Сегодня было на удивление тепло. По дорожкам стелился туман, а слабое солнце пробивалось сквозь сырость бодрящей свежестью, открывая взгляду резные скамейки и столбы фонарей. Я даже ослабила ленты на шляпке, позволив ей свободно болтаться за спиной, и сняла перчатки. Все равно меня здесь никто не видит, кроме Арка. Даже угловатый сопровождающий куда-то подевался, хотя я и ему сейчас бы обрадовалась.

Я привыкла быть в центре внимания, после театральной суеты и бесконечной вереницы встреч тишина и уединение удручали. Попытки болтать с Элией Гилл пресек на корню — она рассказала, что ее обещали уволить, если еще раз застанут нас за беседой, поэтому все, что мне оставалось — читать, играть с Арком и гулять по парку. Еще немного, и я выучу наизусть каждое деревце, застывшее до весны со вскинутыми к небесам, словно в молитве, ветвями, каждый куст и каждую сухую травинку. С закрытыми глазами могу тут ходить и не заблужусь.

Мне отчаянно не хватало общения. Чувств. Полноты жизни. Я и рада была бы это изменить, но гордость не позволяла сделать первый шаг. Винсент действительно приехал вчера поздно вечером — я как раз была в гостиной — прошел мимо, даже не взглянув в мою сторону. Та же история повторилась и на следующее утро, когда мы столкнулись в дверях столовой. Мазнул по мне равнодушным взглядом, бросил короткое приветствие, после чего удалился.

Не знаю, почему, но эта холодность меня зацепила. Захотелось наброситься на него и надавать пощечин, только чтобы стереть с холеного лица надменное равнодушие, поэтому я быстро собралась и сбежала на прогулку: не хватало еще выходить из себя из-за этого бесчувственного гада. Ну и разумеется, «забыла» поставить его в известность. Перебьется.

— Луиза!

Мне показалось, или это… голос Рина?! Да нет, не показалось — стоял в нескольких шагах от меня: высокий и красивый, как арнейский бог, неуверенно сжимал в руках шляпу. Взвизгнув от восторга, я подбежала к нему и повисла на шее, а он подхватил меня за талию и закружил. В эти мгновения я совершенно забыла о том, что расстались мы не лучшим образом и вспомнила, только когда он поставил меня на землю. И Рин тоже — сдвинул брови, взглянул угрюмо и произнес:

— Прости меня.

Слова дались ему нелегко, но я вообще на него не обиделась, ничуточки. Странно, если бы он повел себя иначе.

— Как же я рада тебя видеть!

— Правда?

— Правда!

— И совсем не злишься? — он внимательно смотрел на меня, будто пытаясь разгадать, я же с трудом сдержала улыбку. Поразительно, как он вообще стал актером — более бесхитростного и искреннего человека я еще не встречала. Вот уж у кого все на лице написано, так это у Рина Арджи.

— Совсем, — я подхватила его под локоть, и мы вместе направились по дорожке, вглубь парка. Арк прыгал рядом и радостно лаял.

— Привет, дружище! — Рин потрепал его по голове. — Тогда почему ничего не написала?

— Не написала?

— Я приходил уже пару раз, но меня не пустили, и я принес тебе письмо. Отдал седому такому, с кислой рожей. Но ты не ответила, пришлось у дома ждать, а потом бежать за тобой до парка.

Я сжала кулак. Мало того, что письмо не отдал, так еще и не сказал ни слова. Вот же… гад ползучий. Может статься, и дедушкины письма все еще у него или уже превратились в пепел? Некоторых людей даже зонтик под коленку ничему не учит. Ну Гилл, ты доигрался!

— Мне его не передали, — голос звенел от ярости, и я поспешила сменить тему. — Откуда ты узнал, как меня найти?

— Приставал к миссис Купер — до тех пор, пока она не смилостивилась, ну и… сразу пошел к тебе.

Чувствовалось, что ему по — прежнему неловко.

— Расскажи, как ты сам! Что нового в театре? Сильно на меня злятся?

Рин вздохнул.

— Сейчас уже поспокойнее стало, а первые дни вообще все как на вулкане жили. Искры летели только так, одно слово — и пожар. Думал, поувольняет нас всех к демоновой бабуле.

Ладно, Луиза, пока еще не время расстраиваться. Времени-то прошло всего — ничего — неделя с хвостиком. Хорошо бы наш директор немного поостыл ко дню, когда я освобожусь ото всех змееподобных.

— И остался бы без лучших актеров.

— Луиза, все на тебе держалось. В этой постановке так точно.

Слышать такое было приятно, поэтому я опустила глаза. Сколько в этом было истинного смущения, а сколько — игры, не знаю, грань слишком истончилась в последние дни. У меня даже щеки покраснели вполне натурально.

— Я бы так не сказала.

Рин махнул рукой.

— И что же, спектакль совсем отменили? — очень хотелось знать, что я одна такая, единственная и неповторимая, и что антрепренер с ног сбился, подыскивая мне замену, да так и не нашел.

— Завтра — первый показ… без тебя.

Неожиданно. И немного обидно.

