Глава 31
Я вернулась в дом, зашла в комнату к Люсе, чтобы посмотреть, все ли там в порядке, увидела брошенные у постели бархатные тапочки с вышивкой и расстроилась еще сильнее. Чтобы немного успокоиться, я стала говорить себе, что больница, куда увезли Людмилу, хорошая, там прекрасные врачи, оборудование, я оплачу ей одноместную палату.
Но на душе по-прежнему лежал камень. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, я набрала номер Галины Федоровой, присланный Кузей, но та не откликнулась. Я положила мобильный на стол, и он вдруг запищал. Из трубки раздался незнакомый хриплый голос:
– Вы меня искали? Только сейчас увидела непринятый вызов.
– Вполне вероятно, – сказала я. – Извините, кто вы?
– Галина Тимофеевна Федорова, – представилась незнакомка.
– Сестра Вики! – обрадовалась я.
– Да, – после небольшой паузы согласилась женщина. – Но если я общаюсь с представителем прессы, то, извините, не могу вести с вами беседу. Поймите правильно, я уважаю ваш труд, но…
– Не имею ни малейшего отношения к журналистам, – затараторила я. – Меня зовут Дарья Васильева, и мне кажется, что Вику убили.
– Господи, помилуй! – воскликнула моя собеседница. – Какой ужас!
– Очень хочу с вами поговорить. Можете уделить мне время? – продолжила я.
– Вы из полиции?
– Частный детектив, – соврала я.
– Кто вас нанял? – удивилась Галина.
– У Вики было много приятелей, – ушла я от прямого ответа.
– Очень правильное слово «приятели», – печально заметила собеседница. – Их было полно, а друга ни одного. На кого вы работаете?
Если один раз сказала неправду, придется врать дальше.
– У Кати, дочери Вики, была лучшая подруга Марфа Демидова, она попала в больницу. Семья подозревает, что девочку отравили. У меня появилось предположение, что кончина Виктории и Екатерины тоже неестественная.
– Марфа, – повторила Галина. – Хорошо, приезжайте. Буду свободна с семи до десяти вечера. Вас устроит это время?
– Да, конечно, – обрадовалась я.
– Мой адрес…
– Знаю, – перебила я.
– Деревня Пенякино, – продолжала Галина, – подъезжайте к церкви, встречу вас там, это по Ленинградскому шоссе, ехать недалеко от столицы. Я в Москве только прописана, а проживаю уже давно за городом.
Договорившись с Галиной, я попила чаю, решила перед отъездом покормить собак и вдруг сообразила: Мафи в столовой нет. Мне стало не по себе, обычно собака всегда крутится там, где еда. Я сейчас открывала холодильник, гремела чайником, посудой, и все четверолапые обитатели дома прибежали ко мне в надежде получить вкусный кусочек, все, кроме Мафи. Может, безобразница тайком пробралась в кладовку с продуктами, дверь захлопнулась, и теперь разбойница не может выйти?
Я сбегала в чуланчик, удостоверилась, что Мафи там нет, и начала методично обходить дом, недоумевая, куда могла спрятаться псина. Мафуня – мастер попадать в неприятности. Недавно Люся обнаружила ее в запертой стиральной машине. Излишне активная псина залезла туда из любопытства, но как она ухитрилась закрыть за собой дверцу?
Я вошла в спальню Дегтярева, увидела неубранную постель, валяющиеся повсюду вещи и поняла: полковник, как обычно, опаздывал, все расшвырял, а Люсе стало плохо, она не успела убрать комнату. Хуч решил, что уютный халат толстяка лучшая подстилка, свил гнездо из него и сейчас громко храпит.
Я подняла Хуча, переместила его в кресло, взяла халат, открыла шкаф, чтобы повесить его… Ну и ну! На одной из полок лежал хамон, около него острый нож, доска, тарелка и пакет с хлебом.
Я захлопнула гардероб. Ай да полковник! Отобрал у Мафи ее добычу, спрятал в шифоньер и усиленно лакомился втихаря испанским деликатесом. Только не надо думать, что Дегтярев – жадный Плохиш, который не хочет делиться изыском. Нет, Александр Михайлович с себя последнюю рубашку снимет и мне отдаст. Дело в другом. Кардиолог запретил полковнику каждый день употреблять красное мясо, а я старательно выполняю указания доктора. Если вижу, что толстяк тянется к колбасе-ветчине, тут же говорю: «Стоп, тебе это нельзя». И со сладким та же история. Вот Дегтярев и нашел выход, он покупает пирожные, тайком проносит их в спальню и лопает, когда остается один. А увидев, что Мафи несется по дому с хамоном, полковник ухитрился отнять у псинки добычу и пирует втихаря. Ну и кто он после этого?
