Глава 3. Новичок
Треугольные хижины уходили вереницей вдаль. Большинство из них мы отстроили совсем недавно. Во время урагана уцелели только те, что находились в небольшой впадине. Эти постройки заваливались набок и были значительно повреждены водой. Их ветхие тростниковые стены разбухли, а в нескольких местах совсем прогнили.
На двух старых, заброшенных хижинах, будто сросшихся друг с другом у основания, поселилась вечнозеленая жимолость. Листья с желтыми прожилками вились по стенам, опутывая строения кудрявым коконом. Кустарник покрывали крупные цветы — одни цвета лимона, а другие, постарше, были ярко-медовыми. Цветы испускали приятный легкий аромат, и все вокруг: и воздух, и небо, и горы позади, — казалось, утопало в оранжево-кремовом сонном закате.
Мы сидели в тени деревьев на раскаленной земле. Солнце уже собиралось свалиться за горизонт, оставались считанные минуты до прихода темноты. Это лучшее время суток. Цикады трещали все громче, готовясь вскоре уступить очередь сверчкам.
Я потянулся за следующей устрицей, но мои пальцы нащупали пустое дно корзины. Сложно выразить словами силу взметнувшейся в тот момент досады в моей груди. Свежие устрицы оказались удивительно вкусными и, разойдясь по рукам, были съедены вмиг. Я понял, что снова отправлюсь спать полуголодным, это уже вошло у меня в привычку.
— Давай, давай, давай, — вполголоса шептал Иннермост, подначивая белого хохлатого попугая.
Взъерошенный самец неуверенно топтался на ветке, а самка смело шла в наступление, рывками подскакивая к нему и пытаясь ударить клювом.
— Держи дистанцию, — протянул Энди.
— Смелее! — выкрикнул Иннермост.
Самка снова подскакивала к взъерошенному попугаю и долбила его по носу клювом.
— Так ты пойдешь в атаку или нет? — в нетерпении воскликнул я.
Самец иногда взлетал, неуклюже растопырив крылья, но тут же возвращался на прежнее место и снова начинал семенить.
— Так держать! — смеялся Эрроу, поддерживая отважную самку.
Она совсем затравила хохлатого, и он уже снова собирался раскрыть свои крылья.
— Эх, ну куда же ты, болван? — махнул рукой Иннермост вслед улетавшему белому попугаю.
Вдруг Энди достал из своей сумки длинное зеленое перо и, ехидно посмотрев на нас, попытался воткнуть его в свои волосы.
Раздались смешки.
— Где ты это откопал? — спросил рыжий, давясь от смеха.
— Где надо, там и откопал, а вам не дам! — ответил старый чудак, вставив перо так, что теперь оно свисало набок из его длинной шевелюры.
— Постой, дай взглянуть, — сказал Эрроу, вставая с земли.
Он направился к Энди. Тот, нахмурив лоб, слегка отстранился от него, но позволил парню потрогать хрупкую конструкцию на своей голове.
— Это очень похоже на перо из хвоста птицы Квезаль. Я видел тропических птиц в Доме Культуры как раз незадолго до того, как меня посадили.
— И что с того? — сердито хмыкнул Энди.
Эрроу с минуту теребил перо между пальцами, потом, выпустив его, молча отправился на свое место.
— Эта птица неспособна жить в неволе. Если посадить ее в клетку, она погибнет, — сказал он печальным голосом, когда снова уселся рядом со мной.
— Ей тут, наверное, неплохо живется, она ведь не знает, что это территория тюрьмы, — усмехнулся Иннермост, запустив конопатую руку в рыжие волосы.
Эрроу уткнулся подбородком в согнутые колени.
— Сегодня ровно год, как я в Эль-Пасо. Мне кажется, я никогда не смогу привыкнуть, я хочу на свободу, — вдруг произнес он.
«Ну и слюнтяй! Опять жалуется», — подумал я и предложил:
— Может, отпразднуем?
— К чему ты это сказал? — спросил он зло, повернувшись ко мне вполоборота.
— Так… А что еще сказать? — пожал я плечами.
— С тобой невозможно говорить о прошлом! Ты всегда уходишь от темы, — предъявил он мне с досадой.
— Не вижу никакой необходимости вспоминать прошлое.
— Но почему? — удивился он. — Ты ведешь себя так, будто и на воле не жил никогда, а родился здесь, в тюрьме!
— Аэр тут с детства живет, — посмеиваясь, вмешался рыжий. — Что ты от него хочешь?
У меня прилила кровь к щекам, и я вскочил на ноги. Стать посмешищем у всех на языках! Ну уж нет!
