Бигорра

На рассвете звук рожков разнесся по самым дальним уголкам Энды. Это не было ни призывом на совет племен, ни предостережением о том, что реки вышли из берегов, или об угрожающем посевам пожаре. Рожки звучали целые сутки, не умолкая даже ночью и держа в напряжении жителей обоих склонов Илене, Лунных гор, настолько высоких, что некоторые из самых высоких вершин во время непогоды скрывались за тучами, и деливших Землю Энды на две части. Вскоре стала известна и причина тревоги, извещавшей об очередном вторжении орд самых ужасных варваров, когда-либо нападавших на эти земли. Но в отличие от предыдущих вторжений, когда агрессоры лишь проходили через их территории в поисках других, более богатых стран, в этот раз все указывало на то, что они перешли Великую Северную Реку и Великую Южную Реку, и намерены остаться. Вестники помчались по долинам и равнинам, извещая вождей селений и повелителей главных городов, выступая перед советами старейшин и описывая все увиденное. Всем, кто желал их слушать, они рассказывали, что агрессоры – воины гигантского роста в железных доспехах, как и их лошади и вьючные животные. Они также располагали невиданными боевыми машинами и ужасными животными, которым довольно было одного укуса, чтобы оторвать человеку голову. Они стирали с лица земли селения и уничтожали посевы, убивали мужчин и мальчиков, а также женщин и девочек, которых сначала насиловали. Они грабили все, что встречалось им на пути. Там, где они проходили, воцарялась тишина.

Густой туман повис над землями племени Бигорра, а дороги расползлись жидкой грязью от мелкого, но непрестанно сеющего дождя. В хижине вождя клана из Турбы вся семья собралась перед очагом, завтракая густой чечевичной похлебкой, прежде чем приступить к привычным ежедневным делам. Атта, сын Ансо, с довольным видом поглядывал на своих троих детей, двух парней и девочку, опускавших ложки в деревянную миску, которую мать поставила в центре их маленького круга. Мужчина задержал взгляд на беременном животе подруги и улыбнулся. Десять зим миновало после рождения маленькой Геруки, и вновь Богиня благословила его семя, когда он уже этого не ожидал. Дети были самым большим его сокровищем, и он был уверен, что дитя в животе спутницы тоже будет мальчиком. Мужчина должен был зачинать мужчин, чтобы сыновья его поддерживали, работали, сражались и охотились рядом с ним, а в старости о нем заботились. Его взгляд обежал тело Эрхе, задержавшись на ее лице, и он снова улыбнулся. Судьба была к нему благосклонна, наделив его плодовитой и красивой женщиной. Несмотря на долгие годы совместной жизни и на белые нити, появившиеся в пышных черных волосах спутницы, он желал ее так же сильно, как в тот день, когда впервые привел в свою хижину, победив соседей в сражении за право обладания пастбищными угодьями. Зейану, вождю бьярно из Лескара, не только пришлось уступить спорные пастбища, но также отдать ему свою сестру в качестве компенсации за двух погибших воинов бигорра. Атта знал, что никогда не забудет тот день, когда они впервые остались наедине в его хижине: она набросилась на него, как медведица, защищающая свою территорию, хотя вместо когтей использовала нож, ранив его в шею. Кровь, фонтаном ударившая из раны, превратила фурию в нежнейшее создание. Бросив нож, она усадила его на стул, промыла рану, присыпала ее пеплом и перебинтовала ему шею полосой ткани, которую извлекла из узкого длинного мешка, привезенного из дома брата. После этого она ему отдалась. Он больше никогда не пытался взять ее силой. Ей довольно было провести пальцем по шраму, чтобы напомнить о том, что к числу кротких женщин она не относится.

– Ихабар, пойди разыщи рыжую корову, которая вчера сбежала из стойла, – сказал Атта, чтобы отвлечься от желания снова лечь с Эрхе в постель.

– Сама вернется, – ответил юноша, – она всегда это делает.

– Я сказал, иди.

– В такой туман я не замечу, как набреду на медведя.

– Иди.

Атта нахмурился, и его голос стал хриплым, как всегда, когда кто-то осмеливался ослушаться его приказа.

– Почему не может пойти Исей? Он старше и сильнее. Наверняка он не только убьет медведя, но и вернется со шкурой, из которой мама сошьет шубу на зиму!

