияли окна медового зала, освещенного очагом и фонарями. Слабый бриз доносил по реке звуки буйного веселья.

Датский? Дуб-Линн теперь датский? Разве такое могло произойти?

«Запросто могло произойти», — вдруг понял Торгрим. Даны и норвежцы часто бились бок о бок, но столько же часто воевали друг с другом. Точно так же и англичане с ирландцами, давние враги, порой не имели другого выхода, кроме как вместе давать отпор северянам.

Он подумал о короне. Сон велел ему не привозить корону в Дуб-Линн, и теперь стало понятно почему. Но даже без короны ситуация складывалась довольно рискованная.

— Сигурд Пила, — позвал Торгрим, вновь выходя вперед.

Сигурд поднялся. Выглядел он обеспокоенным.

— Пойдешь со мной. И вы пятеро. — Жестом он указал на половину оставшихся на борту. — Остальные несут вахту до нашего возвращения.

— И куда мы идем, Торгрим? — поинтересовался Сигурд Пила.

— Искать Орнольфа. У нас проблема, которую я только что усугубил. Нам нельзя медлить.