— Эрроу, ты жалкий трус, — сказал я со злостью, пытаясь овладеть ситуацией и отвести разговор от собственной персоны. Я стоял перед ним, а он продолжал сидеть на земле. — Ходишь тут со своей тоской в глазах, будто тебе делать больше нечего! Да всех тут тошнит от тебя! Просто никто не говорит тебе в лицо! — меня понесло, и я себя уже не контролировал. — Да если бы я тебя не тащил на себе, ты бы давно тут загнулся!
Он с презрением смотрел на меня снизу вверх и вдруг процедил:
— Признайся, ты ведь и сам мечтаешь о свободе…
Я почувствовал, как начал дергаться правый глаз, но вскоре неожиданно для себя рассмеялся:
— Да что ты знаешь о свободе? Ее нет! Система состоит из структуры, а структура это всегда обязательства и порядок!
«Свобода — это хаос», — подумал я про себя, но вслух не произнес.
Эрроу сидел молча, закусив губу, с серым от злости лицом. Должно быть, он меня ненавидит — сейчас. Я усмехнулся про себя. Меня это ничуть не трогало, я знал, что он все равно прибежит ко мне, так как во всем от меня зависит.
И только теперь я заметил, что уже стемнело…
* * *
Цветение! От сладкого запаха цветов щекочет ноздри и закипает кровь. В такие дни наши холмы покрываются пестрыми коврами медовницы. Она цветет два месяца в году, вызывая у меня головную боль. Пыльца проникает в наши жилища и мешает нормально спать. От нее можно укрыться только в джунглях, поэтому с первыми лучами солнца я всегда ухожу туда.
Солнечный свет настойчиво пробивался сквозь узкие зазоры в густых зарослях и расходился в стороны косыми лучами. Мощные кроны деревьев и кустарников скрывали небо своими крупными перистыми листьями. Они шумели где-то над головой, пряча от посторонних глаз загадочный мир дикого тропического леса. Перебираясь с одного дерева на другое, лианы опоясывали стволы и ветки растений, цепляясь за них многочисленными усиками.
Я глубоко вдохнул утренний воздух, наполненный запахами юной зелени, фруктов и диких цветов. Вокруг кипела жизнь. Отовсюду раздавался стрекот цикад, шорох и щелчки насекомых, хруст веток и гулкие удары падающих спелых фруктов. С верхних ярусов крон доносилось беспечное чириканье, возились и пыхтели обезьяны.
Мне не хотелось возвращаться в поселение. Там ожидали изнурительная работа и ненавистная пыльца. Вот бы остаться тут, в тени раскидистых пальм, вкрадчиво шумящих над головой… Но скрываться весь день я не мог — у нас не принято отлынивать от обязанностей. Такой поступок среди заключенных был бы воспринят как предательство. Я подобрал валявшийся на земле кокос и, бросив его в сумку, висящую на плече, пошел назад.
Множество речек с сильным течением то и дело преграждало мне путь. Завидев их, я машинально подбирал подходящую упругую лиану и, оттолкнувшись ногами от земли, перелетал на другой берег. Сейчас я приземлился на погибшее дерево. Оно лежало поперек тропы, его сучья покрывали ярко-оранжевые грибы. Когда-то я хорошо усвоил урок, что все яркое, как правило, ядовито. Об этом рано или поздно становится известно всем обитателям джунглей. Я огляделся в поисках безопасного участка и, схватившись за другую лиану, перенесся на следующее место.
Сегодня 4225-й день моего заключения, и я должен был посвятить его новичку. Стоя по колено в воде, мы выслеживали пугливую добычу. По обеим сторонам речки тянулись высокие травы и кустарники. Они склонялись над водой, отбрасывая на нее замысловатые тени. В некоторых местах по краю берега из-под крупных сцепившихся корней выглядывали желтые цветы.
По ясному светлому небу бежали пухлые облака. Горячий воздух был набит медовой пыльцой, со всех сторон стрекотали цикады. Я вытер пот со лба и почувствовал, что начинает болеть голова.
Новичок постоянно чесался и отмахивался от комаров. Пугала его и вода, я потратил немало времени на то, чтобы уговорить его войти в реку. Он стоял рядом со мной и ежился. Его щуплые воспаленные плечи были покрыты солнечными ожогами, на спине и носу шелушилась и облезала кожа, под глазами и на щеках выступали первые веснушки.
— Извини, друг, придется привыкнуть обходиться без полотенец, — подмигнул я ему и с размаху ударил по воде острогой, так что брызги тут же окатили парня до самой макушки.
Он, поморщившись, чертыхнулся:
— Что уж там полотенца, и без столовых приборов, и без чистой одежды, и без крыши над головой с регуляцией температуры.
— На самом деле все это ерунда, — начал я, приготовившись цитировать стандартную заготовку. — Здесь ты научишься обходиться меньшим, но ценить станешь больше. Ты будешь находить радость в самых простых, обыденных вещах.