— И кто же меня заменит?

— Люсьена.

— Люсьена?!

Нет, девочка конечно была хороша в роли любовницы, но как на мой взгляд, здорово переигрывала. И если в образе истеричной графини это допустимо и даже к месту, то Сильви должна быть совсем другой! Я могла бы еще представить, что директор выдернул какую-нибудь подающую надежды девушку из не сильно популярной постановки, или попытался переманить из другого театра по — настоящему талантливую актрису — например, Аделину Вальтан. Но — Люсьена?! Настроение мигом испортилось, даже пригревающее не по — осеннему солнце не радовало.

— Расстроилась? — Рин погладил меня по запястью.

— С чего бы? — я деланно рассмеялась. — Думаешь, меня заботят такие глупости?

— Театр значит для тебя очень много.

Разумеется! Много, гораздо больше, чем кто-либо может себе представить, но я никому не собираюсь признаваться в том, что меня волнует какая-то там Люсьена на моем месте! Тем более что когда я вернусь, это не будет иметь никакого значения. Все это.

— Для меня ты все равно единственная Сильви, — Рин улыбнулся, — и просто единственная.

Я остановилась, запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в глаза — бездонные, как раскинувшееся над нами осеннее небо, и такие же яркие. Выбившиеся из прически пряди трепал ветер, и я неосознанно заправила их за ухо. После безмолвного заточения у де Мортена Рин стал для меня глотком воздуха — чистого и прозрачного, как в лесу. Того, который хочется вдыхать полной грудью, пьянеть и сходить с ума от недолгого помешательства.

— Зачем ты это говоришь?

— Потому что я с ума без тебя схожу, Луиза.

Знал бы он, сколько раз мне такое говорили! Но большинство известных мне мужчин подразумевали под этим лишь желание провести ночь в моей постели. А чего хочешь ты, Рин?

— Я много думал, — он сунул руки в карманы, потом резко выдернул, потер друг о друга и обхватил себя, скрестив их на груди, — о тебе… о нас. У меня есть деньги — я удачно вложил их в одно дело. Магазин «Колье Арджери» знаешь?

Знаю ли я? Не найдется ни одной женщины в Лигенбурге, которая хотя бы однажды не замирала у витрины, разглядывая обработанные по последним технологиям камни в изящных кольцах, серьгах, браслетах или колье из платины, золота и серебра. Невероятно дорогие украшения сказочной красоты. Каждое изделие было уникально, ювелир «Арджери» никогда не повторялся. Все камни привозили из Загорья, таких у нас не добывают, обработка проводилась там же — не ручная, фабричная! Магазин появился пару лет назад, и с тех пор пользовался небывалой популярностью, а суммы, которые кавалеры оставляли в нем, чтобы порадовать дам, были просто баснословными.

— Словом, магазин принадлежит мне и моему другу, — Рин помялся и закончил, — Жерар ювелир, а я веду дела. Подумал, что когда все закончится… когда ты избавишься от этого заклятия, мы могли бы с тобой пожениться и даже открыть свой театр, если ты захочешь продолжать выступать.

— О, — только и сказала я. Хорошо хоть рядом была скамейка, на нее я и присела, нисколько не заботясь о том, что могу замочить платье — испарина тумана покрывала в парке все и вся.

Рин стащил шляпу и принялся ее теребить, а я смотрела на него и не могла поверить в то, что услышала. Он — совладелец «Колье Арджери»?! Невероятно! Вот тебе и бесхитростный мальчик. Мальчик, который снимает квартиру в доме на окраине: я там не была, но неоднократно слышала о том, как в ней тесно, и что он изредка полирует макушкой потолок. К тому же мне, кажется, сделали предложение. Что здесь особенного? Да просто актрисы… редко выходят замуж.

— И? — он подошел рядом и опустился на корточки, заглядывая мне в глаза. Арк набегался и плюхнулся рядом, вывалив язык и часто дыша. Теперь на меня вопросительно смотрели уже двое.

Можно было бы закатить глаза и хлопнуться в обморок, ну то есть вроде как хлопнуться в обморок, но смелость Рина заслуживала честного ответа.

— Рин, ты же знаешь, что я…

— Забудь об этом, — он сжал мои руки, и кисть обожгло болью. Вот интересно — змея жалит только когда хочешь изменить, или в принципе, когда рядом объявляется симпатичный кавалер и просто шепчет тебе на ушко непристойности? — Я все знаю, и я смогу с этим справиться. Если от этого зависит твоя жизнь… Я готов тебя ждать, сколько потребуется.

— Ты думаешь, что сможешь это принять… — сдавленно прошептала я. Угораздило же — оказаться между двух мужчин, да еще и в такой пикантной ситуации! Рин и Винсент разные, как небо и земля, первый — внимательный, нежный, второй… демон пойми что и сбоку галстук — бабочка.

— Не думаю. Знаю.

Он потянулся к моим губам, но я отпрянула. Не потому что испугалась, а потому что понимала: сейчас вручить ему надежду — слишком жестоко.

— Если ты готов ждать, — помедлив, произнесла я, — я найду тебя, когда все закончится.

