Глава 5
…И снова под колеса «Волги» полетели километры подмосковных дорог. Гуров ехал в Пятницкое, чтобы оттуда отправиться в Лешакино. Сержант Володька лихо гнал по широкой серой ленте асфальта, с беспечной улыбкой слушая голоса «Дюны», приглушенно льющиеся из динамиков акустической системы: «…Наш Борька – бабник! Наш Борька – бабник!.. Так говорят об этом все его друзья…»
Краем уха вслушиваясь в этот иронично-хулиганистый хит, Лев мысленно отметил, что имя «Борька» в нем вполне можно было заменить на «Стас» – это ничуть не погрешило бы против истины. Сегодня утром, когда они с Крячко встретились на крыльце Главка, в глаза сразу же бросилось, что тот выглядит измотанным, словно на нем всю ночь возили воду. На какой-то миг Гурову его даже стало жалко.
Неожиданно Володька поинтересовался:
– Лев Иванович, а я вот видел, вы взяли с собой табельное оружие. Ожидается что-то серьезное?
– Ну, в принципе оружие с собой я беру достаточно часто, – глядя на бегущую навстречу дорогу, пояснил Гуров. – Но сегодня – да, возможны всякие неожиданности. Нельзя исключать того, что в округе Лешакина есть какой-то опасный хищник, наподобие крупного пса бойцовой породы, обученного убивать людей. Пока не выясним, что там к чему, нужно быть начеку.
– А вот еще можно вас спросить? Станислав Васильевич для чего-то перезарядил ваш пистолет. Что-то не в порядке с патронами?
Рассмеявшись, Лев ответил, что, по мнению полковника Крячко, патроны его пистолета «не той системы», то бишь не способны отразить возможного нападения неведомого хищника.
– Ну вообще-то он, наверное, прав! – отчего-то посерьезнев, кивнул сержант. – Как-то уже давненько по телевизору показывали сюжет с Украины. Вы не видели? Там женщина рассказывала корреспонденту, как средь бела дня ее дочь загрызла чупакабра. Я, правда, не знаю, есть ли они, эти чупакабры на самом деле, но сюжет, по-моему, был не постановочный. Она так плакала! Девчонке было лет восемнадцать… Кто знает? А вдруг подобная тварь появилась и в наших краях?! Так что это правильно – оружие никак не помешает.
– Да, посмотрим, что там за «чупа-зверь»… – нейтрально обронил Гуров, вновь вспоминая утреннюю встречу со Стасом.
Как оказалось, тот и в самом деле свое намерение выполнил. Кулибин-Алексеич не только изготовил из серебра точную копию пули «стрижа», но и мастерски заправил ее в патрон, заменив обычную. Чтобы «не устраивать представления», как определил сам Крячко, он просто вынул из гуровского «стрижа» обойму и вставил в него свою. Первый в ней по счету боезаряд блестел полировкой обтекаемого конуса пули из белого металла.
«Конечно, вряд ли она понадобится. Зря Стас затеял эту суматоху – лучше бы поспал лишний час… – подумалось Льву, когда за стеной леса появились девятиэтажки Пятницкого. – Но, как ни верти, он и в самом деле настоящий друг – готов на все, лишь бы снизить все мои возможные риски».
В райотделе Пятницкого вначале даже не поняли, с какой это стати Главк угрозыска вдруг заинтересовала пусть и драматическая, но никак не связанная с криминалом (в чем, разумеется, были уверены все, без исключения!) гибель парня из Лешакина. Впрочем, Гуров излишне откровенничать не спешил, прекрасно зная склонность некоторых своих коллег, как в центре, так и в провинции, работать на два «фронта», снабжая криминалитет оперативной информацией.
Он лишь вскользь отметил, что поводом проверки стал случайный разговор с женщиной из Угомоновки, родственницей погибшего. А проверка связана с тем, что у Главка возникли опасения по поводу безопасности населения этого села и особенно детей, которые также могли бы стать жертвами неведомого хищника.
Взяв тощенький скоросшиватель, Лев не спеша ознакомился со всем его содержимым, попутно заснимая всевозможные акты и протоколы фотокамерой сотового. Согласно имеющейся в бумагах информации, «гр. Резенцов» в последний день своей жизни отправился по грибы в лес, именующийся у местного населения Могильным. О том, что с Виталием приключилось что-то очень скверное, его родные догадались, лишь когда уже стемнело. Но в Могильный лес искать парня никто не пошел. Лишь уже утром местные добровольцы начали прочесывать лесной массив, пользующийся в селе дурной славой.