Он усмехнулся.
— А что меня тут может радовать? Вот эти мошки, вьющиеся прямо у моего носа, или коряга, оцарапавшая мою голень, или это чертово солнце, сжегшее мою спину? — спросил он, задрав голову, щурясь и заслоняя ладонью глаза от солнечного света. Он пытался что-то рассмотреть в небе. Я проследил за его взглядом и увидел орла, парящего высоко над нами.
— В природе нет ничего лишнего — в ней все идеально устроено, скоро ты поймешь и это. Поймешь и научишься жить по ее законам. Я тоже получал сильные ожоги в первые дни, это все временные явления, — проговорил я, вглядываясь в ясное небо.
— Да ты просто дикарь, — пробормотал он себе под нос, опуская руку, а я сделал вид, что ничего не услышал. Мне было совершенно наплевать, что он обо мне думает.
Я засмотрелся на орла, который планировал, широко раскинув мощные крылья. Он был так высоко, что, казалось, птица едва двигается. Я знал, что это обман зрения и орел летит на огромной скорости.
— Почему ты такой угрюмый? — вдруг спросил новичок.
— Знаешь, пора перейти от болтовни к действиям, — очнулся я. — Ты же собираешься сегодня поесть? Стадия Обнуления благополучно миновала.
Он вопросительно посмотрел на меня.
— Так что вот, держи, — сказал я, протягивая ему четырехконечное копье. Он неуверенно взял его в руку где-то рядом с основанием.
— Смотри, как нужно держать.
Я передвинул его правую руку на конец копья, а левую установил посередине.
— Теперь делаешь, как я тебе показывал. Подожди! Не мельтеши! Надо притаиться и подождать.
Мы замерли. И в этот же момент отрывистое стрекотание цикад сменилось на оглушительный свист. Новичок поморщился, сделав несчастное лицо. Я сердито посмотрел на него. Через несколько минут цикады залились сиреной.
Вскоре я заметил рыбу.
— Вот и добыча! Целься! — шепнул я.
Он послушно прицелился в крупную рыбу, но медлил, не совершая никакого действия.
— Кидай же!
Он в ужасе смотрел на уплывающую добычу, занеся копье.
— Нет, Аэр, я не смогу этого сделать, — вдруг выдавил он, опуская руку.
— Да и поздно уже! Как долго ты планируешь жить за чужой счет? — спросил я в недоумении.
— Я не знаю, но это сильнее меня! — пролепетал он, отрицательно качая головой.
«Ну и слюнтяй же ты», — подумал я. Когда кто-то все делает за тебя, очень легко быть благородным.
Вдруг он подпрыгнул над водой и с воплем устремился в сторону берега.
— Там змея! В воде есть змея! — крикнул он.
Я последовал за ним на берег, меня переполняло презрение к его трусости. Когда мы оба оказались на земле, я молча подошел к нему и внезапно засадил кулаком в нос. Его голова отклонилась влево. Он инстинктивно провел рукой по воздуху, будто хотел заблокировать происходящее на эйрскрине своего Персонализатора. Тогда я нанес еще один удар с другой стороны. На этот раз он вскрикнул и схватился за свой нос, в чем я увидел уже больше здравого смысла, чем в предыдущем действии.
Новичок удивленно смотрел на меня. Вопреки моим ожиданиям, попытка растормошить его не увенчалась успехом. В парне не оказалось ни капли инстинкта самосохранения. Настоящая размазня! Хотя в этом нет ничего удивительного, он продукт безопасного Интеллектуального мира.
— Дай сдачи! — крикнул я. — Ты так и позволишь себя избивать, даже не попытаешься защититься?
— Я никогда не дрался, — промямлил он. — Это запрещено законом Мирового Государства!
— Здесь совсем другие законы. И самое время научиться им следовать. Ударь меня! — настаивал я, подойдя к нему вплотную и задыхаясь от разлитой в воздухе патоки.
Он растерянно смотрел на меня, не зная, как поступить. Во мне начал просыпаться азарт. Я слегка, чтобы не перестараться, толкнул его в грудь.
— Ты не можешь меня заблокировать! Это реальность! Настоящая жизнь, где приходится рассчитывать только на себя, если хочешь выжить! Тебе придется бороться и вытереть наконец-то свои розовые сопли!
Он заслонил рукой лицо и начал пятиться. Я мигом приблизился к нему и, убрав его руку, заглянул в глаза. Он опустил взгляд. Кровь сочилась из его разбитого носа.
— Я не хочу, оставь меня в покое, — взмолился он.
Я снова толкнул его в грудь, на этот раз применив побольше силы. Он отклонился назад, балансируя руками, чтобы удержаться на ногах.
— Сейчас я ударю тебя справа, — сказал я после того, как он поймал равновесие, и прицелился ему в нос. — Защищайся!