Представив себе мать одетой в шкуру медведя, они с Герукой расхохотались, но их веселье оборвал шлепок, который отвесил сыну Атта.

– Иди, – повторил он.

На этот раз юноша встал и поспешно вышел из хижины.

Проклятье! Он уже не ребенок, чтобы его при всех шлепали. Он мужчина, и ему начинало надоедать то, что отец продолжает обращаться с ним как с маленьким. При первой же возможности он уйдет из Турбы и отправится в Элузу, большой город на севере. Он найдет себе работу, а еще лучше – станет наемником. Он слышал о том, что вожди тех земель нуждаются в воинах, чтобы защититься от нападений каких-то варваров под названием фрей, которые то и дело вторгаются на их территории. Наверняка его примут без всяких проблем – ни один вождь не откажется от такого новобранца. Не зря он научился мастерски владеть копьем, хотя, конечно, ему хотелось бы иметь новый меч. Пока мечи были только у отца и Исея. Они научили его обращению с этим оружием, но владеть собственным мечом пока не позволяли.

– Вначале мы должны убедиться, что у тебя есть голова на плечах, – заявил брат в ответ на вопрос, почему ему нельзя иметь свой меч.

Но как он мог доказать им, что голова у него есть, если ему до сих пор не предоставили ни единой возможности?

Однажды он чистил конюшню и нашел в углу под грудой камней старый меч. Казалось, хозяин преднамеренно его там спрятал. Меч заржавел, но все равно представлял собой великолепный образчик оружия. Он был длиннее, чем даже меч Атты, с рукоятью из рога взрослого оленя, покрытой резьбой, понять символику которой ему не удалось. Управляться с длинным и тяжелым оружием Ихабару было трудно, приходилось держать его обеими руками. Тем не менее всякий раз, улучив свободную минуту, он извлекал меч из тайника и сражался с невидимым врагом, а Кокска, его конь, и рыжая корова наблюдали за ним, как будто насмехаясь над этими усилиями.

Но куда, черт возьми, подевалась эта проклятая корова? Он уже давно ее искал, бродя по лужам и насквозь промочив сапоги. Промокла и его одежда, а волосы прилипли ко лбу. Он напрягал слух, надеясь услышать колокольчик на шее коровы, но вокруг царила мертвая тишина. Наконец, когда он уже собирался отказаться от дальнейших поисков, предпочитая гнев отца риску свалиться в какую-нибудь яму или повстречаться с медведем, откуда-то издалека донесся еле слышный звон. Он еще не был воином, зато успел стать первоклассным следопытом. Юноша самодовольно напомнил себе, что значительно превосходит в этом искусстве не только брата, но и всех остальных мужчин Турбы.

Он вернулся в середине утра, когда лучи солнца уже начинали рассеивать туман. Сидя верхом на спине рыжей коровы, он подгонял ее ударами палки по крупу. До хижины Атты, самой большой из всех, как и полагалось вождю клана, уже было рукой подать, когда воздух разорвал душераздирающий крик, похожий на истошный визг забиваемой свиньи. Спрыгнув с коровы, он бросился бежать к хижине в уверенности, что кто-то напал на его семью. Распахнув дверь, он замер на пороге, убедившись, что в хижине все спокойно и никаких врагов в ней нет. Мать обрабатывала раны незнакомого окровавленного мужчины, а отец, брат и шестеро членов Совета с обеспокоенным видом наблюдали за операцией. Маленькая Герука спряталась, и ее кудрявая головка едва виднелась из-за за тюков с сеном, служивших постелью, а в ее синих глазах светился страх, к которому примешивалось любопытство.

– Кто это? – спросил Ихабар, указывая на раненого.

– Воин ауско, – последовал лаконичный ответ Атты.

– Что с ним случилось?

– Мы еще не знаем. Он все нам расскажет, как только твоя мать закончит за ним ухаживать.

