Москва встречала приветливо: горожане уже настроились на праздничный лад и в городе царило удивительно благостное настроение. Павла любили — изрядно преувеличенные военные подвиги в сочетании с несомненными административными достоинствами последнего вселяли в людей вполне понятный оптимизм. Померанский понимал и разделял их мнение: молодой здравомыслящий правитель на троне — безусловно здорово. Можно надеяться на… Ну, пусть не «Золотой Век», но на длительное царствование разумного императора — смело, а это какая-никакая стабильность, причем положительная. Уже хорошо… Добавить переселенческие программы на Юг и в Сибирь, постепенное уничтожение крепостничества как такового и становится ясно — жизнь-то России предстоит неплохая!

Что интересно, дворяне в большинстве своем достаточно спокойно отнеслись к фактической отмене крепостного права. Подавляющее большинство дворянских семей либо вообще не имело крепостных, либо владели одним-двумя на целую семью. Так что толку от них особого не было — так, страховка, чтобы не помереть с голода. Ну а когда Петр начал платить жалование вовремя, да постепенно начал его повышать… Дворяне без особых эмоций отпустили крепостных. Точнее — эмоции были, но почти исключительно у богатых помещиков. А поскольку самые-самые так или иначе были замешаны в заговоре и лишились как имущества, так и дворянства, голос оставшихся звучал негромко.

Очень тепло москвичи встречали и Грифичей: кто-то видел его мудрым Наставником императора, кто-то полководцем, ну а иные…

— Мне тут намедни делегация староверов из Замосковоречья приходила, — сообщила Наталья, расслабленная после бани да последующего… общения с мужем. Герцог приподнял голову с подушки и заинтересованно уставился на жену — он давно ее знал и понимал, что таким тоном она сообщает только важную информацию. Правда, почти тут же мысли его приняли несколько иной оттенок…

— Уймись, охальник, — шутливо стукнула его супруга, — соизмеряй аппетиты.

— Все, все, говори, — сдался тот.

— Староверы приходили и… Знаешь, сперва ничего толком не сказали, все ходили вокруг да около. После же дали понять, что если ты продолжишь славянскую политику, то сможешь еще больше опираться на их общины.

Интересненько… Князь чуть не подскочил с кровати — с общинами староверов его и без того связывали самые лучшие отношения, а вот так… Это значит, что теперь у него появится дополнительная разведсеть как в России, так и в Европе. Плюс — финансовые возможности староверов внушали уважение.

Мало того, что многие богатые купцы после Раскола ушли в подполье и стали скрывать свое состояние… Так по косвенным данным, некоторые «старцы» были хранителями вовсе немыслимых богатств едва ли не с языческих времен. Причем что характерно, «старцы» эти были из ветвей старообрядчества, тесно переплетавшихся с язычеством. Сталкивался уже с ситуациями, когда выясняется, что те самые «старцы» хранят не только золото, но и знания — не чертежи космических кораблей, понятное дело… Но были у них карты месторождений, о которых еще никто не подозревал, были весьма неплохие медицинские познания по части трав… В общем, дружба с ними сулила хорошие дивиденты.

Ранее «лобызания» несколько утихли из-за претензий отдельных «старцев» на духовную власть. С горящими глазами фанатики пытались доказать князю, что он ДОЛЖЕН принять их ветвь православия, а их — в качестве учителей. Объяснения, что это не ко времени и в протестантско-католической стране попросту опасно, отметались. Так что сотрудничество пусть и продолжилось, но отношения несколько охладели. Увы и ах, но несмотря на несомненные плюсы, многие староверы были еще и упертыми фанатиками, всегда готовыми «Пострадать за веру». Ну а теперь ему предложили свои услуги представители других направлений «исконного» православия.

В двор московской усадьбы Головиных он вышел задумчивый — настолько, что даже разминку совершал скорее формально, что редко с ним бывало.

— Па-ап, — прервал его раздумья восьмилетний Богуслав, — ты обещал показать нам «Стальной смерч».

Почти тут же заныли и остальные детишки — не только его, но и Головинские — в самом широком смысле, ибо сюда же входили, к примеру, отпрыски Рысьева, женатого на одной из женщин рода. Да и взрослые не остались в стороне… Что ж, репутацию грозного воина нужно иногда подтверждать — и лучше делать это не в битвах и не на дуэлях, а на таких вот родственных «междусобойчиках», когда собирается вся родня и друзья.

Вытащив клинки из ножен и придирчиво рассмотрев — не потускнел ли металл, Рюген накинул на кисти темляки и начал потихонечку вращать саблями. Постепенно движения становились все быстрее и быстрее и вот уже видно только два сверкающих круга. Постепенно двигаться начали не только руки, но и все тело. Князь делал выпады, уклонялся, «ломал» носком сапога колени, а каблуком — ступни невидимому противнику. И все это быстро, очень быстро… И долго. Тот же Рысьев был одним из лучших мастеров клинка в гвардии и «танец с саблями» в его исполнении всегда производил впечатление. Да, не так быстро и некоторые пируэты в принципе не были ему доступны — гибкость, прыгучесть и «текучесть» Померанского была далека от нормы. Во всяком случае, прыжки выше собственного роста были для Рысьева недоступны. Но главное — время. Прошла минута, вторая… Даже опытнейшие бойцы в расцвете лет начали бы задыхаться, а герцог прервал свой танец только через десять минут.