Я снова открыла шкаф, вытащила оттуда заначку толстяка, унесла на кухню, обыскала весь дом, убедилась, что Мафи нигде нет, вышла в сад и принялась звать безобразницу. Минут через пять со стороны калитки донеслось знакомое тявканье. Я подошла к решетчатой створке.
– Мафи! Ты опять перебралась через забор и убежала!
Собака отчаянно завертела хвостом.
– Просто безобразие, – заворчала я, впуская непоседу на участок. – Прекрати носиться по поселку. В Ложкине тихо, народу мало, машины не газуют, как оглашенные, но все равно можно под колеса попасть. Если не перестанешь удирать, посажу тебя на цепь, будку во дворе поставлю. А ну шагай в дом! Знаешь, почему ты не смогла через забор перелезть? Дорогая, ты за одни сутки прибавила в весе, вот лапы твою тушу и не подтягивают. Небось пару раз упала, когда по рабице вверх лезла.
Мафи, опустив голову, поплелась в особняк. Я шла за ней, недоумевая. Почему псинка с каждым днем увеличивается в размерах? По какой причине она толстеет? Вон какая у нее попа отросла! Когда Хуч неожиданно стал задыхаться и ветеринар Паша категорично велел: «Ему необходимо сбросить три кило», я урезала мопсу порцию, и вскоре тот стал стройным, забыл про артрит и одышку. Но Мафи, несмотря на то что в ее миске теперь лежит горстка корма, превратилась в откормленную свинку. Может, кто-то из домашних ее тайком угощает? Маша вне подозрений, она ветеринар и во всем солидарна с Пашей. Феликс не пойдет мне наперекор, Люся не ослушается хозяйку. Гости в доме бывают часто, но почти у всех есть собаки, поэтому со стола никто Мафи съестного не даст. И кто остается? Полковник! Думаю, Дегтярев, которому тоже предписали сидеть на диете, чувствует классовую солидарность с Мафи, и они на пару пируют по вечерам в спальне толстяка. Ну что ж, придется вечером попросить Машу провести с полковником воспитательную беседу. Меня он всерьез не воспринимает, а Манюню Александр Михайлович побаивается.
* * *
У церкви меня ожидала женщина, одетая в черное длинное платье, на голове у ней был повязан серый платок.
– Давайте поговорим в саду, – предложила она. – Сегодня чудесная погода, тепло. Нам никто не помешает, все заняты. Разве что сестра Елизавета придет, она садовник.
– Здесь монастырь? – спросила я.
Галина Тимофеевна кивнула.
– Да, но меня не благословили на монашество. Я работаю в иконописной мастерской. Вас удивляет, что у Вики такая сестра? Она-то была совсем иной, бесшабашной, жадной до удовольствий. Мама нас в раннем детстве бросила, уехала с каким-то мужчиной, я не интересовалась с кем. Бабушка очень злилась на нее и на нас заодно, говорила: «В вас течет дурная кровь, пойдете по кривой дорожке. Надо бы вас в интернат сдать, да мой сын слишком жалостливый».
Я хорошо рисовала, в папу пошла, он был художником, мультфильмы делал. Будущее казалось ясным: поступлю в училище, потом, как отец, на киностудию пойду, я не металась в поисках профессии. Тихая была, подруг не имела, с мальчишками не гуляла. И никогда не роптала. Бабушка нам одежду не приобретала, мы с Викой за другими донашивали. Где старуха вещи добывала, мне неведомо. Она постоянно в церковь ходила, может, из прихожан кто делился? Я спокойно чужое надевала, мне все равно было, что носить. А Вика бунтовала: «Не хочу! Воняет! Купите новое!»
Анна Сергеевна ее ремнем лупила, но Виктория упорно ножницами кофты-юбки резала. Когда отец и бабушка друг за другом умерли, мне исполнилось двадцать три, я уже училась рисовать иконы, а Вика связалась с компанией музыкантов, соврала им, что ей двадцать, хотя сестре едва шестнадцать стукнуло.
Галина махнула рукой.
– Разные мы были. Очень. И такими остались. Я здесь с иконами. Вика в вихре светской жизни. Но раз в месяц она всегда ко мне приезжала, вставала на колени и говорила: «За отпущением грехов явилась».
С детства так повелось. Накуролесит и ко мне спешит. Я сначала думала, что ей совет нужен, как себя вести. Потом сообразила, нет, что ей ни говори, она по-своему поступит. Никто Вике не указ. Она всегда вела себя, как хотела, не думала о других. Если ей что-то надо, оно у нее будет. Не мытьем, так катаньем своего добьется. Упертая, несгибаемая и очень несчастная.