Раны чужака были серьезными – его щека была рассечена, и глубокий разрез уходил в бороду. Кроме того пострадало левое предплечье. Осмотрев оба ранения, Эрхе решила, что хотя изуродованное лицо выглядит ужаснее, рана руки опаснее, поскольку отек и покраснение указывали на проникшую в кровь инфекцию. Поэтому она первым делом облила ее лучшей водкой, после чего соскоблила уже образовавшийся струп и нагрела в очаге железный прут. Атта и его старший сын крепко схватили мужчину за плечи, а Эрхе прижала раскаленное железо к ране. От невыносимой боли воин взвыл и тут же потерял сознание. Когда Ихабар вбежал в хижину, его мать уже успела промыть рану на лице незнакомца и принялась зашивать ее иглой, в которую продела нить из кишок барана.

– Шрам останется, но будет едва заметен, – заявила она, довольная своей работой.

– Где ты оставил рыжую корову? – спросил Атта у сына.

Не ответив ни слова, Ихабар поспешно вышел из хижины. Он был уверен, что чертова корова снова сбежала, но нет – животное терпеливо ожидало на том же месте, где он его оставил, и юноша отвел ее в хлев.

Мужчина пришел в себя, когда семья и члены совета приступили к полуденной трапезе – кролику, тушеному с овощами. Его трясла лихорадка и мучила жажда. Прошло еще некоторое время, прежде чем он смог заговорить.

– На нас напали фрей, – с трудом выговорил он. – Они сравняли с землей Элин.

– Сколько их? – спросил Атта.

– Не счесть.

– Не счесть?

– У них боевые машины и невиданные звери.

– Куда они идут?

– Сюда.

– Откуда ты знаешь, что они идут сюда?

– Их король Гонтран поклялся завладеть всей Землей Энды, до последнего уголка и клочка.

– Это он напал на Элин?

– Нет, это сделал его генерал, дож Баладасте, – ответил раненый, прежде чем снова потерять сознание.

– Отец…

– Помолчи, Исей, я думаю.

Баладасте… сукин сын… Уже прошло много времени, но Атта не забыл этого тарбело, с которым провел зиму в Элузе. Этот большой город, давший название местному племени – элузо, был самым удивительным местом, которое он когда-либо видел. Он до сих пор помнил его вздымающиеся к тучам гигантские башни в форме заостренных игл, его гладко выбритых мужчин и женщин с длинными серьгами в ушах и заплетенными в косы волосами. Все они носили дорогую одежду и свысока смотрели на тех, кто, подобно ему, совсем недавно прибыл из других мест. Отец отправил его в последний в Энде военный Коллегиум, желая, чтобы сын освоил искусство войны и управления, а когда наступит его время, оказался достоин звания вождя клана Турбы. Баладасте был родом из Акисе и приехал в Элузу в последнюю зиму обучения Атты, которому, следуя старой традиции, его поручили в качестве ученика. Согласно этой традиции ветераны опекали и обучали новичков. Впрочем, юноша с самого начала продемонстрировал бо`льшую склонность к развлечениям, чем к обучению, и часто сбегал по ночам в поисках приключений с женщинами, съезжающимися в Элузу со всех уголков изученного мира. Спустя какое-то время Атта узнал, что тот продался врагу и возглавил поход против собственного народа в обмен на титул дожа у фрей. Что за безумие! Должно было произойти что-то очень серьезное, из-за чего он так сильно изменился. Хотя, возможно, он с самого начала был гнилой душонкой, и Атта просто его не распознал.

Пристально глядя в огонь, Атта пытался понять, какое следует принять решение. С юга им угрожали гаута, с севера фрей, а теперь они же еще с востока. Это означало, что Земле Энды угрожают два хищника, жаждущих сделать ее своей жертвой.

– Псы они все паршивые, – пробормотал он.

Всем этим ордам нужно было одно – грабежи и убийства. Вначале гаута, затем фрей. Последние располагали тысячами воинов и очень важной крепостью в Тулузе, на другом берегу Великой Северной Реки, хотя до сих пор они бигорра не беспокоили. Израненное тело ауско, чье прерывистое дыхание было единственным звуком, нарушающим царящую в хижине тишину, служило доказательством того, что они принялись за старое. Если то, что говорил этот человек, было правдой, они в любой момент были готовы появиться в Бигорре, не располагающей достаточными средствами защиты от такого войска.

– Ихабар, бери Кокска и поспеши в Лескар. Сообщи своему дяде Зейану, что фрей снова начали войну и что они идут сюда.

– А что будет, если они придут раньше, чем я вернусь? – спросил юноша.