Парня нашли в самом глухом урочище, лежащим навзничь. Как явствовало из картины случившегося, скорее всего, хищник напал на Виталия внезапно. Заметить зверя парень успел лишь в самый последний момент. Совершив прыжок, тот толчком лап опрокинул его на спину и тут же вцепился пастью в горло. По мнению судмедэксперта, бедолага умер достаточно быстро – следов агонии заметно не было.
Первым, кто нашел Резенцова, был местный охотник Николай Хоролин. В деле имелся протокол допроса Хоролина. В ходе собеседования с оперуполномоченным тот рассказал, что рядом с телом Виталия он обнаружил довольно странные следы – вроде бы и волчьи, но одновременно чем-то смахивающие и на следы крупной собаки. По мнению охотника, предположительно напасть мог волкособ – гибрид волка с собакой, имеющий силу и агрессивность волка, но при этом в отличие от настоящего волка не имеющий врожденной опасливости по отношению к людям.
Исследование в морге ран на передней стороне шеи потерпевшего показало, что они могли быть нанесены только клыками крупного хищника, скорее всего, семейства псовых. Каких-либо иных ран и повреждений на теле Резенцова обнаружено не было. Что еще было отмечено очевидцами – крови рядом с телом погибшего разлито было гораздо меньше, чем следовало бы ожидать. По мнению того же охотника Хоролина, кровь, бьющая из перекушенных артерий, могла быть выпита хищником. Но почему он удовольствовался только этим – осталось без ответа. Судя по всему, именно это и стало причиной появления слуха об волкулаке-оборотне.
Каких-либо улик, свидетельствующих о том, что в этот момент где-то неподалеку находились люди, найти не удалось.
«Или «не удалось»… – мысленно прокомментировал Гуров. – Тут весь вопрос – как искать».
Окончательное заключение гласило: считать случившееся несчастным случаем, который произошел по вине потерпевшего, пренебрегшего элементарными мерами предосторожности, в связи с чем уголовное дело возбуждать нет никакой необходимости.
Закончив с изучением бумаг, Лев встретился с сотрудником райотдела, который возглавлял опергруппу, выезжавшую в Лешакино. Молодцеватый капитан, который явно собирался общими фразами оттарабанить свое повествование о расследовании гибели Виталия Резенцова, наткнувшись на несколько конкретных, прямолинейных вопросов гостя о тех или иных моментах проводившейся ими работы, сразу же несколько потускнел.
Он признался, что – да, «черного археолога» Макса они даже не пытались искать. А зачем? Никто же по поводу его исчезновения заявлений не подавал? Нет. Ну и на кой он тогда «притовокался»? Ну а то, что Резенцов на пару с этим самым Максом занимался противозаконной «археологией», так мало ли кто с кем и чем занимается? На вопрос о тщательности осмотра места гибели Виталия капитану тоже почему-то ответить было нечего. Да, они поляну «как бы» осматривали. «Как бы» искали улики и следы. «Как бы» что-то находили… Да и в опросах свидетелей опытное око полковника сразу же уловило недоработки. Это окончательно стушевало бравого капитана. Ну а констатация Гурова:
– Работа проведена небрежно, расследование поверхностное, формальное… – и вовсе повергла в уныние.
Когда Лев, пренебрежительно бросив на стол скоросшиватель, молча направился к выходу, его собеседник неожиданно окликнул.
– Товарищ полковник! С вашей оценкой согласен полностью… – неловко подкашливая, вполголоса заговорил он. – Но… кое-что хотел бы пояснить в конфиденциальном порядке. Так сказать, к сведению… В общем, когда в августе нас отправили на обследование места происшествия, мне передали негласное распоряжение «удила не рвать», поскольку это «несчастный случай». И пришло оно откуда-то оттуда… – капитан указал взглядом на потолок.
Выслушав это сообщение, Гуров понимающе кивнул и негромко ответил:
– Ясно! Спасибо за откровенность. Будем иметь в виду.
И снова «Волга» помчалась по трассе через холмистую равнину, то минуя болотистые низины и озерца, с еще по-летнему чуть зеленоватой водой из-за размножившегося за жаркие месяцы пресноводного планктона, то ныряя в боры и перелески. Оставив позади себя и Угомоновку, и Трубное, и еще какие-то Демидовку и Камень-Пень, машина наконец-то подрулила к околице не самой большой деревни с несколькими двухэтажками в центре и вольной россыпью разномастных сельских особняков. Вдоль извилистых улиц можно было увидеть и довольно ветхие домишки, «дышащие на ладан», и современного фасона коттеджи состоятельных сельчан.
