Происхождение денег

Дилан Эванс

Основатель и генеральный директор Projection Point; автор книги Risk Intelligence: How to Live with Uncertainty («Оценка риска: как жить в условиях неуверенности»)

Рассказ Карла Менгера о происхождении денег – мое любимое научное объяснение. Оно весьма убедительно, ибо показывает, как деньги постепенно возникли из бартерных отношений, при том, что никто их сознательно не изобретал, так что это великолепный пример действия Невидимой Руки из учения Адама Смита. Современные ученые как раз и называют такой процесс «постепенным возникновением».

Карл Менгер (1840–1921) основал австрийскую школу экономической мысли, неортодоксальную, часто высмеивавшуюся многими экономистами традиционного толка, чьи мнения зачастую определяли магистральный путь в экономической науке. Однако в своих гипотезах происхождения денег эти экономисты обходят вопрос, на который дает ответ Менгер. В традиционном учебнике экономики обычно перечисляются проблемы, вызванные натуральным обменом, и затем объясняется, как деньги позволили справиться с этими проблемами. Но авторы толком не объясняют, каким образом, собственно, появились деньги: точно так же простое перечисление всевозможных преимуществ воздушных перелетов не объясняет, как изобрели самолет. В своей «Теории монетарных институтов» (The Theory of Monetary Institution) (1999) Лоуренс Уайт пишет: «Создается впечатление, что меновая торговля в одно прекрасное утро просто почувствовала, какие преимущества сулит денежный обмен, и к середине дня уже вовсю использовала какой-то из товаров в качестве денег».

Такое объяснение, разумеется, смехотворно. По словам Менгера, деньги появляются в результате целого ряда небольших шагов, в основе каждого из которых – личная выгода и личный выбор индивидуальных торговцев. Сначала торговцы, занимающиеся натуральным обменом, понимают, что в случаях, когда прямой обмен затруднителен, они могут получить желаемое путем непрямого обмена. Вместо того чтобы искать кого-то, у кого есть то, что я хочу, и кто одновременно хочет заполучить то, что у меня есть, мне достаточно просто найти того, кто хочет то, что у меня есть. Затем я могу сменять то, что у меня есть, на его товар, даже если не хочу потреблять его сам. А уж потом я сменяю полученный товар на что-то, что сам хочу потребить. Получается, что в данном случае я использовал промежуточный товар в качестве средства обмена.

Как отмечает Менгер, не все товары одинаково востребованы для обмена: некоторые легче обменять, чем другие. Следовательно, торговцу выгоднее накопить у себя большой запас ходких товаров для использования их в качестве средства обмена. Другие смышленые участники рынка быстро подхватят этот фокус, и в конце концов рынок сойдется на одном общем средстве обмена. Это и есть деньги.

Теория Менгера показывает не только то, как деньги могут появляться без всякого сознательного плана, но и то, что этот процесс не зависит от законодательных актов или центральных банков. На это, впрочем, тоже часто не обращают внимание экономисты традиционных направлений. Возьмите хоть Майкла Вудфорда. Это один из самых влиятельных экономистов-монетаристов из ныне живущих, но в его книге 2003 года «Выгода и цена: основы теории монетарной политики» (Interest and Prices: Foundations of a Theory of Monetary Policy) не отводится и страницы на то, чтобы разобраться, как выглядела бы банковская система без всякого центрального банка. У свободной банковской системы долгая история. Впервые такая система зародилась в Китае примерно в 995 году, более чем за 6 столетий до появления первого центрального банка.

Можно ли дать появлению центральных банков такое же объяснение с точки зрения Невидимой Руки Рынка, которое Менгер предложил для механизма возникновения денег? По мнению Лоуренса Уайта, ответ зависит от того, что мы понимаем под термином «центральный банк». Если среди его определяющих свойств значится государственное финансирование, тогда ответ – «нет». Появление центральных банков нельзя приписать лишь воздействию рыночных механизмов: на каком-то этапе в дело вступает сознательная деятельность государства. Мотивы, которыми при этом руководствуются власти, нетрудно представить. Начнем с того, что, становясь эксклюзивным поставщиком банкнот, правительство получает монопольный источник прибыли, осуществляя своего рода беспроцентный заем у общества, являющегося носителем этих беспроцентных бумаг – денежных знаков.