– Не думаю, что это случится. Большой армии требуется много времени, чтобы переместиться из одного места в другое, а между ауско и нами есть еще и другие селения, на которые они наверняка нападут.

– Я предпочитаю остаться и сражаться рядом с тобой.

– А я тебе говорю, чтобы ты поспешил за подмогой к дяде.

– Бьярно наши враги! Проклятые мерзавцы! Не думаю…

– Позволь тебе напомнить, что твоя мать бьярно, так же, как и половина тебя самого, и я не позволю тебе отзываться о них неуважительно. Бери лошадь и немедленно отправляйся в путь.

Ни на одну секунду Атта не повысил голос, но в его взгляде сверкала ярость, так что Ихабар повиновался и, поджав губы, вышел из хижины. Он нашел старый меч, закрепил его на спине собственноручно изготовленными ремнями, вывел из конюшни Кокска, вскочил ему на спину и поскакал в Лескар. На этот раз отцу оказалось недостаточно унизить его перед всей семьей, он сделал это еще и перед членами Совета. Ну хорошо, он известит дядю Зейана, но затем, вместо того чтобы возвращаться в Турбу, он прямиком отправится в Элин, чтобы сражаться против этих негодяев фрей. Отец с Исеем его плохо знают. Кроме того, если он вернется в Турбу, ему, вне всякого сомнения, снова скажут, что он слишком юн, чтобы браться за оружие, и заставят заботиться о матери и сестре, вместо того чтобы позволить сражаться против захватчиков. Он был так рассержен и погружен в свои мысли, что не заметил огромную ветку дерева, упавшую на дорогу. Лошадь резко остановилась, и Ихабар перелетел через ее голову, приземлившись в большую грязную лужу.

– Проклятье! – заорал он. – Кокска! Сукин сын! Что же это за день такой сегодня, что мне так не везет?

Он поднялся, попытался отряхнуть грязь с одежды и, пошатываясь, направился к лошади. Но тут животное в испуге вскинуло голову, перепрыгнуло через ветку и пустилось вскачь, скрывшись в тумане, который снова начал опускаться на землю, лишь ненадолго рассеявшись в полдень. Подобное поведение лошади так удивило Ихабара, что он потерял дар речи и даже не окликнул покинувшего его коня. Что-то его, видимо, испугало, потому что Кокска всегда был очень спокойным и никогда не создавал хозяину ни малейших проблем, разве что изредка покусывал, когда на него надевали уздечку. Ихабар огляделся по сторонам, вытащил меч и замер как вкопанный. Под толстым дубом, в нескольких шагах от упавшей ветки, сидел и пристально на него смотрел огромный волк с длинной бурой шерстью. Вероятность остаться в живых после нападения волка была минимальна. Юноша знал, что зверь бросится на него и разорвет в клочья, прежде чем он успеет взобраться на дерево. Но даже если допустить невероятное – то, что ему удастся выйти из этой схватки победителем, – он все равно будет изранен и истечет кровью прежде, чем доберется до ближайшего селения. Было совершенно очевидно, что Богиня не хочет, чтобы он встретил следующий рассвет. Он не двигался с места, хотя в любом случае ноги не позволили бы ему этого сделать. Он ожидал нападения, но зверь тоже сидел неподвижно.

– Ждет, что я пошевелюсь первым, – пробормотал юноша себе под нос.

Тем не менее было не похоже, что волк собирается на него нападать, и голодным он тоже, как будто, не был. В таком случае, чего он ждет? Они молча наблюдали друг за другом, и эти несколько минут показались юноше вечностью. Затем зверь развернулся и ушел в лес. Ихабар еще долго стоял неподвижно, пытаясь понять, что же тут произошло, и определить, чем вызвана дрожь, охватившая все его тело, – промокшей одеждой или испугом. Приближалась зима, к ночи начало холодать, и дневной свет стремительно убывал. Необходимо было спешить, и он пустился в путь. Он не мог вернуться в Турбу без лошади и не предупредив дядю. Он также очень слабо представлял, где сейчас находится, но, по своим подсчетам, должен был уже проделать не меньше половины пути. Если ему повезет, он придет в Лескар к полуночи, а если повезет еще больше, найдет и Кокска, этого лопоухого ишака, который сбежал, как последний трус, бросив его на растерзание диким животным.