Рин снова нахмурился, а потом поцеловал мои пальцы, поднялся и подал мне руку.

Назад мы возвращались в молчании, но, как ни странно, я не чувствовала ни малейшей неловкости. Словно так и должно быть — тишина, наше дыхание и топот Арка — то за нашими спинами, то впереди — когда он видел стаю сизарей и бросался к ней со всех лап.

Рин проводил меня до двери, и я не стала возражать. Вот только стоило нам разомкнуть руки, а мне перешагнуть порог дома, как ярость, задремавшая было, снова поднялась. Я швырнула накидку прямо на кушетку, туда же полетели перчатки и шляпка.

— Гилл! — мой высокий голос разорвал тишину этого мрачного логова и вторил ему звон колокольчика. — Гилл!!!

Он появился — не сразу, но появился: надменно взглянул на меня и замер.

— Вы что-то хотели, леди Луиза?

Я была близка к тому, чтобы запустить в него пепельницей, которые в доме были повсюду: де Мортен не стеснялся курить сигары там, где ему нравится, поэтому на всякий случай спрятала руки за спиной.

— О да. Почему вы не передали мне письмо от мистера Арджи?! — я шагнула к нему, и дворецкий попятился — видно, все еще помнил зонтик.

— Потому что он приносит всю почту мне, — обманчиво спокойный голос Винсента заставил сжать кулаки. Де Мортен спускался по лестнице, небрежно — равнодушный, как Загорье, славящееся невмешательством во время войн. Ну почему, почему рядом с ним меня наизнанку выворачивает от гнева?!

Я глубоко вздохнула и повернулась к нему.

— В таком случае вопрос уже к вам.

— Ваша безопасность — моя забота, а вы всячески ей пренебрегаете. И кто же рассказал вам о письме?

Де Мортен остановился рядом со мной, сложил руки на груди, привычно обжег взглядом — раскаленным, словно угли в жаровне. В позе скука, но он умел раздавить одним движением и заставить ползать на коленях, не меняясь в лице. Да только не на ту напал!

— Моя безопасность?! — я скрестила руки на груди и вздернула подбородок. — Если бы заклятие не имело к вам никакого отношения, меня бы уже не было. А про письмо мне сообщил тот, кто его написал.

Винсент прищурился, шагнул еще ближе, за его широкими плечами я уже не могла рассмотреть куда делся дворецкий. Пришлось задрать голову, чтобы смотреть в глаза де Мортену.

— Вы так стремитесь вновь попасть в мою постель, что готовы даже встречаться с любовником, — уголок рта презрительно дернулся. От вкрадчивых интонаций волоски на руках встали дыбом, по спине побежали мурашки. А еще на него напала болтливость: обычно Винсент выдавал фразы покороче. — И как же он относится к тому, что вы развлекаетесь с другим?

— В отличие от вас, не тыкает меня носом в заклятие, — я затолкала поглубже позорное желание пустить слезу в духе благородных девиц. Не представляю, что на меня нашло. — Впрочем, вы и так все знаете — ведь почту Гилл приносит именно вам.

Оставаться рядом с ним не было никаких сил, но и бежать было некуда. Стоит ему ко мне прикоснуться — и я пойду за ним на край света. Да что там прикоснуться. Он просто стоит рядом, а я готова сдирать с себя одежду и вопить: «Винсент, я вся ваша!» — только чтобы чувствовать его жесткие ласки — снова и снова, до изнеможения, до сорванного криками голоса. Сказать бы, что я схожу с ума в этих четырех стенах, что у меня скоро боязнь замкнутых помещений разовьется, а на улице я буду шарахаться от людей, потому что их почти не вижу. О том, как меня зацепило его показное равнодушие, потому что все, чего я хотела — простого приветствия, только не как собаке или служанке, и может, самую чуточку, вопроса о том, как я себя чувствую. Вот только ему наплевать на меня еще больше, чем мне на него. Здорово же придется постараться, чтобы уравнять себя с ним хотя бы в этом.

— Не драматизируйте, — бросил де Мортен, — мы не на сцене.

Внутри все переворачивалось от желания прижаться к нему, обвивать руками шею и сплетаться в объятиях. В мыслях кожа уже вспыхивала под его пальцами и губами, а в крови струился жидкий огонь желания.

— Чтоб вам в Адем провалиться, — процедила я, — хотя сдается мне, вы оттуда вылезли!

И правда — представить на его месте главного демона с рожками и хвостом, было на удивление легко. Да, рога бы ему пошли! Развесистые, как у горных крикунов. Еще немного — и я не выдержу, наброшусь на него сама, а назавтра буду собирать остатки гордости в чайное ситечко и посыпать ее пеплом свои рыжие кудри. Такого я допустить не могла, а потому позорно сбежала, оставив Винсента в гостиной, наедине с его внутренним льдом, которым можно заморозить Теранийскую пустыню.

Только оказавшись в комнате, прижалась спиной к двери. Сердце колотилось как сумасшедшее, зато я все-таки получила пусть небольшую, но отсрочку. Впервые за все время моего пребывания здесь, эта темница стала для меня спасением.