В наши беспокойные времена, когда центральные банки увеличивают свои запасы денег путем массовых количественных послаблений (увеличения объема денежной массы с одновременным изменением размера обязательных резервов у коммерческих банков при весьма низких процентных ставках), теория Менгера действенна как никогда. Она предупреждает нас, что откликом еврозоны на нынешний кризис не обязательно должно быть усиление централизации: может возникнуть движение в противоположном направлении – в сторону режима, при котором каждому банку разрешено выпускать собственные банкноты. Тогда приток денег в экономику будут контролировать рыночные механизмы, а не центральные банки.

Прецессия симулякров

Дуглас Рушкофф

Медиа-аналитик, писатель-документалист; автор книги Life Inc: How Corporatism Conquered the World, and How We Can Take It Back («Компания “Жизнь”: как корпоративизм завоевал мир и как нам отвоевать его обратно»)

Лишь в сравнительно позднем возрасте я обнаружил, что многие вещи, которые я считал чем-то само собой разумеющимся, какими-то изначально существующими во Вселенной, на самом деле являют собой творения и идеи людей. Я понял, что «прецессия симулякров» французского социолога и философа Жана Бодрийяра – чрезвычайно полезный путь для понимания того, насколько мы сегодня оторваны от реальности.

Основная идея тут в следующем. Существует реальный мир, существуют карты, которыми мы пользуемся для его описания, и существует всякого рода иная деятельность, которая происходит на такой карте, – иногда почти не связанная с территорией, которую изображает данный участок карты. Есть реальный мир, есть представление реального мира, и есть ошибочное мнение, что эта симуляция и есть реальность.

Эта идея вновь вошла в моду, когда на сцену ворвалась виртуальная реальность. Различные авторы принялись то и дело цитировать Бодрийяра, словно нас необходимо предупреждать об опасностях ухода в наши виртуальные миры, как будто при этом мы оставляем позади наш мир из кирпича и цемента, из плоти и крови. Но я никогда не воспринимал компьютерные симуляции как нечто очень уж опасное. Более того, очевидная поддельность компьютерных имитаций (от игр до Фейсбука) не только поддерживает в нас осознание их симуляционной природы, но и вынуждает задаться вопросом о реальности всего остального.

Итак, есть земля – та реальная штука, по которой мы ходим. Есть территория – карты и линии, которые мы используем, дабы определить границы земли. Но ведь вокруг того, как провести эти линии на картах, ведутся настоящие войны.

Можно выстраивать все новые и новые уровни отчуждения человека от реального мира, приводящие к все новым и новым абстракциям. Земля становится территорией; территория затем становится собственностью, которой начинает кто-то владеть. Сама по себе собственность может быть куплена в кредит. Ипотечный кредит – разновидность инвестиций, которую можно соотнести с производными финансовыми инструментами (деривативами), застраховав их при помощи так называемого свопа на дефолт по кредиту (т. е. застраховавшись от неисполнения кредитных обязательств).

Есть компьютерный алгоритм для торговли кредитными дефолтными свопами (и есть программисты, пытающиеся отследить действия этого алгоритма, чтобы создать конкурирующие алгоритмы): такой уровень взаимодействия вполне реален. И с финансовой точки зрения он оказывает большее влияние на то, кому достанется право жить в вашем доме, чем едва ли не все прочие факторы. Кризис кредитных дефолтных свопов может обанкротить страну размером с Соединенные Штаты, ничего не изменяя на соответствующей реальной земле.

Или возьмем деньги. Это мера стоимости – труда, курицы, ботинка. Следующий уровень – та штука, при помощи которой мы представляем эту стоимость: скажем, золото, или таблички с записями о количестве хранящегося у вас в амбарах зерна, или золотые сертификаты. Мало того: как только мы привыкнем использовать эти записи или иные документы как эквивалент ценной вещи, мы можем сделать еще один шаг и прийти к банкноте федеральной резервной системы – бумажной валюте, которая не имеет никакой связи с золотом, зерном или трудом, с курами, с башмаками. Итак, перед нами три главных шага: стоимость, представление стоимости и отчуждение от того, что имеет стоимость.

Это последнее отчуждение играет особую роль, во многих отношениях весьма печальную. В этот момент мы забываем, откуда берутся вещи, мы забываем то, что они представляют. Симуляция выходит на первый план, изображая реальность. Придуманный ландшафт ловко вписывается в природу, и в дальнейшем мы принимаем его за настоящий.

Тогда-то мы и становимся особенно уязвимы для иллюзий, фантазий и жульничества. Едва мы начинаем жить в мире искусственно созданных символов и симуляций, тот, кто управляет картой, будет управлять и нашей реальностью.