Завернув в местную администрацию, Гуров застал там лешакинского старосту – крупного мужчину пенсионного возраста, назвавшегося Кириллом Александровичем Крупным. Как особо пояснил староста, Крупный – он не потому, что имеет объемистые габариты, а потому, что его прадед в здешних краях имел самодельную крупорушку и производил разные крупы.
Собеседником Кирилл Александрович оказался очень занимательным – настоящим кладезем ценной информации. Он охотно рассказал Гурову все, что того интересовало о Виталии Резенцове. По словам старосты, Виталий парень был в целом правильный, хотя и не без ветра в голове. По Лешакину он слыл настоящей «присухой» местных девчонок. За него замуж с радостью вышла бы любая. Но сразу после армии он почему-то женился на городской девахе, которая приезжала на лето в гости к своим родственникам.
Лешакинцам очень не понравилось, что столичная «моднявка» в первый же вечер их знакомства сама полезла ночевать с Виталькой на сеновал. Да так и осталась жить у Резенцовых. Родители отделили молодым половину дома, где они и начали строить свое «семейное гнездо». Через год у них родился сын. Но когда ребенку было месяца три, а Виталька в это время «шабашил» в Москве, его «благоверная», снюхавшись с бригадиром среднеазиатских гастарбайтеров, которые строили дом местному коммерсанту, куда-то с ним уехала. Ребенка подбросила родителям Витальки.
Узнав об исчезновении жены, Виталий долго ходил мрачнее тучи. На женщин даже не глядел. Но с этой весны он вдруг начал встречаться с молодой односельчанкой, которая ждала из армии парня, да не дождалась – того тоже, как видно, «захомутала» какая-то пронырливая вертихвостка. Этой осенью они должны были пожениться, если бы не такой вот грустный финал.
По словам Крупного, тот августовский день, когда погиб Резенцов, он помнит хорошо. Погода выдалась ясная, солнечная, на работу идти было одно удовольствие. Шагая в свой «офис», староста случайно встретился с Виталием. Тот выглядел веселым и жизнерадостным. Резенцов шел в сторону околицы, одевшись в старый армейский камуфляж, в руке нес большую ивовую корзину. Ответив на его приветствие, староста поинтересовался, куда тот надумал направиться. Загадочно улыбаясь, Виталий ответил, что идет по грибы.
При этом интонация его голоса с интригующими нотками давала понять, что грибы – это только для «отмазки». А шел он совсем по другим делам. На вопрос Крупного, не желает ли он устроиться водителем школьного автобуса – Виталька имел нужную категорию и считался отличным шофером, – тот неожиданно уведомил: «Кирилл Александрович, зачем мне все это нужно? Хватит с меня – и варить, и шоферить… Скоро у меня будет столько денег, что я смогу все Лешакино купить оптом и в розницу».
– …Я еще тогда ему, помнится, сказал: смотри, Виталя, легкие деньги – штука рисковая, – староста тягостно вздохнул, – кабы с ними беды не нажить! Но он только посмеялся. Дескать, кто не рискует, тот не пьет шампанского! Вот и пришлось нам пить горькую на его поминках… До сих пор понять не могу – что там с ним приключилось такое? Его родители, хоть и сорок дней уже миновало, все никак не отойдут от того, что случилось. Хорошо, есть внук – он их держит, а то оба ушли бы следом за Виталькой.
– А как бы мне с ними увидеться? – спросил Лев, выслушав своего собеседника.
Тот в ответ лишь развел руками.
– Сегодня их дома нету – повезли внука в район к педиатру. Что-то мальчонка малость захандрил. Да еще и какой-то бабке хотят его показать. Все боятся, как бы не сглазили, как бы порчу не наслали…
На вопрос Льва – действительно ли Могильный лес таит в себе какие-то опасности и чего ради туда мог податься Резенцов, Крупный пояснил, что этот массив и в самом деле репутацию имеет более чем скверную. По местной легенде, в той самой низине, где нашли Витальку, когда-то очень давно похоронили местную ведьму.