Он заслонился, готовясь увернуться от удара. Мой кулак слегка задел его руку, но парень успел уклониться.
— Теперь твоя очередь бить!
Мне показалось, что взгляд его переменился, в нем появилось что-то упрямое. Я совершенно не заметил, как мои руки вновь толкнули новичка. В итоге он не удержался на ногах и упал.
— Вставай! — закричал я, как только его тело коснулось земли. — Быстрее! Время решает все! Каждая секунда имеет значение. Не позволяй противнику получить превосходство! — кричал я, но он не двигался с места, продолжая лежать на спине.
Я совсем потерял самообладание от жары и его беспомощности.
— Вставай же!
Он неподвижно лежал. Я поднял его с земли и поставил на ноги. Он остался стоять, немного сутулясь, смирно ожидая моих действий. Мне становилось скучно.
— Теперь я ударю тебя слева, приготовься, — предупредил я и внезапно ударил его справа.
Он не успел увернуться от удара, так как не ожидал нападения справа и только отрывисто вскрикнул. Схватившись за нос, он хлопал глазами и смотрел перед собой. Вдруг его взгляд с любопытством скользнул в сторону, левее от меня и тут же вернулся в исходное положение. Я догадался, что сзади кто-то есть, но не стал оборачиваться. Мне было все равно. Через мгновение я услышал звуки шагов.
— Никогда не верь своему противнику, будь всегда начеку! — дал я очередной совет новичку.
— Что ты делаешь? — вдруг услышал я у себя за спиной голос Эрроу, он уже заламывал назад мою правую руку.
— Вот я же говорил, что надо быть всегда начеку, — сказал я новичку, высвобождаясь из сильных объятий своего ученика.
— Какого черта, Аэр?
Эрроу встал передо мной.
— Я пытался научить его бороться за жизнь, — ответил я сухо, без малейшего желания продолжать разговор.
— Глупости! Ты хоть веришь сам в то, что говоришь?
— Да перестань ты! — сказал я, пытаясь улыбнуться.
Мне не нравилось, как он смотрит. Его взгляд метался по моему лицу, а зрачки сузились от злости.
— Ты дикий зверь! Посмотри на себя! Посмотри, как ты избил несчастного парня! А чему ты, собственно, собирался его научить? — вдруг закричал он мне в лицо. Я оторопел, мне было нечего ответить.
— Да, на самом деле все твое поведение — это прикрытие собственной беспомощности. Ты боишься остаться наедине с собой и обнаружить в себе пустоту. Ведь когда ты один, ты начинаешь понимать, что так ничего и не создал! — выкрикивал он в злобе. — Ты боишься себя! Ты ведь пустой лист!
Я смотрел на него молча, стараясь подавить душивший гнев и опасаясь, что если выплесну его на Эрроу, то совладать с собой мне будет нелегко, и ему придется плохо. Меня начинало колотить, и я стиснул зубы.
В глазах Эрроу мелькнуло довольство собой.
— Так чему ты его научил? — он понизил голос. — Чем мы занимаемся тут целыми днями? Добываем пропитание, выживаем? В чем смысл нашего существования? — вкрадчиво вопрошал он.
— А есть ли вообще смысл?! — закричал я, потеряв самообладание.
— На воле у меня было все: доступ в Систему, комфорт, женщины…
— Так устал от этого нытья! — бросил я зло и отвернулся, чтобы не вмазать ему.
Мысль о том, что Эрроу прав, вывела меня из равновесия. Я шел вперед не разбирая дороги, то и дело отмахиваясь от надоедливых насекомых. Солнце пыталось ужалить мою кожу, за долгое время уже привыкшую к его выходкам. Все искрилось и мельтешило под палящими лучами, маревом затуманивая сознание и отзываясь в пульсирующих висках. Воздух словно жужжал от напряжения и, казалось, вот-вот взорвется, лопнет, высвободив наружу брызги тошнотворно-медового запаха цветов. Этот приторный запах смешался с моей тоской, проник внутрь и заполнил вены, отравив ядом и рассудок.
Горячий песок обжигал ступни. Я бежал со всех ног по направлению к широкому озеру. Мне хотелось заменить эту тяжесть в груди на мышечную боль, чтобы избавиться от осознания себя в своем нагом одиночестве. Дыхание становилось прерывистым, и пот струился по телу. Я плюхнулся в воду и поплыл вперед, с удвоенной силой разрезая руками волны.
Я плыл до тех пор, пока не выдохся, потом перевернулся на спину и лег на воде. Перед глазами возникло высокое стремительное небо, и я прищурился от яркого света. До чего же приятно просто существовать! Я ощущал, как волны обнимают мое тело, а солнце ласкает кожу. Они — это все, что у меня есть…