– Почему? – спросила я. – Ваша сестра была богата, могла покупать красивые вещи, жила в роскошном доме, ездила на одной из самых дорогих машин, каждый день веселилась на тусовках.
Галина улыбнулась.
– Вика постоянно спрашивала: «Почему ты счастлива? Ютишься в пятистенке, удобства на улице, ванну каждый день принимать не можешь. Питаешься кашей, в шкафу два платья, денег в кошельке нет. А я получила все, о чем мечтала. У меня лучшие бриллианты! Да счастья нет!» Я пыталась ей внушить, что гармония души не зависит от размера счета в банке, но она мои слова не понимала. Вике было плохо, она постоянно доказывала себе и окружающим, что богата, значима, знаменита. Но ведь всегда найдется тот, кто богаче, значимее и знаменитей тебя. Виктория все время гналась за какой-нибудь вещью, ей казалось: вот получу шубку из леопарда, и все вокруг скажут: «Ай да Вика!» Давайте оставим в стороне моральный аспект, хорошо ли убивать животных, я о другом. Сестра мечтала о меховом пальто, рассказывала мне, какое оно роскошное, дорогое, продается на аукционе, охота на леопардов давно запрещена, это манто статусное…
И конечно, через пару месяцев ее мечта осуществилась. Вика пришла на чей-то день рождения в шкуре несчастного хищника. А через полчаса туда же явилась дама, закутанная в шубейку из голубой обезьяны. Это животное водится только в одной стране и считается там святым. Исключительная редкость. Манто из леопарда померкло. Вика уехала домой, еле-еле сдерживая слезы. Ее обновка оказалась дешевле, чем у другой гостьи. Понимаете, почему сестра всегда ощущала себя несчастной? Она не имела предела насыщения. И не только в одежде. В отношениях тоже. Скажет ей мужчина: «Люблю тебя!» Вике этого мало. Она хочет каждый час слышать эти слова, да не просто «люблю тебя!», а в соединении с хвалой себе. «Дорогая, я люблю тебя, ты самая красивая, богатая, умная, стройная, талантливая, ты чудо света, пламень души моей, не могу насмотреться на твое ангельское чело, преклоняюсь перед тобой…» Но и этих слов ей было мало. Отношения с мужчинами у сестры не складывались, за ней охотно начинали ухаживать, но быстро бросали. И с деньгами была проблема.
Галина махнула рукой и спросила:
– Вы приехали, потому что Мария Ивановна заподозрила Вику в отравлении Марфы?
Я смутилась. По телефону я легко соврала, назвалась частным детективом, но сейчас, сидя бок о бок с Галиной на лавочке, поняла, что не могу ей лгать, и рассказала все как есть.
– Темна вода в облацех воздушных, – пробормотала Галина, когда я закончила. – Расскажу, что знаю. Начну издалека. Мария Ивановна Демидова ненавидела Вику с юности.
– Они были знакомы? – удивилась я.
Федорова расправила юбку на коленях.
– Да, и очень хорошо. Миша по Вике сох. Они познакомились на елке в НИИ, где я служила уборщицей и куда пристроила сестру лаборанткой, надеясь, что она денег немного заработает. Бабушка умерла, папа тоже ушел от нас, они долго болели, все накопления мы на врачей потратили. Я иконописи училась, в церкви полы мыла, одна прихожанка меня в НИИ пристроила, а я туда Вику привела. На Новый год там праздник для сотрудников устроили. Демидовы всей семьей пришли: Борис Константинович, Мария Ивановна и два их сына. Миша Вику увидел и голову потерял, весь вечер от нее не отходил. Его матери это не понравилось, она сына постоянно подзывала. Он подойдет, послушает, что Мария говорит, и опять к Вике. С этого все и началось, с маленького ручейка, который потом в океан беды вылился.
* * *
Когда я уехала от Галины, было уже поздно. Мы проговорили очень долго, у меня было много вопросов, и почти на каждый у старшей сестры Вики нашелся ответ.
По дороге назад я собрала все пробки, устала, захотела есть, но, очутившись дома, не пошла ни в ванную, ни в столовую, а постучала в спальню Дегтярева.
– Ты рылась в моем шкафу, – сердито сказал полковник, увидев меня на пороге.
Я села в кресло.
– Прости, потом обсудим, хорошо ли отбирать у собаки хамон и тайком есть то, что категорически запретил врач. Мне нужна твоя помощь.
Александр Михайлович помрачнел еще больше.
– Что случилось?