Еще когда Лешакино было небольшой деревушкой в пару дюжин изб, на его окраине в землянке поселилась какая-то странная женщина. Она появилась неизвестно откуда. Промышляла тем, что лечила местных жителей травами да заговорами. А потом произошло нечто, весьма необычное – не прошло и года, к удивлению всех лешакинцев, ее взял в жены местный мельник Митрофан. Но их «счастье» было недолгим. Еще через год мельник погиб, говоря современным языком, в результате ДТП. Его лошади, до той поры смирные и послушные, отчего-то вдруг понесли, и Митрофан, вылетев из повозки, разбил голову о придорожный камень. В Лешакине тут же заговорили, что его «благоверная» – ведьма и что это она погубила мужа. Митрофанов дом тут же все начали обходить стороной.
Случилось это в середине лета, а ранней осенью в село из Москвы приехал старший сын Митрофана, работавший там приказчиком у богатого замоскворецкого купца. Он объявил, что дом и мельницу намеревается продать. Его младший брат смолоду ушел в монастырь, сам он продолжать дело отца не собирался, а тем более дарить невесть кому отеческий дом и его ветряк. Узнавшая об этом решении вдова мельника устроила скандал и объявила, что устроить продажу не позволит.
Тем же вечером у сына мельника, остановившегося на постой у дальней родни, началась непонятная горячка. Благо хозяйка, разбиравшаяся в травах, напоила его горьким отваром, и он хотя бы пришел в себя. Ближе к полуночи сын мельника вдруг почуял, что настают его последние часы. Однако вместо того чтобы пойти к священнику исповедаться, он взял у хозяев бутылку керосина и спички и направился к отцовскому дому. Подперев входную дверь, он облил дом керосином и поджег.
Когда к горящему дому с ведрами и лопатами сбежались сельчане, он уже полыхал сверху донизу. Изнутри доносились отчаянные крики о помощи. А перед палисадником лежало бездыханное тело поджигателя. Лишь к утру пламя поутихло, а дом обратился в огромную груду раскаленных углей. Когда же назначенные старостой мужики разгребли пепелище, то у того места, где была входная дверь, они нашли обгорелые человеческие кости. Тут же на сельском вече решили, что на своем погосте их хоронить не будут. Собрав лопатами и граблями останки чужачки в крапивяный мешок, их волоком оттащили в глухую чащобу и там закопали неотпетыми в безвестной могиле.
– …Вот с тех пор тот лес и считался как бы проклятым, – завершил староста свое жутковатое повествование. – Но в это – кто верит, а кто не верит. Грибов там всегда в избытке, только не всякий туда пойдет. Виталька – тот ничего не боялся. Он туда всегда ходил. Ну, как видно, добралась она и до него.
– Вы верите в то, что это и в самом деле была ведьма? – спросил Гуров, едва сдержав усмешку.
– Лев Иванович, если честно, то я не знаю, что об этом думать… – его собеседник энергично пожал плечами. – Так-то, конечно, не верю – родились-то мы и выросли при социализме, воспитаны на атеизме. Но в глубине души отчего-то все равно есть какое-то беспокойство. Какой-то червячок сомнения все равно ее точит, потому что бывает немало таких происшествий, которые теми же законами Ньютона или этого… – как его? Кулона, что ль? – не объяснишь…
«Черного археолога» Макса Крупный помнил, хотя видел всего несколько раз. По его словам, это был «фитиль» баскетбольного роста, пронырливый и бесцеремонный. Собственно говоря, это не Виталий прибился к Максу, а Макс его подбил на «археологию», поскольку ему нужен был человек, хорошо знающий всю здешнюю округу. Трудно сказать, находили они что-нибудь или нет, но с некоторых пор у Резенцова и в самом деле появились хорошие деньги. Правда, он ими не сорил, не бахвалился, но в Лешакине знали, что Виталька купил для невесты обручальное золотое кольцо с бриллиантом. Ходили слухи, что Макс и Виталька нашли-таки графский клад, вот отсюда у них и «поперло».
– Кстати, о графских сокровищах… – слушая старосту, задумчиво заговорил Гуров. – А вот вы как считаете – они и в самом деле существуют или это деревенские байки? И еще, чисто из любопытства… Он вообще куда делся, этот Замолотский? Мне рассказывали, что он умер в восемнадцатом. И что случилось с домом, раз от него остались одни руины?
Рассмеявшись, Крупный провел по лицу ладонью и, махнув рукой, сокрушенно вздохнул.
