Глава 29

Виктория Ивановна смахнула со стола крошку.

– На следующий день милиция в институт заявилась и всех новостью ошарашила: Кукасян погибла, преступник ее изнасиловал и убил. Оказалось, что Лаура на работу пока не устроилась, вот служивые к нам и прикатили. Вопросы начали задавать Леониду Аркадьевичу, больше ни с кем не говорили. И вскоре убийцу поймали. Какой-то психически нестабильный человек на нее напал.

Все, конечно, были в шоке. Хоть Лауру и недолюбливали, но смерть даже лютых врагов примиряет. Галя Федорова и та сказала:

– Не лучшим человеком покойница была, премии меня лишила из вредности, за детскую глупость я пострадала, но Господь страшную кончину ей послал, помолюсь за нее сегодня.

Федорова верующей была, в церковь ходила, религиозности своей не скрывала.

– Смелое поведение для того времени, – отметила я. – В те годы я работала преподавателем в заштатном институте, так у нас уволили одну завкафедрой за то, что она, член КПСС, пошла на пасхальную службу. Кто-то донес в партком, и Ольгу Степановну вон выставили.

Светлана поставила чайник.

– Так это завкафедрой! Одну выперли, другая живо найдется, десять человек на такой оклад принесутся. А Галя уборщицей была, ей замену трудно найти. При коммунистах поломойкой мало кто работать мечтал, все в институтах бесплатно диплом получить хотели, а потом в какой-нибудь конторе осесть и за сто сорок рублей в месяц бумажки из одной стопки в другую перекладывать. С ведром и тряпкой возиться непрестижно и платят мало, выгонят Галю, зарастет коридор грязью, поломойку найти трудно, да еще такую, чтобы не пила. Поэтому Федоровой много чего прощали. И на Лауру она зря за лишение премии злилась. Ей следовало свою сестру в узде держать, дрянь девчонка была!

Ну да не о ней речь. Не успели мы новость про смерть Лауры пережить, как во вторник звонит в панике жена Паши Крохина, у ее мужа ночью сердце заболело, и скончался Павел до приезда «Скорой».

Виктория Ивановна стала загибать пальцы.

– Оцените ситуацию. Степан Ильич в реанимации, Кукасян и Крохин в морге. Неприятно как-то всем стало. А я с гриппом дома лежу, мне народ звонит по разным вопросам, докладывает, что на работе происходит. После обеда в тот же день новая беда – Вера Белкина в столовой без сознания упала, увезли ее в клинику, инфаркт. Сотрудники притихли, вечером по домам разбежались, как мыши, врассыпную. А наутро очередное потрясение: Митя Красин скончался, инфаркт, и Вера не выжила. Люди зашумели, пошли толпой к Леониду Аркадьевичу…

Виктория Ивановна покачала головой.

– Сотрудники НИИ в большинстве кандидаты, а кое-кто и доктора наук, а выступали как деревенские бабы, объявили директору: «Лабораторию Войкова надо закрыть. Из тех, кто со Степаном чертову коробку, сибиряком привезенную, открывал, никого в живых не осталось. Шаманка им отомстила, теперь за остальных примется». Вроде учеными считались, а продемонстрировали средневековое мракобесие. Но ведь лаборатория не дверь, ее в секунду не закрыть. Леонид попытался это людям объяснить, так ему на стол заявления об увольнении посыпались. Испугались все сильно. И совсем плохо стало, когда на следующей неделе выяснилось, что сибиряк в аэропорту от инфаркта умер, а Степан в больнице скончался. Тут уже уйти решило большинство! Ну, не глупость ли?

– Вам не было страшно? – спросила я. – Я бы, наверное, перепугалась.

– Дорогая, я ученый, – снисходительно сказала Кирова. – Прекрасно знаю: мертвый человек мстить не способен. Привидений, вурдалаков, вампиров, домовых и прочей нечисти, в которых верят малограмотные бабы, не существует. Но я поняла, что кончина Войкова, Володи и остальных как-то связана с пропавшей коробкой, вернее, с ее содержимым. Степан взял чуть-чуть для исследования, целый день сотрудники с порошком работали. Если представить, что шаманка ученым мстит за поругание своего тела, то почему я жива и здорова осталась? Я тоже с мумией работала. Ответ один: в тот день, когда сотрудники лаборатории серым веществом занялись, я дома с гриппом валялась. Вот как бывает, расстраиваешься, что из-за болезни все интересное пропустила, шкатулку не видела, а потом оказывается, что недуг тебя от смерти спас. Думаю, порошок был ядом, он вызвал инфаркт. Неведомо, из чего его шаманка приготовила, но отрава у нее злая получилась.

– Жуть просто, – поежилась Светлана. – Мороз по коже бежит, когда о таком думаешь. Вор табакерку-то, наверное, открыл и тоже на тот свет уехал. А может, еще и пару людей с собой прихватил, решил шкатулочку продать, не помыл ее, и покупателю тоже кирдык.

– Кто-то еще в институте умер? – спросила я. – Кроме сотрудников Войкова?

Виктория Ивановна ответила:

– Не знаю. Многие уволились. Я за их судьбой не следила.

– Жаль, – пробормотала я, – вы бы могли вычислить вора. Он, наверное, тоже скончался.

Кирова вытащила из кармана зазвонивший мобильный телефон, но не стала отвечать, просто положила его на стол.

– А я и так знаю, кто вор. Вика Федорова, маленькая мерзкая дрянь, моя тезка.

Знакомое сочетание имени и фамилии заставило меня вздрогнуть.

– Кто?

