Домой мне нельзя. Ктыри, должно быть, всю округу обложили «пастухами», живыми и электронными. Если по уму, то мне вообще нужно потеряться в Гигаполисе. А лучше – из Гигаполиса… Но «потеряться» – это целый процесс, который как-то надо инициировать. Достать денег, а не бренчать теми грошами, что у меня в кошельке. Сменить кредитную карточку. Сменить внешность. Найти «чистый» элкар, желательно – с подлинными номерами. И успеть оборвать все нити…

Когда я думаю об этом, меня начинает тошнить.

Я иду по серой вонючей улице, один, своими ногами. Вокруг спешат по делам незнакомые мне люди. Или, наоборот, никуда не спешат. И ни у кого из них не болит голова о том, куда бы сейчас нырнуть, на какое бы дно поглубже, в ил погуще… Я завидую им. И чувствую себя голым среди них. Мне кажется, в моем прикиде что-то не так: брюки ли порваны сзади, на роже ли написано непристойное слово, свежее ли пятно от соуса на рукаве. И все оборачиваются мне вслед. Украдкой тычут пальцами. Подхихикивают втихомолку. Сводят счеты за те сладкие времена, когда я мог вот так же хихикать над ними да поплевывать сверху.

Ерунда, никому до меня и дела нет. Все это – плод взбудораженного сознания. И – спокойнее.

Да, я встряпался в переделку. И сейчас за мной охотятся две банды. Ктыри, которым не терпится выяснить ускользнувшие от них подробности этой идиотской пальбы в «Инниксе». И еще кое-кто, желающий продолжить так некстати оборвавшийся торг. Ничего, бывали времена, когда меня пасли и три банды, и четыре. И нужно набраться терпения, чтобы страсти поутихли.

Но я должен вырваться из этого паршивого города!

Жмусь к пятнистым от вечной сырости стенам домов. Ныряю в какие-то подворотни. И все – ножками, как в забытые уже денечки буйной молодости.

Зачем мне это понадобилось?! Я так хорошо, мирно жил. Не бедствовал, мог позволить себе маленькие капризы… И вдруг – все к черту, в тартарары, под откос!

Кретин, старый жадный кретин…

Ну, не такой уж и старый. Если ко мне пришли с таким предложением, значит – есть люди, которые помнят еще о том, какой молодец был Зомби.

Сволочи, лучше бы они не помнили.

Все. Финита. Вот уже два квартала за мной кто-то тащится. Низенький, в желтом дождевике с поднятым воротником-парусом. Типичный «пастух».

А я совершенно безоружен.

То есть, разумеется, при мне обе мои руки, которые сами по себе всегда были неплохим оружием. Чему-то меня учили в свое время.

Но что стоят мои полузабытые познания и утраченная за пристрастием ко вкусной жратве и мягким кроватям боевая сноровка против умельцев из «Башни смерти»?!

Они гонят меня как волка. Того и гляди наткнусь на веревочку с красными флажками…

А может быть, так вернее? Сдаться им со всеми потрохами. Укрыться за крепостными стенами камеры. В конце концов, я пальцем к этому трассеру не прикоснулся. А что имел беседу с парнем, который его смайнал, так это еще нужно доказать. Быть может, я с негодованием отверг все его гнусные предложения!

И они тут же спросят: «А что это были за предложения такие, и в какой мере они были гнусны?»

И ткнут мне в нос запись нашего разговора. Приведут Тунгуса, который долго будет кроить, как бы ему вывернуться из неприятной ситуации. А потом все скроит и сошьет. И скинет меня ктырям по дешевке.

Почти бегом пересекаю пустынный дворик, выскакиваю на людную улицу, ввинчиваюсь в толпу. Тот, в желтом, должен бы меня здесь потерять… Некоторое время плыву по воле волн вместе с людской рекой. Руки поглубже в карманы, чтобы какая-нибудь гадина ненароком не обшарила. Голову пониже. Вот так, Зомби, авось сойдешь за человека… Плечом толкаю возникшую прямо перед лицом тугую дверь. Меня вносит под гулкие своды станции магнара. Здесь я могу передохнуть. И переместиться в пространстве как можно дальше от Болота.

Не глядя по сторонам, иду по сырым переходам, топчу грязные ступеньки, стою на сонно шуршащем эскалаторе, отовсюду сдавленный себе подобными. Давно утраченное чувство локтя… Ребра у этого длинного парня, что трется рядом, довольно-таки жесткие. Жрет, что ли, нерегулярно?.. Зато у дамы, стоящей передо мной, вполне приятная, мягкая попка. Надеюсь, ей тоже приятно ощутить ягодицами мой оживающий пах.

А что, если я уже взят в клещи? И меня вот так, не выпуская из толпы, не позволяя рукой пошевелить, доведут до темно-синего с белым зигзагом элкара и уже там, рядом с кабиной, накинут цепь? Или, что гораздо вероятнее, кольнут сквозь плащ, пиджак и свитер тонким жалом, и я сам пойду куда прикажут?!