– Сокровища, сокровища… – произнес он с оттенком сарказма. – Мне почему-то думается, что это выдумка. Кто их только не искал! Про местных я уже и не говорю – почитай, каждый второй лазил, рыскал и шастал. А еще всякие эти краеведы, копатели, «черные археологи», залетные авантюристы… Одни даже приперли какой-то особенный эхолот. Не нашли подземелий. Лозоходец бегал с ивовой рогулькой – впустую… И все, как один, охают: да как их найти, эти сокровища, если на них лежит колдовское проклятие?!
Про самого графа, как и всякий здешний житель, староста наслышан был с преизбытком. В том числе и про его последний день жизни. По словам Крупного, графа никто не хоронил. Когда чекисты в поисках сокровищ обошли все его поместье, то напоследок снова заглянули в спальню. Однако тела Замолотского на месте не было. Решив, что, вполне возможно, здесь тайком успел побывать кто-то из слуг графа, который и унес покойника в другое место, они отбыли к месту назначения. Но на самом деле, уверяли старожилы, после смерти Замолотский превратился в огромного ворона.
С домом тоже произошла не вполне объяснимая история. Ровно через тринадцать дней после смерти графа, ночью, во время сухой грозы, в его дом ударила молния, из-за чего поместье сгорело дотла. Самым удивительным в случившемся рассказчик видел то, что здание было полностью каменным, а деревянными были лишь двери, полы, перекрытия да оконные рамы. Но горело оно как свечка, сверху донизу, с треском и грохотом. К утру от усадьбы остались лишь дымящиеся руины.
Сгорела даже конюшня, из которой конюх, в последний момент подоспевший к пожарищу, просто чудом успел выпустить лошадей, обезумевших от гибельного ужаса. Куда девались вороные – так никто и не понял. Лесник, которого донимал комбед на предмет передачи ему графского конепоголовья, клялся и божился, что выпущенные им кони умчались вообще неведомо куда. По мнению старосты, насмерть напуганные кони могли убежать очень далеко, где стали добычей или цыган, или конокрадов.
Припомнил он и загадочную историю со стрельбой по необычной величины ворону и болезнью стрелявшего в него охотника. Лет сорок назад – не так уж и давно, местный охотник Андрей Хоролин осенней порой ходил на пролетную утку и засиделся на озерах до темноты. Собрал он свою добычу и пошел домой по лесной дороге. Неожиданно в свете полной луны он увидел огромного черного ворона, летящего в его сторону.
Андрей сразу же понял, что этот ворон – не совсем ворон. Он снял с плеча заряженное ружье и, как учили старики, сорвал со своей куртки медную пуговицу, которую бросил в ружейное дуло. Призвав на помощь силы небесные, охотник выстрелил в загадочного монстра. Тот издал пронзительное, визгливое карканье и, завалившись на один бок – скорее всего, выстрелом ему повредило крыло, – пролетел прямо над Андреем и скрылся в лесной чащобе.
Уже приближаясь к дому, охотник почувствовал, что его одолевает жар. Утром он уже не смог подняться. Его немедленно увезли в райцентр и там положили в больницу. Врачи установили у него вирусный энцефалит от укуса клеща. Через три дня, несмотря на усилия врачей, Андрей Хоролин умер.
– …Вот у нас и пошли всякие и разные разговоры на эту тему, – саркастично усмехнулся Крупный. – Любители мистики уверяют, что Андрей из ружья ранил призрак графа, и когда тот пролетел над ним, кровь ворона попала ему на лицо, что и стало причиной смертельной болезни. Ну а большинство считает так, что Андрей вовремя не привился, и его цапнул клещ. На охоту он пошел уже больным. На обратном пути из-за болезни – а это же энцефалит, воспаление мозга! – у него начались галлюцинации. Вот и вся разгадка. Наша фельдшерица его сколько раз уговаривала сделать прививку. Без толку. Он был из упертых – нет, и все тут!
– А разве клещи осенью на людей нападают? – Лев недоуменно прищурился. – Весной – это понятное дело. Ну, летом… Кстати! А Андрей Хоролин Николаю кем доводится?
– Он его отец… – староста чуть развел руками. – Когда Андрей умер, Кольке было лет десять. Сейчас – пятьдесят. Кстати, такой же упертый, как и его батя. Правда, от энцефалита прививается. Женат-то он на медичке, она его чуть не палкой заставляет прививаться. А что касается клещей, так их тем летом в наших местах было полным-полно. До поздней осени, твари, лазили. Из-за них не один Андрей пострадал. Человек восемь лечились. Благо спохватились вовремя.
