Глава сорок вторая
… наш последний разговор по-мужски краток. Чего тут особенно рассусоливать? Союзником они меня так и не сделали, родные мои внучатки. Привыкли, видно, вербовать себе этаких вечных пилигримов, рыцарей плаща и кинжала, которым всё едино где жить, на кого работать и в чём эта работа заключается — абы побольше мордобоя и баб. Когда возникла нужда в присутствии у вышеупомянутых рыцарей хотя бы малого интеллекта, принялись искать некую отстранённую личность, вне времени, над событиями. И напоролись на меня. Отозвали, так сказать, из внутренней эмиграции… Да только не рассчитали, что человеку с самым небольшим количеством мозгов в голове их планы покажутся противными. Вне зависимости от его отношения к обществу, в котором он принуждён влачить существование. Невыносимо противными. Однако же, не мытьём, так катаньем, добились формального согласия на участие в их вонючем эксперименте — и на том спасибо. Я у них как должник. У собственной смерти заложник. Они мне — жизнь, я им — информацию.
И пусть подавятся.
— Твоя задача, Змиулан — уберечь императора. И выведать, кто под него роет. Прими к сведению, что на него бывало по три покушения за ночь. Оч-чень умно подготовленных. По тем временам, естественно. И только телохранители, наша резидентура, отводили беду. В конечном итоге — ценой собственной жизни.
— Так-таки и жизни?
— Ну, для зигганов они выбыли из игры. Разве может поддерживать нормальную жизнедеятельность человек, перерубленный пополам или хотя бы лишившийся головы? В таких случаях мы избавляем случайных свидетелей от умножения числа сущностей сверх необходимого. Мёртвый телохранитель должен быть мёртв. В зависимости от контекста событий его хоронят с почестями или бросают, где он был. А то, что в момент предания бренных останков, например, огню таковые перемещаются во времени и приводятся обратно в состояние доброго здравия, никого из участников гражданской панихиды не касается.
— Значит, вы гарантируете мне полное излечение от травматической ампутации головы?
— Вне всякого сомнения.
— А от разложения под палящим солнцем долины Лэраддир?
— И от съедения целой ордой буммзигганов. Я же объяснял тебе механизм «темпорального джеркинга»! Твоя персональная темпотрасса выносит тебя из прошлого в последний момент перед прекращением жизнедеятельности твоего организма. В прошлом остаётся твоя мёртвая органическая копия, прости за изобилие созвучных терминов — темпореплика, с которой зигганы вольны поступать как им заблагорассудится. Веришь ли, иногда они даже пытаются эту темпореплику реанимировать!
— И этот ваш… «джеркинг» никогда не давал сбоев? Даже если вам не слишком был угоден возвращаемый?
— Славик, это паранойя. «Джеркинг» — это одна из базовых суперпрограмм темпоральной… тьфу, опять!.. установки. Он зашит в неё намертво. А ты не слишком важная персона, чтобы подвергать нашу фантастически дорогостоящую установку рискованной процедуре перепрограммирования. Нам известен только один случай сбоя: в минус тысяча девятьсот семнадцатом. Но тогда взорвалась камера, взорвался целый континент и чёрт знает что творилось с пространством-временем… И потом, мы всегда играем честно.
— Приходится верить на слово. Тем более, что выбор у меня небогатый: койка в раковом корпусе либо тризна в империи.
— Ещё одно. Здесь ты также вынужден будешь поверить на слово. Как и мы, впрочем. Наш последний резидент Кандагар клятвенно заверял, что он был уничтожен… как бы выразиться поточнее… лазерным оружием. И в самом деле, традиционными способами — мечом, копьём, стрелой — достать его было невозможно. Очень хороший был агент, злой, отчаянный… большой идеалист и романтик… такому бы в отряд Че Гевары… И всё же его достали. Разумеется, никто в байку про боевой лазер не поверил. Откуда взяться в минус двадцать пятом веке лазеру? Но получается, что у врагов императора имеется в арсенале чересчур ядовитый зуб для нашей вакцины.
— Ладно, поверил и в это. Что ещё?
— О процедуре перемещения к месту работы. Я уже говорил тебе о физико-психологической природе времени, о корреляции самой механики темпоральных перемещений и формальных психодинамических акций. Поэтому процедура обставлена неким согласованным с зигганами ритуалом. Как проводилось это согласование и каким способом нам удалось забросить к ним необходимую технику — разговор особый… В их понимании имеет место колдовское действо, в результате которого они попадают в ад — временно, разумеется, — где обитают души великих воинов всех времён и народов. На их глазах прежний, мёртвый телохранитель вызывает на поединок очередного кандидата. Победитель обретает новое воплощение и после ряда испытаний его доблести приступает к исполнению своих обязанностей по охране императорской особы. Как ни странно, победителем всегда оказывается новичок.
— Что так?
— Ну, новый телохранитель просто не может быть плоше старого, чего ж тут шило на мыло менять… Исход схватки мы обговариваем заранее. Ни один из прежних телохранителей не вызывался побывать в Опайлзигг дважды. Да и воскрешение во плоти только что убитого и преданного огню молодчика могло бы создать странное впечатление у очевидцев. Ритуал же вызова воинов из царства мёртвых известен немногим: это иерархи жреческого сословия, а они по долгу службы всего насмотрелись предостаточно.