Но ничего этого не происходит.

В салоне магнара не в пример просторнее, нежели на станции. Сразу поднимаюсь на второй этаж, падаю на свободное сиденье. Кажется, никогда уже с него больше не встану. Ноги буквально рыдают от выпавших на их долю нежданных испытаний.

Говорят, недавно в таком же магнаре застукали живого сприггана. Вот пакость-то…

А собственно, куда я лечу?

Например, в Северный порт. Сунуть любому грузчику столько денег, сколько он запросит – и через сутки я уже в другом мире.

Дьявол, но у меня нет достаточной суммы. Не переться же, в самом деле, в банк с моей засвеченной отныне карточкой?! Я нищ и гол.

Следовательно, мне нужно раздобыть эту сумму.

Вот из порта и свяжусь с теми, кто может мне помочь. Важно лишь ни секунды не останавливаться. Чтобы ктыри не смогли засечь меня своими сканерами.

Вваливается и распределяется по салону стая молодняка, разукрашенные, разболтанные и горластые. Та еще пакость, гаже любого сприггана. Гогочут, как жеребцы, болтают на варварском наречии, из которого мне понятен лишь мат. Ищут, к кому бы привязаться.

Например, к унылому типу, почти повисшему на поручнях, будто жгут нерасправленного белья. В толстых перчатках, наверняка доходящих до локтей, в натянутой на уши вязаной шапчонке, в толстом шарфе и душном, мало подходящем для нынешней мягкой осени, стеганом пальто с поднятым воротником. Вокруг странного типа ни души, словно очерчен невидимый круг, переступить который не отваживается никто. И эта шпана ни за что не отважится. Брякнуть какую-нибудь дрянь в его адрес, да тут же над нею и поржать – вот и все, что они могут себе позволить… Спидюк. Ходячая мина замедленного действия. Приговоренный, вышедший из камеры смертников проветриться, пока не явился палач.

Например, ко мне. Ну, у меня они живо бы скисли. Если бы я был при оружии. Если бы не ктыри на моем хвосте… А так я вынужден сидеть смирно, уперев рыло в грязное стекло, и делать вид, что я глухой, слепой и немой.

Кстати, о ктырях. В противоположном конце салона мелькает ядовито-желтый дождевик.

Будьте вы прокляты!

Медленно, словно боясь потревожить спящую змею, выползаю из кресла. Один из гаденышей как бы ненароком пихает меня плечом – не реагирую. Я простой, тусклый человечек, и всякое говно вправе вытирать о меня свои паскудные ботинки… Спускаюсь вниз.

Мимо меня, воняя канализацией и пивом, по лестнице топают грубые, немытые, небритые работяги, что вошли, видимо, на предыдущей станции. Слышно, как они с разгону, без единой секунды промедления наезжают на раздухарившуюся было шпану. «Убери копыта, баран!..» – «Чо ты набухаешь!?» – «А чо ты тычешь, коз-зел крашеный, пидорюга?..» Невольно испытываю благодарность к пролетариату.

Магнар пролетает по висячему мосту над серыми коробками какого-то отчаянно дымящего завода. Вот где меня никогда бы не нашли… Едва только магнар останавливается, пулей выскакиваю на платформу.

И нос к носу сталкиваюсь с желтым дождевиком.

Спокойно, Зомби, спокойно…

Хозяин дождевика едва достает мне до плеча. Выпростав из длинных рукавов тонкие, почти детские руки, он опускает воротник, откидывает капюшон в мелких, не высохших еще капельках. Я вижу смуглую рожицу, слегка приплюснутый вздернутый носик и узкие черные глазенки, умело расширенные макияжем.

Девчонка из «Инниксы».

Я молчу, не зная что сказать. Быть может, умнее всего повернуться и хромать своей дорогой, делая вид, что мы никогда прежде не встречались?

– Пойдемте, – говорит она и уверенно берет меня под руку.

Это начинает выглядеть забавно.

– А куда мы идем? – спрашиваю я.

– Ко мне.

– Ты сочла неисполненным свой профессиональный долг? И решила наверстать упущенное? Но сейчас я несколько не в форме…

– Меня послал Тунгус.

– Вот оно что… Просил что-то передать?

– Да. Во-первых, что вы с вашим партнером… – алые губки произносят чудовищное ругательство. – Нельзя было стрелять в его заведении. Тем более в трассера. Теперь «Инникса» надолго будет засвечена. Во-вторых, немного денег. Там хватит, чтобы расплатиться со мной и даже на пару взяток, если захотите кому-то дать. А в-третьих, что я вас укрою до тех пор, пока вы не успокоитесь и не придумаете, как исчезнуть из Гигаполиса. Иначе это придумают за вас.

– Ты уверена, что меня не станут искать в твоей конурке?

– Никто не может быть в чем-то уверен, – говорит она философски. – Но у меня вас начнут искать не скоро. Я живу в заводском районе.