Я рассказала все, что узнала от Зинкиной, Кировой и старшей сестры Вики, изложила свои догадки и подытожила:
– Я уверена, что Мария Ивановна задумала убить Вику, и ей это удалось. Катя – случайная жертва, Марфа вообще ни при чем. Она просто оказалась не в том месте, не в тот час. А потом дама открыла охоту на меня, но инфаркт заработала Люся. Слава богу, домработница осталась жива, есть шанс, что она поправится. Но, как ты понимаешь, ни одной улики у меня нет, только домыслы. Я сунула грабли в стог сена, где мирно жили жирные крысы, и грызуны испугались. Но как их поймать? Можно считать доказательством моей правоты рождение у Геннадия в двух браках детей-инвалидов, но любой, даже самый неопытный адвокат мигом скажет: «Увы, иногда на свет появляются дети с проблемами. Геннадий Борисович – один из тех людей, чей ребенок, к сожалению, обладает патологией позвоночника».
И что? Даже если каким-то чудом удастся взять у Филиппа анализ крови, там ничего не найдут, ведь непонятно, что искать. Неизвестно, как возникает эта болезнь, есть лишь одни догадки. Степан Ильич Войков предполагал, что вирус передается через кровь или половым путем, как СПИД. Допустим, некто инфицирован этой заразой, на больного нападает грабитель, ранит его ножом, потом начинает рыться в карманах убитого, снимает с него часы, кольцо. У преступника на руке небольшая ранка, кровь жертвы попадает в нее, и вирус начинает свою работу. Геннадий убил Кукасян и заразился, поэтому у него в первом браке появилась девочка, не способная двигаться, а во втором Филипп.
– Стоп, – скомандовал Дегтярев. – Это не улика. И где Кукасян подцепила вирус?
– Ты не понял? – удивилась я. – Володя-сибиряк привез шкатулку, о которой ему во сне сказала шаманка. В ней был порошок. Степан Ильич целый день его изучал. Сотрудники помогали Войкову. А потом все они умерли! Непонятное вещество содержало тот самый вирус, он вызывает инфаркт-инсульт. Но не у каждого. Кое-кто остается в живых. Человек не знает, что он инфицирован, и передает заразу детям. Малыши рождаются инвалидами. Механизм действия вируса, как при гемофилии, которая передается по наследству. Один раз случился сбой, и потомки больного человека обречены болеть. Королева Виктория сама гемофилией не страдала, но она передала ее многим царским семьям, с которыми была связана родственными узами. То же произошло и с Геннадием, сам он вроде здоров, а с детьми беда.
Полковник потер затылок.
– Судя по твоему рассказу, в момент вскрытия шкатулки Лауру уже уволили из лаборатории. Кукасян не участвовала в изучении порошка и не могла заразиться. Вся твоя теория про заражение Геннадия от Лауры рассыпается.
На секунду я опешила, но быстро пришла в себя.
– Ладно! Но Геннадий убил Кукасян. А мать его спасла, подсунула милиции в качестве преступника Артема Зинкина. Прошло много лет, и Мария Ивановна решила убить Вику. У Демидовой есть тот самый порошок шаманки! И что теперь делать? Как вывести Марию Ивановну на чистую воду? Вика была наркоманкой, ее смерть от инфаркта никого не встревожила. Катя алкоголичка, ее кончина не выглядит подозрительной. Марфа несколько месяцев баловалась сильными антидепрессантами и болеутоляющими, которые ей щедрой рукой давала Катя. Эти лекарства нельзя использовать бесконтрольно, в особенности подросткам, чей организм находится в стадии активного развития.
По дороге домой я позвонила Оксане, она сказала мне, что самая частая причина внезапной смерти детей в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет, если исключить травматизм – это сердечно-сосудистые проблемы. Сердечный приступ Марфы врачей не удивил.
Полковник молчал.
– Оставить все как есть? – уныло продолжала я. – Пусть Мария Ивановна живет дальше? Ей все сойдет с рук? Тебе пересказать еще раз все, что я узнала от Галины Федоровой?
Александр Михайлович взял свой телефон.
– Алло, Виктор? Это Дегтярев. Отлично. Как дела? У меня тоже прекрасно. Нужна твоя помощь. Завтра утром к тебе приедет Дашка. Да, та самая. Возникла проблема. Я ее решить не могу, потому что не могу. А ты, полагаю, справишься. Договорились, в десять она у тебя.
– С кем ты разговаривал? – спросила я.
– С владельцем адвокатской конторы. Его зовут Виктор Брунов, – пояснил Дегтярев, – я знаю его не первый год, он тот человек, который нам нужен.
– Нам? – повторила я. – Мы с тобой вместе? Почему ты не сердишься? Не говоришь: «Опять влезла куда не просят!»
Толстяк потер затылок.
– Наверное, я ослабел от голода. Когда у тебя всю еду отняли, трудно злиться.
