Глава тридцать девятая
Пусть мечи сверкают!
Мы порою летней
Подвигов немало
Совершим, о воины!
Сага об Эгиле
Торгрим скользил в темноте по краю лагеря, ныряя под прикрытие кустов, шатров, телег. В центре горел огромный костер, вокруг которого стояли ирландские воины. Они ничего не видели в темноте, потому что слишком долго смотрели на яркое пламя. Торгрим чуял запах горящего дерева и жарящегося мяса. Чуял запах людей и крови.
Но ирландцы были не так глупы и не теряли бдительности. По периметру лагеря были расставлены часовые, которые не смотрели на пламя, а вглядывались в ночь; они словно стремились пронзить своим взором темноту и пелену дождя. Однако их зрение было не таким острым, как у Торгрима Ночного Волка.
Торгрим обошел запряженную ослом телегу и пригнулся, бесшумно ступая, когда увидел в десяти шагах от себя сгорбившегося под дождем часового. Тот, забросив щит на плечо, сжимал в руке копье, на которое опирался, всматриваясь в темную даль. Торгрим крался — шаг за шагом, так низко припав к земле, что его невозможно было увидеть. И так близко к часовому, что ощущал его запах. Полный силы, в прыжке он сбил стражника на землю. Ирландец умер мгновенно и молча, широко раскрыв глаза. Кровь хлынула дождевой водой из его располосованного горла.
Торгрим двинулся дальше, и в его сердце было столько же жалости к погибшему, сколько волк испытывает к оленю, загнанному на охоте.
Он обходил лагерь по кругу, пытаясь отыскать своего мальчика. На дальнем краю, в стороне от яркого костра, собралось несколько человек. Их было шестеро, некоторые сохраняли бдительность, некоторые скучали, но все без исключения страдали от холодного дождя, промочившего их до костей.
Торгрим отступил во тьму, обошел их по широкому кругу и приблизился к ним с другой стороны. Теперь он чуял Харальда гораздо острее, и это чувство трепетало у него в груди — ощущение близости своего, чувство стаи.
Прямо перед Торгримом возник часовой. Ночной Волк бесшумно подкрался к нему. Их разделяло совсем небольшое расстояние, а часовой не замечал его, пока на небе не сверкнула молния, освещая все вокруг не хуже, чем днем, и в этот миг Торгрим увидел всепоглощающий ужас, застывший на лице чужака. Тот попытался закричать, и Торгрим убил его прежде, чем вопль сорвался с его губ.
— Отец?
Голос Харальда, тихий и слабый, донесся из темноты. Он вырвал Торгрима из странного сонного состояния, словно его окатили ведром морской воды. Он пригнулся, вынул кинжал из ножен на поясе. Разум его наконец пробудился после того, как он долго действовал на инстинктах.
Харальд…
И, словно в ответ, раздался чей-то голос:
— Томрайр?
Торгрим отступил на пару шагов. Мертвый часовой теперь казался всего лишь грудой земли в темноте.
— Томрайр? — Голос приближался.
«Так звали убитого?» — предположил Торгрим.
— Томрайр! — снова раздался крик.
Прозвучали какие-то слова на ирландском, которого Торгрим не понимал, а затем тот, кто звал часового, вынырнул из темноты и увидел труп, распростертый на земле. Он поспешно опустился на колени, перевернул тело, и Торгрим прыгнул вперед, чтобы вогнать свой кинжал в горло незадачливого ирландца.
Тот вскрикнул от неожиданности, вздрогнул, и Торгрим промахнулся. Ирландец завопил от ярости и страха. Он резко дернулся, бросаясь на Торгрима и замахиваясь кулаком, хотя и не мог видеть, куда бьет. Торгрим вонзил нож ему в бок, под правую руку.
Ирландец упал, забился, и Торгриму пришлось выпустить рукоять кинжала. Дело было сделано, сигнал тревоги уже прозвучал. В лагере поднялся шум, чавкала грязь под ногами, воины мчались на звуки боя.
Неподалеку на земле лежали два копья, Торгрим подхватил их и отпрыгнул в сторону. В сумраке проступил силуэт, застывший над все еще бьющимся в агонии ирландцем, и Торгрим метнул копье очередному врагу в грудь. Раздался звук удара, стон, с которым тот рухнул на спину, и Торгрим отбежал в темноту.
Пригибаясь, он двинулся по периметру лагеря, оставляя за спиной суету и шум, которые распространялись со скоростью пожара. «Хорошо, хорошо», — думал он. Темнота и хаос — могущественные союзники. Ему нужно было лишь найти Харальда.