Может быть, в этом есть резон. И, честное слово, пара часов трезвого неспешного размышления пойдет мне только на пользу.

– Как тебя зовут, ангел?

– Ольга.

– А меня…

– Я буду называть вас Зомби.

– Идет. А за что я должен буду с тобой расплатиться?

Она смотрит на меня как на дебила.

– Я же рискую, укрывая вас. И потом, профессиональный долг действительно существует.

Эта нимфетка рассуждает как прожженная мадам из фешенебельного дома свиданий!

Мы покидаем станцию и выходим на свежий воздух… если эту газовую смесь можно назвать воздухом. Здесь нет даже дождя. Наверное, он попросту не может пробить свинцовые облака промышленного смога, что ползут по небесам, как струи нечистот в сточной канаве. В горле начинает першить. Я захожусь в неудержимом кашле. Ольга насмешливо косится на меня.

– Как ты можешь здесь жить? – хриплю я.

– Я здесь родилась, – отвечает она.

Мы идем по растрескавшемуся тротуару вдоль высоких бетонных заборов, из-за которых доносится лязганье, мерные удары тяжелого по тяжелому и рев надсаженных двигателей страшной мощи. Никто не попадается нам навстречу. Очевидно, в этом районе только работают и ночуют. Вся остальная часть жизни способна протекать нормально лишь за его пределами. Ктыри должны обладать буйной фантазией, чтобы искать меня в этом могильнике.

Заборы сменяются убогими древними пятиэтажками. Оказывается, есть еще такие, и в них до сих пор обитают… Язык у меня не поворачивается спросить, не в одной ли из них я принужден буду «успокаиваться». Но надежды на то, что это кошмарное зрелище вдруг сменится чем-то похожим на современное жилье, тают с каждым шагом.

В довершение ко всему, прямо посередине улицы я вижу живую крысу. Содрогаюсь от омерзения. На мордашке моей спутницы не отражается никаких эмоций.

Странное дело, но я и вправду ощущаю освобождение от того страха, что гнал меня по Гигаполису еще полчаса тому назад. В конце концов, почему бы разнообразия ради не пожить немного в трущобах?

Ольга сворачивает к совершенно жуткому, кажется, даже покосившемуся на один бок, строению. Деревянная, вдрызг разбитая десятками лет непрерывных пинков дверь единственного подъезда со скрипом отворяется. Кто-то невидимый, кряхтя и кашляя, ковыляет нам навстречу – едва успеваю увернуться, чтобы не быть задетым его замызганными тряпками… Поднимаемся – пешком, без лифта! – на четвертый этаж. Ольга отпирает архаичным металлическим ключом музейный замок.

И этот кошмар кончается.

В ее квартире чисто, тепло и ничем не воняет. Я далек от мысли, что она сама обустроила это гнездышко. Никаких ее личных доходов на то не хватило бы. Значит, у нее непременно есть хозяин.

Впрочем, меня это пока не волнует.

Стягиваю набухший от сырости плащ, избавляюсь от хлюпающих туфель. Ольга подает мне экзотического вида плетеные сандалии. Под дождевиком на ней желтые шорты и просторный черный свитер с красным драконом. Сейчас она выглядит сущим ребенком.

Раздвинув тростниковую занавесь, попадаю в комнатку, устланную богатым ковром, имитацией под звериную шкуру. В углу – видеосет с полутораметровым экраном и музыкальный центр. Напротив – низкое овальное ложе под шелковым покрывалом в восточном стиле. Пара кресел, придвинутых к овальному же столику. На полочках и на столе – незатейливая икебана. Единственное окно плотно зашторено и, подозреваю, даже заколочено.

Из прихожей доносятся два голоса: один – Ольги, другой – явно принадлежащий подростку мужеска пола. Оказывается, мы здесь не одни… Впрочем, кто-то же обязан присматривать за жилищем в отсутствие хозяйки!

Дверь негромко хлопает, лязгает замок. Вот теперь мы, кажется, одни.

Ольга неслышно, как танцующая тень, порхает по комнате. Убавляет свет, смахивает невидимую пыль с видеосета, включает негромкую музыку… Все это время я почти лежу в кресле, не чуя ни рук ни ног от усталости.

Между тем девчонка в своих танцевальных па добирается до встроенного бара, звякает там бутылками. Подходит ко мне с двумя высокими бокалами в руках и, опустившись на колено, один протягивает мне.

– Где у тебя фонор? – спрашиваю я.

– В прихожей.

– Принеси.

– Конечно, господин, – отвечает она, смиренно опуская глаза. Так в ее представлении должна вести себя гейша. Интересно, ведает ли она, что гейши не разгуливают в шортах? – Но сначала я хотела бы исполнить свой профессиональный долг…

– Долг? – я коротко усмехаюсь. – Что ж, неплохо придумано. Где здесь ванная? От меня разит страхом, как от вонючего козла, я хотел бы смыть его.