— Значит, вы запихаете меня в местечко, символизирующее для зигганов преисподнюю. Затем припрётся этот ваш Кандагар, и я вмажу ему меж глаз. Он ляжет, а жрецы, что смиренно следили за нашей сшибкой, захомутают меня и утащат в Эйолияме…
— Более вероятно — в Эйолудзугг. Там тебя подвергнут экзамену на профпригодность. И ты обязан этот экзамен с честью сдать.
— Заставят кому-нибудь отрезать голову?
— Запросто.
— А если я не смогу?
— Ну, ты уж постарайся. Всё ж таки, великий воин… Слава, не жалей их. Не прилепляйся к ним душой и плотью. Помни одно: это тени. Да, тени! Их нет и никогда не будет. Никто из них не станет нашим пращуром. И все они, так или иначе, когда-нибудь снова оживут, потому что мы разыграем с теми же фигурами ещё не одну партию. Раб станет комиссаром, император — лагерным вертухаем…
— Ничего нового, такое уже бывало.
— Вот мы и хотим выяснить, почему это произошло и нужно ли было, чтобы история распорядилась таким образом.
— И как же выглядит зигганский ад?
— О, вполне естественно. Ведь мы вернём тебя в твоё время, в тот самый миг, откуда ты был выдернут. Во-первых, потому что темпоральная техника, которую мы подсунули зигганским жрецам, досюда, — Ратмир притопывает ногой, — не достаёт.
— Темпоральный келоид?
— Он, проклятый. Мы вынуждены сообщаться с Опайлзигг исключительно через ваше время. Может быть, лет через сто удастся всё делать напрямую… А во-вторых, для обитателей девственной природы минус двадцать пятого века ничего нет ужаснее грязно-серых многоэтажных склепов, где принуждены ютиться души мёртвых. Этих замусоренных тысячелетним прахом улиц. Этого отвратительного смердежа, которым дышат мертвецы в наказание за грехи… В связи с этим, ещё одно. Вернувшись в архив, где тебя дожидаются сумки с нахапанным, ты позабудешь обо всём, что было с тобой здесь. О том, что ты прошёл спецподготовку, что ты Змиулан, что твоё предназначение — оберегать властителя пропавшей империи.
— К чему это лицемерие?
— Разумная мера предосторожности. Ведь совершенно непредвиденно Кандагар может одолеть тебя. Да мало ли что… Кстати, перед началом схватки он обязан назваться, и это будет паролем, ключом к сокровищницам твоего подсознания. После этого в строго определённые моменты в твоём мозгу будут слетать пломбы, и ты вспомнишь всё, чему тебя учили. Тоже вынужденная предосторожность: по нашим сведениям, среди жрецов появились любители копаться в чужих воспоминаниях. Ну, мы тебя ещё и контуром дополнительной ментальной защиты наградили — бережёного бог бережёт, а небереженого чёрт стережёт… Точно так же, по аналогичной схеме, в своё время и ты сдашь вахту новому телохранителю…
— А разве в наших с этим Кандагаром досье не сказано, кто кому навешал плюх?
— Сказано, Славик. Но всё меняется, нет ничего застывшего. Мы стараемся, чтобы не возникало отклонений от магистрального русла причин и следствий. Потому что это угрожало бы самому факту нашего существования, чего мы искренне желали бы избежать. Имеем вариацию исходных событий в прошлом — получаем новое настоящее. Ну, ты же читаешь фантастику… Сейчас, в данный момент, мы знаем, чем закончится ваш поединок. Ты победишь Кандагара и уйдёшь в прошлое. Но это вовсе не значит, что ты обязательно должен победить.
— Хорошо, оставим это. Всё равно я ни рожна сейчас не пойму…
— И не надо. Живи и действуй естественно. Только сохрани нам императора. Он необходим в дальнейшем ходе эксперимента. Он проводит революционные реформы, смысл которых — в форсированном переходе от рабовладельчества к феодализму. Мы хотим знать, что из этого выйдет лет через сто-двести. У нас мониторы не только в импакт-пойнте 2488, куда ты отправляешься, а и в чек-пойнтах, в точках слежения — через двести одиннадцать и четыреста пять лет. Мы бы расставили мониторы и потеснее, через каждые пять-десять лет, но даже нам никто такой бюджет не позволит… Не всем его реформы по душе. Кто-то не понимает, кто-то вредит… кто-то подсылает убийц. Как результат, в чек-пойнтах — сплошное дерьмо… Сделай всё для того, чтобы он умер своей смертью — причём желательно не в твоё дежурство. Обмани, запугай, уничтожь его врагов. Ты историк, не нам учить тебя интригам и коварству. А через год мы заменим тебя.
— Кто же он, этот счастливчик?
— Ты знаешь его. Встречался здесь. Но имени я тебе не назову. Итак, до завтра, Славик?
— До завтра, Ратмир.
Завтра. Завтра я вернусь. Ненадолго. По пути домой меня перехватят и уволокут, грешную душу, из ада в рай — в империю Опайлзигг. Нисколько не боюсь этого. Я силён и непобедим. У меня никогда прежде не было чувства такой уверенности в себе. Разве что когда я в шутку начинал возиться с Васькой и, отражая его неуклюжие наскоки, сознавал: я сильнее, я взрослый… Вот и сейчас я — взрослый, окружённый детьми, которые ничего не смогут со мной поделать и никак не способны причинить мне вреда. Я спасу этого хренова императора, пусть царствует на славу. Я расплачусь с потомками за подаренную мне жизнь и спокойную смерть в установленный природой срок. Лягу под своего сменщика. Знать бы, на чём они купили его… И — уже окончательно — вернусь домой. К Маришке и Ваське. И толстой папке в дальнем углу тумбочки…