В пятидесяти шагах от себя Торгрим увидел дерево, крона которого едва выделялась на фоне ночного неба. Поддеревом мерцал костерок, бросая отсветы на навес, растянутый на копьях. Рядом сидели люди, пятеро или шестеро, и выглядели они именно так, как должны выглядеть охранники.
Торгрим остановился, переводя дыхание. У него была единственная возможность напасть внезапно, и, если Харальда нет под навесом, Торгрим лишит себя всякой надежды на спасение сына. Крики позади становились все громче, слышался топот бегущих ног. Ему некогда было об этом задумываться.
Он волчьей трусцой направился к дереву, постепенно переходя на бег. Ноги увязали в грязи, ледяные струи дождя заливали лицо. Торгрим не сводил взгляда с растерянных воинов, стоящих впереди. Он чувствовал, как рассудок постепенно покидает его, как его захлестывает нарастающая ярость берсерка. Ярость рвалась наружу криком, который сначала звучал как низкое рычание и все усиливался, пока он мчался по влажной земле.
Охранники вскинули копья, подхватили щиты и уставились в темноту. Они никак не могли понять, откуда раздается этот чудовищный рев. До них осталось двадцать шагов, затем десять, и Торгрим, выставив перед собой копье, бросился на ближайшего воина. Тот не видел опасности до тех пор, пока наконечник копья Торгрима не поднырнул под щит, вонзаясь ирландцу в живот.
Торгрим бросил древко. Его меч, со свистом покинув ножны, разрубил следующего противника, и только после этого он повернулся, заглядывая под навес. И увидел там Харальда, который смотрел на него широко раскрытыми от изумления глазами. Мальчик держался за грудь под распоротой туникой, опираясь спиной о дерево.
— Вставай, парень! — закричал Торгрим, парируя удар копья и пиная копейщика.
Его напарник полез на спину согнувшегося пополам товарища, чтобы добраться до Торгрима, и Торгрим рассек обоих с той же легкостью, с какой разрубил бы деревянную чурку на колоде.
Еще один бросился вперед, замахиваясь мечом, но Торгрим отбил клинок. Раздался громкий лязг железа. Кто-то кричал во все горло, скорее всего, зовя на помощь. Торгриму хотелось унять этот бесконечный вопль, но нужно было вначале разобраться с мечником, который оказался довольно неплох.
Торгрим отвел его клинок в сторону и сделал выпад, но противник уклонился и ударил по мечу Торгрима, едва не выбив его из пальцев. Локтем он заехал Торгриму в челюсть, заставив споткнуться и попятиться. Они застыли лицом к лицу, сжимая оружие.
Кто-то за спиной мечника все еще звал на помощь, а затем также внезапно, как и начал вопить, замолк, оборвав себя на полуслове.
Торгрим покосился в ту сторону. Харальд нашел копье и вогнал его в спину тому, кто так громко кричал. Мечник тоже оглянулся, отвлекшись на долю секунды, и этого оказалось достаточно. Торгрим сделал выпад, вгоняя клинок прямо в цель.
— Давай сюда! Сможешь бежать? — позвал Торгрим.
— Да, отец! — сказал Харальд, но голос его был слаб.
«Да, отец…» Два слова, которые Торгрим чаще всего слышал от Харальда — Харальда Послушного, Харальда Усердного. Да, отец… Этого мальчишку стоило спасти.
Торгрим попятился от дерева, готовясь отразить мечом следующую атаку, но охранники были мертвы, а прочие пока не сообразили, где происходит настоящая схватка. Но это продлится недолго. Торгрим взглянул на Харальда.
— Давай поторопимся, сынок, — сказал он, и Харальд кивнул.
Торгрим развернулся и побежал, Харальд устремился следом.
Они мчались в темноте по прямой, стремясь убраться подальше от лагеря, но не в том направлении, где остались Орнольф и его викинги. Придется возвращаться кружным путем, обходя ирландцев, чтобы добраться до своих, и это будет непросто.
Как только лагерь растаял в темноте, Торгрим развернулся, собираясь двинуться к Орнольфу и лагерю викингов. Он плохо помнил, какое расстояние их теперь разделяет. Может, миля, а может, и пять — он не знал, как долго бежал этой ночью.
Торгрим оглянулся на Харальда, но не увидел его за спиной. Торгриму пришлось поискать сына. Тот значительно отстал и спотыкался на бегу. Торгрим встретил его на полпути.
— Ты ранен?
Харальд помотал головой.
— Царапина, — попытался произнести он, но ему помешало прерывистое дыхание.
Левой рукой он все так же сжимал тунику на груди.
—Дай взглянуть.
Торгрим раздвинул края туники в стороны и увидел темную линию на фоне белой кожи. Из раны струилась кровь, которую размывал дождь. Это была отнюдь не царапина, но если Харальд и умрет, он падет смертью воина, а это важно, потому что тогда, если боги окажутся щедры, отец и сын будут вместе пировать в Вальгалле.