В ходе дальнейшего разговора выяснилось, что в Лешакине про случившееся с Мартыняхиным слышали многие. Как оказалось, сын одного из местных жителей работает в Миллениуме охранником. Он-то и рассказал про кончину именитого обитателя «Приюта бедняков». Сам Крупный к этому факту относился нейтрально – и без злорадства, и без сожаления.
– …Лев Иванович, – поморщившись, отметил он, – что я буду судить людей, которые живут по каким-то своим, не совсем человеческим законам? Ну, вот этот же Мартыняхин. Что о нем сказать? Не жизнь у мужика была, а сплошной бордель. Вернее, свиноферма, где он исполнял роль племенного хряка. Ну, все мы не святые, у кого-то тоже всякое и разное бывало. Но как бывало-то? Он – ей понравился, она – ему, ну и вот как-то так они и сладились… А это что? Похабил баб и девок почем зря, несогласных под него ложиться выгонял с работы… Вот ему это все и отлилось. А он как хотел? Да еще, говорят, темными делами занимался. Через его магазины много «левого» товара проходило. Вот вроде бы не так давно был завоз каких-то особых цацек этих золотых. Это все, что я знаю…
Подивившись осведомленности своего собеседника и всей деревни в целом, Гуров попросил проводить его к невесте Виталия Резенцова и к Николаю Хоролину. Тот охотно согласился, и они пошли пешком по деревне, привлекая взгляды прохожих. Минут через десять они подошли к аккуратному дому, обложенному красным кирпичом. Позвонив в калитку, староста пояснил:
– Юля – девка у нас видная. И собой пригожая, и грамотная – заочно учится в колледже на воспитателя. А больше тут на кого учиться? Трудоустроиться – есть только школа да садик. Вот в садике место освободилось, она и устроилась. Сразу пошла учиться…
Увидев девушку, появившуюся на крыльце, он сразу же прервал свою речь и, ответив на ее приветствие, объявил:
– Юля, с тобой хочет поговорить полковник Гуров Лев Иванович. Он хочет разобраться с тем, что случилось с Виталием.
Кивнув, девушка пригласила их в дом, но Гуров предложил присесть во дворе на лавочку под большой яблоней. Отвечая на его вопросы, Юля рассказала, что Виталий о своих делах с Максом особо не распространялся. Но как-то рассказал, что у того в Москве есть какая-то «крутяцкая крыша». Говорил, что кое-что им найти уже удалось, и за это какой-то там «босс» с ними щедро расплатился. Вроде бы они уже нащупали место, где мог быть вход в таинственное подземелье графа Замолотского.
Кроме того, девушка припомнила, что Резенцов как-то посетовал на то, что их с Максом «пасут» какие-то «крутые» на черном джипе. Что это за люди, он не знал, но был уверен, что намерения у тех очень недобрые. Она и сама как-то раз видела большой черный джип, проезжавший через Лешакино. Его номерной знак был густо забрызган грязью. В марках дорогих машин Юля не разбиралась, зато сумела достаточно точно изобразить эту иномарку на предложенном ей Гуровым листе бумаги.
Вглядевшись в контуры иноземного авто, Лев опознал в нем тойотовский «Руннер». Напоследок он взял у девушки номер сотового телефона Виталия, и они с Крупным отправились к Хоролиным. По пути, прямо на ходу, Гуров отправил номер Виталия Жаворонкову SMS-сообщением, после чего созвонился с ним и уже устно поручил через сотового оператора выяснить, с какими абонентами в последние дни жизни общался Резенцов. Всех их надлежало персонифицировать. На тот случай, если среди них обнаружится тот, кто значится как Максим или Макс, об этом человеке необходимо было собрать всю возможную информацию.
Николай, только что прибывший с рыбалки, выгружал из багажника двадцать первой «Нивы» свой сегодняшний улов. Заглянув в большой пластмассовый таз, Гуров увидел в нем штук пять крупных линей, три метровые щуки и множество крупного окуня вперемешку с язем и красноперкой.
– Небось хорошо на удочку шла? – поинтересовался он, не тая иронии.
Поняв его подначку, Хоролин преувеличенно-усердно закивал в ответ.
– Да, да, да! Мы – только на удочку, только на удочку, и ничего, кроме удочки!
Он пригласил гостей «на чай», заодно предложив позвать и шофера Володьку («Да пусть сюда подъедет – чего он там будет сидеть голодный, зубами щелкать?..»). Но тот вежливо отказался, сообщив по телефону, что у него с собой хороший «сухпай» и голодная смерть ему не грозит. Следом за хозяином Гуров и Крупный прошли в дом, где за чаем с ватрушками (а еще карасями в сметане и отличной домашней ветчиной) охотник рассказал о том, как ему удалось найти Резенцова, убитого неизвестным хищником.