Раздались восхищенные возгласы и мужчины тут же обступили родича, делясь впечатлениями и прося поделиться секретами. У мальчишек же «звездой» стали Богуслав со Святославом — для своего возраста они были более чем хороши и сейчас демонстрировали детворе уже свое умение.

До Владимира сквозь говор обступившей толпы время от времени доносились детские разговоры:

— А мой папка еще и не так…

— … сто турок в том бою, головы — раз!

— …смогу… вырасту.

Несколько дней относительного отдыха в Златоглавой… Относительного потому, что дела Департамента никак его не отпускали и Ломоносов с Кантом использовали авторитет принца как своеобразный таран для решения некоторых дел.

— Ну сам знаешь, княже, — басил Михайло Васильевич, бесцеремонно хватая его за обшлаг и подтаскивая к столу с документами. Померанский не сопротивлялся — привык уже к своеобразным манерам гения.

— Время, мать их! — Тут Ломоносов погрозил кулаком куда-то в сторону окна, — всем Москва хороша, но вот «раскачиваются» долго!

— Так есть, принц, — мрачновато подтвердил Иммануил Кант, — москвичи работать уметь, но вот если что-то новое… Все — стоять, размы… думайт. Стоять — и не подвигнешь их с мест — толко с пинка. Потом да — подходят, говоряйт:

— Спасиб, молодец, но потом. А когда пинаш — ругаются, шум поднимайт. Вы пнеш — ругаться не будут, честь большая, авторитет. Много быстрее дела сделаем.

Ну и куда деваться? Ходил, «пинал»… Пришлось навестить самых значимых москвичей вместе с учеными мужами, показывая важность последних.

Затем — все, начались репетиции коронации. Роль у Грифича в ней была небольшая, но важная — он и канцлер Воронцов заменяли некоего условного отца в сложной церемонии венчания Павла на царство. Канцлер — как первое лицо государства после императора — плюс как родственник. Рюген — как Наставник, который в русской традиции тоже считался родичем, причем очень близким.

Вообще, церемония получалась дико сложной и красивой. Очень много аллегорий, отсылок к древнегреческим и древнерусским мифам, к Евангелию, к Голубиной книге, еще к чему-то. Знатоки были в восторге, а престарелый князь Щербатов, отпраздновавший недавно восьмидесятилетний юбилей, в припадках умиления принимался жевать свой парик, стягивая его с плешивой головы.

— Господи…, — умиленно говорил он, — ну до чего славно-то — все по старине.

Волей-неволей знатоки церемоний просветили и Померанского. Коронация и правда получалась невероятно продуманной, устраивающей как староверов, так и православных — все видели в ней что-то свое, причем — противоречий не возникало!

Рюгену коронация далась невероятно тяжело — как один из важных участников, он несколько раз переодевался и получасовое стояние в праздничной «московской» шубе в летнюю жару… Да мерное вышагивание, да торжественная речь… Несмотря на все здоровье и пресловутую экстрасенсорику, все было как в тумане.

— Нормально? — Спросил он чуть погодя, уже в Кремле, подошедшего Румянцева. Тот сперва не понял вопроса, затем вгляделся и покачал головой:

— Тяжеленько тебе далось… Да нормально, хорошо даже — ни единой ошибочки никто не сделал.

Грифич ощутимо расслабился и Наталья погладила его по плечу.

— Я же говорила, милый.

Коронационные церемонии будут идти еще несколько дней, но тут уже больше дела церковные, а поскольку числился герцог католиком, то не мог принимать в них участия. Он и в непосредственной коронации императора смог поучаствовать только потому, что ранее были прецеденты. Ну а поездки по церквям, молебны… На фиг!

— Кстати, хочу порадовать вас забавнейшей историей, — начал Румянцев, — хотя погодите, — вот Суворов лучше вам расскажет. Александр Васильевич, — помахал он рукой довольному жизнью полководцу и тот подошел, слегка пританцовывая и дирижируя пустым кубком.

— Я тут собрался рассказать про черкесские кланы, но уж лучше вы сами.

Генерал-поручик приосанился — чуточки преувеличенно, шутовски, поклонился и начал нараспев, подражая сказителям:

— Как собрался сильномогучий богатырь Александр свет Васильевич на нехристей басурманских, сабелькой острой помахать, силушкой богатырской помериться…

Дальнейший монолог был выстроен в том же духе и по мнению Померанского — немногим уступал знаменитой Филатовской «Сказке о Федоте-стрельце». Даже избалованный качественной литературой попаданец поймал себя на том, что слушает Суворова открыв рот — буквально. Своеобразная юмористическая «Илиада» — образно, но весьма подробно повествовала о «прогулке» по Кавказу.