Крики звучали все громче, к ним прибавились новые звуки — лай и вой собак. Харальд взглянул на отца. Он ненавидел собак, и Торгрим об этом помнил.
— Не волнуйся, под этим дождем они не смогут взять наш след, — сказал Торгрим, вовсе не уверенный в том, что собаки не справятся с этой задачей. — Но нам действительно пора уходить.
Он обхватил сына одной рукой, принимая на себя часть его веса, а Харальд забросил руку на плечи Торгрима. Мальчишка был тяжелым, как взрослый воин. Вместе они медленно двинулись к далеким деревьям, под которыми расположился лагерь норвежцев.
Военный лагерь ирландцев они обходили по широкому кругу. Торгрим видел большой костер в центре и силуэты людей, метавшихся в разные стороны, слышал приказы, которые кто- то выкрикивал на гэльском, и лай собак.
С западной стороны он заметил воинов, седлавших коней. Всадники наверняка рассыплются вдоль флангов. Что-то странное забрезжило в голове, что-то было не так, и Торгрим не сразу понял, что именно. И тут его осенило: «Я их вижу!»
Он поглядел на восток. Темнота слегка рассеялась, черное небо постепенно начинало сереть. В это время года солнце вставало рано, и сейчас рассвет, словно убийца, подкрался к ним совсем близко.
— Харальд, теперь нам и вправду нужно поспешить, — прошептал Торгрим, ускоряя шаг, и Харальд послушно заторопился. Но дышал он теперь с заметным трудом.
Торгрим вытер мокрое от дождя лицо и огляделся. Похоже, ирландские воины решили как следует прочесать поле. Он видел их силуэты в темноте, едва различимые на фоне приближающегося рассвета. Если те рассеются по долине, Торгрим с сыном не смогут добраться до лагеря викингов.
Они торопились, хотя каждый шаг давался им с трудом, а лай собак звучал все ближе, в то время как Харальд все слабел. Им удалось добраться до места, где трава доходила им до пояса. Торгрим остановился. Он слышал, что собаки их догоняют.
— Сиди здесь, — велел он Харальду, опуская сына в траву. Торгрим вытащил меч, огляделся и сосредоточился. Он слышал, как хлюпают в грязи собачьи лапы, как их тела пробиваются сквозь густую траву, как приближается к ним стая, настигающая добычу.
Первый пес возник словно ниоткуда, соткался из воздуха и ударил Торгрима в грудь, вцепившись зубами ему в руку и заставив потерять равновесие.
Торгрим закричал, ударил собаку в висок навершием меча, затем ударил снова и снова. Второй пес вцепился ему в ногу. Торгрим ощутил, как течет по коже горячая кровь и это сводит собаку с ума. Пес рычал и рвал его зубами.
Торгрим сумел наконец отбиться от первого пса, стряхнул его с руки и рубанул клинком того, что вцепился в ногу. Он понял, что попал, услышав визг и ощутив, как разжимаются собачьи зубы. Еще одна собака вынырнула из темноты, и Торгрим ударил ее мечом наотмашь. Собака попятилась, уклоняясь от меча, припала к земле и зарычала.
Торгрим стоял над Харальдом, поворачиваясь из стороны в сторону, готовый отразить любое нападение, не важно, человека или животного. Он слышал стук копыт лошадей, приближавшихся к ним от лагеря. В тусклом свете он видел всадников, которые следовали за собачьей стаей. Они были еще далеко, но мчались быстро, а псы, несмотря на ливень, надежно держали след.
Харальд заставил себя встать.
— У меня нет оружия, — сказал он.
Торгрим вынул из-за пояса небольшой нож и передал его Харальду. Воин не должен погибать без оружия в руках. Валькириям это не понравится.
— Боюсь, отец, что ты пожертвовал своей жизнью, пытаясь спасти мою, — сказал Харальд.
Торгрим улыбнулся, искренне и широко. Одной рукой он обнял Харальда за плечи.
— Сегодня мы будем пировать в Вальгалле, мужчина и мальчик, и большего счастья в этой жизни не стоило и просить.
Уже приближались всадники, скачущие галопом, и Торгрим внезапно ощутил мир и покой в душе, каких не знал раньше.
Он поднял меч и приготовился отразить первую атаку, и в этот момент темноту прорезал крик, заглушивший и лай собак, и топот копыт, и шум дождя. От этого звука волосы вставали дыбом; Торгрим обернулся, невольно вспомнив те дни, когда он был лишь ненамного старше, чем Харальд сейчас. Ночь сотрясал дикий, безумный боевой клич Орнольфа Неугомонного.