По его словам, каким-то неведомым охотничьим чутьем он почти сразу же понял, в какой стороне может находиться Виталий. Где-то уже на полпути к распадку с могилой ведьмы он был почти на все сто уверен – Резенцов именно там. И чутье его не подвело. Когда он в сумраке сосновых крон, закрывающих небо, в полусотне шагов от себя увидел человека, лежащего на толстой подушке сосновой хвои, ему стало даже немного не по себе – он так надеялся найти Виталия живым. Хотелось думать, что тот или внезапно заболел и валяется без сознания, или сломал ногу, или провалился в какую-нибудь глубокую яму…
– …Первое, что увидел, когда подошел поближе, – его горло было вырвано клыками до самого хребта… – Хоролин скорбно покачал головой.
Отхлебывавший чай староста при этих словах поперхнулся и закашлялся. Отставив чашку, он взглянул на часы и развел руками.
– Мужики, прошу извинить – мне пора идти. Дела! – объявил он и направился к выходу.
– Хороший мужик Александрыч, но уж очень чувствителен к крови и всему, что с ней связано, – Николай добродушно усмехнулся. – Он дома свою живность никогда не режет. Курицу на щи сама жена рубит. Кабанчика вырастит, а резать зовет соседей. Сам на это время из дому уходит, мол, дела одолели. Ну, мы-то все понимаем… Подыгрываем ему, мол, давай, Александрыч, иди – мы уж тут без тебя сами как-нибудь управимся. И вот, как только тушу опалили, разделали, голову кто-нибудь себе забирает и немедленно домой относит. А иначе, если Крупный ее увидит – все! У него тут же слезы наворачиваются. Вот такой он мужик. Вроде и деревенский, а по натуре – городской интеллигент. Так о чем это я говорил? Ах да… Так вот, судя по тому, что я увидел, зверь горло Витальке не просто хватанул и убежал, а выедал и пил кровь – на земле крови было намного меньше, чем следовало ожидать при таком ранении.
– Ну, так волк это был или не волк? – уточнил Гуров.
Потерев лоб, Хоролин предположил, что этим зверем мог быть только волкособ – волко-собачий гибрид. И, скорее всего, его натравил на погибшего другой человек. Метрах в десяти от тела Резенцова Николай обнаружил едва различимые на хвойной подстилке следы ног какого-то человека. Были следы и еще одного. Тот стоял в другой стороне.
– …В общем, вместе с Виталькой, если судить по следам, там было не менее трех человек, – уверенно определил Хоролин. – Думаю, один из них и привел с собой волкособа, на мой взгляд, специально дрессированного нападать на людей. У волкособов какая особенность? Волк – он сильный и агрессивный, но неважно дрессируется. А вот волкособ, при волчьих челюстях, дрессируется как обычная собака. Их не так давно стали в государственных собачьих питомниках разводить для служебных целей. Да вы, наверное, об этом уже слышали. Вот, видимо, кто-то обзавелся таким вот зверем в частном порядке – я так слышал, щенок волкособа стоит около тридцати тысяч. И обзавелся именно для убийства людей.
– Как вы считаете, Резенцов в Могильный лес пошел по каким-то своим делам? И в том распадке он оказался случайно или преднамеренно? – Лев вопросительно взглянул на своего собеседника.
– Уверен, что не случайно. Скорее всего, его кто-то туда заманил. И именно к могиле ведьмы, чтобы на этом месте на него напал зверь. Те, что убили Витальку, рассчитывали поднапустить мистики, чтобы люди напугались и списали его смерть на оборотня там какого-нибудь, на проделки умершей ведьмы, на что угодно, только не на живых уродов, которым он чем-то помешал. А вот чем помешал – тут надо бы хорошенько подумать…
По словам Хоролина, подоплеку случившегося с его молодым односельчанином он видит в одном – в поисках графских сокровищ. По мнению Николая, скорее всего, какую-то их часть Максу и Витальке найти все же удалось. Что-то они сбыть успели. Но не все, и, на свою беду, оказались в поле зрения какой-то криминальной группировки.
– По-другому этого никак больше и не объяснишь, – пожимая плечами, вслух размышлял охотник.