– У нашей уборщицы Галины Федоровой была младшая сестра, Виктория, – пустилась в объяснения Кирова, – разница у них в возрасте большая. Галя мерзавке вместо матери была, родительница у них алкоголичка горькая, все пропивала, от кого детей родила, неизвестно, у нее их куча была, но выжили лишь двое: Галя и Вика. Тех, кто в промежутке между девочками на свет появился, Господь прибрал, и правильно сделал. Я о семье Федоровой ничего не знала, пока Галина не попросила посодействовать, чтобы Вику в НИИ на должность лаборантки взяли. Такими золотыми красками родственницу расписала: студентка, отличница, жаловалась на тяжелое материальное положение. Вот тогда я от нее про их мамашу и услышала. А у нас как раз место освободилось, ну я и замолвила словечко. Вика всем улыбалась, наладила со многими хорошие отношения, а с Кукасян они подружились. Я понять не могла, что у них общего? Федорова училась в каком-то гуманитарном институте, в театральном вроде, не помню. Молодая совсем, Лаура серьезный ученый, взрослая баба. О чем им беседовать? Но они постоянно болтали, хихикали, а потом Степан Ильич Вику выгнал за то, что та вечно колбы била и на работу каждый день опаздывала. Младшую Федорову отправили архив мыть. И вот что интересно. Когда Вика у нас появилась, у сотрудников стали деньги пропадать. Я несколько раз удивлялась: вроде в кошельке одна сумма лежала, вечером она чуть меньше стала, а я ничего не покупала. Из холодильника нашего продукты кто-то таскать начал потихоньку. Вера Лякина купила импортную дорогую губную помаду и не нашла ее потом в сумке. Раньше такого в лаборатории не было, и после ухода Вики это сразу прекратилось, зато девочки из архива, когда Вика там полы мыть стала, ныть начали: «Купили сыр, куда делся, не поймем». Обе Федоровы уволились, когда Войков умер, и в архиве все наладилось. Это Виктория воровала. И Маша Демидова так считала. Я уверена, что Вика табакерку уперла!

– При чем тут Мария Ивановна? – не поняла я.

Кирова посмотрела на опять зазвонивший телефон.

– В НИИ двадцать шестого декабря устраивали елку для малышей. А через четыре дня – для взрослых, на которую многие привозили своих детей-подростков. Демидовы всегда семьей в праздниках участвовали: Боря, Маша и мальчики. Иду я по коридору тридцатого числа, навстречу мне Мария, нервная, взволнованная. Я председатель месткома, должна следить, чтобы гостям комфортно было, поэтому спросила:

– Мария Ивановна, что случилось?

Она смутилась и ответила:

– Не люблю людей облыжно обвинять, но, право слово, странно. Полезла я в сумку за расческой, ба! Кошелька нет! Куда делся? Понять не могу. Сейчас он мне не нужен, у вас здесь ничего не продают, я его не вынимала. И хорошо помню, что видела кошелек, когда клала в сумку номерок от верхней одежды, он на месте, а портмоне нет. Денег в нем кот наплакал, но жалко! Мне его Боря вчера с новогодней премии купил, вещь красивая, дорогая. Я расстроилась, пошла в туалет. Глядь, а там у окна девушка стоит, в моем пропавшем бумажнике роется. Я возмутилась.

«Это мой! Где его взяли?»

А она в улыбке расплылась:

«Ой! Как хорошо, что вы вошли. Подняла в коридоре портмоне, а как узнать, чей он? Решила посмотреть, не лежит ли внутри что-то от владельца. А тут вы! Здорово! Возьмите!»

Сунула портмоне мне в руки и удрала. Я сначала обрадовалась, что нашелся подарок Бори! А потом призадумалась. Как он в коридоре очутился? Я там сумку не открывала. Почему девушка в туалет с ним пошла? Что за идея искать в кошельке сведения о его владельце? Следовало пойти в зал, показать находку и громко спросить: «Люди, кто из вас растеряша?» Девушка портмоне украла, а когда я в туалет зашла, быстро сориентировалась.

– Покажите мне эту красавицу, – попросила я.

– Толку-то? – пожала плечами Демидова. – Не пойман – не вор. Я же не видела, как мерзавка в моем ридикюле шуровала, и она сразу кошелек отдала, объяснение придумала, коим образом он к ней в руки попал. Не подкопаться к ней в такой ситуации.

– Просто я хочу знать, кто у нас ворует, – разозлилась я. – Всякое в коллективе случается, и пьяницы у нас есть, и драчуны, и лентяи, но воров до недавнего времени не водилось.

Женщины пошли в зал, и Мария Ивановна кивнула на Вику Федорову:

– Вот она, красивая девушка, внешность ангела. Кто такая?..

Кирова поджала губы и взглянула на меня.

– Пришлось ответить: «Моя тезка, младшая сестра нашей уборщицы. На лицо хороша, а на руку нечиста».

– Может, зря мы на нее думаем, – засомневалась Демидова. – Иногда правда фантастикой кажется. Вдруг красавица на самом деле Борин презент в коридоре нашла? Я могла его незаметно выронить…

– Может, и так было, – вздыхала сейчас Виктория Ивановна, – но я вспомнила мелкие пропажи в лаборатории! И вот поворот судьбы! Я читаю разные журналы, не стесняюсь любви к глянцу, отдыхаю так. Представляете, снимки этой маленькой воровки сейчас везде. Я узнала ее сразу, совсем со временем не изменилась, сейчас она очень богата, вся в бриллиантах, мехах. Я как на снимки гляну, сразу тот кошелек вспоминаю и как у нас продукты и мелочь пропадали.

Кирова схватила свой надрывно звонивший телефон.

– Да? Что? Без меня ничего не можете. Спокойно чаю попить не дадут! Иду! Прямо как дети, мама ушла, они рыдают.