«Голова-то у мужика работает как надо, – слушая своего собеседника, мысленно оценил Гуров. – Был бы опером – цены бы ему не было! Он абсолютно прав – тут замешана какая-то опасная криминальная группировка. Скорее всего, они сцапали Макса, припугнули, и тот по телефону зазвал Резенцова к месту убийства. Ну а после того, как с Виталием было покончено, бандиты ликвидировали и Макса…»
Как далее выяснилось из разговора, Хоролин тоже раза два видел загадочный черный джип с замазанными грязью номерами. Первый раз он заметил эту машину невдалеке от руин графского поместья, когда ездил рыбачить на озеро Камыши, что плещется всего метрах в трехстах от того места, где стояла конюшня. На этом водоеме, изобилующем рыбой, не многие из лешакинцев рискуют заняться рыбалкой. Николай, не страдающий суевериями и пустыми страхами, наведывается туда и летом, и зимой. И вот, где-то еще в июле, он случайно заметил, как в сторону графского пепелища проследовал большой черный джип с густо тонированными стеклами.
Решив, что это могли быть какие-нибудь скучающие бездельники, ищущие острых ощущений, он даже не стал обращать на их машину какого-то особого внимания – мало ли кого сюда нелегкая носит? Второй раз джип попался ему на глаза уже после случившегося с Резенцовым. Иноземный «сарай на колесах» медленно катил вдоль деревни, словно что-то высматривая. И вот тогда-то у Хоролина впервые появились первые подозрения по поводу причастности владельцев этого авто к смерти его односельчанина.
– А вы не пробовали рассказать об этом в вашем райотделе? – поинтересовался Лев, отчасти уже предполагая, что тот ему ответит.
– С нашим участковым об этом как-то малость «перетерли», – досадливо морщась, Николай отмахнулся. – Но его, я так понял, это не заинтересовало. Он сразу мне начал втолковывать, что не хрен умничать, что дело расследовали профессионалы и «не каким-то дилетантам» их опровергать.
«Да, кто-то в Москве очень не хочет, чтобы были установлены настоящие причины смерти Резенцова и его убийцы», – мысленно резюмировал Гуров.
Завершая разговор, он спросил охотника, пытался ли он сам искать графский клад, на что Хоролин лишь рассмеялся с оттенком ностальгии.
– А кто его у нас не искал? Можно даже сказать так: кто клад не искал, тот не лешакинец. Конечно, искал. И не единожды. Только толку никакого не добился. Видать, прятали его так, чтобы первый попавшийся найти его не смог. Все с пацанами облазили мы там. Нигде даже намека не было на какие-нибудь потайные двери, лазы, входы… И до нас искали и после нас искать будут. Только есть ли он на самом деле – вот вопрос?
Кроме того, он пояснил, что случилось на самом деле у графских развалин, когда много лет назад вечерней порой туда пошли мальчишки, о чем операм рассказывала Вероника.
– …Да знаю я эту историю! – снисходительно улыбнулся он. – Тимофей Захарович, от нас через два дома живет, он ходил туда. Сейчас ему уже под восемьдесят. Не любит вспоминать тот случай. А случилось вот что. Когда он пошел к графской усадьбе, случайно наткнулся на зайца. Русак – здоровенный такой – у него из-под ног как выскочит! Ну и все! Перепуганный заяц – в одну сторону, Тимошка – в другую… Он мне сам под «этим делом» как-то рассказывал. Ну а чтобы не было стыдно перед пацанами, соврал, будто увидел зверя какого-то невиданного. Анекдот!
О случившемся с его отцом он сказал очень коротко:
– Клещ! Батя умер от энцефалита… – Немного помолчав, добавил: – Я сколько хожу на охоту, и до ночи, и до утра, а такого вот ворона-гиганта не видел ни разу. Ну, если только не считать, что он теперь уже не летает после ранения медной пуговицей.
На предложение Гурова съездить с ним к месту гибели Виталия и к руинам графского поместья Хоролин согласился, но предложил отправиться туда на его «Ниве», мотивировав это тем, что «Волга» – машина хорошая, однако в Могильном лесу на ней не «порысачишь». Выходя из дому, Николай захватил с собой уже не первой новизны тульскую двустволку.
– …Лес – есть лес, – лаконично пояснил он. – Случись нарваться на этого гребаного волкособа, без доброй порции картечи никак не обойтись. Ваш пистолет – это хорошо, а моя централочка – надежнее. Уток влет бьет без промаха. Уже лет пятнадцать у меня, а стволы – как вчера точили.